Queen of Disaster

      И как только можно было отдать её в жёны этому… этому… Тартар подери! Слов не хватало, чтобы описать всю злость, распирающую её. Особенно, приличных. Были лишь те, которым мать её не учила.       Персефона нехотя топала за ней, обняв саму себя за плечи и понурив голову, на этот праздник жизни — рождение сына Зевса. Она уже заранее представляла, как живот скрутит от сахарных улыбок олимпийцев, от вида их подарков, преподносимых Гере, от ласкового воркования у колыбели с младенцем. И она вынуждена терпеть их улыбки, пока собственная дочь гниёт в Подземном мире с полоумным папашей. Такова уж их семейка! Нечего сказать.       Досада накрывала и от того, что сейчас какая-нибудь харита обязательно заметит, что Персефона не в духе, обязательно пристанет с надоедливыми вопросами о том, что произошло, и разговорами о всякой ерунде, лишь бы поднять настроение. За какой-нибудь харитой подтянутся и другие. Но желаемого успокоения это точно не принесёт.       В ней разгоралось пламя негодования, к которому добавился ещё один повод: ничего бы не случилось с ней, не реши Зевс отдать свою побочную дочурку братцу. Да что там! Не реши Зевс заронить семя в лоно её матери. Персефоны тоже не было бы, но это уже мелочи.       Поэтому первым делом Персефона, поздоровавшись со всеми лизоблюдами, опрокинула стаканчик нектара, затем второй, третий… к десятому уже стало легче, приятнее, что ли, и в груди разлилось обволакивающее тепло, а на лице вспыхнул румянец удовольствия и назревающего веселья. Она подарила единокровному новорожденному братцу какую-то ненужную для него фигню: золотой серп и тяжёлый молот, символизирующие плодородие и силу. Зевсу, правда, эта дребедень понравилась. Он даже ляпнул, что рад видеть её после долгого отсутствия. Многие были рады польстить ей, что скучали, но она знала точно: скучали эти олимпийские змеи по весне, наступившей с её приходом раньше срока, по цветам и по засеянным полям, и по теплу, из-за чего можно вновь бегать голышом без риска что-нибудь отморозить.       Когда мать отошла поболтать с Гестией, Персефона опрокинула ещё один кубок, на этот раз размером побольше, и не заметила, как на празднике жизни появился тот, который здесь являлся лишним.       — Как сентиментально! — от звука его голоса аж колени сами собой задрожали. — Мне так не перехватывало горло с тех пор, как кусок мусаки застрял у меня в глотке! Ха!       Отчего-то из неё вырвался смешок. Благо, этого не услышали, иначе смотрели бы и на неё, как на Психею, а не только на Аида. Мины у богов в миг стали каменными, и ей это понравилось — вот вам, самодовольные праздные кретины. Аида, впрочем, это не остановило. Ему хватало смелости говорить то же, что и думать. Он прошёл мимо живого коридора, делая каждому комплимент, но совершенно (или он это делал специально) не замечая свою ненаглядную, и, наконец, дошёл до брата. Персефона аж покраснела от злости. Зевс просиял, как золотой лавровый венок, увидев брата. Он сжал его в объятиях:       — Аид! Как идут дела в загробном? — Спрашивал ли это Зевс для приличия или вправду не понимал, как устроено Подземное царство, Персефона не знала, одно она знала точно — её папаша самодур.       — Темновато… Мрачновато… — Аид пожал плечами, видимо, тоже не писаясь от радости после такого вопроса. — В час пик… Горы трупов как всегда!       Нервно усмехнувшись, Аид оттолкнул брата в сторону и навис над люлькой, в которой лежал Геркулес.       — А! Вот и наш племянничек!       Персефона подтянулась со всеми к этому небывалому зрелищу. Чтобы Аид и рассматривал детей… Но в тот момент, когда он протягивал младенцу соску в виде черепа, у нее всё застыло в животе. Даже нектра резко перестал действовать. Однако в следующий миг Геркулес ухватился за тонкие пальцы Аида, и тот резко шарахнулся от младенца назад. Трогая свои пальцы, бог что-то проворчал про себя и оглянулся.       — Брось, Аид, что ты как неживой, — Зевс снова обнял его одной ручищей. — Будем веселиться!       Это торжество Аид не разделил. Он вынырнул из объятий брата:       — Охотно бы, но в отличие от вас, праздных олимпийцев, я целыми сутками на работе, которой ты меня столь «щедро» одарил, Зевс!       Громовержец смотрел на обозленного брата с блаженной улыбкой. Но быстро переменился в лице:       — Да так ты вгонишь себя в могилу… — он будто и вправду посочувствовал брату, но вдруг опять просветлел, словно Гелиос: — Ха! В могилу вгонишь! Ха!       Боги разразились хохотом, от которого лёгкая тряска прошла по облакам. Аид ушел под фанфары из гогота.       — Ха-ха! Если бы… — сквозь зубы сказал он.       И только её он сейчас заметил. Она вздрогнула, ощутив внимание мужа. Персефона одна не смеялась, стоя в этой ржущей толпе. Её тошнило от этого, и от собственного непонимания, почему над очевидно посредственной шуткой Зевса — называть его отцом язык не поворачивается — все смеялись. Нет… Оставаться тут больше невозможно. Она развернулась и заторопилась к мужу. В отличие от олимпийцев он не вёл себя так, что хотелось сунуть два пальца в рот и…       Его и след простыл. Персефона и забыла, что он ходит очень быстро, а она под действием нектара. Однако ноги сами кое-как всё же добрели до знакомого места, откуда и начиналось Подземное царство. Харон встретил её с большим удивлением.       — Вези меня к мужу, — она всыпала в его костлявую ладонь несколько драхм, уселась в лодку и махнула рукой.              Переправщик повёз её, хоть и нехотя, и вскоре она уже шагала по винтовой лестнице во дворец. Что-то мерцало там голубым светом. Персефона скрылась в тени коридора и прислушалась к разговору.       — Аид взойдёт на высший трон! — этот старческий скрипучий голос…       Мойры! Осознание мигом привело Персефону в чувства. Она окаменела, будто на неё взглянула сама Медуза Горгона.       — …лишь Геркулес Аида сможет победить… — донеслось до её уха.       Смех мойр прозвучал и громогласным эхом отразился от стен дворца. Затем взревел Аид.       — КА-А-А-К? — стены затряслись, с них осыпались камни.       Персефона ощутила оголёнными плечами, как пламя его накалило стены, и отпрянула. Она встала в проходе. Аид стоял посередине комнаты, вбирая воздух с жадностью. Затем рукой пригладил полыхающее пламя и вздохнул:       — Так, я остыл, я спокоен.       — Босс, и что вы намерены делать? — вмешался Паника.       — Подумать, — тихо отозвался Аид. — Сдрыснули отсюда, пока я вас не сжёг.       Прихвостни покинули комнату с удивительной расторопностью, и Персефона вышла на тусклый свет факелов, в которых танцевало синее, более горячее, чем обычное, пламя, и встала напротив своего мужа.       Минутное молчание. Муж посмотрел на проход, затем на жену, потом на проход и снова на жену… и да, это была она!       — Что. Ты. Здесь. Делаешь? — спросил он, отчётливо проговаривая каждое слово.              Теряться перед ним? Нет. То ли нектар придал уверенности, то ли она поняла, что жизнь её круто изменилась после рождения ребёнка, но Персефона на этот раз не намеревалась держать язык за зубами:       — Ты сделал меня царицей, это и мой дом тоже.       И не придраться к ответу. Однако Аид всё же нашёл недочёт:       — Если мне не изменяет память, то всего лишь на зиму. А теперь, благодаря мне, на поверхности весна. Поэтому ты можешь и дальше веселиться со своими друзьями. Чем вы там обычно занимаетесь? Пьёте нектар, нюхаете цветы, считаете бабочек, перемываете кости подружкам? Мне и без тебя хватает желающих вынести мозг.              Она хмыкнула, пожала плечами и, миновав мужа, уселась прямо на стол, где стояла модель Олимпа. На самой верхней точке горы стояла люлька с изображением младенца, похожим как две капли воды на новорождённого Геркулеса. Персефона покрутила фигурку пальцами, рассмотрела её со всех сторон.       — В отличие от других у меня есть законное право выносить тебе мозг, поэтому пусть встанут в очередь. И ответ на твою вежливую просьбу: нет. Я не свалю, пока ты сам мне не расскажешь ничего. Есть ли у тебя время на размышления? Нет.       Она с громким стуком опустила фигурку и толкнула щелчком пальцев вперёд.       — Весь дрожу, — Аид подошёл к ней и взял за подбородок: — Ты решила, что можешь договориться со мной…       — Мой отец занят праздником и моё отсутствие для него не так важно, но гораздо важнее то, что с моим уходом вновь настаёт зима. И никому не составить труда подумать, что ты утащил меня с праздника сюда. Учитывая, как любит меня моя мать, она ворвётся сюда через три…       — Так! Остынь, детка! Это нихрена не честно.       Тогда Персефона улыбнулась:       — Значит, заговор? Война? Устранение конкурента? — она деловито зашагала по залу: — Мальчишка тебе мешает, он слишком сильный, и ты решил найти способ ослабить моего отца. Поэтому ты выбрал именно меня? Я даю жизнь. И со мной у тебя был шанс…              Он наблюдал за ней молча, и пламя на его голове не вспыхивало, а становилось всё тише и тише. Он словно пытался уловить каждое её слово, каждое движение губ. Его взгляд изменился лишь тогда, когда Персефона произнесла:       — Давай поможем друг другу. Я молчу о твоём хитром плане, а ты… ты взамен даёшь мне возможность видеться с дочерью…       — Невозможно, — Аид качнул головой, — она у смертных.       — Она… что?!       Она била его в грудь с полчаса, рыдала, умоляла всё вернуть, говорила, что обрушит на него гнев всех богов Олимпа, оскорбляла самыми неприятными словами, какие узнала здесь же от смертных.       — Малакас! — рыкнула Персефона и отошла, понимая, что силы ненавидеть его покинули её.       Бессильно разрыдаться она тоже не могла. Она понимала, зачем супруг отдал дочь смертным. Так их ребёнок находился в безопасности.       — Я требую компенсацию, — твёрдо промолвила богиня весны. — Равную этой жертве.       Аид прежде не видел, чтобы она источала подобную ярость.       — У тебя будет собственный уголок в этом мире, там будет царить вечная весна, а герои и праведники — проводить дни без печали и забот. Твои печали там тоже исчезнут, моя… царица.       — На том спасибо, но эту печаль мне никогда не забыть.       — Когда я смещу Зевса, наша малышка вернётся домой. — Он убрал непослушную прядь с её лба назад, и её это расслабило.       — Если будет необходимо, я помогу тебе всеми силами.       — Боги… — он усмехнулся. — Зёрна граната и вправду действуют.