Наши встречи

Юнги крепко сжимает кулаки, хмурясь и подступая ближе к концу выложенной камнем дороги. За ней не широкое зелёное просторье, деревья, а между ними сколоченный шалаш. Юнги не помнит, сколько он здесь стоит, но его ещё ни разу не побеждал ни ливень, ни ветер, не ломали чужие мальчишки. Он похож на большую коробку, обтянутую серой, расписанной узорами тканью, рядом лежит огромный кусок брезента, а из шалаша на Юнги смотрят хитрые чернильные глаза. Юнги ступает на траву, глубоко вдыхает и повторяет уже, наверное, в шестой раз за день: — Верни мою игрушку. Мальчик в шалаше чуть хмурится, его взгляд на мгновение опускается в выстланный тканями пол, но после он весь подбирается, и на губах вновь играет улыбка. Более робкая, правда. — Нет. — Ты издеваешься? — психует Юнги, едва сдерживаясь, чтобы не топнуть ногой. В спешке осматривается. На этой небольшой площадке сегодня малолюдно. Он видит знакомую женщину, сидящую на скамейке вместе с неизвестной аджуммой, видит родителей Марка, двух подростков на качелях. Он берёт себя в руки и успокаивается. Одиннадцать — вполне серьёзный возраст, не для срывания в истерики. Тем более в людном месте. А вот этому мальчишке, который младше его на полтора года, это вполне ещё можно, Юнги не осудит, вот только истерику он не устраивает. Он смотрит так пристально, так серьезно, ведёт себя слишком…вызывающе, что Юнги на какое-то мгновение перестаёт ощущать себя хёном. Хотя он и определено выше его и выглядит более развитым физически. — Верни моего робота, — просит он уже более спокойным тоном и пихает одну руку в карман шорт, а вот вторую протягивает вперёд ладонью кверху. — Пожалуйста, — добавляет, потому что надеется, что более добрая тактика сработает. Но мальчик широко улыбается, трясёт головой, отчего густая чёлка падает на его чумазый лоб, и хлопает по месту рядом с собой. — Иди ко мне, хён. Юнги не знает, что его поражает больше: обращение или предложение. Он сжимает губы, сглатывает и отводит взгляд, упираясь им в толстый дубовый ствол. — Зачем? — Я хочу посидеть с тобой. Не бойся. Тут нет солнца, есть вода и мягкая подстилка, — мальчик демонстративно подпрыгивает пару раз, шлёпает по полу, уже без такой весёлой улыбки. — Идёшь? — Я тебя не боюсь. И обычно друзей зовут в такие места, — хмыкает Юнги. Он знает, что у этого мелкого друзья есть. Даже побольше, чем у самого Юнги. Только поблизости их не оказывается. — Мы с тобой не дружим. — А я тебя зову. — Почему? Мальчик думает пару секунд, а после его взгляд вдруг трогательно блестит, а руки начинают нещадно комкать свою зелёную панамку в руках. — Ты красивый, — почти шёпотом говорит он. — Чего?.. — А ещё у меня твоя игрушка! — более громким голосом перебивает его мальчик и двигается ближе к выходу, показывая тощие смугловатые и сбитые коленки. — Я не отдам, если ты не придёшь…залезешь…в общем, если сюда не залезешь! — Ты украл её, — хмурится Юнги, скрещивая руки на груди. Отчего-то внутри появляется слабый огонёк какого-то предвкушения. — Я могу прямо сейчас подойти к твоей маме и всё ей рассказать, а ты ещё будешь мне угрожать? Взгляд мальчика вмиг тухнет. Тонкие губы сжимаются в ещё более тонкую нить, на переносице появляется складка, когда он хмурится в ответ. Юнги хочется засмеяться от его забавного и нелепого вида, но он сдерживается, только прикусывает щеку изнутри. — Ну и иди, — вдруг резко говорит мальчик и резво подаётся назад, заползая обратно. — Жалуйся, если хочешь. Я ведь по-хорошему хотел, я бы отдал… — Ты!.. Юнги хочется возмутиться за такую претензию — его что же, хотят обвинить в том, что он же оказался обворованным? — но он сдерживается. Внезапно внутри что-то колет от того, как маленькие пальцы начинают дрожать, а сам мальчик пытается завесить вход тканью. Юнги глубокого вздыхает, снимает кепку и подходит к шалашу. Он с этим мелким больше не может. — Двигайся, Чонгук. Чонгук хмуро смотрит в ответ, но взгляд тут же меняется на удивлённый, когда Юнги рывком дёргает ткань, не давая её завесить, и наклоняется. — Ты помнишь моё имя, хён… — Я тут помещусь? — Д-да! — Выглядит крепко. Мне снять обувь? — Ага, — тут же кивает Чонгук и внезапно тянется руками к его кроссовкам. — Я помогу шнурки развязать. — Да не нужно, — мычит Юнги, но пока он занимается правой кроссовкой, левую уже старательно теребят внезапно ловкие пальцы. Чонгук почти остервенело стаскивает с него обувь, смущённо улыбается и кладёт рядом со своими сандалиями у входа, в траву. Юнги опускает вторую кроссовку и медленно опускается на корточки. — Ты что тут удумал? — В смысле? — теряется мелкий. — Зачем позвал? — выдохнув, поясняет Юнги и шмыгает носом. По шее неприятно стекает капля пота, щекоча позвоночник, и он чуть ёжится, не отводя взгляда. — Хочу побыть с тобой, — просто отвечает Чонгук и протягивает руку. — Ты согласен? — Почему я думаю, что ты меня шантажируешь? — Шан… Что? — теряется Чонгук, округляя глаза. — Долго объяснять, — с толикой гордости отвечает Юнги. — Вырастешь — узнаешь. Сам он узнал об этом слове неделю назад, из новостей, которые папа привычно слушал после обеда. Но говорить об этом, конечно, не собирается. Чонгук не обижается на его ответ, его взгляд по-прежнему возбуждённо блестит, а сам он сдаёт назад, вползая обратно в шалаш. — Залезай, хён. Места хватит. — Это что такое? — Юнги не скрывает удивления, когда, оказавшись внутри, видит несколько прозрачных контейнера, маленькую коробку, а там… — Почему ты здесь с едой? Твоя мама знает об этом? — Мама сама мне всё подготовила, — бодро отвечает Чонгук, снимая крышку с контейнера, в котором лежит аккуратно нарезанный арбуз на подложке из коричневой бумаги. — Здорово, да? Это называется пикник. Вот, тут ещё кое-что мама дала, — он шарит рукой позади себя и вытаскивает небольшую упаковку с влажными салфетками. — Мама заставила меня вытереть руки пару раз и велела ещё раз сделать перед едой. Эти штуки называются… — Я знаю о влажных салфетках, Чонгук, — говорит Юнги без раздражения, вполне спокойно. Насколько вообще можно быть спокойным в данной ситуации. Он почти упирается макушкой в потолок, под задом прощупывается земля, а коленкой он касается чоновой. Не очень удобно, но тут действительно прохладнее. — Почему ты устраиваешь…пикник? — Когда я позвал тебя в шалаш, хён, я хотел, чтобы ты присоединился ко мне. — Ты сказал, что отдашь мою игрушку, — Юнги чуть щурится, когда ему в руку тычется коробочка с соком. С яблочным, его любимым, если честно. — А это… Зачем это всё? — Ты не любишь арбуз? — Не в этом дело. Почему ты решил, — Юнги пытается подобрать правильные слова, — угостить меня? Чонгук мнётся, тут же отводит взгляд и нервно придвигает остальные контейнеры с фруктами и коробочку с печеньем ближе, на подстеленный белый плед. Юнги пытается уследить за его лицом, но тот не позволяет, отворачивается. Становится видно лишь красное ухо и родинку на мочке. Юнги чуть усмехается, опирается ладонями в пол, чтобы податься ближе и заглянуть ему в лицо. Но неожиданно мелкий подскакивает сам и, едва не врезавшись в него, взбудоражено восклицает: — Я пригласил тебя на пикник! На свидание. Тишина, последующая за этим, не кажется чем-то страшным. Юнги всё равно прислушивается. Ни шагов, ни голосов. — Какое ещё свидание? — бурчит он, ощущая наползающий на лицо жар. — Обычное, — охотно сообщает Чонгук, протягивая ему салфетки. — Ты знаешь, что такое с-свидание? — даже слово это выговорить тяжко-неловко. — А ты, хён? — внезапно спрашивает Чонгук почти что нахальным тоном. Юнги поджимает губы. Он видел лишь раз, как месяц назад его одноклассник подошёл к однокласснице и позвал её в парк. «Это свидание», шёпотом сказал тогда Марк. А дома, невинно поинтересовавшись у мамы значением этого слова, он остался вполне удовлетворённым ответом. — Но на свидание зовут человека, который…нравится, — впервые рядом с Чонгуком он так теряется, бездумно вытирает руки о мокрую салфетку, пахнущую ромашкой. В голове просто не укладывается. — Ты мне нравишься, — улыбается в ответ мальчик. — Ты ведь такой классный, умный, тебя хвалят все на площадке… И ты очень милый, — более смущённо говорит он. — Я хочу с тобой проводить время. — Откуда ты знаешь это слово? — осторожно спрашивает Юнги, двигаясь к нему ещё ближе. — «Свидание». — От брата услышал. Он говорил с кем-то по телефону, с кем хотел провести время, — отвечает Чонгук и подносит к его рту крепкий кусочек арбуза. Без семечек, пахнущий сладостью и свежестью. Юнги сглатывает, его затапливает смущение, и он быстро перехватывает чонову руку и своими пальцами подцепляет арбуз. — Это странно. — Просто отдыхай, хён. Мы на пикнике. Юнги жмёт плечами, косясь в сторону шоколадного печенья, представляющего склеенные между собой кремом круглые части. — Ты вернёшь мне мою игрушку? — А… Я не хотел её красть, просто по-другому ты бы вряд ли подошёл ко мне, — смущённо бурчит Чонгук. — Она за шалашом, в траве. Не волнуйся, я обмотал её тканью! Если хочешь… Можешь забрать прямо сейчас. — Выгоняешь уже? — хмыкает Юнги и улыбается, краем глаза видя его растерянную реакцию. — Ладно, пусть будет…свидание. — Спасибо, хён. Мы хорошо проведём время, а потом можем ещё погулять где-нибудь. Юнги не хочет ему ничего говорить, спорить или учить. В конце концов, он не видит в этом что-то ужасное, в этом есть что-то забавное. Юнги не противится, когда горячая макушка жмётся к его плечу, когда Чонгук начинает болтать о школе, периодически напоминая о том, какой Юнги-хён классный и какие у того хорошие оценки. Юнги не против, он ведь знает, что это так. И больше почему-то не кажется странным сидеть вот так, прижавшись к мелкому шантажисту, есть вкусные фрукты и дышать яблочным запахом. Свидание. Как же чудно́.