Лирика

      Нижняя губа постепенно скрывалась под слоем ярко-красной помады. Потом ещё под одним слоем, и ещё одним, и ещё. Вскоре исчезла и верхняя — на её месте осталось броское красное пятно вытянутой формы.       Вчерашняя школьница, Ната ещё толком не привыкла как девушка пользоваться косметикой. И к новой короткой причёске тоже. Свежеотрезанные кончики мягко касались кожи, но она не знала, нравится ли что-то ещё в этой стрижке кроме приятных тактильных ощущений. Ей просто хотелось избавиться от надоевших блёкло-соломенных косичек, а теперь голова на тонкой шее выглядела слишком большой.       Иногда ей хотелось содрать своё лицо с черепа. Ушить слишком широкий рот. Отрезать чересчур длинный нос. Вытянуть квадратную голову в более привлекательную форму.       Вылепить себе совершенно новые черты.       И желательно тело. Подростковая тощесть и угловатость почему-то решили преследовать её и после окончания школы. Но если острые углы плеч-локтей-кистей-коленей получалось худо-бедно прятать под одеждой, то лицо девать было некуда. Разве что надеть мешок на голову. Эта затея уже не казалась ей такой безумной.       "Вырастешь настоящей красавицей", — говорили родители и прочие родственники, когда она была маленькая. Когда она последний раз слышала это от них?       Может, оно и к лучшему, что со временем родня перестала отвешивать осточертевшие комплименты её внешности. Всё равно в них не было искренности, была лишь приторная и притворная вежливость, нужда сказать слово, лишь бы оно было сказано — что угодно, только не бесхитростная честность стояли за ярлыком "красавицы". Казалось, в сознании большинства людей девочки по умолчанию растут добрыми и красивыми, мальчики — сильными и умными, и, если хочется сказать что-то приятное, а на ум ничего не приходит, напоминать надо исключительно об этих качествах и никаких других. А до того, насколько это соответствовало действительности, никому не было дела, хоть неумолимая реальность, порой, и кричала об обратном.       Нет, Ната не была совсем гадким утёнком. Но и к прекрасным лебедям себя тоже не причисляла.       Ната зачем-то поводила густо накрашенными губами друг о дружку и ещё раз взглянула в зеркало. Теперь длинная щель рта была очерчена кричащим контуром, став ещё более заметной. Наверное, красить её вовсе не стоило, получилось ни разу не лучше, чем прежде. В её случае варианта "лучше" вообще не существовало, всё было одинаково плохо.       По щеке побежала сорвавшаяся с ресниц невольная слезинка. Тихо всхлипнув, Ната поддела капельку пальцем и, не дав докатиться до края, смахнула её с кожи. Солёная влага оставила на припудренном лице мокрый след, смазавший косметику, из-за чего почти готовый макияж пришлось подправить кисточкой. Отложив пудру, она принялась красить влажные глаза. После того, как на ресницы ляжет тушь, а на веки — тени, плакать будет нельзя.       Закончив краситься и наскоро оглядев себя, Ната на секунду отвлеклась и посмотрела в окно. У подъезда, как она и думала, топтался ожидавший её Захар. Он шатался между скамеек, попинывал прыгавший по асфальту камушек и держал в заведённых за спину руках букет. Выходя ему навстречу, надо сделать вид, что она не в курсе этого сюрприза.       Он уже наверняка битый час ждёт её, а она ещё даже не оделась. Стоило поторопиться.       Весь путь от двери квартиры до двери подъезда она прошла с мыслью, что не хочет идти на свидание. Желание увидеть Захара было достаточно сильным, чтобы на лестнице не развернуться и не убежать домой, но мандраж из-за того, что он увидит её, всё равно не отпускал.       Кое-как пересилившая себя Ната толкнула тяжёлую дверь и вышла на улицу. Стоило ей показаться, как заждавшийся Захар, в нетерпеливом ожидании дёргавшийся от каждого скрипа со стороны подъезда, тут же встрепенулся, растянул рот в счастливой улыбке и поспешил ей навстречу.       —Ап! — воскликнул он, как только поймал Нату в объятья.       Она радостно вскрикнула от неожиданности, когда Захар приподнял её и закружился на месте, крепко прижимая к себе. Даже после недолгой разлуки ненасытное желание касаться, обниматься, дышать, любоваться, одним словом — чувствовать свою вторую половинку не давало покоя, и они не отказывали себе в удовольствии насладиться друг другом сполна.       Когда руки Захара легли Нате на спину, а довольное быстро раскрасневшееся лицо оказалось в переплёте её ладоней, тогда к прикосновениям добавилась речь.       —Я так соскучился.       —Я знаю, — с улыбкой ответила она, —Я тоже.       "...скучала как и ты", — прочёл он в искрящихся глазах невысказанные слова.       Ещё несколько нежных мгновений они общались только неотрывными взглядами, касаниями и улыбками; воцарившееся молчание в сократившемся до нуля пространстве между телами стало дороже всего золота мира.       Захар, вдруг кинувший сощурившийся взгляд за её плечо, посерьёзнел лицом.       —Серёга Живцов там что ли идёт, не пойму…       Ната из интереса обернулась, не выпутываясь из кольца любимых рук, и никакого Серёги, ожидаемо, не обнаружила. Прямо под носом возник букетик гвоздик, который она уже, конечно, видела, но про который, конечно, совершенно забыла, пока радостно висела у Захара на шее. Удивление и восторг вышли совершенно искренними.       —А!.. О боже!.. Ну ты и фокусник!       —Аха-ха-ха-ха, пове-ерила!       —Поверила, поверила… Какие красивые!..       —Всё самое лучшее для моей миле…       Не успел он договорить, как Ната развернулась и крепко впечаталась губами в гладко выбритую щёку. Захар довольно охнул и тут же весело, по-хулигански осклабился. Сейчас с ним ей было хорошо, совсем не то, что несколько минут назад перед зеркалом, наедине со своими страхами и печалями, которые, казалось, отступили, стоило ей упасть в драгоценные возлюбленные объятья.       Волшебный флёр улетучился, как только Ната, отстранившись, обнаружила оставленный ею след от помады. Отпечаток губ — этих некрасивых, нескладных, тонких и бесконечно длинных губ — похожий на кровоподтёк, напомнил обо всех мучивших накануне переживаниях. Она вздрогнула и принялась поспешно оттирать пятно подушечкой большого пальца. Захару, по счастью не заметившему её беспокойство, всё происходящее нравилось.       —М-м… — довольно протянул он, уткнувшись, как щенок, носом в её ладонь и оставив на коже мягкий поцелуй, —А можно ещё? И побольше?       Он обожал Натины прикосновения.       —Можно, можно, только осторожно, — ответила немного успокоившаяся Ната, —Пойдём уже куда-нибудь, чего тут торчать.       —Как миледи будет угодно!       —Ха-ха!..       Она обожала его гонористую галантность.       Рука об руку, они направлялись к своему излюбленному месту времяпрепровождения — лавочке под ивой в городском сквере. Когда-то давно они обнаружили её совершенно случайно — в одном из дальних концов сквера, поодаль от дорожки, куда редко заглядывали гуляющие люди — и сразу решили, что этот уютный и во всех смыслах укромный уголок станет их личным местом. Ивовые ветви защищали и от дождя, и от палящего солнца, и от ветра; вид оттуда открывался приятный: сквозь редкие деревья и кусты впереди виднелся пруд; и вокруг всегда стояла тишина.       Ната не могла не заметить, как всю дорогу до сквера Захар искоса поглядывал на неё прищуренными глазами. Даже перед собой почти не смотрел, а всё словно высматривал в ней что-то, будто пытался угадать, его ли эта возлюбленная или чужая, но прекрасная незнакомка шагает с ним рядом и держится за его локоть.       —Ты чего? — наконец не выдержала смущённая Ната.       —Ничё, ничё, — хитро ответил чемпион по гляделкам и улыбнулся, собрав в уголках век гармошку морщинок. Между ресницами плясали озорные звёздочки.       Любовная дурость Захара, остро дававшая о себе знать в моменты свиданий, её всегда умиляла. Ната тихонько хихикнула и изящно провела рукой по волосам, хотя нужды поправлять причёску не было — просто машинально совершила это движение.       —Расскажи что-нибудь.       —О тебе или обо мне? — охотно отозвался он, чем снова вызвал у неё смешок.       —О тебе я и так почти всё знаю! О себе — тем более.       —Да? И, получается, знаешь, какая ты красивая?       Судя по расплывшемуся вширь лицу, собственным внезапным комплиментом и её огромным смущением Захар остался доволен. Нату же бросило в краску, взгляд забегал по сторонам. Всеми силами она старалась разогнать неприятные мысли, чтобы ненароком не попасть в плен ненужных раздумий и не испортить свидание.       —Или тебе рассказать?       Слова сыпались из него так непринуждённо, что сомневаться в его честности и готовности хоть сиюминутно начать петь ей оды было стыдно.       —Не надо. Давай о чём-нибудь другом, — ненавязчиво перевела тему она.       —О чём же?       —О чём угодно.       Ей нравилось слушать всяческие правдивые и не очень истории Захара, которых у него в запасе была уйма. Ни разу за все их отношения, рассказывая ей очередную быль или небылицу, он не повторился.       Ната знала, как он любит её внимание и как старательно прилагает усилия, чтобы развлечь её очередной легендой. Надо отдать ей должное — она была благодарным слушателем и всегда с искренним интересом внимала словам Захара. Конечно, если, любуясь, случайно не заглядывалась на него, увлечённого собственным рассказом, и не теряла суть истории, пока он говорил.       Мандраж охватил её снова и Ната, покрепче сжав руку Захара, ненадолго потупила глаза в землю, собираясь, после чего уверенно вскинула на него взгляд. Однако внимание то и дело терялось: она смотрела ему в лицо, но не видела ни одной его черты, слушала его голос, но не слышала, что он говорит. Лезшие в голову неуместные мысли выкидывали её из реальности. По кое-как собравшимся воедино отрывкам она наконец догадалась, что рассказывал Захар о море, корабле и путешественниках, возвращавшихся из родную страну, но попавших в беду по вине капитана.       Окончилась легенда уже на лавочке.       —Вот так вот. Чего думаешь: бред или взаправду такое было?       —Хм. Не знаю даже. Корабль-призрак?.. Разве может неодушевлённая вещь быть призраком?       —А чего б нет?       —Ну не знаю… Слишком странно. И, получается, они все пропали из-за капитана своего? Какой ему был смысл так упираться, что он даже штурмана убил? Почему нельзя было переждать бурю в спокойном месте, а непременно плыть через этот мыс?       Захар картинно развёл руками и покачал головой.       —Ля! Да кто его разберёт? Баран был, значит!       Ответ вдруг очень её развеселил. Ната звонко захохотала, обмахивая ладонью покрасневшее лицо. Удобно устроившийся рядом Захар сам едва заметно трясся от смеха, радостно посматривая на неё. Их взгляды встретились, Захар заговорщически подмигнул ей, и Ната растянула губы в широкой счастливой улыбке…       И сиюсекундно вспомнила, как, должно быть, уродливо сейчас выглядит её огромный напомаженный рот.       Улыбка моментально испарилась с лица. Она с досадой прикусила губу и мигом отвернулась, тряхнув волосами, и тут же пожалела, что не сделала этого плавнее, незаметнее. Вышло нервно, быстро. Слишком быстро.       Захар, подмечавший в ней каждую мелочь, не оставил без внимания её странное поведение.       —Эй, ты чего?.. — он подался вперёд, протянул руку и попытался заглянуть в её лицо.       В этот момент Ната окончательно поняла, что не выдержит. Подступавшие слёзы уже не сдержать, охватившую тело тряску — не унять. А от того, что внезапная перемена настроения произошла на глазах у Захара, стало только горше…       Она закрыла лицо руками и согнулась пополам, выплёвывая в ладони всхлипы. Захар сполз с лавки, сел на корточки у её коленей и мягко погладил плечи.       —Нат?.. Случилось что? — с неподдельной тревогой спросил он, не прекращая попыток добиться зрительного контакта.       —Нет, нет, нет… — сквозь слёзы машинально зашептала она. Голова моталась из стороны в сторону, с языка срывалась сущая неправда. А как вообще объяснить своё состояние?! Истинная причина казалась ей слишком стыдной, несерьёзной, детской, недостойной переживаний взрослого человека. Ей-богу, она плачет, словно маленькая девочка!       Но если несерьёзно, почему так больно?..       Она оторвала руки от глаз и поглядела на измазанные потёкшим макияжем пальцы. В зеркало не глядись — щёки сейчас тоже запятнаны чёрным. "Красавица".       Посерьёзневший Захар свёл брови, собрав на переносице несколько складочек, и с выражением обеспокоенной строгости вгляделся в любимое лицо, решительно настроившись разгадать причину внезапных слёз и лично расправиться с Натиной тоской.       —Тебя обидел кто? — спросил он первое, что всегда приходило ему на ум, когда Ната пребывала в безрадостном настроении.       "Природа", — сам по себе сложился ответ, но вместо реплики из трясущейся груди раздались лишь рыдания.       —Ты только скажи! Я им всем, сука, как!.. — почти разъярившийся Захар перешёл на крик. Взгляд в одно мгновение распалился пожаром.       —Никто, — тихо перебила его Ната, моментально потушив пламя. Огонёк в её собственных глазах давно погасили набежавшие слёзы.       Стоило ему признаться, рассказать, как есть. Тяжело: слова никак не составлялись в предложения, лишь бродили бессвязными мыслями по запутанным тропам разума. С губ — этих проклятых, идиотски размалёванных губ — срывались лишь всхлипы. Тяжело, но стоило собраться.       А Захар терпеливо ждал, устремив из-под козырька кепки сочувствующий взгляд. Не отходил, не убирал рук, ничего не говорил — ждал. Понимал.       —Я… — наконец неуверенно начала Ната, —Как ты… Скажи… Ты сегодня сказал, что я красивая, — вдруг выпалила она сквозь слёзы.       Захар, ожидавший чего-то пострашнее, в удивлении приподнял брови.       —Да.       —Почему ты так сказал? — спустя несколько глубоких вдохов продолжила она.       —Э-эм… Потому что… — он замялся, —Ты мне нравишься. Потому что ты очень красивая.       Губы скривились в горькую усмешку.       —Не выдумывай.       —Я не выдумываю!       —Просто у тебя чувства ко мне. Ты из-за них не можешь сказать, как есть. И поэтому тебе кажется, что я красивая.       На его лицо легла тень глубокого искреннего недоумения.       —Чего-о? В смысле — кажется? Это как вообще? — смешавшаяся Ната не нашлась, что ответить, и он продолжил, —А ты что, хочешь сказать, что ты некрасивая?       —А это не очевидно?       —А может, это тебе кажется?       —Что мне кажется?! Что у меня нос на метр торчит?! Что башка квадратная?! Или что рот до ушей?!... — едва не сорвавшийся на крик голос накрыла очередная волна плача.       Захар немного помолчал, собираясь с мыслями.       —Ну торчит и торчит. И что? Нос как нос, какой есть, чего с ним сделаешь? Даже если б у тебя вообще ни носа, ни рта не было, всё равно бы самая красивая была. Я тебя любую люблю.       —А я себя — нет! — воскликнула она и, вновь брызнув слезами, спрятала скривившееся лицо в ладонях.       Захар глубоко вздохнул. Ситуация прояснилась, но легче от этого не стало.       Он сел обратно на лавочку близко-близко к ней и взял её за руку.       —Солнышко. Я тоже не принц сказочный, но-о… Ты же меня за что-то любишь? М? Прав я? — она несколько раз кивнула, —Ну так может и себя за что-то другое полюбишь? Не за внешность? А?       Ната мрачно усмехнулась и покачала головой.       —Легко сказать…       —Да, легко! Ты знаешь какая?! Ты вообще!.. Ты самая невероятная на свете. От тебя с ума сойти можно, во!       Она скосила грустные заплаканные глаза в его сторону.       —У меня, может, поэтому к тебе и чувства, — добавил Захар. Во взгляде теплился его всегдашний задор — свидетельство романтических чувств — губы сложились в полуулыбку, но говорил он без тени шутки, с той спокойно-уверенной честностью, на которую способен только глубоко влюбленный человек.       Ната тихонечко фыркнула и отёрла лицо рукой. У него определённо был дар поднимать настроение; грусть не покинула её до конца, но стало ощутимо спокойнее.       —Это всё да, но… Это на словах только легко… Ты сейчас здесь со мной, успокаиваешь, а как домой приду, в зеркало взгляну — опять всё начнётся… как сегодня…       Захар пододвинулся ещё ближе, обнял её за плечи — и Ната была готова поклясться всем, что имела, что он сам каким-то образом почувствовал её нужду в объятии — и мягко погладил, успокаивая. Забрал её дрожь и превратил в ласку.       —Ну так давай я с тобой домой пойду. Или тебя к себе возьму. М? — с задорной искоркой произнёс он, отчего Ната наконец слабо улыбнулась, —Нет, я серьёзно, солнышко. Я… Ты только скажи, я для тебя что угодно!.. Хочешь, буду тебе постоянно говорить, какая ты красавица? Может, так и перестанешь о себе плохо думать, а? Ты же мне всё время говорила, что я, если захочу, поступлю в институт — вот и поступил, смог!.. Или… Я не знаю, что мне сделать, но ты только попроси!..       Ната, то теребившая край юбки, то разглаживавшая ткань пальцами, оторвалась от своего занятия, накрыла колени ладонями и тихо заговорила.       —Ах-х… Захар… да я сама не знаю, что тут сделать. Но спасибо тебе… Что поддерживаешь… Мне спокойнее даже стало. Может, это у меня совсем пройдёт. Когда-нибудь…       Захар широко улыбнулся и поцеловал её в плечо.       —Ну как же не поддерживать? Я ж тебя люблю!.. И нос твой люблю, и рот, и… ты когда улыбаешься, у тебя ямочки такие… вот их люблю. А когда ты смеёшься, я вообще умираю с того, какая ты!.. И ресницы у тебя красивые очень. Длинные такие… Нравятся мне, в общем.       Чем дольше он говорил, тем быстрее билось сердце. Ната неровно задышала, пытаясь сдержать слёзы — уже не горечи, а счастья — и заглянула ему в глаза.       И увидела красоту и любовь.       И поняла, что теперь вооружена средством против печали. Этот обращённый на неё взгляд любимых янтарных глаз, ей никогда не забыть, и если сомнения начнут одолевать снова, она вспомнит, с какой восторженной нежностью во взоре ей любуется самый главный человек в её жизни, видящий что-то такое, что скрыто от других, даже от неё самой.       И однажды она обязательно перестанет плакать перед зеркалом.       —А ещё у тебя руки очень мягкие. И кожа красивая, гладкая такая и… — окончить фразу не удалось из-за бесцеремонно вмешавшейся в монолог Наты, оборвавшей речь глубоким поцелуем. Охотно отозвавшийся Захар тому, что его перебили, был только рад.       Разъединились нескоро.       —А губы?.. — прерывисто дыша, продолжил он, —Я тебе говорил… какие у тебя губы?.. Мягкие… и красивые… И пахнешь ты так… сладко… Как конфетка… Самая вкусная…       Пятна от помады на его губах уже не вгоняли в тревогу.       —Я тебя съем однажды, клянусь!.. — произнёс Захар и бросился зацеловывать шею.       —А!.. Сумасшедший!.. А! Ха-ха-ха! Щекотно, Захар! — сквозь смех и невольные счастливые слёзы восклицала не думавшая отстраняться Ната.       —Люблю тебя, — в перерыве между поцелуями шепнул он.       —Я тебя тоже.       Единственными звуками, нарушавшими тишину, были глубокие вдохи и гулкое биение сердец.       —Милый?       —М?       —Расскажи ещё раз ту историю про корабль. А то я всё прослушала.