Мираж моих воспоминаний

Блуждал годами я по зеркалам, выискивая в них отражения.

Но затерял Вас по углам, потерпев сотни великих крушений.

И вдруг услышал пианино. Оно звало меня, не путая аккорды,

шептало на ухо, томя: «Не потеряй Луну, считая звёзды.»

Стыдно было признавать, но Дерьмоволосый смог упрямо упросить его сесть в один автомобиль и вместе доехать после работы к тому бару, где они договорились встретиться с друзьями Мидории. Неведомым чудом у него это вышло, но Бакуго не будет спорить, что он попросту не хотел вести машину и усадил на это почётное место этого упыря. Упыря, который сразу принялся галдеть на весь салон, смеяться, шутя какие-то локальные байки и порочить имя бедного Серо — их секретаря, который по-житейски заманался, такое ощущение, что жить. Катцуки даже осуждать его не будет. Сам работает в этом водовороте пиздеца, да желания застрелиться. Или застрелить друга. Акция: застрелите друга. Он бы выиграл, честно. — Интересно даже, что за ребята. — отвлёк его от этих мыслей предвкушающий развлечения голос, — Хотя, зная Мидорию, наверняка хорошие люди. — с которым раньше Эйджиро всегда сопровождал подобные их совместные вылазки, когда весь этот цирк только набирал своих клоунов. «Да уж, его прям так и окружают сплошные хорошие люди.» — иронично подметил Бакуго, закатив глаза и опуская взор с дороги на ютящийся в руке смартфон. Быть честным, раньше подобные вылазки были более весёлые. И это веселье было явно не из-за большого количества адреналина, алкоголя или других порой не самых законных развлечений. Просто тогда, когда они впервые познакомились с Дерьмоволосым в баре, в тот момент, когда тот заинтересовался его победами в азартных спорах — они были моложе и, что более важно, он был совершенно другим. Если раньше, когда они ехали выпить, он знал, что домой попадёт только под утро и с похмельем проснётся в полдвенадцатого, то сейчас он знает, что уйдёт сразу же, как почувствует первые признаки того, что ему хватит. И уйдёт туда, где его ждут. Потому что он уже жалел, что его принца не было с ними. С ним было бы намного интереснее. — На дорогу смотри. — вякнул он и как по расписанию увидел, как ему звонит ранее незнакомый номер, теперь названный по имени, — О, Тецу. — вскинув брови, блондин взял трубку, сразу же спрашивая, — Да? Где вы уже? — и ставя звонок на громкую связь на случай, если рыжий историк захочет пообщаться с людьми. — Мы около бара, ждём здесь вас. — сообщили им, а после явно отвлеклись на кого-то другого по ту сторону звонка, — Брайн, отстань от человека, будь добр. — и с грозного тона, вновь задорно спросили, — В общем, вы скоро? — Минут десять, и мы на месте. — коротко ответил им мужчина, молчаливо закатывая глаза на то, как Эйджиро не успел проехать на зелёный. Тот лишь показал язык, теперь ожидая целую минуту, чтобы вновь проехать. — Замётано. — сразу ответили им, а после, вероятно, отвлекаясь на этого самого «Брайна», — Что это? Кошмар, ты что, номер у неё взял? Как они вообще на тебя ведутся? — бурчал под нос Камута, но даже так им было прекрасно слышно каждое его слово, — Мы ждём вас. — и после паузы они уже ожидали какое-нибудь гневное, — Да не надо мне в карман его совать, отстань от меня! — вместе с шуршанием какой-то бумажки на фоне. — Ты так сдохнешь в одиночестве! — послышался возмущённый голос по телефону, сопровождавшийся лёгким смехом и шумом улицы. — В гробу больше места будет. — спокойно парировал Тецу, но в его тоне всё равно чувствовалась небольшая смиренность. На этих словах они попрощались, а уже через несколько минут увиделись лично и, поздоровавшись, зашли в хороший паб, где Бакуго, как и Киришима — был завсегдатаем года два-три назад. Местечко было уютным, так сказали те, кто пришли сюда с ними в первый раз. И Бакуго не мог отрицать очевидное. Кирпичные рыжие стены, чередующиеся с бетонными затёртыми поверхностями, уютные стёганные диванчики и металлические, под бронзу покрашенные барные стулья около стойки с деревянной головой оленя, стоящей как предмет искусства около инсталляции из различных бутылок, растений и пивных пробок. Последние, судя по всему, были предметом коллекции, ведь на этих крышечках виднелись разные года и лимитированные версии популярного светлого пива. Они выбрали небольшой столик около скромного декоративного камина и, получив меню, стали пристально выбирать, чем же сегодня порадовать себя из всего того предложенного разнообразия пивных сортов. И пока Бакуго с Киришимой решали, заказывать им светлое или тёмное, Камута с Тамурой решали, у кого им взять кредит. Точнее решал Камута, с распахнутыми глазами смотря на цены в меню, и демонстративно развернулся к спокойному Брайну, который уже перелистнул страничку на следующую. И снова. И снова. Пока, нахмурив брови, не спросил: — Тут десертов нет, что ли? — Это же бар, идиот. — напомнили ему и постучали по названию, где золотыми буквами было написано «Пивоварня» для особо одарённых, очевидно. Ну, то есть для Брайна. — И что мне теперь, колбаски грызть? — возмущённо ударив ладонью по страницам, Тамура задумался, — Хотя… Ты, небось, даже их себе зажмотишь, верно? — и со своей хитрой улыбочкой перевёл янтари на прищёлкнувшего Камуту, — Ты выбрал, что пить будешь? — ударив того локтем, чтобы тот не расслаблялся. — Кровь твою. — но Камута по привычке нивелировал эту уловку, сморщивая нос на цены, которые вызывали у него приступ обморока, — С каких пор пиво стоит как моя почка? — Не перехваливай свою пропитую почку. — махнув на него, Брайн нетерпеливо проговорил, выбирая и себе что-то приличное и не такое дорогое, как в разделе «Сезонное», который был в самом начале меню, — Короче, давай, ты всё равно будешь пить. Я тебя трезвым из-за стола не выпущу. — и Тецу взвыл, закусывая губу, пока не поднял бирюзовые радужки на рубины, желающие ему помочь. — Советую белое нефильтрованное. — парень, обладающий ими, с акульей улыбкой тыкнул в его меню пальцем, выбрав определённую позицию, — Во-о-от это. Оно одно из самых вкусных. — «и одно из самых божеских по цене» — хотел закончить за него брюнет, но вместо него вслух это произнёс хмурый Бакуго: — И недорогих. — и, кивая, спросил, подзывая официанта, — Ты на мели сейчас? Бакуго не сказал бы, что Тецу мало зарабатывал. Потому что его принц когда-то поведал ему о «средних» зарплатах своих сотрудников, и суммы там были более чем впечатляющие, так что суть дела здесь была определённо в другом. Он не раз слышал, как телохранитель Мидории буквально на всём пытался сэкономить, пусть и имел возможность покупать, что вздумается, и жить себе припеваючи. Видимо, это отголоски не самого благополучного прошлого, и раз так, то Бакуго не видит здесь поводов для шуток, как, видимо, и не видит их Брайн, который пусть и продолжает подкалывать друга, но всё же не переступает черту. Казалось, что у них просто подобный стиль общения, и если бы мужчина не знал, что эти двое близко знакомы с его брюнетом, то в жизни бы сам не догадался, что все трое — друзья. Это странное трио, с какой стороны он на это не смотрел бы. Хотя… да, если вспомнить, то в начале их знакомства… Тогда, когда они с Мидорией впервые встретились вдали от камер и света люстр — его возлюбленный нечаянно, но заговорил таким же тоном. В той круглосуточной лапшичной, когда они поспорили на какой-то пустяк — он впервые заметил за ним это, а сейчас лишь удостоверился. На самом деле его принц, от которого он ни разу даже мата не услышал — умеет говорить ещё грязнее, чем они сейчас, не так ли? И быть честным, такой стиль общения ему подходит куда лучше, чем пресловутая и изнеженная вежливость, с улыбочкой настолько пресной, что безвкусной. «Если я продолжу наблюдать, то узнаю, небось, ещё больше?» — усмехнувшись глазами, Бакуго перевёл их на заговорившего спокойным голосом Брайна, который, махнув рукой, уже выбрал, что будет есть и пить: — Да не, он просто экономит на всём, чём только может. — вместо Тецу скучающе ответил блондин, словно то, о чём он говорил, было до ужаса обыденным делом, — Еда, бензин, одежда. Такой человек. — и после рассказа говорящий пожал плечами, кивая на друга, который явно горел неописуемым желанием дать этому радиоприёмнику по антеннам. — Будешь много галдеть, и я расскажу Мидории, кто два месяца назад сожрал в одну харю весь корпоративный шоколад. — но, сдержавшись, лишь угрожающе улыбнулся, сразу же услышав привычную капитуляцию: — Всё-всё, молчу-молчу. Какие мы нежные. — и, закатив глаза, Брайн с азартом улыбнулся, посмотрев на подошедшего официанта, — Ладно, мужики, давайте по стаканчику, а дальше видно будет. — подмигнув тем, кто сидел напротив и фыркнули на его предложение весьма одобрительно. — Только после вас. — в унисон сказали трое, потихоньку вникая в эту особую атмосферу скорее «братских» отношений, чем дружеских. Ожидаемо, алкоголь быстро проник по венам и заполонил те сердца, которые с особой страстью поглощали купленное пиво. И первым напился Эйджиро, что начал нечленораздельно шутить байки про похождения какого-то там по счёту сёгуна, попутно поедая сырные колбаски и таская уже из его тарелки кальмаровые острые кольца. Благо, сама еда его и наказала, напоминая, что острую еду его язык не переваривает. Поэтому, прокашлявшись, со слезами на глазах Киришима попытался всё исправить пивом, но в итоге был повержен и стукнулся головой о стол, чтобы отдышаться. На это всё с лёгким юмором смотрели двое тех, кто сидели напротив, пока Тецу, всё ещё трезвый, как стёклышко, не спросил: — С ним всё нормально будет? — на что Бакуго ответил лишь пожатием плеч, смотря, как Тамура тоже потихоньку хмелеет и с широкой улыбочкой смотрит на этот приглушённый жёлтыми лампами мир. Начинать разговор о Мидории самому было бы странно, пусть у блондина и была целая повозка вопросов. Поэтому он принял единственно-верное решение — подождать, когда кто-то из них начнёт травить байки об их яркой жизни, в которой уж точно присутствовал его принц. И со степенью того, как спирт пропитывал их кровь — языки тоже развязывались, постепенно вставляя в мимолётные шуточки и знакомую сердцу фамилию. Ту, на которую его внимание реагировало неосознанно, стремясь услышать как можно больше, даже если информация сама по себе не несла ничего нового. Складывалось ощущение, что ему просто нравилось слушать эти истории, и мужчина не будет врать, говоря, что это не так. — Вот знаешь, как Мидория говорил… — Брайн икнул, схватившись за голову и грозя кому-то вымышленному пальцем, — Чтобы хотеть миллиардера нужно быть хотя бы миллионером…! — на эту фразу Катцуки несдержанно хохотнул, вспоминая, какие баталии ему устраивали за каждую копейку, когда он просто начинал за ним ухаживать, — Вот тебя за что любить тогда, если ты не миллионер? — а после глумливо ухмыльнулся, продолжая слушать резонный ответ: — За богатый внутренний мир. — На органы продать, что ли? — вздёрнул бровь Тамура и весьма красноречиво покосился на Тецу, фыркнув перед тем, как произнести, — Ладно-ладно. Вы с Мидорией в этом похожи. Полны надежды… — и задумчиво хмыкнул, расплываясь в тёплой улыбке, чтобы после широко сверкнуть ей, как старший брат, говорящий эти слова младшему, — Мне нравится эта ваша черта. — и если так подумать… Брайн ведь действительно выглядел как самый старший среди них. Морщинки, маленькие и едва незаметные, но всё же выдавали его с лихвой. Бакуго на вскидку не особо точно умеет определять чужой возраст, но Тамуре он лет тридцать восемь дал бы спокойно. Тот хорошо выглядел, в любом случаем, сколько бы ему лет на самом деле не было, но его принцу или даже Тецу он ровесником не был. Бакуго размышлял бы об этом и дальше, если бы его не привлёк ответ Камуты, который, как он и предсказывал, продолжил говорить о его возлюбленном между строк: — Не говори это так, будто ты не такой же. Ты даже хуже. — Брайн на эти слова лишь смиренно фыркнул, а Тецу махнул рукой, пережёвывая свою закуску из курочки и с полным ртом проговаривая, — Мы хоть не скрываем этого. Да и знаешь, не сказал бы я, что Мидория так уж полон надежды. — а после пожимая плечами, не замечая, как после этих слов взбодрился Бакуго, нарочито незаинтересованно вслушиваясь в то, о чём они говорили, — Вспомни его в двадцать один или в двадцать два. Другой человек был. Вот тогда у него глаза светились. — и брови сами свелись к переносице с тяжёлым вздохом, — А сейчас… а что сейчас? Я удивлён, что он ещё держится. Я б загнулся, честно. — и пока Тецу стучал палочками по тарелке, Катцуки чувствовал странное ощущение, которое щемило его сердце, словно то было больным. Так подумать, то он впервые слышал, чтобы о его принце говорили такие слова. Честно признавали, что тот действительно тяжко трудится, причём в тонком диапазоне между надеждой и полнейшим отчаянием, и мало того, восхищались этим трудом и жалели его, признавая, что сами так не смогли бы. Обычно на последнее ни у кого не хватало мужества. Бакуго готов поклясться, что слышит такое впервые. Он привык, что все говорили о том, что Мидория один из тех, кому повезло очутиться в правильном месте и в правильное время и иметь, да, просто иметь незаурядный ум, чтобы воспользоваться этим временем себе во благо. Но чтобы хоть кто-то из стоящих на тех вечеринках — по-честному оценивал его способности… возможно, поэтому Мидория смог подружиться с этими людьми? За то, что те видят его труд и должным образом ценят его? А не принимают за должное? — Ты слишком эмоциональный в стрессовых ситуациях. Это факт. — поддержал его и Тамура, который явно имел в виду последние слова, вылетевшие из промасленного рта, — В особенности, если они касаются напрямую тебя. А у Мидории эмоции взыгрывают только в случае, если ему что-то реально может угрожать. — Тамура заметил, как после его слов на него поднялись рубины, и с подозрением прищурился, отводя цитрины обратно к другу, но продолжая присматриваться к мужской реакции, которая явно заинтересовалась темой их диалога, — Причём необязательно физически. Хотя защищает он, наверное, всех. Тех же омег. Целый свод правил для них накатал, и они ведь прижились! — искренне восхитившись этим, Брайн вновь хлебнул светлого хмельного, расплываясь в наслаждении от вкуса и посмеиваясь к, вероятно, уже уснувшему Киришиме. — На них? Ты чёт попутал. — поднял на него бровь Тецу, размышляя, шутит ли сейчас Тамура или он просто набитый тупица, — Им он просто помогает. Он не защищает их. — потому что, очевидно, у него не хватило бы никаких рук, сил, да даже мозгов, чтобы сберечь всех и от всего, — Кроме себя он впахивается… ну, за детей разве что? — настолько он старался только ради них. Потому что в его глазах любые дети — были беззащитными, и потому он всегда присматривал за ними, обращал на них внимание, если те бегали и играли рядом, и уходил по вечерам в детское крыло, чтобы навестить кое-кого и заодно присмотреть за теми, за кем присматривать уже частенько было некому. И ему нравилось это. Честно нравилось. Мидория был как воспитатель в детском саду. Камута сам видел, с какой благоговейной улыбкой брюнет всегда собирал им еду, как смеялся с ними, когда они в дружном кругу читали сказки, как, возможно, даже пел им колыбельные, чтобы те поскорее уснули и попали с противного, серого мира взрослых в чудесный сказочный сон. Порой он даже засыпал вместе с ними, но его всегда будили и оправляли в омежье крыло. Возвращали в серый мир. — А, ты про Аки? — закивав головой блондин, будто вспомнил о чём-то и посмотрел на Катцуки, прямо тому в глаза, чтобы улыбнуться на то, как в эти рубинах проскользнул вопрос: «Аки?» — очевидно, что это имя было как-то знакомо этому Бакуго. Брайн заприметил, как блестят заинтересованностью рубиновые глаза всякий раз, как речь заходит о Мидории. Хмурые брови переставали нависать на проницательные глаза и приподнимались каждый раз, как какая-то фраза о брюнете заставляла задуматься. Заметить это, когда те находятся прямо напротив — было весьма просто. Бакуго, похоже, не особо и пытался это скрыть, а если бы и пытался, то Брайн повидал достаточно людей, чтобы знать, что означает такой взгляд. И, судя по всему, это будет целая отдельная тема для их разговора, учитывая, что Тамуре ужасно интересно узнать, как же этот молодой человек будет стараться завоевать сердце такого серьёзного Мидории. Но пока альфа думал об этом, его друг уже вовсю причитал, едва успевая при этом жевать: — Ну не только он, но на нём это больше всего отразилось. — всех поимённо Тецу просто не вспомнил бы, — А то ты успел Мидорию в филантропа и альтруиста записать. — ведь как бы печально это не было признавать, но детей в тюрьме было предостаточно для такого места. — А в чём я не прав? — фыркнул Тамура, разводя руками, чтобы после поджать губы в неком уважении к человеку, про которого шла речь, — Ты хоть раз видел ещё человека, который настолько искренне будет лелеять сиротку? Я вот — нет. — и тяжело вздохнул, беря из общей заказанной кипы закусок креветку в кляре, — Наверняка он сейчас скучает по нему. Они были прекрасным дуэтом. Жаль, что мать этого сорванца не выдержала, и того… Думается мне, что она с Мидорией была гораздо ближе, чем мы думаем, раз тот потом за Аки присматривать начал, как за своим… — чтобы хрустеть ею и одобрительно кивать под расслабленный тон. — Согласен… С ним он даже улыбался чаще. — и в тон этим словам улыбнулся и Тецу, на секунду скорбно поджав губу, словно вспомнил что-то своё в этом рассказе, — Но и тот его просто обожал. — а после с улыбкой посмеялся, рассказывая будто и самому Бакуго об этой истории, ведь, кажется, мужчина слишком явственно слушал то, о чём они говорили, и на него обратили внимание, — Помнишь, как Боб поделился с ним мармеладом, и этот сорванец сразу побежал к Мидории, крича на весь этаж, что он «добыл им сладости?» — и Тецу понравилось, что даже вечно хмурое лицо расслабилось в лёгком счастливом фырканье, — О, небеса, это было так мило. — ведь Брайн абсолютно не умел выражать такие эмоции напрямую. А Тецу нуждался в том, чтобы его эмоции кто-то выслушал. И Катцуки было довольно легко это сделать, учитывая, что этот «маленький рассказ» вызвал у него искреннюю реакцию, никак не смешанную с желанием «поддержать атмосферу» или диалог. Он в целом был не склонен к тому, чтобы играть «роль всем удобного» где бы он ни был, ему просто… нравится проводить с ними время? Вот так слушать, о чём они говорят, вникать и улыбаться историям. И в особенности истории про маленького мальчика, которого они ласково зовут «Аки», но ведь это явно не было его полным именем. Но что было более интересным, его принц, похоже, сильно любил этого ребёнка и относился к нему с крайней теплотой, как и мальчик к нему. Воображение без особых усилий смогло нарисовать образ его принца, который по их рассказам, души не чаял в этом маленьком ребёнке. Впрочем, Бакуго и сам догадывался, что Мидории невероятно важен этот малыш, но сейчас он всерьёз убедился в том, что был прав в своих рассуждениях. Почему-то ему было особенно легко представить утончённый и тёплый силуэт брюнета, качающий на руках дитя, словно то было его единственным сокровищем. И напевать тому тихую колыбельную, как он когда-то напевал Коте. Бакуго хотелось бы увидеть когда-то эту сцену вживую, иметь возможность дотронуться до неё пальцами, прочувствовать, как из-за этого вида в его душе тихо затрагиваются тонкие струны. Потому что он знал, что его возлюбленный намного более мягкосердечный, чем он хочет казаться. А ещё это ласковое «Аки» уж сильно напоминает ему знакомое имя… Акиро. «Но прав ли я?» — а вот в этом блондин уже был совершенно не уверен. — Ты что уже нюни на кулак наматываешь? Смотри меня не вымажь. — и это было сказано в шутку, Бакуго сразу это заметил, ведь, вопреки словам, на лице мужчины образовалась мягкая ностальгическая улыбка, которую тот захотел смыть глотком пива. — Ой, иди ты. — закатив глаза, Камута тоже пригубил спиртное, чтобы после напрямую обратиться к тихо сидящему Бакуго, — А ты чего молчишь и только уши греешь? Колись давай. — и расплыться в предвкушающей сплетни ухмылочке. — Я? — возмутился Бакуго, но не стал препираться, ибо правдой было то, что он в самом деле нагло подслушивал, — «Колоться» в чём? — Чё у вас там? — продолжал по-чеширски расспрашивать брюнет, пока его не осенило в чём-то, и он не развернулся к другу, нарочито снисходительно сообщая, — А, я ж тебе не говорил. Короче, этот, — тыкая пальцем на Бакуго, который, смутившись, отвёл взор, — пытается мутить с Мидорией, прикинь? — Это ж очевидно. — закатил глаза на его дальнозоркость Тамура и лукаво метнул глаза на нахмуренное лицо, — Так что у вас? — и уже его посетила эта Чеширская ухмылочка в ожидании свежих сплетен, и Брайн удивился, когда Бакуго решил после этого вопроса по-быстрому свинтить на улицу в поисках, по его словам, «свежего воздуха», — Эй, так нечестно! — Тогда я с тобой курить. — за ним быстренько привстал и Камута, показывающий другу язык и уходящий вслед за Бакуго. — Да вы чё! — обиженно крикнул им вслед Брайн, стукнув по столешнице наполовину пустым стаканом. И постепенно этот крик заглушился пьяненькой музыкой рядом стоящего стриптиз-клуба, откуда по ушам так и бил клубняк с выкрученными на полную басами. Бакуго искренне не понимал, как люди вообще могут слушать такую музыку, поэтому отошёл от этого муравейника в ближайший переулок, куда за ним последовал и Тецу, уже по дороге доставая упаковку сигарет и вытаскивая одну ловким движением пальцем. Когда они подошли к гладкой стене, в чужих руках уже тлел едва заметный огонёк. И на фоне общей темноты тот подсвечивал голубые глаза, которые тоскливо смотрели на него и сделали первую затяжку, с расслаблением выдыхая после облако дыма. Бакуго проследил за этим со странным ощущением того, что Камута хотел поговорить с ним о чём-то, но поджидал хорошего момента, чтобы сказать то, что предсказать было невозможно. И когда альфа сделал третью затяжку, а мужчина встал напротив него, смотря в экран собственного телефона, чужие губы, которые были едва видны в сумрачном дыме, тихо произнесли: — Слушай, я могу спросить кое-что откровенное? — Давай, — блондин заинтересованно поднял к нему глаза и увидел, как Тецу вдохнул и вновь затянулся никотином, выдыхая его в сторону того шумного клуба. — Ты к Мидории реально по-серьёзному относишься? — Тецу увидел, как на него настороженно засияли лавовые огни, а пушистые брови вновь опустились на веки, и он поспешно пожал плечами, уверяя, — Я не собираюсь влезать в ваши отношения. Просто ответь. — и после этого Камута услышал твёрдое «да», сказанное спокойным голосом и со скрещёнными руками на груди. Что ж… Похоже, этот парень ему не врал. Камута усмехнулся, поджимая свои губы от того, что его собственная память, не спрашивая его мнения, стала напоминать ему о прошлом, когда он тоже кое-кого любил. И как говорил об этом с такой же твёрдой уверенностью, как и эти огненные радужки, в которых отражались фары проезжающих машин. Возможно, поэтому он увидел это крайне быстро в чужих алых зрачках, которые так расширялись при взгляде на Мидорию? Наверное, да. Он сам хорошо помнил то прекрасное чувство, когда ты кого-то искренне любишь, пусть уже сам давно отпустил это тёплое чувство. Несмотря на некоторые ссоры… Камута поджал губы, когда эта мысль вновь стрельнула в голове, как стрела, и он глубоко задышал. Он не мог сказать точно, сколько прошло времени с того дня, как она покинула его, сколько лет минуло с того дня, когда её убили, но он до сих пор помнил, как нашёл её бездыханное тело на бетонном грязном полу. Он помнил, как после этого не дал убийце уйти, измываясь над его телом, как последний сумасшедший. Ломая руки ближайшей арматурой, разбивая лицо, пока то не превратилось в кашу… он смутно помнил, как тот урод выглядел, но это было к лучшему. Потому что, когда он прекратил, за ним уже приехала полиция, и он, наконец, увидел, как всё это время за ним в слезах наблюдал его лучший друг. Как тот пытался остановить полицию, объяснить им, как всё было, но в итоге лишь стал свидетелем. Тогда, восемь лет назад, он называл его прозвищем. И тот, кто последним увидел его перед тюрьмой — был «Даби». — Тогда береги его. — Бакуго сосредоточил свой взор на чужом лице и кивнул, видя, что в этих словах было что-то личное. Не ему было об этом спрашивать, да и, скорее всего, ему бы и не стали отвечать на такие безалаберные вопросы, но захотелось всё-таки спросить о пролетевшей в голове мысли лично. И Бакуго, постучав пальцами по ткани своего пальто, спросил, смотря прямо в глаза человеку, который казался ему сейчас по знакомому печальным: — Тогда можно я тоже спрошу что-то откровенное? — ему кивнули согласием и повернулись лицом, — За что ты отсидел? — и Бакуго оторопел, когда ему на этот вопрос не задумываясь ответили: — За честь своей девушки. — и достали ещё одну сигарету из кармана, бросив старую на сухой асфальт и притоптав ту подошвой. Бакуго проследил за этим мимолётным взглядом и, ничего не сказав, вновь достал телефон из кармана пальто, чтобы заметить одну неожиданную деталь, высветившуюся на его экране. С его карты были сняты деньги. Немного, это была скорее оплата в продуктовом или доставки, но они были сняты с его карты. И явно не им. И губы неоправданно тепло тронула улыбка, которую он постарался тут же свести с лица, возвращая смурую физиономию. Он молча смотрел какое-то время на эту смешную сумму, фыркая и чувствуя себя неописуемо счастливым… до той поры, когда ему такую же сумму вернули на карту. Катцуки невольно оторопел, смотря на это уведомление, и разблокировал телефон, чтобы зайти в банкинг и увидеть, что транзакция была отправлена от контакта «Мидория Изуку». Как если бы тот случайно снял с его карты деньги, вовремя заметил и решил по-быстрому исправить ситуацию, которую исправлять не следовало. Но мужчина не планировал мириться с этим бунтом и молчаливо переслал ему деньги обратно, просто ожидая какой-либо реакции. И, о да. Она, разумеется, последовала. Ему опять вернули деньги. И что он сделал? Так же опять скинул их обратно. Катцуки был готов сражаться за последнее слово уж точно «до победного», но его планы всё-таки потревожил звонок от явно недовольного «Мой принц», который вызвал усмешку, и он поднял глаза в голубиные, чтобы коротко уведомить их: — Я отойду. — Да-да, валяй. — расслабленно ответили ему, и Бакуго вышел из переулка, сворачивая в самый неприметный и одинокий уголок этой улицы, который он только смог бы найти. Чтобы эта противная клубная музыка не заслоняла мелодичный высокий голос. — Мой принц, ты что-то хотел? — спросил он так, словно не знал, почему вдруг омега внезапно решил ему позвонить. — Да. — твёрдо ответили ему, когда он поднёс телефон к уху, а после неловко начали объяснять, — …В общем, я случайно с твоей карты снял деньги за оплату доставки. Не на то нажал по привычке. — и это «случайно» после всего, что они оговорили, сейчас неустанно сердило, — Так что хватит мне деньги обратно пересылать. — хотя не то чтобы альфа ожидал, что брюнет вот так сразу станет без проблем использовать его карту. «Но не возвращать же мне деньги, вашу ж мать!» — ломанная усмешка переросла в усталый выдох, — «Впрочем, кто обещал, что будет легко?» — Понял, — Бакуго фыркнул с мягкой улыбкой, слегка качая голову, когда увидел, что деньги вновь пришли на его банковский счёт, а его взгляд скользнул по экрану телефона. Он бегло пролистал последние уведомления о переводах, где мигала недавняя транзакция от его принца. И, как в знак протеста, провёл пальцем по экрану, моментально возвращая её назад, как бы отмахиваясь от этой «мелочи», после чего начал с улыбкой Чеширского кота ждать эту почему-то показавшуюся ему невероятно милой фразу: — Ты издеваешься? — произнесённую возмущённым голосом Мидории с другой стороны телефона. Голосом, который, судя по всему, искренне не понимал, почему он так поступает с ним. — Это ты издеваешься, — повторился Катцуки, потирая переносицу и с недовольным лицом зыркая сперва на экран, где почему-то до сих пор не было фотографии его принца, — Сказал ведь, пользуйся. Раз уже сделал это, пусть и случайно, то не смей возвращать мне свои деньги, — и замер на секунду, осознавая этот факт слишком внезапно. Так подумать, то у них не было фотографий друг друга. Разве что те — с Исландии у чёрного пляжа, но альфа считать их не хотел чисто из принципа. У них не было совместных снимков. Вообще никаких. Они особо-то и фотографироваться не любят. Причём ни он, ни его принц, но разве не странно, что у него нет ни одной фотографии, которую можно было бы поставить на аватарку его абонента под названием «Мой принц?». Даже какой-то пресловутой, тошнотворной, с сердечками и поцелуйчиками! И сознание медленно убедилось мыслью, что это надо исправлять. Хотя бы поставить какую-то нейтральную, чтобы лишних вопросов от завистливых их общих… знакомых не было. Мужчина долго всматривался в идущий звонок и после поднял глаза, встретив прямо перед собой продуктовый круглосуточный магазин, почему-то мгновенно решая пойти внутрь. И, ступая туда прогулочным шагом, после недолгой паузы наконец услышал вздох проигравшего, который был таким недовольным непроизвольным звуком, что вызвал у него умилительную улыбку, которую Катцуки скрыл сразу же, как зашёл в помещение, идя по определённому направлению. За теми самыми мармеладными мишками. — …Ты не будешь меня слушать, правда? — мягко спросил омега, продолжая бурчать себе под нос, но уже явно причитая, — Ох, Дьявол, что ж ты будешь делать-то… — и Бакуго знал, что это означает, что тот сдаётся. Нехотя, но сдаётся. — Так что можешь даже не стараться, я перешлю все деньги, что ты будешь мне возвращать, — отозвался Бакуго, беря с прилавка несколько шелестящих пакетов, — И, думаю, мы закрыли тему, верно? — ему разочарованно «угукнули», и он ухмыльнулся, беря ещё несколько продуктов, которые заканчивались у них дома, — Отлично. Что делаешь сейчас, мой принц? — и пошёл к кассе, слушая умиротворённый голос. Его личная колыбельная, не иначе. Плечи невольно расслабились, как только ему начали описывать «краткое расписание сегодняшнего дня» и планы на следующие полчаса, в которых в обязательном порядке было съедание не особо полезной еды, но с салатиком, чтобы, по словам брюнета, «сохранять баланс Вселенной». Тем временем для мужчины уже всё упаковали в пакет, и он вышел из сияющего магазина в пустошь ночи, ловя себя на мысли, что он уже хотел домой. И эта мысль только разрослась, когда у него спросили: — Кстати, как скоро ты придёшь домой? — стоит ли говорить, насколько мужчине понравилось эта фраза? Она была такой приятной… домашней…? Да чего уж там. Она означала, что его ждут. О нём волнуются. — Соскучился по мне? — игриво предположил Бакуго, на самом деле уже всерьёз задумываясь о том, как отправить пьяную тушку Дерьмоволосого домой, чтобы тот не проснулся завтра утром в сточной канаве, и побыстрее уехать отсюда. — Не без этого. — признались ему, и Бакуго услышал звонок в дверь, — О, доставка. Оперативно они в этот раз. — а после и шуршащие шаги, и отворение глазка у наружной входной двери, который всегда открывался с характерным металлическим щелчком, — Просто я тебе там заказал острые ножки в кляре. Думаю вот, мне их в холодильник ставить или они тебя дождутся в микроволновке? — и после этого настала небольшая тишина, в которой мужчина слышал ответные любезности и пожелания «хорошего вечера», после чего вновь обратились к нему, — Так что, mon cher? — Ставь в микроволновку. — уверенно произнёс блондин, после слегка неловко добавляя с лёгким поцелуем, — Je t'embrasse. «Целую тебя». И домой он приехал очень быстро. Настолько быстро, что неловко бросил друзей Мидории, извинившись перед ними и сказав, что он уедет первым, и попутно закинул Дерьмоволосого в первое же пойманное такси, звоня Денки с номера этого пьянчуги, чтобы тот забрал «пропащего» с машины. Пару раз по пути тот едва не поцеловал асфальт. Да с какой страстью, это надо было видеть! А вот как этот кузнечик будет забирать свою тачку — его уже мало ебёт. Думать надо. Лично он тоже поехал на такси, так как своё авто оставил ещё на стоянке их компании и, вероятно, завтра утром будет ехать на работу на мотоцикле, как в старые добрые. К его «исчезновению» все отнеслись с пониманием, и совсем скоро он уже был под окнами знакомой многоэтажки, в которую забежал так, словно не был здесь несколько недель. А перед самой дверью остановился и отдышался, прежде чем отворить своими ключами обе двери и зайти в шумный дом, где его сразу же поприветствовал высокий голос, сказавший на всю квартиру вместе с приветственным и развесёлым лаем Йору: — Добро пожаловать домой. — и под эту фразу Бакуго зашёл внутрь, быстро снимая обувь, чтобы с тёплым смехом поприветствовать два носа, испачканных в кляре, ведь, похоже, их Йору тоже посчитал нужным попробовать «вредный ужин». «Как я могу его не беречь…?» — Бакуго прошёл внутрь, оставляя пакет на кухне и там же вымывая руки с улицы и лишь для того, чтобы после присесть около возлюбленного на пол. — Как провели время? — предлагая ему заказанную специально для него острую курочку, Изуку облизал свои пальцы и вытер о салфетку, чтобы переключить канал: — Замечательно, — и посмотреть в лаву, которая была явно спокойна, как озеро, — Мне понравились твои друзья и нескромно скажу, что я им, скорее всего, тоже. — но всё же не могла хвастливо не подметить последнее, заканчивая, — Как я и думал, они хорошие люди. И про Акиро Бакуго пока что решил не спрашивать. В последнее время у них слишком много таких серьёзных разговоров. Его принцу… им нужно от них отдохнуть. А пока что он может просто попытаться лично понаблюдать за поведением того, кто сидит с ним рядом на полу, который был заранее покрыт тёплым одеялом, и выяснить или хотя бы попытаться догадаться, кем является этот ребёнок для его принца. Точнее кем сам Изуку его считает для себя.

***

Сегодня утром, распрощавшись с Бакуго на парковке, когда тот в который раз решил ехать на мотоцикле на работу — Мидория решил лично навестить сперва уже свою юридическую компанию, а потом поехать на более родное место работы. Поэтому, оповестив Хори-сана о своём приезде, он сменил маршрут в сторону бизнес-центра, проезжая по эстакаде вдоль рекламных вывесок под расслабляющую музыку. Кажется, да, это снова был джаз. Бакуго когда-то включил эту музыку на фон, когда готовил ужин, и теперь она проигрывается в его голове каждый раз, когда он вспоминает этого хитрого мужчину. Но вот он доехал до нужного здания и едва ли зашёл в кабинет, как вызвал к себе руководящую отделом маркетинга и рекламы, чтобы та лично смогла отдать ему отчёт о тех двоих крысах, которые ошивались здесь, как свежие локаторы, служащие Тодороки. Не то чтобы он сам не проверил эту информацию несколько десятков раз, прося Хори Акайо внимательно приглядеться к кандидатам на увольнение, но коль уж сам Хори сказал, что они точно ведут себя подозрительно, то надо бы вознаградить ту, с кем у него отныне будут весьма близкие отношения по работе. Но перед тем, как девушка пришла, он обратился к тому, кто уже хотел выйти из его кабинета, и, доброжелательно ему улыбнувшись, произнёс: — Хори-сан, позаботьтесь, чтобы отдел кадров подобрал на позиции уволенных новых и желательно весьма молодых работников. — попутно подготавливая своё ещё одно рабочее место, — Опыт работы не так важен, но сразу после университета брать не стоит. — и вдруг он замер, вздёргивая бровь и зыркая на мужчину, — У нас вообще есть стажёры? — Есть, но они как мальчики на побегушках. Ещё совсем зелёные. — отмахнулся мужчина, хмурясь при вспоминании этих юнцов. — Среди них есть те, кто связан с отделами, где мы вскоре потеряем лица? — но учтиво ответил, не стараясь ничего скрывать, хоть уже и понял, к чему клонил Мидория: — Да, пара человек. — и был не особо доволен таким решением. — Тогда, возможно, новенькие нам и не понадобятся. — омега же усмехнулся и провёл ногтем пальца по кожаной оббивке того кресла, в котором он до сих пор не любил самодовольно сидеть, — Обучите этих, но пусть заранее подпишут рабочий договор на несколько лет. Мне не нужна текучка. — и, отрезав этими словами все возражения, всмотрелся в матовость покрытия. В нём всегда сидел его отец. Всегда. И никто больше. Даже он сам не позволял себе занимать это место, когда его отец был жив, потому что где-то глубоко в душе Мидория знал, что это кресло предназначено не для него. Хотя, казалось бы, он был тем единственным, кому оно только могло быть предназначено. Но брюнет никогда не видел этот пост своим, и потому сейчас, когда он провёл рукой по скользящей ткани — сердце забилось чаще, а глаза скорбяще уставились на спинку кресла, за которую он зашёл, слушая, как теперь уже его исполнительный директор пытался уговорить его отменить своё решение: — Вы уверены? Они совсем юные, господин Мидория. — и мужчина заметил, как Изуку хотел возразить, сказав, что он тоже ещё «весьма юный», а потому Акайо уточил, — И вы знаете, что я говорю не про возраст. — а Мидория лишь усмехнулся той мысли, что Хори-сан «передался ему по наследству», — Они знают основы, но смогут ли они стать достойными сотрудниками? — и он взглянул в туманы, которые, как и в его детстве, были непоколебимой густой пеленой, на которую он с простодушной улыбкой ответил: — Вот и узнаем. — и в этих словах Акайо узнал знакомый тон, — Вы меня услышали, директор. Исполняйте. — тон, которым говорил его покойный друг. Отец. Глаза были не чёрными, о нет, конечно, они не могли таковыми быть. Но эти слова, этот кивок головы, эта улыбка, этот малейший проблеск искренней признательности и доверия… Его губы задрожали, и Хори поспешно прикрыл глаза пальцами, извиняясь и низко кивая, чувствуя, как его веки намокают. Безбожно подставляя и выворачивая его нутро наизнанку. Хизаши был его лучшим, можно сказать единственным другом. И сейчас его силуэт, его идеи, его душа — прослеживалась в этом молодом юноше, который, как и его предшественник, кричал ему о свершениях. И Хори надеется лишь на то, что сможет дожить до того дня, когда эта маленькая звёздочка станет счастливой. Иначе каков был смысл во всём этом? «Хизаши… я надеюсь, ты оттуда увидишь, как он взрослеет.» Он ушёл, не поднимая головы, а брюнет неспешно проводил его взглядом, чтобы после перевести его на вазу, где стояли цветы, купленные по его распоряжению, но не пахнущие ничем, кроме запаха самой вазы, чтобы не раздражать его рецепторы. Красивые, но если к ним не поворачиваться, то ты и забудешь, что они стоят там — в углу комнаты. Когда там стояли розы — аромат был на весь кабинет. И да, ради них приходилось пить антигистаминные, но ведь это были французские розы. Для них он бы их пил. — Скучаю по ним, — омега отвернулся от вазы и впился в стопку бумаг, чтобы после упасть головой на стол, уже не пахший сигаретами, — По тебе скучаю… — и прошептать этому немому дереву. Которое не слышало его, но помнило все те многочисленные дни, когда он приходил сюда, отчитываясь сидящему за ним отцу, и отчаянно ждал, когда ему скажут, что он «хорошо справился», а потом возьмут на совещание, где он будет наблюдать, как его отец тратит часы на разговоры с какими-то мужчинами. Сейчас он сам проводит такие совещания с «какими-то мужчинами». Ха… Сколько прошло лет с того дня, когда он впервые переступил порог этого кабинета? Тогда здесь ещё был совсем новенький ремонт. А сейчас выглядит устаревшим, но, быть честным, менять обстановку он уж точно никогда не захочет. Потому именно это вездесущее тёмное дерево, вазы, прогорклый запах пыли и бумаги с чернилами — всё это является тем, что напоминает ему о… папе. — Дьявол… — и Изуку не знал, кого он проклинает этими словами, — Чёртов Дьявол… — но, наверное, себя. После этих воспоминаний он был вынужден взять себя в руки, услышав, как в дверь… его кабинета, да ведь…? Стучат. Никто не должен видеть его в таком уязвлённом состоянии. Его папа учил его этому. С девушкой договориться было в разы проще, чем можно было подумать. Он выписал ей премию, она от всего сердца поблагодарила его и в приподнятом настроении пошла работать, пока он в расслабленном выдохе опустился на кресло… Впервые опустился на это кресло, как руководитель этой огромной компании. Компании, где до сих пор стоит и будет стоять, он уверен, в холле эта пресловутая статуя Фемиды с равными весами, показывающими, что людская жизнь равняется деньгам. И если раньше он осуждал и за глаза насмехался над этим убийством греческого мифа, то сейчас даже не подумает убрать эту статую из главного зала. Потому что там она стоит как влитая. Потому что всего за месяц она обрела совершенно иной смысл и заиграла гранями той красоты и завершённости, коей раньше не обладала. Потому что сейчас — он с ней был согласен.