Кассета, пластырь и кроссовки

Врезавшись в турникет и просканировав свой пропуск еще раз, Кирилл влетел в фойе университета и с размаху дал пять своему одногруппнику. Кроссовки хлюпали и оставляли влажные следы на кафеле, дождевые капли завивали локоны юноши и стекали по лбу на кончик носа, чтобы потом задорно шлепнуться о ткань бомбера. Наспех зачесав ладонью волосы, Макаров со смехом взобрался на четвертый этаж здания, где слился с сонной толпой студентов. Мягкий свет изящных настенных ламп переливался и подсвечивал портреты видных деятелей. Неон раздражительно мигал над большим расписанием и заставлял юношей и девушек щуриться и корчиться в попытках разглядеть номер нужной им аудитории. Макаров оперся руками на плечи приятеля и подпрыгнул, слегка разведя ноги в стороны, чтобы увидеть количество пар и взвыть. Парень мысленно обдумал план свалить с последней. Ему не то чтобы нравилась студенческая жизнь. Он, можно сказать, тащился от самой атмосферы и осознания того, что все это на самом деле происходит с ним. Все эти стереотипы про голодных студентов и борьбу факультетов, все эти рассказы о забытых конспектах и прогулах; все эти байки о несносной юности и свободе, которая заканчивается под грудой билетов — это нравилось Макарову. Он не жалел ни об одном дне, проведенном в стенах универа (эпизоды сессий мы пропустим). Иногда Кир ловил себя на мысли о том, что здесь ему как-то… легче. Будто бы парень мог дышать полной грудью без стеснения и страха. Аудитория, как обычно, была закрыта. Около деревянных дверей с немного слезшей краской скучно и душно. Кирилл обреченно вздохнул и сунул руки в карманы бомбера. Покачался на пятках и нервно прикусил губу. Вдруг кто-то осторожно коснулся его плеча. Парень развернулся и заметил лишь насыщенно-синюю макушку мягких на вид волос. Макаров наклонил голову и встретился с неловким взглядом и бровками, что выгнулись домиком. Под не самым хорошим освещением и темнотой из окон (ненавистные тучи с ненавистным дождем!) юноша едва разглядел телесный пластырь на носу, по контурам которого немного краснела кожа. — Не знаешь, где шестьдесят шестая аудитория? — спросил незнакомец. Макаров готов был поклясться, что от такого баса он давно бы отлетел в дальнюю стену. Чистый, широкий голос ударил в солнечное сплетение, а затем обволок юношу и утащил под воду. Окружающие звуки приглушились, и для Кира существовал только голос парня и его светлые-светлые глаза, которые испытующе разглядывали влажного от ливня Макарова. — Эй! — незнакомец щелкнул по носу Кирилла. — Ты обдолбан, что ли? — А? — встрепенулся Макаров и тряхнул волосами. — Я в порядке. Шестьдесят шестая? Тартар? Вон там. Кирилл указал пальцем на двери аудитории, и незнакомец благодарно кивнул. Они немного помолчали, вглядываясь в блеск глаз друг друга. Где-то там, внутри, в темном уголке души, у Макарова заискрилось. Что-то теплое и доброе безостановочно вспыхивало, затухало и вновь зажигалось, чтобы выстрелить искорками в самое сердце. Небрежный вид студента, его растрепанные синие волосы, смуглая кожа и пластырь на носу смотрелись так органично, будто так и должно было быть, и одно без другого не могло существовать. Незнакомец протянул руку. — Саша, — пробасил он. — К-кирилл, — Макаров робко коснулся ладони Саши. — Ты тут? — Александр дернул подбородком в сторону закрытой аудитории. — Ага, — кивнул юноша и растянулся в улыбке. — А ты — в шестьдесят шестую, да? — Да. — Мы ее зовем Тартаром. — Ты уже намекнул. — Ага. Молчание вновь опустилось облаком на пару. Саша покачался на пятках, рассматривая потолок университета, что-то промурлыкал под нос и улыбнулся. — Ну, я пойду, — Шура направился прямо по коридору, как вдруг развернулся к Киру. — Расскажешь мне потом, почему ту аудиторию Тартаром зовут! Макаров вздохнул и не заметил, как помахал вслед ускользающему в потоке людей Шуре.