Дым и отечество

— Тонкой полосой протянулась Салочия — от северного полюса нашей планеты и до южного. Как алый разрез, как шрам на сердце — горит она в душе всякого, кому дороги идеи свободы и национального достоинства! Именно сейчас — когда нашу окраину нашей Родины терзают окровавленные когти Альвавиры и АРПСа, когда с востока на наши земли хищно смотрит Чеуш-Авитлан, а с юга — всё ближе придвигаются марионеточные правительства Рамсоу, весь мир смотрит с недоверием, с восхищённым ожиданием на тебя, Салочия… — Можно подумать, в мире ещё остался кто-то значимый, кроме арпсин, чушкаватых и срамсов, — пробормотал Кед Видал. Он хмыкнул, выйдя из подъезда — где по инициативе жителей с шести утра до десяти вечера работало радио. Подобные же звуки неслись практически из каждого подъезда — стихийная мода постоянно держать свой дом «на информационной передовой» возникла более года назад и захватила большинство городов Салочии, миновав, возможно, лишь самые окраинные и дикие. Кед воспринимал этот звуковой фон амбивалентно — с симпатией, но без энтузиазма. С одной стороны — намозолило уши, да и репертуар не менялся уже много месяцев, а с другой… как-никак — чёткий моральный компас в мутных водах настоящего времени. Нечто, что не позволяет тебе забыть о твоей великой роли в текущем моменте, придаёт значимости — пусть даже настоящие героические события совершаются не тобой, а пропылёнными, закопчёнными воинами в дпру-шных шлемах за много миль отсюда. На лавочке скандалили трое соседей — один махал кулаками перед носом других. Последнее время такие сцены стали довольно частыми — люди спорили, нервничали, взрывались по пустякам. До мордобоя, правда, доходило редко, но Кед знал: он никому не поможет, если вмешается в роли миротворца. Каждый новый участник — это ещё одно мнение, добавленное к причудливому вареву дискуссии. Чем больше людей — тем взрывоопаснее спор. Это «правило большого пальца» пока не публиковалось на страничках психологии глянцевых журналов, но уже было усвоено на автомате наиболее разумными из людей. Поэтому Кед сделал постное лицо и, ощущая лёгкие угрызения гражданской совести от жалости к (агрессивным недоумкам) нет, нет, просто недостаточно воспитанным ближним, промаршировал мимо. На проезжей части было пусто — только бриз мёл раннюю листву. Хотя, правительство неизменно радовало новостями, в частности, заявляя, что, после ухода мировых брендов «Тарай», «Блоп» и «Кунц-Кугор» автопромышленность страны даже слегка выросла за счёт отечественных моделей, по дороге «гнали с превышением» в основном ветры. Знакомые Кеда, которые — «на колёсах», почти все заявляли, что «берегут своих железных коней». Впрочем, это постепенно переставало помогать, потому что участились взломы гаражей — автоворы добывали дефицитные запчасти для тех, у кого проблем с деньгами и нелегальными связями нет. Более всего Кеда удивляла погода. Несмотря на раннее время, четыре часа пополудни и ясное небо, мир казался каким-то желоватым, потускневшим. Не то чтобы солнце светило хуже или краски выцвели — просто на него как будто наложили светофильтр «сепия». Отсняли тебя и твой город на фотоплёнку — и отодвинули на пятьдесят лет назад. Кед миновал булочную, подумав, не зайти ли отоварить хлебные талоны. Вздохнул, ограничившись покупкой в «окошке» голубца из огольфера. Может и не надо этих трудностей, если морозилка забита мясом? С мороженой огольфериной в столице почему-то, в отличие от хлеба, перебоев не было. Вообще, с тех пор, как практически все страны разорвали с Салочией отношения, продукты в магазинах претерпели странную децимацию, прореживание. Одни из них имелись в избытке и дёшево, другие же, случайно выбранные, перевелись. Кое-что имелось потому, что это поставляли АРПСы в качестве гуманитарной помощи. Гротеск! — с одной стороны, кидают бомбы, а с другой — шлют товарняки еды, ну прям закадычные друзья, искренне соболезнующие, что твои парни где-то зарываются в землю под осколками и стонут в санбатах… Фарисейство, одно слово. Впрочем, от еды отказывается в экономически нелёгкое время трудно. Госбиолабы, по крайней мере, хотя и ругались на недостаток в забугорной еде цинка-меди-хрома, обнаруживали там с гипертрофированной тревогой «следовые количества зеркальных аминов», политики называли её жалким подобием местной жратвы — но все подтверждали, что, в принципе, она пригодна в пищу и даже вкусна. Не всё из гуманитарки, конечно, доходило до прилавко. Что-то объявлялось подозрительным и отправлялось на утилизацию. При этом раз за разом оказывалось, что здоровью простых людей угрожают всякие деликатесы, вроде крабовых клешней в чигирском соусе или мельденовой пасты, «полезной для мозгов». Но возмущались по этому поводу только интеллигенты, привыкшие к маффинам в кафешках. Обычный народ понимал: гадать, на чьи столы уходит наиболее изящная часть привозной еды, нелепо и несвоевременно. Сейчас важно — страну от полярного мира отстоять… Кед направлялся во вполне конкретное место. Кибер-кафе «Дым и черти». Там собирались его товарищи по игре «Дым». Компания, создавшая эту игру, осталась одной из немногих, проигнорировавших указание мировой клики оставить Салочию без товаров, информации и развлечений, и сохранила в ней свою ММРПГ — став, фактически, отдушиной для мающихся от безделья граждан. Практически вся страна в свободное время играла в «Дым» — на мобильниках, планшетах, стационарках и, конечно, в кибер-забегаловках. А свободного времени стало — завались, потому что работа простаивала. Люди переглядывались и уже задавались мысленным вопросом: когда же закончатся эти разборки на севере, когда прекратят разыгрывать свой театр «обидевшиеся» фирмачи, вернутся к своим прилавкам, и можно будет заняться бизнесом дальше. Однако — бег истории не торопили. Люди понимали, что перемолоть АРПСов и оттеснить наглую Альвавиру с исконных земель — задача важная, нужная, не исполнить её — значит никогда более не вернуть уважения к себе и своей стране. Главный напарник Кеда по играм, а заодно и оппонент, уже сидел за столиком. Бфур Вариос изучал голографические коллекционные карточки с бонус-кодами к игре, лениво тасуя их — выбирая очередную и засовывая предыдущую «в тыл», как бы тут же забывая о ней. Кед с ухмылкой плюхнулся на сиденье напротив, обменялся с приятелем дружескими хлопками по ладоням и фехтованием на пальцах. — Лентин — скоро придёт… Ну, что, отоварил хлеботалоны? — поинтересовался Бфур, скосившись на знакомого, пока тот ждал заказ. — Не. Можешь, кстати, взять, я на мясе перебьюсь, — Кед вывалил свои плохо пропечатанные «билетики». — Кста, не хочешь поучаствовать в проекте «Хлеб для неимущих»? В нашем секторе Вов Пил этим занимается, — Бфур кивнул в угол зала. — Задумка такова, что те, кому не нужен хлеб, сдают талоны для таких, кому даже на мясо не хватает. Кед вдруг ощутил иррациональное нежелание расставаться вот с этими кровными талонами, которые только что собирался подарить другу за так. В Салочии любой «проект», связанный с дарением и дармовщиной, на поверку оказывался тривиальнейшей разводкой и попыткой нажиться на простаках. Проверено на «оппозиции». За последние десять лет Кед не видел никого, кто заявлял бы о себе, как о бескорыстном защитнике кошелька и прав людей, не оказавшись в конце концов коммерчески нечистоплотным — всё это, к счастью, становилось достоянием общественности благодаря правительственной прессе, освещающей ход следствия самым строгим, нелицеприятным образом. Что за проклятие лежит на людях?.. Как бы то ни было, филантропия в Салочии давно была обесценена. Кед подозревал, что даже если взять лидеров вполне благонамеренных партий — то чем пафоснее они обещают решить социальные проблемы и вывести Салочию к свету, тем больше кладут себе в карман. А впрочем, от них и вреда большого нет. Пусть их. Кед перебрал всё это в памяти — полуосознанно, разумеется — и почувствовал стыд, так, что даже руки затряслись. Где-то есть нищие. Ему предлагают поделиться. Как же можно отказать? Опустив плечи, Кед пошаркал в угол, где вписал своё имя в «книгу благодетелей» — чисто ради славы — и отдал талоны в липкие пронырливые руки Пила. Или — они казались ему липкими и пронырливыми, как и всё, что «замарано» слишком уж активной добротой? Кед тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и устремился назад к столу. И здесь его неожиданно накрыло — телевизор прямо над головой увеличил громкость. — Важное сообщение. Вчера в 22 часа вечера вооружёнными силами Салочии была приведена в действие система Параболон. Невольный тёплый трепет родился в груди Кеда. Параболон! Одно из чудес родной военной науки. Конкретика, конечно неизвестна — секретность же! — но, как говорят, не нуждается в боеприпасах, потому что стреляет замороженным воздухом, разгоняя его до сверхзвуковых скоростей и накрывая целые гектары. У АРПСов такого точно нет и ещё долго не будет. — …К настоящему моменту система Параболон подавила уже 1241 тяжёлых ДПРУ противника и вывела из строя более 12 тысяч единиц живой силы. В ходе ночной атаки уничтожены две единицы «Ме ру кон», поставленные Альвавирским боевикам Ассоциацией Развития Полярных Стран… — образ диктора на экране мигнул и сменился на ток-шоу. — …Разумеется, не может быть никакого прощения альвавирским слабоумовидным, выдумавшим город Зюль. Ложью ложь зиждется и лжой преумножается, как говорили патриархи. Фактичеки, города Зюль существует только на картах, в реальности же там всего лишь два здания в чистом поле, — на экране за спиной ведущего появилось две серые «коробки» впритык, побольше и поменьше, — где и скрывались солдаты противника… по подсчётам… — ведущий сверился у кого-то, — да, спасибо, около пять тысяч. Подобные потери, несомненно, не в пользу Альвавиры и вскоре приведут к перелому… Звук стал тише. Видимо, хозяин кафе, решивший поначалу порадовать публику сногсшибательной новостью, быстро понял, что это опрометчиво. — Слабоумовидный! — послышалось от конца зала. — Предатель! — отозвался другой голос. Здесь уже Кед не выдержал. «Слабоумовидный» — ещё ладно, но кидаться «предателями» — последнее дело. Широким шагом он подошёл к дальнему столику. — Что у вас тут происходит? — спросил он нервно. — Неужели нельзя потише? — А! Вот, здравый человек! — обрадовался один из собеседников, разводя ладонями. — Пожалуйста, скажите этому барану, что мы на Каборнийском фронте наступаем, скоро развернём полномасштабное и вся Альвавира будет у наших ног! — Да чепуха это, — отозвался мрачный тип, которого Кед не знал. — На Каборнийском фронте — отступление, чтобы высвободить силы для удара с запада. — А разве на Каборнийском фронте есть за что воевать? Там же пустоши, гибляки и болота, — осторожно поинтересовался Кед, и тут же был перебит двухголосым ором: — Потому и наступаем!.. Потому и отступаем!.. Это же понятно, чтобы заманить на невыгодное… Это же очевидно, чтобы занять выгодное… — А ну, тихо! — рявкнул над ухом Кеда голос владельца кафе — Фарвина. — Выяснять логистику будете на улице!.. Наступать тут будут они. Вид директора был действительно внушителен — в жилете и рубахе, кожаных брюках и сапогах, с бородкой авантюриста и всклокоченной шевелюрой, он походил, скорее, на освоителя диких земель, шагнувшего в современный бар, нежели на кибер-дельца. Один из спорщиков с прибитым видом потащился к выходу, другой вжался в своё место и смолк. Кед сочувственно посмотрел на приятеля, тот вернул ему тоскливый взгляд. — Что такое с нами творится? — молвил негромко Кед, пока они шли к стойке. — Ругаемся, скандалим… Вроде, и повода нет. Драки начались. По ночам — пьяные орут. — Ты потише, — процедил Фарвин, как бы углом рта. — По госстатистике — никаких изменений нет. Близится сезонная депрессия, вот и всё. Что заказывать сегодня будешь? — «Роллар», — подумав и мысленно пересчитав наличность, ответил Кед. Фарвин, кивнув, принялся работать с панелью, дистанционно загружая апдейт на столик. — Деньги перечислишь после, — бросил вслед директор. Кед подошёл к столику и устало плюхнулся рядом с вытянувшим ноги Бфуром. Тот во что-то резался на мобиле. Неожиданно телефон зазвонил, Бфур приложил его к уху. Его лицо вытянулось. — Что такое? — поинтрересовался Кед. — Лентин сегодня не придёт, — не своим голосом ответил друг, сворачивая трубку и кладя в карман. — Он в окно вышел. Теперь уже вытянулось лицо Кеда.