Раскаты грома

— Мне остался месяц, Кайо-чан, — как-то внезапно за завтраком загробным голосом выдавил из себя Зеницу. Кайо поперхнулась чаем. В последнее время Зеницу, на удивление, довольно редко возвращался к своей излюбленной избитой теме, отчего Кайо даже стала наивно подумывать, что его дерганая тревожность успела отступить хотя бы на время. Как бы не так. По вытянувшемуся белому лицу Зеницу было ясно, что он все еще думал только об одном. — Тебе остался месяц до отбора, — нехотя поправила его Кайо, вытирая со стола капли брызнувшего из носа чая. — Это одно и то же, — продолжил настаивать на своем Зеницу. — Знаешь, мы ведь с тобой так и не обсудили нашу свадьбу. — Свадьбу? — Кайо вскинула брови. Лучше б уж Зеницу окончательно забил себе голову скорым уходом в охотники, а не этими глупостями. Она все еще не относилась к этой сомнительной идее всерьез: они с Зеницу и так уже давно были одной семьей, понимали друг друга с полуслова. Им совсем были не нужны новые статусы — ну, ей, по крайнее мере, точно. Она любила Зеницу и будучи просто сестрой, подругой. Ей этого было вполне достаточно. Она сомневалась, что сейчас сможет дать ему нечто большее уже как девушка, избранница, жена. А Зеницу ведь все ждал, надеялся. Наивный. Кайо понимала, что так он просто пытался отвлечься от мыслей о действительно важных и страшных вещах, которые мучили его уже не первый год. Скоро его обучение у дедули подойдет к концу, и беззаботная жизнь его очень быстро оборвется. И в ней уже не будет ничего, кроме страха, слез и удушливого предчувствия смерти, которая будет бежать за ним по пятам или же ждать, когда он сам наконец споткнется и упадет прямиком ей в лапы. Кайо уже знала все возможные сценарии кончины — Зеницу поделился с ней тридцатью самыми разнообразными идеями. И все же Кайо продолжала верить только в один: все будет хорошо. Как бы то ни было, они будут жить долго и счастливо, неважно, будет у них свадьба или нет. — Давай поговорим об этом после того, как ты вернешься с отбора, а? Сейчас тебе нужно думать о другом. — А я не хочу думать о другом. Я хочу думать только о тебе. Кайо выдохнула, покраснев. Так Зеницу и без всяких демонов точно тронется рассудком. — Если будешь думать только обо мне — умрешь. И тогда я уже за тебя точно никогда не выйду. Зеницу вспыхнул, а затем тут же снова резко побледнел. В глазах мелькнул нездоровый блеск. — Я понял. Я знаю, — выпалил он и вдруг куда-то побежал быстрее молнии. Кайо только и успела что похлопать глазами. Она знала, что в последнее время Зеницу приходил к ней поболтать ни о чем, когда не мог собраться с духом перед очередной тяжелой тренировкой. Рядом с ней он внезапно вспоминал, для чего вообще он теперь порывался стать сильнее, стать охотником, а не едой для всяких демонов. Кайо была не против такой его навязчивой компании — хоть в чем-то она могла ему помочь. Рядом с Зеницу Кайо тоже чувствовала себя спокойней, все тревожные мысли невольно отступали — с Зеницу очень легко было отвлечься на всякие глупости. Вот только она тоже не собиралась постоянно убегать от реальности. Кайо знала, что следующий последний месяц она вместе с Зеницу проведет как на иголках, тоже забьет себе голову страхами. Зеницу ведь и правда мог не вернуться. Он ведь так и не стал сильнее Кайгаку. Кайо не знала, как унять свою тревогу, каждая ее клетка чуяла — скоро грянет гром. Тучи сгущались над ними уже не первый месяц. Над Зеницу — не первый год. Даже Куваджима-сан больше не выглядел извечно невозмутимо спокойным, он тоже о чем-то постоянно думал-думал-думал. О чем-то явно не хорошем. Может быть, даже о чьей-то скорой бесславной кончине. Кайо не хотела забивать себе голову этими додумываниями — главное, что Куваджима-сан считал, что Зеницу был уже готов к отбору. Значит, у Зеницу были все шансы выжить. Значит, у Кайо были все шансы не отвертеться от скорой свадьбы. Это радовало и тревожило одновременно. Чем ближе был «Судный день» Зеницу, тем меньше она вспоминала о Кайгаку. Вспоминала о том, что его недопонимания с учителем все еще никак не разрешились и ни к чему не привели. Кайо была уверена: рано или поздно Кайгаку вернется — начнет с того, на чем закончил. Ни она, ни Зеницу не собирались вмешиваться в эти споры. Бессмысленно и глупо — только еще раз под дых получишь да отрубишься с концами. Нет, они сами должны были во всем разобраться — или хотя бы попытаться понять друг друга. Кайо знала: Кайгаку был сложным человеком, он свои чувства выражал еще хуже, чем мысли. Потому что наверняка он их сам не до конца понимал. Поэтому объяснить Куваджиме-сану то, что лежало у него на душе, ему будет совсем не просто. Если вообще возможно. Кайо надеялась, что Кайгаку назло себе когда-нибудь все-таки возьмется за голову, перестанет быть таким колючим и озлобленным на всех подряд. И тогда всем станет легче — ему в первую очередь. Но Кайо очень сомневалась, что эти перемены произойдут где-нибудь в ближайшие месяцы. А потому она невольно готовилась к новым склокам. Готовилась к тому, что в этой части их хрупкого мирка все останется по-старому.

***

Кайгаку знал, что Зеницу до отбора на горе осталось меньше месяца. Кайгаку не мог поверить в это. Неужели учитель и правда считал, что Зеницу уже готов был стать ему ровней — полноценным преемником со званием охотника? Бред. Кайгаку хотелось лично посмотреть на это «готовое» убожество. Плюнуть пару раз в его сопливое забитое лицо. На последнем задании Кайгаку едва не простился с жизнью — хорошо, подоспел отряд свежескошенной на очередном отборе зелени во главе аж со Столпом. У Кайгаку был отличный повод выбить себе пару дней без заданий и скитаний по лесам. У Кайгаку был отличный повод заглянуть к себе домой. Снова спорить с учителем он пока не собирался. Все-таки он в чем-то был и прав: пока Кайгаку до звания Столпа не совсем дотягивал. Сильно не дотягивал. В одиночных миссиях без товарищей-подкормки демонов ему приходилось тяжко — в эти моменты он особенно остро чуял, как его жизнь висела на волоске. И совсем не зависела ни от него, ни от того, сколько же демонов он убил до этого. Кайгаку все еще был слабым, ему все еще чего-то не хватало. Силы. И достойного учителя, который наконец-то увидит в нем достойного ученика. Поймет, поможет. Откроет, наконец, секрет, как стать сильнейшим. Раньше Кайгаку думал, что он сам должен был во всем этом разобраться, сам найти дорогу к званию Столпа. Сейчас же он понимал, что окончательно заблудился, запутался. Потерялся. И пути обратно он найти уже не мог. Кайгаку все больше и больше начинало казаться, что он долбился в тупиковые тупики — его никто не видел, не слышал. Кайгаку был обречен бесславно умереть, он совсем не подходил на роль героя. Может, учитель это тоже понимал, а потому возился больше с сопляком-Зеницу, а не с ним. От этой мысли Кайгаку становилось особенно противно, страшно. Нет, он не мог хотя бы в чем-то уступать тому убожеству, учитель нянькался с ним только потому, что он был слабее и совсем бездарным. Но зачем он это делал? Зеницу должен был сдохнуть уже на самом отборе — это должны были понимать все. Тогда почему вокруг него все бегали так, будто отправляли они его на поле славной битвы, а не в последний путь? Кайгаку отказывался это понимать — за ним никто никогда так не носился. Ну, разве что Кайо, да и то она тоже быстро отвалилась — тоже в убожестве Зеницу что-то нашла. Кайгаку не знал, что ему еще нужно было сделать, чтобы его наконец оценили по достоинству — забыли о нытье Зеницу хотя бы ненадолго. Может быть, он действительно что-то не понимал, чего-то не замечал. Единственное, чему научила его охота на всяких тварей — нельзя недооценивать своего противника. Иначе убьют, сожрут. Зеницу он всегда не воспринимал всерьез. Может быть, зря? Учитель же кого попало в ученики себе не брал. Кайгаку возвращался домой в предвкушении, надеясь, что учитель позволит устроить им последний «тренировочный» бой. Бой, который все расставит по местам, который всем покажет, кто есть кто. Кайгаку в первую очередь.

***

— Где этот? — Кайгаку выдохнул. На этот раз его даже встретили: стоило ему зайти во двор, как из дома вышла Кайо с ведром грязной воды. Она в удивлении застыла у двери, взгляд ее рассеянно забегал: она даже не пыталась скрыть, что была не особо рада видеть такого гостя в такой поздний час. По крайней мере, Кайгаку так показалось. — Зеницу? Куваджима-сан? — без приветствий и поклонов сразу вопросом на вопрос ответила она. Кайгаку скрипнул зубами от раздражения. Нет, Кайо совсем не от растерянности задавала эти идиотские вопросы — она просто издевалась. Учителя он бы и сам дома нашел — это тот сопляк вечно по деревьям прятался. И уж за Зеницу Кайгаку бегать точно не собирался — пусть эта пришибленная сама его приведет. Притащит. Не зря же он еще за неделю заранее письмо учителю написал о своем возвращении. Даже точную дату приписал. Подчеркнул. — А нам не сказали, что ты сегодня придешь. Зеницу с Куваджимой-саном еще вчера в город ушли, завтра к вечеру, наверное, должны прийти. Ты подождешь, останешься? Кайгаку невольно сжал кулаки, правый глаз нервно дернулся. Нет, эта девка что-то спутала, специально решила понести какую-то чушь, чтобы выбесить его прямо с порога. У нее получилось. Кайгаку ничего не ответил, демонстративно шагнул в дом. Краем уха он услышал, как во дворе звякнуло ведро — Кайо пошла за ним. Кайгаку умылся и, не заходя в свою комнату, сразу прошел на кухню. Дома, кроме Кайо, и правда никого не было. Видимо, ему и вовсе не стоило надеяться, что учитель даже ради него, Кайгаку, изменил бы свои планы. Он же с Зеницу куда-то почесал. На мгновение Кайгаку почувствовал себя брошенным и обманутым. Зеленые глаза налились кровью. Он сделал короткий вдох, почувствовав за спиной раздражающее шарканье. Одна Кайо решила от него не сбегать и не прятаться. Это его не очень-то радовало — Кайгаку ведь пришел совсем не к этой девке. Сейчас Кайгаку вообще не знал, к кому и зачем он все-таки пришел. — Я ужин пока не готовила, хочешь, там еще немного риса осталось. Или ты подождешь? Я рыбу тушить собиралась — хорошо, не успела, на тебя еще тогда сделаю. Ты ведь будешь? Кайо сдавленно улыбнулась, на что Кайгаку только покривился. Она никак не могла без этих своих тупых вопросов — конечно, он будет! Он так торопился домой, что даже ни разу не остановился на привал, по пути пропустил все забегаловки. — А ты как думаешь? — Я ничего не думаю, поэтому спрашиваю. Кайгаку поджал губы: если он сейчас начнет учить ее уму-разуму, ужин она ему приготовит только утром. И то если со страху куда-нибудь плакаться не убежит: Кайгаку не слепой, сразу заметил, как у нее от одного его грубого тона поджилки затряслись. Нет, все-таки иногда она вспоминала свое место. От этой мысли Кайгаку даже стало немного приятно. — Буду. Кайгаку уселся на стул, подперев рукой щеку, и принялся лениво смотреть, как Кайо суетилась на кухне, стараясь покончить с приготовлениями как можно скорее. Он же ждал, он же проголодался с дороги. Кайгаку задумчиво прикрыл глаза, сглотнул слюну от наполнивших комнату запахов. Уголки губ невольно растянулись в короткой улыбке: скоро он наконец-то набьет желудок чем-то горячим и съестным. Благо, стрепня у Кайо получалась очень даже ничего — Кайгаку помнил. Он невольно вздрогнул, очнулся, когда Кайо поставила ему миску с рисом и рыбой прямо под нос. По телу растеклось приятное тепло, желудок стянулся в тугой узел. Кайгаку лишь вздернул бровь, заметив, что Кайо, прибрав на столе, тихо засеменила в сторону двери. Подальше от его сомнительной компании. — Ты куда? — он вдруг почувствовал себя немного уязвленным. Почему-то именно сейчас ему не захотелось оставаться в гордом одиночестве и смотреть в одну точку у окна до самой ночи. Почему-то именно сейчас ему вспомнилось, как Кайо когда-то здесь же сидела с ним, заваривала ему чай по ночам. — К себе. Я… Не хочу тебе мешать, — между тем шепотом ответила она, немного склонив голову. Наверняка, чтобы Кайгаку точно-точно не увидел неловкого замешательства на ее лице. — А я, что, сказал, что ты мешаешь мне? — Кайгаку нахмурился. Эта дура вечно что-то додумывала. Вечно думала о нем какое-то дерьмо. Даже сейчас, когда он ей еще ничего плохого не сказал, не сделал. — Я могу поесть… с тобой? — Кайо удивленно сморгнула, будто действительно не до конца веря, что Кайгаку был сегодня в таком невероятно хорошем расположении духа. Кайгаку вместо ответа многозначительно фыркнул, проглотил не прожевывая самый большой кусок рыбы. Кайо недолго думая положила себе тоже немного риса, осторожно присев рядом. Кайгаку и не думал гнать ее последними ругательствами — очень уж он был занят своей пустеющей на глазах миской. — Говоришь, они завтра придут? — Ага. Зеницу свой клинок случайно об палку Куваджимы-сана сломал. Да и ткань для хаори ему тоже купить надо. Куваджима-сан знает, где хорошую найти. Вон, помнишь, я тебе шила, она за сколько месяцев и не порвалась, не износилась почти, да? — Я его подшивал, — мрачно кинул он и нехотя добавил. — Демон правый рукав как-то оторвал, сожрал. — Хорошо, не с рукой вместе. Кайгаку отложил палочки, страшный аппетит внезапно куда-то испарился. В уши забилась напряженная тишина. — Я сам у себя постелю, — зачем-то предупредил он, задержавшись взглядом на котелке с рисом. Кайо кивнула, тоже оторвалась от ужина. — Я не буду тебе мешать, — зачем-то второй раз за вечер пообещала она, не поднимая глаз. Кайгаку молча смотрел, как Кайо встала и начала неторопливо собирать посуду, чтобы побыстрее помыть и наверняка уйти к себе. Руки у нее все еще дрожали. Кайгаку больше это не нравилось. — Ему с этими тряпками можешь не стараться — все равно и недели не проносит, — вдруг не скрывая липкой насмешки бросил он, видя, что Кайо уже собралась оставить его, куда-то убежать. Услышав его «совет», она остановилась, обернулась. Мягкие черты лица ее обострились, губы дрогнули. — Тебя здесь долго не было. Зеницу стал сильнее. Кайгаку не сдержал смешка. Кайо не сдержала новую волну дрожи. — Да? Хотел бы я на это посмотреть. Я же для этого и пришел, к слову: тренировочный бой с ним устроим. Он же почти охотник уже, да? Хочешь, тоже можешь посмотреть, что из него вышло. Тебе же тоже интересно, да? Ты же тоже ведь не веришь, что долго он не протянет, да? Зря. — Ты так хочешь, чтобы он… умер? Кайгаку ненадолго задумался, гаденькая ухмылка на мгновение стерлась с его лица. Нет, все-таки она точно-точно слишком плохо о нем думала. Кайгаку даже стало немного обидно. — Я хочу, чтобы все получили по заслугам, — уверенно, не скрывая надменности, кинул он. Кайо не переменилась в лице, она смотрела на него так, будто впервые видела. Будто совсем не понимала, всерьез он сейчас говорил это или нет. — Зеницу… заслужил умереть? — на выдохе пробормотала она и тут же поджала губы. В синих глазах вспыхнул странный отблеск. Кайгаку нахмурился еще сильнее. — Слабаки всегда так заканчивают. Или, что, может, ты еще и думаешь, что он в Столпы выбьется быстрее меня, а? — Я думаю, что никто из вас не заслуживает смерти. — Я и не умру, за меня не переживай, — фальшивая усмешка снова расцвела на губах Кайгаку. Этот бессмысленный разговор почему-то очень уж его веселил. — Мне тебя даже жаль немного: демоны охотников обычно либо целиком сжирают, либо уродуют до неузнаваемости — даже похоронить ошметки этого сопляка у тебя не получится. Вон, помнишь придурков, с которыми я еще приходил сюда? Они вот так же закончили: младшему кретину ногу оторвало, а старший побежал его вытаскивать. По итогу без башки остался. Идиоты. Их демон еще пожрал потом немного, пока я ему голову не отрубил — если б еще немного не подождал, ничего бы не осталось. Вот с этим твоим так же будет. Кайгаку вдруг замолк. Кайо, наверное, впервые взглянула на него с нескрываемым страхом, ужасом. Видимо, она была очень уж впечатлительной, может быть, сейчас даже разревется из-за смерти тех, кого она знала несколько часов от силы. Может, она и имена-то их уже забыла — кому на них было не плевать? — Мамору с Тоору… мертвы? Кайгаку только сейчас заметил, что все свечи на кухне уже потухли, стало совсем темно. И все же блестящие от слез синие глаза Кайо он видел очень даже хорошо. Видел, как еще немного, и она и правда разрыдается. — Они тоже были слабаками. Чуть ли не за ручку всегда вместе ходили. Так и сдохли, державшись вместе за ручки, кстати. С твоим Зеницу так же будет — только умрет он один, за ним никто бегать там не будет. Кайо поджала губы, взгляд ее нервно забегал. Кажется, она держалась из последних сил — какая неженка. Упертая, непрошибаемая. Кайгаку даже стало на мгновение жаль, что она лично не сможет увидеть, как ее Зеницу разорвут на мелкие кусочки, ничего не оставив. Может, только тогда бы она поняла, за какое жалкое дерьмо она держалась. — Зеницу не умрет. Он после отбора замуж меня взять обещал. А значит, не умрет. Лицо Кайгаку вытянулось в искреннем непонимании, прошла одна минута, вторая, третья тяжелого молчания — наконец он громко рассмеялся. — Вы тут все тронулись, да? Может, перед свадьбой еще и похороны сыграете, а? Я бы точно пришел. Даже без приглашения. Кайо ничего не ответила, сделала лишь осторожный шаг к выходу — разговаривать она с ним больше точно не хотела. А то ведь и правда расплачется прямо перед ним. А он еще раз рассмеется. — На твоем месте я б правда только к похоронам готовился, а не к свадьбе, дура, — выплюнул напоследок Кайгаку, увидев, что Кайо уже выскользнула через дверной проем и куда-то побежала. Куда-нибудь подальше от него. Кайгаку между тем уселся обратно у столика, перед этим накинув себе в миску еще немного риса. Сейчас ему хотелось либо до победного набить себе желудок, либо же набить кому-нибудь морду. Зеницу, к сожалению, пока еще не вернулся. Кайгаку еще не долго просидел на кухне: доев все, что было приготовлено на ужин, он быстро помыл за собой посуду и вышел во двор. На улице уже давно стояла непроглядная ночь. Кайгаку опустился на ступени, поморщившись от холода. Ему бы сейчас пойти домой в постель, вот только спать совсем не хотелось. Кайгаку казалось, что что-то он вечером все-таки не успел договорить. Кайгаку не понравилось, что Кайо слишком уж быстро от него убежала — тоже не захотела слушать правду. Кайгаку нисколько не сомневался, что все будет так, как он сказал. Зеницу сдохнет — это даже не вопрос времени, нет. Если ему не хватит ума сбежать до отбора, его разорвут прямо там, он и часа на этой горе не отсидит. И почему это все тут верили, что у Зеницу все будет по-другому? Еще и свадьба эта… Кайгаку в раздражении сплюнул себе под ноги. Ну и бред. Неужели этой девке так нравилось за кем-то сопли подтирать, что она и на какие-то там предложения того кретина повелась? Неудивительно, что к нему она так быстро потеряла интерес и перестала за ним бегать — Кайгаку же никогда не ныл. И портки он свои сам стирал, да. С таким, как он, этой больной дуре просто-напросто было бы сложно жить. Скучно. Вот она и не выбрала его, остановилась на куске дерьма, который уже давно был одной ногой в могиле. Кайгаку вдруг стало страшно паршиво: все везде выбирали не его. Может, если этому придурку все-таки повезет выжить на отборе, он и Столпом станет раньше. Тогда Кайгаку этого точно не вынесет. Бред-бред-бред. Он точно чего-то не знал, не понимал. Не хотел понимать. Кайгаку делал все и даже больше, чтобы добиться признания, выбиться в люди. Но этого будто намеренно все старались не замечать — все крутились вокруг одного гребаного Зеницу, который вечно ныл и скулил. Кайгаку это все достало. Наверняка, даже если он станет Столпом, никто не оценит этого по достоинству. Кайгаку был здесь никому не нужен: ни охотникам, ни учителю, ни даже этой пришибленной девке, которая теперь будет готовить онигири, стирать портки и писать письма для одного-единственного кретина, который помрет со страху на первом же задании. Кайгаку не понимал, почему он все еще продолжал водиться в этом доме сумасшедших. Здесь его никто больше не ждал, здесь ему не было места. Если он уйдет и не вернется, никто и не заметит. Может, кто-то разве что выдохнет с облегчением, обрадуется. Кайгаку скривился, еще раз сплюнул. Он уже привык уживаться сам с собой, он никогда не испытывал нужды в друзьях, товарищах — в близких, с которыми можно было бы обмазываться всякими сопливыми нежностями хоть каждый день. Нет, все это Кайгаку было не нужно, он всегда был выше этого. И все же сейчас ему было противно, паршиво — больно. Почему между ним и Зеницу всегда все выбирали последнего? Что он делал не так? Он, что, просто был недостаточно слаб и убог, чтобы с ним тоже постоянно возились? Кайгаку знал, что ему некому было задать эти вопросы. Во многом потому, что он заранее знал, какие ему дадут ответы. Кайгаку не хотел еще сильнее разочаровываться в тех, кто его окружал. Тем более, дальше уже было некуда. Наверное, он действительно вернулся в этот дом в последний раз, и от этой мысли он не чувствовал совершенно ничего: ни тоски, ни злобы, ни смятения. Ему здесь тоже был никто не нужен, он здесь ни по кому скучать не будет. Кайгаку поджал губы: и на кой черт он вообще собрался тут дожидаться учителя? Разговаривать им все еще было не о чем, а порвать новое хаори Зеницу и поломать его новый клинок об него же ему все равно не дадут — Кайгаку был в этом более чем уверен. Кайгаку нужно было уйти прямо сейчас — хватит с него пустых встреч, ожиданий, разговоров. Этим он уже был сыт по горло. Хватит. Хотя бы немного, но себя он все еще уважал. Кайгаку резко поднялся на ноги, тело невольно повело в сторону. Пора. Делать ему тут было больше нечего, провожатых ждать он не будет. Его и так слишком долго последние годы заставляли ждать. Кайгаку окинул пустым взглядом темные окна, остановившись на одном из них. Фыркнул, демонстративно отвернувшись. Он не стал больше задерживаться, сомневаться, мешкать. Может быть, он потом напишет учителю, почему же он их не дождался и самовольно ушел, не оставшись даже на ночевку. Если учителю будет не плевать, конечно. Кайгаку закинул на плечо пустую сумку, в которую даже не подумал покидать хоть каких-то припасов в дорогу, и тут же растворился в непроглядной темени. Так и не заметив, что кто-то все-таки решился проводить его пустым холодным взглядом. Кайо простояла у окна до глубокой ночи. Не шевелясь, ни о чем не думая. Ей, как и Кайгаку, тоже больше не нужно было задаваться никакими вопросами.