fascinating new thing

Воздух тяжелее, чем когда Джисон был здесь один, более влажный; кажется, будет дождь. В воздухе дует легкий ветерок, достаточно холодный, чтобы Джисон застегнул пару пуговиц на рубашке. Минхо ведет Джисона через странную мебель на террасе и мимо слишком большого бассейна, вокруг подстриженные живые изгороди и пышные розовые сады. Фонари освещают землю через каждые несколько ярдов, подсвечивая их путь по траве. Минхо останавливается, когда они доходят до возвышающегося на пригорке дерева, вдали от всего, его листья уже меняют цвет, как раз к приходу нового сезона. Это самое огромное блядское дерево, которое Джисон когда-либо видел. Ствол широкий, и даже вдвоем они бы не смогли обхватить его руками. К самой прочной ветке толстой выцветшей синей веревкой привязаны простые качели, и Минхо осторожно опускается на деревянное дощатое сиденье. Джисон останавливается в нескольких сантиметрах, вытягивая шею, чтобы оценить, насколько высокое дерево, а его ветки теряются в темноте. Грохочущая музыка из дома на таком расстоянии превращается в шепот, и голова Джисона за весь вечер проясняется. — Хан. — Прекрати меня так звать, — Джисон морщится. Минхо поднимает взгляд, отвлекаясь от изучения земли. — Это твоя фамилия, нет? — Просто зови меня Джисон, хорошо? Минхо ничего не отвечает, только кусает свою щеку изнутри, пока не расправляет плечи, отталкиваясь ногами от земли. — Джисон, — их глаза встречаются в темноте, — покачаешь меня? Если бы он спросил это двенадцать часов назад, то Джисон бы посмеялся Минхо в лицо и послал. Но сейчас Джисон просто подходит легкими шагами и встает в нескольких шагах позади Минхо. Он осторожно протягивает обе руки, хватает веревку по обе стороны от бедер Минхо и слегка оттягивает ее назад. Минхо издает какой-то радостный звук, когда Джисон отпускает качель, и он движется вперед, рассекая воздух вытянутыми ногами. Джисон паникует, когда Минхо наклоняется назад, не понимая, где ему можно трогать, и решает, что середина спины — это оптимальное безопасное место. Они еще немного продолжают так делать: Джисон легонько подталкивает Минхо, чтобы сохранить его инерцию, пока вдалеке поют сверчки. То, что делает Минхо, чертовски пугает, будто Джисон последний придурок, которому заплатили за то, чтобы он провел с ним время. Возможно, это творит с ним алкоголь. Когда Минхо снова будет трезвым, он снова будет ненавидеть одно существование Джисона. Но сейчас... — Расскажи мне какую-нибудь правду, — просит Минхо. Это вроде легко. Джисон думает о том, что, несомненно, правда: — Я ненавижу бобы. — Нет, — смеется Минхо. — Что-то стоящее. — Тебе не достаточно моего чистосердечного признания буквально пятнадцать минут назад? — фыркает Джисон. — Тяжелая публика. — Так, ты правда не был в тюрьме? — Блять, нет, — Джисон толкает Минхо немного сильнее из-за наглого вопроса. Минхо, кажется, искренне любопытно, но Джисон как всегда отшучивается, смущаясь той минуты слабости в ванной. — Я слишком красивый для тюрьмы. Это заставляет Минхо смеяться. — Ага, они бы там живьем тебя сожрали, — он замолкает, делая смешное задумчиво лицо. — Итак, ты не отсидел. Ты продал свою почку на черном рынке? — Ты глава культа Сатаны? — Не слышал о таком раньше. — Нет? — шутит Джисон. — Один из моих любимых. Минхо начинает дергать ногами, раскачивая себя взад-вперед, и Джисону приходится отступить на несколько шагов в сторону, чтобы его не ударили. Отсюда он может видеть, как Минхо запрокинул голову назад, смотря на темное небо. Веселая улыбка растягивается у него на лице. — Брал академ, чтобы приглядывать за дедушкой? Как это превратили в тюремный срок? — спрашивает Минхо, его голос слишком громкий, поэтому Джисон осматривается, нет ли кого-нибудь, кто мог бы их подслушать. Но нет, здесь только они вдвоем. — Та-а-ак, ты и правда глава сатанистов? — Джисон раскачивается с пятки на носок. — Прекрати отвечать вопросом на вопрос! — кричит Минхо, опуская голову, чтобы посмотреть на Джисона. Логика Джисона никогда не имела смысла, но он зашел так далеко и не видит причин теперь останавливаться. Смеясь, он отходит большими шагами назад, пока не оказывается на безопасном от Минхо расстоянии. — Хорошо, — вздыхает Джисон, довольный, — я не продавал почку на черном рынке. Обе почки у меня внутри, — он трогает свой живот обеими руками. — Но у меня есть шрам из-за ебучей стиральной машинки, — на это Минхо поднимает бровь, но Джисон мотает головой и дрожит, не желая дальше рассказывать. — Что касается слухов, я не знаю, откуда они все пошли. Это правда. Джисон вернулся с академического отпуска, и все изменилось. — Хорошо. Люди всегда говорили кучу дерьма обо мне, — рассуждает Минхо, сильнее дергая ногами и выдыхая, — Я не глава клуба Сатаны. Он называется Викка и не имеет никакого отношения к демонам. Джисон на секунду остановливается, чувствуя стыд за свой следующий вопрос: — Он имеет отношение к распитию крови по утрам? — Это я слышал, — стонет Минхо. — Это ягодный смузи! Я как-то должен получать свои антиоксиданты! Слушать слухи и их настоящее объяснение одно за другим — очень смешно. Минхо задумчиво продолжает: — Как люди вообще могут верить в этот бред? — что-то в его поведении меняется, и он перестает дрыгать ногами. — Я имею в виду, конечно, ты высокомерный придурок, — он отмахивается от возмущенного эй Джисона, — и, я думаю, что могу быть груб временами — не смотри на меня так, я пытаюсь быть серьезным. Когда Минхо замедляется, Джисон подбирается ближе, скрещивая руки и поднимая бровь. — Ты верил во все, что говорили обо мне. Что это о тебе говорит? Он не хотел, чтобы вопрос его задел, но у него явно не получается. Минхо отворачивается, он больше не может смотреть Джисону в глаза. — То же, что и о тебе, за то, что веришь всему обо мне, — Джисон предвидел, что он так скажет. — Значит, мы не так уж и отличаемся друг от друга, как думали, да? Минхо ставит ноги на траву, потягиваясь, чтобы полностью остановиться. Когда он запрокидвает подбородок и смотрит на Джисона из-под опущенных ресниц, Джисон прилагает все силы, чтобы сдержать прерывистый вдох. Взгляд Минхо плывет — следы алкоголя, все еще текущего по его венам, но Джисон не смотрит на него. Его внимание привлекает то, как Минхо со вздохом приоткрывает губы, слишком легко подчиняя Джисона своим чарам. — Поцелуй меня? Его слова такие нежные, что Джисон даже верит, что он на самом деле этого хочет. Ком застревает горле. Он так близко. Носки их кроссовок соприкасаются, и все, что Джисон должен сделать — это наклониться, держась за веревку у плеч Минхо, и дать ему то, что он так любезно попросил. Но это кажется неправильным. Минхо пьян. Джисон сходит с ума. Его вообще не должно было тут быть. Единственная причина, почему он здесь, с которой все началось, — легкие деньги, даже если план провалился за рекордное время. Ужас, если бы его сегодня здесь не было, то они бы даже никогда не познакомились. Они бы продолжили свои нелепые наполненные слухами жизни, выпустились и оставили всю эту чушь позади. Минхо пьян. Он бы никогда не захотел подобного, будь он трезвым. Он просто расчувствовался и возбудился, и Джисон не будет этим пользоваться. — Эм, — тихий смех Джисона такой ненастоящий, — нет? Глаза Минхо расширяются, а его губы складываются в небольшую букву «о». Его ресницы трепещут, вероятно, отказ — последнее, чего он ожидал. — Боже, — фырчит Минхо, удивленный, — 25,000 вон не достаточно, чтобы поцеловать меня? Джисон не знает, что сказать. Тот горький хмурый взгляд, что украшал лицо Минхо в первой половине вечера, вернулся, мрачнее и наполненный болью. Конечно, количество денег не имеет отношения к отказу Джисона. Но если Минхо думает, что Джисон все еще здесь только из-за ебучих денег, это уже другая история. В чем был смысл их разговоров, если Минхо все равно думает так о Джисоне? Он понимает. Люди не меняются просто так за одну ночь. Когда наступит завтра, вероятнее всего, Джисон снова будет самим собой — ни на что не годным придурком, и с ним все будет хорошо. Минхо снова начнет презирать его, настаивая, чтобы они никогда больше не встречались. Но на секунду, после всех проясненных слухов и минуты собственной слабости, Джисон задумался, что, возможно, им больше не придется быть прежними. По крайней мере не с друг другом. Даже если это просто взаимопонимание, чувство спокойствия от осознания, что кто-то еще сталкивается с такой же фигней как он. Джисону не нужен лучший друг, он не хочет заниматься учебой или устраивать посиделки субботним вечером, но он бы не был против, будь кто-то на его стороне. Минхо больше не смотрит на Джисона. Джисон отходит, показывая, что им лучше держать дистанцию, но он очень не хочет уходить. Вместо этого он волочит ноги к дереву и плюхается перед ним. Он переключает свое внимание на траву, зарываясь пальцами в зелень и оттягивая ее, пока не вырывает несколько. Спустя несколько минут мертвой тишины, Минхо встает с качели. Джисон думает, что он уйдет, даже не сказав «пока», но Минхо не уходит, он находит удобное место прямо рядом с Джисоном и взглядом прожигает его профиль. Его тяжесть опаляет. Заставляет Джисона чувствовать тошноту, холодный пот бежит по его телу. Он хмурится. — Ты пьян, Минхо, — бормочет Джисон, выбрасывая вырванные травинки. — Я не целуюсь с теми, кто пожалеет об этом через пару часов. Его попытка объясниться перед Минхо с треском проваливается, он может это сказать по тому, что Минхо усмехается, практически чувствуя, как тот закатывает глаза. — Не беспокойся, — Минхо угрюмо смеется, — я точно протрезвею после этого. Минхо может говорить все, что хочет этим своим острым языком, но Джисон поверит, только когда увидит своими глазами. Так он и делает. Джисон опирается головой на ствол и поворачивается, пока наконец не смотрит на Минхо, ища в его глазах что-то, что имеет смысл. То, что он находит, сильно отличается от далекого измерения, в котором Минхо потерялся, пока был в ванной. Там не было тумана, вихрей неопределенности, которые в первый раз прочитал в них Джисон. Глаза Минхо ничего не скрывают, они отражают каждую частичку света, окружающего их, освещая Джисона, как крошечные солнца, неуместно появившиеся в ночном небе. Это правда чертовски тупо. Как Джисон был уверен, что обожжется, насколько это будет больно. В каком-то смысле, так и произошло: жар от танцпола, обжигающая пощечина ядовитых слов Минхо. У Джисона был шанс охладиться, он пытался вернуть хоть какие-то крупицы разума на место, но пошло оно все. Что еще тупее, то как низко готов пасть Джисон, чтобы просто почувствовать тепло. — Попроси меня еще раз. Минхо хмурит брови. Он дует губы, открывает рот, но ничего не происходит. — Попроси. Меня. Еще раз, — требует Джисон, в этот раз его голос тише, но наполненный чем-то большим. Понимание вспыхивает в глазах Минхо, и он тяжело сглатывает. — Поцелуй меня? Пожалуйста? Как только вопрос слетает с его губ, Джисон придвигается ближе, и Минхо повторяет его действия. Они встречаются взглядами, и это снова превращается  в соревнование, снова отбрасывая Джисона к моменту их первой встречи. Минхо зарывается рукой в волосах Джисона и тянет их; достаточно сильно, чтобы у того перехватило дыхание. Джисон обхватывает рукой мягкую внутреннюю сторону бедра Минхо и смеется ему в губы, когда он сильнее разводит колени от прикосновения. Их поза неловкая: шеи согнуты под странным углом, а руки протянуты к друг другу, но Джисон зашел слишком далеко, чтобы думать об этом. Он находит тот жар, который искал, в том, как горячий язык Минхо касается его собственного, сначала нежно, чтобы нащупать почву, но вскоре Минхо облизывает его губы, играя с серебряным гвоздиком на языке, и скулит. — Блять, — стонет Джисон, — иди сюда. Крепко хватаясь за бедра Минхо, Джисон перекидывает одно из них на свои колени и усаживает Минхо, пока тот не оказывается там, где Джисону нужно. Джисон сильно стукается головой об ствол дерева от того, как быстро Минхо соединяет их губы и полностью руками обхватывает шею Джисона. Удушающе — быть полностью поглощенным этим телом, не может терпеть, и он возбужден, крепче прижимая Минхо к себе и глубже зарываясь пальцами в его теплую кожу. Факт того, что они снаружи, где любой может увидеть и убежать рассказывать своим друзьям — последнее, о чем думает Джисон. Он слишком сосредоточен на звуках, которые издает Минхо, какие они мягкие, как они становятся громче, когда Джисон не сдерживается и толкается бедрами вверх. Джисон плавится еще сильнее, когда Минхо отстраняется, прикасаясь своими мокрыми от слюны губами к его челюсти. Минхо посасывает, кусает тонкую кожу горла, а Джисон ничего так не хочет, как оставить на нем свои отметины. Но затем Минхо ерзает у него на коленях, медленно двигая бедрами, пока не натыкается на бугорок в штанах Джисона. В голове Джисона что-то замыкается, и он думает, чувствует ли Минхо его твердеющий член своей задницей, заводит ли это его так же, как Джисона. Ловкие пальцы цепляются за воротник Джисона и скользят вниз, расстегивая первую пуговку. Джисон правда думал, что он будет вести, учитывая то, насколько Минхо податливый в таком состоянии, но ему становится тяжело дышать, когда Минхо медленно одну за одной расстегивает пуговицы и проводит большим пальцем по его соску. — Чувствительный, малыш? — хмыкает Минхо, и Джисон вздрагивает, когда тот спускается ниже, прикусывая его ключицу. В попытке хоть как-то восстановить свою позицию Джисон протягивает руку, за волосы оттягивая Минхо от себя. — Я тебе не малыш, — ворчит он, не сводя взгляда с мерцающей кожи обнаженного горла Минхо. — Нет? — Минхо задыхается. — Позор. Джисон игнорирует поддразнивания, находя чувствительную точку прямо у него за ухом. Минхо хнычет и специально задевает рукой его член, взамен вытягивая из Джисона пошлый звук. Он отпускает волосы Минхо, чтобы прикоснуться к его обнаженной коже. Кофта Минхо съехала с одного плеча, и ее нижний край задрался вверх, дразня Джисона маленьким аккуратным пирсингом над пупком. Он хочет рассмотреть его поближе, увидеть, как свет переливается в голубом камешке, как вздымается грудь Минхо, когда Джисон проходится языком по его коже. Минхо вскрикивает от неожиданного движения, но Джисон нежен. Он прижимает Минхо к себе и толкает их тела, чтобы уложить его на траву. Под этим новым углом Джисон может видеть, насколько возбужден Минхо: очертания его члена видно сквозь его джинсы. Это завораживает, глаза Минхо загораются, когда Джисон меняется с ним местами, задирает кофту выше и медленно спускается по его телу. Джисон не останавливается, пока не встречается с пупком Минхо. Он мурчит, когда дыхание Минхо учащается, и тот сжимает в руках траву, видя, как Джисон высовывает язык и очерчивает влажный круг вокруг пирсинга. Кожа под языком Джисона мягкая, гладкая и такая теплая. Это заставляет что-то скручиваться у него в животе, тот же жар, что и на танцполе, вернулся и стал только сильнее. — Ты выглядишь чертовски соблазнительно, — шепчет Джисон, губами прижимаясь к животу Минхо. — Я слаб перед этим пирсингом. Минхо хмыкает, довольный, что Джисону нравится. — М-м, мне нравится, как это ощущается на коже, — он останавливается, хватая Джисона за подбородок и нажимая на его нижнюю губу пальцем, чтобы рассмотреть штангу во рту Джисона. — Такой красивый. Джисон хочет большего. Он так отчаянно хочет разгадать человека под собой и узнать все, что заставляет его дрожать, но как только воздух вокруг становится холоднее, он вспоминает, где они. Однако Джисон не торопится, оставляя влажную дорожку из поцелуев на торсе Минхо, пока не доходит до его губ, вновь соединяя их. Теперь они гораздо медленнее, расслабленнее, но их дыхание тяжелее, адреналин все еще бурлил в крови. Минхо отстраняется после слишком нежного чмока в распухшую нижнюю губу Джисона, и выглядит довольным. — А ты не такой мерзкий, как я думал. Джисон смеется. — Спасибо? Я думал, мы уже все прояснили, чт... — Эй! Прекратите осквернять мой двор! Минхо поворачивает голову в сторону и стонет. — Ебучий Ким Сынмин. Агрессивные шаги раздаются по небольшому склону, пока запыхавшийся Сынмин не присаживается на корточки в паре ярдов от них. — Ты бежал сюда? — усмехается Минхо, а Джисон ворчит, когда его отталкивают в сторону. Сынмин вытягивает руку, прося подождать, пропускает пальцы через итак растрепанные волосы и хрипит. — Чем вы, блять, тут занимаетесь? Джисон тоже садится и понимает, что у него точно нет ответа на этот вопрос. Он смотрит на исчезающий румянец Минхо и на свежий, только появившийся Сынмина, и пожимает плечами, прежде чем начать возиться с пуговицами на рубашке. Он не упускает из виду, как Минхо закатывает глаза, неудивленный нежеланием Джисона оправдываться. — Заплетаем друг другу косички и рассказываем секретики, — Минхо прожигает Сынмина взглядом, сарказм сочится в каждом его слове. — Правда? Потому что я уверен, что его язык был в твоем пупке где-то пятнадцать секунд назад. Минхо давится слюной, но Джисон смеется и пытается скрыть это рукой. Более яркий румянец спускается от лица Минхо до его шеи, и он торопливо натягивает кофту на свой голый торс. — Что тебе нужно, Сынмин? — Ох, точно, — незванный гость прочищает горло. — Думаю, скоро будет драка, — он смотрит на Джисона, — и один из твоих парней там замешан. Джисон весь ежится. — Не зови их моими парнями, это отвратительно. Погоди... это Чан? Он слишком мягкий, чтобы участвовать в подобном, этот парень не ударит кого-то, даже чтобы спасти себе жизнь Единственная причина, откуда Джисон знает это, так как когда он впервые встретился с Чаном, он выходил из душа и подумал, что его грабят. Оказалось, что это был его новый сосед, а Джисон произвел хорошее первое впечатление, почти ударив его в лицо. К счастью, Чан закричал как ребенок и увернулся от атаки. Хорошие были времена. — Нет, не он, — поправляет Сынмин. — Который низкий? Тот, что зависал с Хенджином весь вечер. Глаза Джисона увеличиваются. Во что ввязался Чанбин? — Зачем тебе мы? — ворчит Минхо, когда встает на ноги, стряхивая травинки с джинс, и хмурится. — Это твой дом. Просто вышвырни их. Сынмин не пропускает ни одного возражения. — Да, но ты более пугающий. К тому же, думаю, что другой чел — бывший Джинни, — теперь его выражение лица серьезнее, и даже Минхо ругается себе под нос. — Блять, хорошо. Мы идем. Джисон не ждет, что Минхо подаст ему руку и поможет встать, поэтому делает это сам. Они идут за Сынмином быстрыми шагами, и чем ближе они подходили к дому, тем крики драка, драка, драка были громче. <> Комната, которая была танцполом, теперь превратилась в импровизированный боксерский ринг. Почти все на этой вечеринке толпятся как шпроты в банке в уже заполненном людьми пространстве, кроме места посередине. Джисон видит обоих своих соседей в центре вместе с Феликсом, Хенджином и кем-то, кого он не знает. Несомненно, Чанбин может постоять за себя в драке, но, судя по всему, ему удается сохранять самообладание, держа руки над головой, пока он спокойно разговаривает с парнем напротив. Джисон не может слышать, что именно он говорит, но он видит, как каждое его слово все больше выводит другого из себя. — Это Чону, — Минхо раздраженно цыкает, проталкиваясь сквозь людей. — Ублюдок так и не смог отпустить Хенджина и решил устраивать сцены, куда бы он ни шел, лучший способ сказать «детка, вернись ко мне». Как он вообще сюда попал? И да, этот Чону устроил беспорядок; одет, как богатый придурок-конформист, размахивает руками и кричит грубые ругательства Хенджину и Чанбину. Хенджин явно нервничает, подавленный ситуацией, осторожно тянет Чанбина за плечо и шепчет что-то тому в ухо. Джисон улавливает отрывок чего-то крайне нелестного в сторону Хенджина, и, к всеобщему удивлению, Феликс — который до этого момента стоял за Чаном, — идет вперед, вырываясь из хватки парня. Джисон точно может видеть сходства братьев в этот момент: они оба напоминают разьяренного чихуахуа, когда что-то защищают. У Феликса нет ни стыда ни совести,  он выплевывает все ему в лицо и огрызается: — И ты удивляешься, почему он ушел от твоей задницы? Ты, блять, отвратителен. Эти слова звучат странно от кого-то в роде Феликса, от этого Чону лишь ухмыляется, выражение его лица становится еще противнее. Тело Минхо напрягается, и пальцы сильнее сжимают руку Джисона. — Ты просто избалованная маленькая принцесса, верно? Или такая же шлюха как он? Джисон чувствует, как Минхо вздрагивает от слов Чону. Очень много всего происходит в один момент. Толпа улюлюкает, будто они смотрят плохой фильм, полностью оторванные от реальности. Феликс и Хенджин ахают, все следы ссоры исчезли с их лиц. Минхо рычит и расталкивает остатки людей на своем пути, оставляя Джисона позади. Чанбин злится, глаза темнеют, когда он сжимает кулак на правой руке, готовясь ударить. Но Чан первый, кто делает это. Он хватает Чону за воротник его дурацкой куртки цвета хаки и бьет его прямо в челюсть. Люди вокруг Джисона заливаются овациями и словами поддержки в сторону Чана и Чону, в зависимости от того, за кого они. Чону откидывает голову назад после удара, смеется, как будто ему не больно, подходит, чтобы ответить. Чан стоит на месте, используя свое тело как щит для тех, кто сзади него, и смотрит на него сверху вниз. Тот же взгляд, которым он посмотрел на Джисона ранее этим днем, и из-за этого Джисон понимает, насколько он заботится о Феликсе. Ноги несут его вперед до того, как он понимает, какой именно у него план, Джисон прорывается сквозь толпу и хватает Чону за рубашку, оттягивая того от жаждущего мести соседа. Обычно он не прочь посмотреть неплохую драку между двумя рагоряченными идиотами, но, к сожалению, он связан с одним из них, а Джисон не хочет позже залечивать ему раны. Чанбин следует примеру Джисона и обхватывает Чана за талию, одной сильной руки хватит, чтобы оттащить его. На это Чону ворчит и поворачивается, морщась. При виде Джисона его глаза вспыхивают, неудивительно то, что он расслабляется и выглядит спокойно. — О, чувак, собираешься помочь мне преподать урок этой сучке? — спрашивает Чону, нахально и грубо. Прежде чем Джисон успевает закатить глаза и сказать что-то в духе «Нет, я точно не собираюсь преподавать этой сучке урок», Минхо появляется за спиной Чону с самым мрачным и страшным выражением лица, которое когда-либо видел Джисон. — Убирайся, — его пугающий голос разносится по всей комнате громче музыки. Чону усмехается, но Минхо не дает ему говорить: — Или ты уходишь, или Хенджин расскажет всем, насколько сильно ты любишь, чтобы тебя звали малышкой в постели. Чону сглатывает, и это смешно, как одно маленькое предложение мгновенно меняет его настроение. Его, должно быть, друг подходит, чтобы забрать Чону, таща его из хватки Джисона, пока толпа приближается к ним, стараясь сдержать смех. Джисон игнорирует всех вокруг, его внимание приковано к взгляду Минхо в спину Чону, пока тот не пропадает из виду. Он думает, возможно, ему нужно подойти, взять Минхо за руку и спросить что-нибудь, что-то... Минхо наконец смотрит на Джисона и выдавливает очень неубедительную улыбку. — Проверь своих людей. Я проверю своих, — и с этим он разворачивается и направляется туда, где, прижавшись к друг другу, стояли Феликс и Хенджин. «Мои люди», — думает Джисон, пока ищет Чана и Чанбина. — «Думаю, они мои люди. Минхо тоже мог бы быть моим человеком. Возможно». Джисон пока отбрасывает эту мысль. В одном углу комнаты он находит Чанбина, утешающего несчастного Чана. Тот держит правую руку, сжатую в кулак, на груди, тревожно потирая костяшки, не обращая внимания на Чанбина: он полностью сосредоточен на Феликсе. Он становится еще более нервным, когда Минхо обнимает брата за плечи и выводит из комнаты. Когда он наконец подходит, Джисон трогает Чана за плечо. — Дай им минутку, хорошо? Чан хмурится, но все равно кивает, решая отойти назад к стене. Смотря на Чанбина, Джисон может сказать, что тот беспокоится за Хенджина, который разговаривает с Сынмином в другом углу. Джисон никогда не утешал их и не подбадривал, или что-то большее, чем просто находиться рядом с ними. Возможно, сейчас самое время это изменить. Оказывается, Джисону не нужно никому поднимать настроение. Не секундой позже Чонин появляется из ниоткуда и взбирается на дорогой на вид стол и открывает рот, чтобы прокричать: — Эй, народ! Эй, эй, Сынмин, Хенджин, все, слушайте, — половина толпы ежится, когда Чонин чуть не падает, спотыкаясь о собственные ноги. — Я только хочу сказать, — он прерывается, — эта ночь была лучшей в моей жизни. Все вы очень крутые, кроме того парня, но серьезно! Я пил не простую виноградную газировку, которую раздают на Новый год! Я... я был в одной комнате с теми, кто курил травку. И у меня даже был первый поцелуй! В комнате нет ни одного человека, кто бы, как минимум, не улыбался на проделки Чонина, но Джисон находит интересным, как Сынмин густо краснеет от последней части. Однако хозяин дома возвращается на землю и бросает взгляд на огромные настенные часы: уже почти четыре часа утра. В последний раз обняв Хенджина, Сынмин идет к диджею, чтобы прогнать его и выключить музыку. Люди мгновенно начинают возмущаться, но Сынмин принимает нейтральное выражение лица и орет: — Итак, вау, спасибо за воодушевляющую речь, Чонин. Теперь время всем покинуть мой дом. Пока-пока! Идите по домам, — он замолкает, обдумывая что-то. — Кроме тебя, тебя, тебя, тебя и тебя. Вы, ребята, можете остаться. Джисон следит за пальцем Сынмина: тот указывает на него, его соседей, а также на Хенджина и Чонина. Все остальные просто пожимают плечами и начинают потихоньку уходить, разбиваясь по маленьким группам и допивая последние капли своих напитков. Пятеро из них ждут, хрустя пальцами и перекатываясь с пятки на пятку, пока последний человек не уходит, и Сынмин захлопывает за ними дверь. — Время уборки, мальчики! — зовет он из другой комнаты. Все в команте быстро обмениваются взглядами, тем самым спрашивая, правда ли они здесь для уборки, но никто не хочет открыто возражать. Поэтому, да, думаю, так оно и есть. Из того, что Джисон может сказать: дом не такой уж грязный, но здесь раскидано много пластиковых стаканчиков и пустых банок из-под пива, которые им нужно собрать. Сынмин возвращается с черными мусорными мешками и метелкой, начиная раздавать поручения. — Окей, Джинни? — высокий брюнет выпрямляется, показывая, что он слушает. — Ты и э, Чанбин, верно? — Чанбин прочищает горло и кивает. — Вы двое поможете мне расставить мебель по местам. А вы, парни, — Чан и Джисон стоят смирно, — пройдите по дому и соберите мусор и всякую дребедень. — А я? — Чонин выглядывает из-за Хенджина. Боже, он так взвизгнул. — Ты, — Сынмин начинает, слишком сладко улыбаясь; улыбка не злая, но этот тон, будто он обращается к ребенку, — ты дежуришь на метле. Начинай подметать, Йени. На этом моменте они все разделились на пары. Чан берет мусорные мешки у Сынмина, мямлит спасибо и вручает один Джисону. Чтобы сделать работу эффективнее, Джисон направляется в другую комнату и начинает оттуда. — Так, а, как прошел вечер? Чан очевидно не понял стратегию Джисона, но все равно кивает в знак благодарности. — Не так уж плохо, — он тянется за двумя банками пива. — Снова наткнулся на Минхо. Мы... поговорили. — О, это хорошо. Наверное. О чем? — спрашивает Чан. Это простой вопрос, вброшенный, чисто чтобы как-то продолжить их диалог, но, тем не менее, Джисон напрягается. Вместо ответа, он сметает пару стаканчиков в свой мешок и отмахивается. — Ничего интересного. Джисон очень хочет просто оставить все так, но то, как Чан вертится вокруг него, разжигает его любопытство: — А ты? Хорошо провел время с Феликсом? Лицо Чана сияет, как рождественская елка, а затем густо краснеет. — Он поцеловал меня. — Круто, — Джисон кивает, немного даже гордясь за него. — Где? Смущенная улыбка Чана неописуема. — У бассейна. Это не то, что Джисон имел в виду, его разум немного больше опошлен, чем у его бедного соседа, но без разницы. Он все равно рад за него. Остатки они дособирали в тишине, вместе с кухней и тем местом, где Джисон и Минхо выиграли Чонина и Сынмина в пивной пинг-понг. В коридоре Джисон слышит Чонина, жалующегося на то, что слишком устал, чтобы подметать. Следом он слышит вздох Сынмина из гостевой комнаты. Чонин зевает, пока идет мимо них, и Джисон взглядом следит за ним, когда он поднимается по лестнице, боясь, что тот их не осилит. Но все хорошо, к счастью, и Джисон возвращается к уборке. В нескольких шагах от него Чан прочищает горло. Джисон поворачивается в его сторону. — Уверен, что тебе не нужны эти 25,000 вон? — Чан потирает затылок. — Не знаю, я чувствую, что ты заслужил их после всего случившегося. Уверен ли Джисон? Пока они убирались в тишине, в его голове прояснилось два возможных исхода этого вечера. Он и Минхо разойдутся, притворяясь, что друг друга не существует, и забудут все, что сегодня произошло. Или они бы могли... не делать этого. Целоваться с кем-то на вечеринке — это не совсем значимо или это как-то меняет жизнь, но их разговоры продолжают сжирать Джисона изнутри. Если Минхо захочет забыть, Джисон не станет с ним спорить. Будет больно, пусть и немного, но он примет любое его решение и, если будет нужно, вернется к обычной жизни. В этом случае уйти домой с деньгами, хоть как-то подбодрит его. Но есть шанс, что Минхо выберет остаться с ним, тогда это будет стоить гораздо больше 25,000 вон. Джисон хмурится. Он чертовски уверен. — Оставь себе, Чан, — подтверждает он, криво улыбаясь. — Лучше купи мне завтрак в следующий раз, хорошо? — Да, конечно, — Чан фыркает. Они возвращаются в гостиную, где, кажется, почти все уже собрались, но Хенджина и Чанбина нигде не было. Джисон бросает вопросительный взгляд на Сынмина. Тот ворчит, что его оставили делать всю работу самостоятельно, чтобы они смогли «побыть отвратительными в гостевой». На столе осталось несколько разбросанных стаканчиков. Мешок Чана совсем полный, поэтому Джисон сгребает их к себе и завязывает мешок, когда заканчивает. — Где все? Чан, Сынмин и Джисон синхронно поворачивают головы, увидев, что Минхо и Феликс заходят в комнату с замешательством на лицах. — Сынмин выпнул всех, — любезно сообщает Джисон. Минхо закатывает глаза, но Джисон клянется, что видит в этом нежность. — Мы заметили, когда музыка выключилась и стадо выбежало за дверь. Я говорю о нашей троице. Наша троица. Почему от этого у Джисона кружится голова? — Чонин ушел спать. Чем занимаются те двое, я даже думать не хочу, — Сынмин морщится и демонстративно вздрагивает. «Точно», — Джисон расстраивается, — «он говорил с Сынмином». Но Чанбин технически Джисона, даже если он ушел с Хенджином. От этого он снова оживляется. Он оживляется куда больше, когда Минхо треплет волосы брата, одаривает Чана полу-радушной улыбкой, а затем направляется прямо к Джисону. — Привет, — шепчет Минхо, подходя достаточно близко. — Привет, — с тупой улыбкой говорит Джисон и наконец спрашивает, что хотел: — Ты в порядке? — М-м, да, — Минхо вторгается в личное пространство Джисона, и он может чувствовать, как вспыхивает его лицо. — Я поговорил с ним. Все хорошо, — говорит он и тепло смотрит на Джисона. Это ненадолго смущает его, но потом Минхо смотрит на Феликса и Чана с таким же довольным выражением лица. Они стоят гораздо ближе друг к другу, чем Минхо и Джисон. Чан много извиняется за что-то, складывая руки в жесте, но Феликс смотрит на него так, будто тот достал луну с неба. Блондин мило улыбается, ярко как солнце, и придвигается, оставляя на губах Чана нежный поцелуй. Тот мешкается, пока на его лице не появляется широкая улыбка, и он притягивает Феликса, чтобы еще раз обнять. — Айщ, всем нужны отдельные комнаты! — стонет Сынмин оттуда, где он пытается самостоятельно утащить целую стерео-систему. Но сдается секундой позже и вздыхает. — Пошло оно все. Я иду спать. Минхо, Ликс, вы знаете, где комнаты для гостей. Сынмин бредет в направлении лестницы и вскоре так же поступают Чан и Феликс, крепко держась за руки и склонив головы к друг другу. Джисон смеется над Минхо. — Тебе физически больно смотреть, как они уходят, да? — Ага, — Минхо отвечает быстро, его голос натянут, а тело напряжено. Однако он должен отдать должное Минхо. Это огромный шаг вперед по сравнению с тем беспорядком, что он устроил ранее. Они оба ждут, пока тихий смех Феликса не скрывается за аккуратно закрытой дверью где-то наверху. Минхо встречается взглядом с Джисоном и одаривает его слабой улыбкой, уголок его губ приподнимается вверх настолько, чтобы понять, как сильно он, должно быть, устал. Джисон тоже чувствует это, тяжесть в костях давит и высасывает всю энергию, что у него осталась. Он не очень понимает, что теперь делать. Его водитель только что поднялся наверх, и кто знает, когда он снова вернется в строй. Джисон никак не может уйти домой, боится, что потеряет сознание минут через десять или что-то в этом роде. Он осматривается. Комната стала гораздо меньше теперь, когда мебель расставлена по местам, но тут есть диван, Джисон думает, что мог бы завалиться на него на пару часов. Зевок отрывает его от потока мыслей. Минхо отходит назад, потягивается так же, как делал это в ванной, и Джисон думает, что, возможно, он делает так специально. Как всегда, Джисон не может проигнорировать изгиб его талии, спускается к бедрам и обнаженной коже его торса. Все так же захватывает дух, как раньше, даже больше, когда Джисон прикасался к нему. Минхо хмыкает и протягивает руку, чтобы Джисон взял ее, что тот и делает. Джисон никогда не осмелился бы представить, что пойдет так куда-то с Минхо, даже если теперь они вроде в хороших отношениях. Мысль, что его поведут наверх в незнакомую комнату пугает, но от вспыхнувшего возбуждения у Джисона по спине бегут мурашки. Минхо не уводит его наверх, он ведет Джисона за руку к роскошному дивану в середине комнаты. Он огромный, достаточно большой, чтобы уместить на себе как минимум четырех человек. Два человека могли бы спать по разным сторонам, замечает Джисон, его мозг мутнеет от усталости. Атмосфера между ними странная, когда Джисон садится на одну из сторон дивана. Минхо с минуту выключает везде свет, кроме единственной лампы в углу, и после устраивается напротив Джисона. Оба спиной прижимаются к подлокотникам, их ноги почти соприкасаются в середине. Рано утром тихо: такой контраст с головной болью, вызванной какофонией музыки и людей. Джисон ненавидит говорить это, но это неловко. Больше не за чем спрятаться, больше нет оправданий желанию другого быть рядом. Или, по крайней мере, Джисон считает, что Минхо все еще хочет быть рядом. Минхо несколько раз моргает сонными кошачьими глазами и еще раз зевает. Джисон тоже зевает, заразившись по природе этого явления, перебирает пальцами, когда Минхо спускается вниз, чтобы по удобнее лечь на диван. Должен ли... Джисон тоже лечь? Вот, что будет дальше? — Спи, Джисон, — бормочет Минхо. Свет от лампы освещает скулу и переносицу. Красивый. Неуверенно Джисон меняет положение, пока не ложится, его голова покоится на мягком подлокотнике. Минхо прижимается всем телом к спинке дивана, так что Джисон отодвигается к краю, оставляя между ними достаточно места. Единственное, что он теперь слышит, — чужое ровное дыхание. И в очередной раз, Джисон задается вопросом, что будет дальше? Его друзья наверху вместе с теми, о ком беспокоится Минхо. Между ними появляется связь, и, скорее всего, продолжит, когда солнце будет высоко в небе, и им придется проснуться ото сна или кошмара. Если Джисону придется угадывать, то это будет сном для большинства из них. Для него, это, несомненно, будет смесью. Горькие моменты и вершины удовольствия смешались вместе в его уставшей голове, создавая что-то непонятное, что-то новое. Оно не совсем неприятное. Джисон просто хочет знать, что будет дальше. Одним плавным движением Минхо перекидывает ногу и задевает левую Джисона. На мгновение все замирает, а потом Минхо толкается снова, в этот раз сплетая их ноги вместе полностью и тихо вздыхая в подушку под щекой. Джисон дрожит и молится, чтобы Минхо не почувствовал это, но то, как он улыбается (Джисон уверен, что так и есть). Джисон не уверен, что будет дальше. Но он позволяет себе надеяться.