Кодекс Истинности 2: Наследники

      На следующее утро Ники не выпускали из его комнаты, он просился на волю, но лекарь и прислуга причитали, что это особое распоряжение императора – Ники должен быть в своей кровати, отдыхать и лечиться. Поэтому следующие три дня Ники только отдыхал у себя в комнате под присмотром медиков.       Сокджин и Намджун не находили себе места, после завтрака они пришли к внуку узнать о его самочувствии. Вскоре Намджун ушел выполнять просьбу Ники узнать, что с лошадьми, с жокеями, все ли живы. А Сокджин остался с внуком, он сидел на краю кровати и тепло обнимал его.       — Родители не выпускают меня из своих покоев. Они злятся на меня? — шмыгает носом принц, прижавшись щечкой к груди дедушки.       — Что ты, детка. Они просто очень волнуются за тебя. Чимин вообще всю ночь пил валерьяну, потому что жутко перепугался, он боялся потерять тебя, — успокаивает его дедушка, перебирая пшеничные волосы омеги. — Тэхен приказал усилить охрану по всему дворцу, особенно по корпусу царских спален, они с Чонгуком хотят выяснить, кто устроил пожар, не было ли это преднамеренно, вдруг покушались на твою жизнь и жизнь твоих братьев. И знаешь, Чимин вчера мне обмолвился, что ты встретил своего второго истинного. Это правда?       Ники скромно опускает глаза на свои руки, теребящие ленточку на белой сорочке.       — Да, — бурчит омежка. — Султан Джексон Ван вынес меня из огня, и мы оказались истинными.       Сокджин пораженно прикладывает ладонь к своему рту.       — Подожди, а сам султан говорил что-нибудь? Ну, рад он вашей связи или нет?       — Нет, он ничего не говорил. Только прижимал меня к себе, пытался защитить от огня, а потом уже дядя и отец забрали меня из его рук. Дедушка, ты не знаешь, как там падишах? Он тоже был ранен из-за пожара.       — Я его не видел, но весь дворец так и гудит о нем. Вот, оказывается, по какой причине его так яро обсуждают, — задумчиво произносит король-омега Арэма.       — И что говорят?       — Султан был в лазарете, а потом его отправили к себе в покои. Он закрылся у себя в комнате, приказал никому не беспокоить его, даже наложников к себе не пускает, только слугу-спальника.       — Ему плохо. Я чувствую, — делится Ники своими ощущениями. — Шрам на руке чешется с самого утра. Дедушка, я так не хочу быть его омегой!       Ники начинает плакать и окончательно падает в объятья Сокджина, тот дает ему выплакаться в свое плечо, жутко переживая за своего любимого внука.       — Мальчик мой, ты разве не рад этому? — гладит он омегу по волосам.       — Конечно, нет, — повышает голос Ники сквозь надрывный плач. — Я не хочу валяться в ногах у альфы и ломать себя изнутри ради него. Я не буду одним из его наложников, не буду унижаться. Бог и Луна не любят меня, раз обрекают на такие страдания. Я не хочу быть подстилкой султана, не хочу!       Сокджин успокаивает Ники, всхлипывает вместе с ним от переизбытка чувств и эмоций. Чмокает в висок и пытается правильно подобрать слова, но против истинности люди почти бессильны.       — Дедушка, ты можешь узнать побольше, что там происходит, захочет ли султан принять меня как омегу? Или, возможно, я ему не нужен, и смогу жить спокойно без него.       — Конечно, детка, я всё узнаю.       — Только папе и отцам не говори, пожалуйста, они будут ругаться.       — Хорошо, солнце. Это будет наш секрет, — Сокджин целует внука в лоб. — А теперь отдыхай, почитай любимую книжку и ни о чем не беспокойся. В обед я принесу тебе горячий супчик и не менее горячие сплетни, идет?       Ники кивает, благодарит дедушку и укладывается в постель, укрываясь пуховым одеялом. Он хочет быть только с Субином, потому что тот не смотрит на него свысока. Ники походит характером на своего папу Чимина, ему гордость не позволит пасть к ногам заморского падишаха, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

***

      — Джихену вместе с семьей пришлось вернуться в Арэм, он передавал тебе привет и поцелуйчик в щечку, — оповещает Сокджин и чмокает Ники. Расставляет на столике принесенную еду и сам разламывает хлеб на мелкие кусочки, чтобы опустить их в горячий бульон.       — Дядя Джихен так мало пробыл здесь, мы даже не успели толком пообщаться, — говорит Ники и принимается за еду.       Сокджин лишь пожимает плечами:       — Похоже, у него есть более важные дела, — в его голосе слышится подозрение на что-то нехорошее в отношении своего младшего сына.       — А с двоюродными братьями мы собирались покататься на лошадях.       — Ну, теперь даже ты сам не будешь на них кататься какое-то время.       — Почему? — возмущается Ники.       — А ты уже забыл, что произошло? Твой отец рвет и мечет за безопасность во дворце и кататься он тебе позволит, только когда будет уверен, что с тобой всё будет в порядке.       — Но со мной всё хорошо! Я здоров, пара царапин только и то они скоро заживут. Я не хочу отказываться от своих привычных занятий только из-за опасений отца.       — Чего ты так возмущаешься? Я-то что могу поделать, — качает головой Сокджин и тянется взять орехи из вазочки.       Ники берет его за руку:       — Дедушка, пожалуйста, поговори с отцом. Скажи ему, что будет совершенно неправильно запирать меня в четырех стенах, оберегая от опасности. Если так суждено, то и под его опекой молния грозы достанет меня.       — Упаси боже! Перестань такое говорить. У меня от твоих слов мурашки по коже бегут. Ешь давай, а то остынет!       Ники дует губы, но бульон оказывается действительно очень вкусным, повара отлично постарались, добавив туда специи. Джин развлекает внука новостями, о чем болтает весь дворец, хотя и так понятно, что о Ники и Джексоне, которые попали в такую опасную ситуацию, спасая лошадей. Заморские наложники благодарили бога за то, что тот сберег для них их любимого султана, но дули губы, что не их падишах так героически спасал от огня, рискуя собственной жизнью.       — Мне не удалось попасть к Джексону Вану, — с грустью в голосе говорит Сокджин. — Этот жук, Бехрам-паша даже меня, короля-омегу Арэма, не пускает к султану на аудиенцию. Да и похоже не только меня. Джексон замкнулся в себе. Ники, дай ему время, чтобы подумать обо всем этом. Султан, наверняка, в не меньшем шоке от вашей связи.       В конце трапезы Сокджин складывает еду на поднос, передает вошедшему слуге, чтобы тот унес посуду на кухню. А потом дедушка помогает Ники сесть обратно в кровать и копошится в своем кармане.       — Тут ещё кое-кто просил передать тебе, — Джин достает сложенную вдвое записку.       Ники торопливо разворачивает её и читает послание:       «Одна минута с тобой драгоценнее всей жизни. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь и подаришь мне эту минуту завтра в полдень в саду у старого дуба / Чхве Субин».       — Я договорился с Чимином, завтра тебя выпустят погулять вместе со мной. Я сопровожу тебя и оставлю вас с королем Субином ненадолго.       — Спасибо, ты самый лучший дедушка! — Ники поднимается на кровати и накидывается на старшего с поцелуями и объятьями.       Сокджин хихикает, обнимая омежку в ответ.       — Как приятно это слышать от своих внуков, которых я всё время прикрываю.       — И часто ты помогаешь моим братьям? — приподнимает бровь Ники.       — Конечно. Хенджин постоянно просит повлиять на Чимина, но если дело безобидное, конечно.

***

      Чонгук, Тэхен и Чимин не находили себе места. Они до сих пор пытались выяснить, отчего произошел пожар. Допросили всех конюхов, слуг, лакеев, но никто ничего не видел. Пламя было, как оказалось, от подложенного факела, кто-то намеренно устроил поджог, но следов пока не удалось найти.       Они уже час сидели в кабинете императора и решали, что делать в сложившейся ситуации. Если с кандидатурой Чхве Субина в качестве истинного их сына они смирились, то к потенциальному заморскому зятю они совершенно не были готовы.       — Наши страны много лет воевали между собой. Мирный договор только недавно был заключен. А теперь что, нам объединяться? — рассуждает вслух Тэхен, поглядывая на разложившуюся на столе карту мира.       — Нет, это невозможно, — качает головой Чонгук. — У наших стран разные религии, подданные не позволят объединить два государства из-за одного омеги.       — А зачем объединять, ваше величество? — по правую руку от императора сидит Бан Шихек с тростью в руке. — Многие династические браки заключаются таким образом, что омегу передают альфе, те живут в стране альфы, в их вере.       — Нет. Этому не бывать, — встревает Чимин, стоя у окна. — Их религия и традиции чужды нам. Мы растили Ники свободным омегой не для того, чтобы отдать в гарем султана и быть там ему тридцать четвертым мужем.       — Не беспокойся, я отдам Ники только в законный брак, — изрекает Тэхен, сложив руки в замок.       — Султаны не могут вступать в официальный брак, — высказывается Мин Юнги, сидя в конце стола. — Но, насколько я знаю, это лишь обычай, а не жесткий закон. Однако, стоит учесть, что их священные писания стоят на одной ступени с Кодексом Истинности, и истинные пары в заморских землях поступают, по умолчанию, сначала в интересах их религии, а потом уже в интересах института истинной любви.       — Откуда вы знаете?       — Я как религиозный деятель и глава Синода обязан изучать все религии мира, ваше высочество, — с легкой улыбкой отвечает Юнги. — Но лучше всего будет обсудить все нюансы с самим султаном Ваном, потому что только правителям и их наследникам доступны тайные знания и лазейки, с помощью которых можно обойти даже самый суровый закон.       — Я согласен с Его святейшеством, ваше величество, — говорит Бан Шихек. — Лучше пригласить Джексона Вана для разговора и решить вопрос мирным путем. Поймите, он сейчас тоже в уязвимом состоянии. Скоро у него начнется ломка без истинного, и он сделает всё, что угодно, лишь бы быть с ним. Поэтому лучшего момента, чтобы диктовать свои условия, не найти.       — Да, пожалуй, вы правы, ваше превосходительство, — соглашается Чонгук и подает знак своему камердинеру, стоящему у двери. — Пригласи султана Джексона сюда.       Через десять минут в кабинет входит сам султан. Его аура настолько мощная, что все сразу встали со своих мест, чтобы поприветствовать повелителя семи морей. Джексон был сильным, сдержанным альфой, он мог нести как угрозу, так и благодать. Заморские люди не такие сентиментальные, они жесткие, храбрые, но не менее страстные.       — Добрый день, ваше величество, — улыбается Чонгук и подходит ближе. — Как вы себя чувствуете?       — Всё в порядке, благодарю, — любезничает Джексон в ответ, однако было видно, что тот ни черта не выспался. — Ваши лекари хорошо постарались, чтобы все мои раны затянулись в кратчайшие сроки.       — Ваш отважный поступок до сих пор вызывает восхищение. Вы спасли жизнь нашего сына, вся наша семья очень благодарна вам.       Чонгук и Джексон пожимают друг другу руки, а потом рассаживаются за столом друг напротив друга. Бехрам-паша, пришедший вместе со своим повелителем, сел рядом с Бан Шихеком и поприветствовал его.       Джексон поздоровался с Чимином, тот ответил сдержанной улыбкой. Затем султан долго смотрел то на Тэхена, то на Чонгука. Если Тэхен был нервным, невыспавшимся, то Чонгук выглядел довольно уверенным и немного угрожающим. От него веяло неосязаемой силой, которая заставляла нервничать. Но Джексон не из тех, кто будет бояться правителей, ведь бояться должны его самого. Однако султан понимает, что он сейчас находится в уязвимом положении, и это его жутко раздражает.       — Как чувствует себя Его высочество? Он не сильно пострадал? У него рана на плече, — беспокоится Джексон, заставляя Тэхена и Чонгука переглянуться.       — С Ники всё в порядке, рана была не глубокая, ему наложили бинты и скоро он сможет выйти из своей комнаты, — отвечает Чонгук.       — Конечно, если только кто-то не захочет его украсть, — рассуждает Тэхен, с улыбкой глядя на заморского правителя. Боже, ему уже тридцать два года, как он вообще смог оказаться истинным восемнадцатилетнего мальчишки? Между ними пропасть в четырнадцать лет.       После недолгой паузы Джексон берет слово:       — Ваше величество, я понимаю, ситуация оказалась шокирующей для всех нас. Но давайте рассуждать разумно. Истинность – такой феномен, с которым приходится мириться даже королю, я бы с удовольствием забрал Ники к себе, но возникает ещё одна проблема — Чхве Субин. Насколько мне известно, они тоже истинные. Соответственно, и я, и король Ревэйна претендуем на одного омегу. Это не то, что ужасно, это оскорбительно для султана Заморской империи. Ни один правитель на нашей земле не делил одного омегу с другим альфой. Это харам! Грех. Наша религия запрещает, чтобы у омеги было несколько альф, такие омеги считаются падшими, которых ждет неблаговидная судьба в борделе.       — Ники не какой-то омега, он – принц Чосона, сын Великой династии Чон, — повышает голос Тэхен, готовый атаковать. — Поэтому выбирайте выражения, ваше величество.       — Я лишь рассказываю о наших порядках, — не ведется на провокацию Джексон, продолжая говорить спокойно и рассудительно. Он достаточно настрадался за прошедшие ночи, потому что жизнь его перевернулась с ног на голову. Его подданные никогда не видели своего султана таким растерянным, однако тот хорошо держится, не показывает слабину. — Я прекрасно понимаю, кто Ники, но и вы поймите, кто я.       — Вам следует обсудить этот вопрос с Чхве Субином, ваше величество, — обращается Бан Шихек к султану. — В конце концов, вы должны будете что-то предпринять, потому что разрывать одного омегу на две страны, чтобы уделять время каждому альфе, слишком жестоко.       — Он уже знает?       — Нет, — встревает Чимин и садится рядом с Тэхеном, грозно глядя на Джексона. — Мы ему не говорили о произошедшем. И Ники ещё не виделся с ним. Но если хотите узнать мое мнение, то я против вашего союза. Вы ведь не проводили ещё обряд принятия, так что есть возможность не укреплять связь ещё больше.       — Полагаете, я должен отказаться от своего истинного? — вымученная улыбка появляется на лице Джексона. Он так вымотан, что говорить уже трудно. Шрам на груди чертовски чешется.       — У вас есть сотни омег в гареме, зачем вам ещё один? Для вас ничего не стоит жизнь омеги, а Ники бесценен.       Джексон с недоумением сводит брови:       — Сотни омег? Это слухи. Зачем мне столько? Без конца плодить детей? И у меня только двое сыновей: омега и альфа. Их папы имеют высокий статус, как папы наследников. Но вот священного альфы-наследника, который появляется от истинной пары, у меня пока ещё нет. Дай бог мне его подарит Ники.       — Я не отдам сына варвару! — рычит Чимин, прожигая султана взглядом. Бесстрашный омега, который может бросить вызов даже самому падишаху.       — Следите за языком, ваше величество, — встревает Бехрам-паша. — Перед вами великий султан семи морей и огромной империи, за такие речи в нашей стране казнят.       — Вы не смеете делать замечания, да ещё и угрожать моему мужу, — грозно говорит Чонгук, глянув на визиря. Его волк встал на дыбы и готов был вцепиться в глотку тому, кто посмел косо посмотреть на его истинную пару. — Немедленно извинитесь!       — Успокойся, Бехрам-паша, — спокойно произносит Джексон. — Тебе не по титулу так разговаривать с императором-омегой. Извинись.       Бехрам-паша недовольно морщится, чешет бороду, затем встает на ноги и кланяется перед Чимином.       — Прошу прощения, ваше величество, — и после разрешения самого Чимина альфа садится обратно на свое место рядом с султаном.       Джексон же не отводит глаз от воинственно настроенного омеги.       — Так вот какого вы мнения обо мне, ваше величество. Я – варвар? Очень жаль.       — О правителях судят по поступкам, — приподнимает брови омега.       — Несомненно, — соглашается Ван, но доказывать кому-то о том, что у него есть сердце, он не намерен. — Ваше величество, а что бы вы сделали в моей ситуации? — смотрит султан на Чонгука. — Если бы Его высочество принц Тэхен правил бы другой страной и претендовал бы на вашего истинного, как бы вы поступили?       Император Чосона задумчиво трогает подбородок, смотрит на Чимина — на любовь всей своей жизни — и отвечает со всей искренностью:       — Я бы сделал всё возможное, чтобы наши государства были рядом, а мы втроем жили бы под одной крышей в любви и согласии.       Джексон уже достаточно взрослый и мудрый мужчина, чтобы принимать взвешенные решения, однако он завороженно смотрит на супругов Чон и видит любовь в их искрящихся глазах. Джексон с самого полового созревания мечтал когда-нибудь встретить своего истинного омегу. С каждым годом его надежды таяли, он решил, что пусть у него будут Лоран и Керем, их замечательные дети, потому что нет ничего дороже счастливого смеха твоих близких.       — Знаете, в нашей стране народ всегда покоряется судьбе, даже султан должен следовать по пути, указанному Всевышним, — произносит Джексон, тяжело вздохнув. — Судьба подарила мне истинного омегу, значит, в этом есть сакральный смысл. Я хочу принять то, что уготовано мне судьбой, поэтому найду решение сложившейся ситуации. Мне нужно будет поговорить с Чхве Субином и обсудить с ним наши дальнейшие действия.       — А мнение Ники вообще не учитывается? — возмущается Чимин. — Может, он сам не захочет связывать свою судьбу с вами, ваше величество.       — Полагаете, у вас самого была возможность выбрать одного между двух альф?       — Выбор есть всегда, — Чимин попеременно смотрит на своих мужей и вспоминает, как плакал, когда понял, что у него два истинных альфы. Ему до сих пор тяжело разделять душу на две части и дарить любовь каждому из них и бороться за них со всякими смазливыми сучками. — Но я бы никогда не причинил им такую боль, выбрав только одного из них. Нельзя любить только Солнце или Луну. Они одинаково дороги моему сердцу.       — Я вас услышал, ваше величество. Позвольте откланяться, — почтенно кивает Джексон, поднимается со своего места и уходит в сопровождении своего визиря.       Бан Шихек и Мин Юнги решают оставить супругов Чон наедине, поэтому так же быстро удаляются из кабинета.       Чонгук встает на ноги и трогает карту на столе:       — Прежде всего, хочу сказать, что Джексон не так уж плох. Сами посудите, всего лишь за пять лет Джексон Ван превратил своё царство в империю. Увеличил земли вдвое, и сейчас его государство сильно как никогда. Могу сказать, что Джексон – мудрый политик. Он всегда идет напролом и возвышает свою империю. Это полезный союзник и опасный враг. Такому правителю я бы доверил своего сына. Ники – мой крестный сын, и я отдам его только в руки сильного альфы, способного его защитить. Тэхен, ты согласен со мной?       Тэхен тоже поднимается из-за стола и тяжело вздыхает, спрятав руки в карманах.       — Я хочу только, чтобы наши дети были здоровы и счастливы. И если два этих фактора зависят от истинности, то пусть так и будет. Я больше не могу видеть слезы Ники, когда тот кричит и просит пустить его к своим истинным альфам. Только ему решать, кого из них принимать.       — И ты тоже не дави на него, Чимин, — приказывает Чонгук. — Я знаю, тебе не нравится этот заморский султан, варвар, как ты говоришь, который посмел ворваться сюда и претендовать на руку принца. Но это не его выбор, за Джексона всё решили Бог и Луна, его судьба сейчас в руках Ники, его слово будет решающим.       Чимин молча вздыхает, обнимает себя руками и стиснув зубы принимает суровую реальность. Его сыночек попал в ещё более сложную ситуацию, чем когда-то Чимин. Ники придется выбрать не просто между двумя альфами, а между двумя царями и их государствами.

***

      После разговора с императорской семьей Джексон отправился к себе в покои. Бехрам-паша предлагал бросить эту затею с истинностью, не проводить обряд и забыть обо всём этом, как о страшном сне. Визирь пытался оградить падишаха от чудовищной ошибки, потому что Ники без законного брака никогда не отдадут Джексону.       Альфа входит в свои покои, садится на край кровати и долго думает. Однако вскоре слуга оповещает его, что пришел хасеки Керем, и Джексон разрешает впустить его. Стройный омега в полупрозрачном одеянии садится у ног своего господина. Изумруды в его ушах сияют под лучами солнца в окне, Керем источает красоту и изящество. Он осторожно берет руку султана и целует её, прикрыв веки от удовольствия. Гранатовый запах его господина всегда пьянит омегу.       — Похоже, мы здесь надолго, Керем, — негромко говорит альфа.       — Повелитель, как же так? — не понимает омега жестокой шутки судьбы. Керем всхлипывает, вспоминая разговоры наложников.       — Ты ведь видел мой шрам на груди.       — Но я думал…       — Что я не встречу своего истинного? — перебивает его султан. — Ты сразу должен был понять, смириться с этим.       — Как мне приказать своему сердцу, мой султан? Как унять боль в груди от осознания, что я, возможно, буду вам больше не нужен?! — глаза омеги наполняются влагой, а омежий запах пряной гвоздики горчит. — И что же теперь, вы примите его? Принца Чосона, омегу не вашей веры?       — Мне нужно подумать, Керем. Иди к себе.       Хасеки шмыгает носом и пытается собраться с мыслями. Он не допустит того, чтобы его альфа отказался от него. Джексон должен помнить, кто по-настоящему любит его и заботиться о нём.         — Господин, позвольте помочь вам расслабиться, я могу сделать массаж ног, вы выглядите таким уставшим в последнее время.       — Ты меня не слышал? — строго рычит альфа, отчего омега тушуется.       — Я понял, мой повелитель, — Керем снова почтенно целует руки своего господина, поднимается на ноги и кланяется. Тихонько отходит к дверям, стуча по ним, чтобы слуги открыли ему двери.       Его повелитель должен побыть один. И принять правильное решение.