Смерть Даниила Данковского

Почему-то именно сегодня, именно в этот час степные невесты решили начать свою пляску. Солнце спускалось к горизонту, небо затянуло облаками, и из степи долетали отзвуки барабанного ритма, костяшек-деревяшек и женского пения. Колыхалось черное платье на ветру. Аглая стояла спиной к стене, с каменным лицом смотря в лицо своему учителю и теперь судье Марку Карминскому. Инквизитор приехал, и полилась кровь.Тот же, с несколько поблекшими волосами цвета меди, стоял по-военному, сложив руки за спиной. А вокруг него — восемь рядовых солдат, те, которые не дезертировали после повешения генерала Александра Блока. Нацелили на женщину ружья и ждут. — Инквизитор Аглая Лилич, Вы обвиняетесь в госизмене и злоупотреблении полномочиями Инквизитора, специальной революционной должности, направленной на истребление антисоциальных элементов. По законам военного времени революционный трибунал в лице Инквизитора Марка Карминского назначает наказанием за эти преступления высшую меру социальной защиты. Ваши последние слова? Карминский покачивает в руках бумагу с текстом и печатью, которая в следующем времени должна была бы сообщить об этом приговоре Столице, а затем — поколениям в будущем. Смотрит. Кривит губы, обнажая небольшую щербинку между передними зубами. Даже солдаты не подходят к нему слишком близко, уж больно много крови у него на руках и длинны кровавые следы. Бурах ненавидит этого человека, стоило один раз встретиться с ним взглядом. Взгляд у него стеклянный, нечеловеческий — еще бы, столько человек убил, у него самого души не осталось. А потом Карминский с солдатами еще принялись обыскивать здания на предмет “антисоциальных элементов” и “предателей народа”. Слава богу, Данковский уже пришел в себя и мог спокойно без надзора прятаться в подземных ходах под Театром. Самозванка и вовсе чуть не попыталась этого Инквизитора застрелить, но успела остановиться — к добру ли, к злу ли. — Я ничего Вам больше не скажу. — Фиксирую: приговорённая отказалась говорить последнее слово. Наказание приказываю привести в исполнение. Отходит на два шага назад, теперь отделённый от своей жертвы цепью вооруженных солдат, как стеной. И у каждого из этих солдат глаза — безжизненные. Как много таких глаз Аглая насмотрелась за свою жизнь… Жизнь без компромиссов, без полумер. Она боится смерти, как и все, но она ни за что не сломается. Ни за что. Пусть ее срежут, но ветер судьбы ее не собьёт. Она поворачивается спиной и поднимает голову в небо. Серое. Но солнце будто лизнуло языком розовые края облаков, там, ближе к горизонту, жаль, ей из-за стены плохо видно. Но всё равно красиво. — Раз, два… Огонь! Выстрел хлопающим эхом раскидывается по ближайшим кварталам, да, наверное, и по всему городу. Даже Данковский, сидящий в одном из тупиков подземного лабиринта в забытьи, вернулся на секунду в реальность, видя перед собой кровь, стекающую по кирпичной рыжей стене. Рыжее, красное, медное, сами имя и фамилия Инквизитора вызывает красное марево перед глазами. И Карминский это знает. Артемий так и стоит с закрытыми глазами с самого выстрела. Выдыхает. Какая бессмысленная жестокость. А степные всё ещё поют, отпевают… После отъезда Инквизитора Город еще долго боялся дышать даже днём, а место казни обходили, и еще долго будут обходить.