Раскаты грома

— Собери мне все. Кайо вздрогнула, поймав на себе тяжелый взгляд. Кайгаку стоял позади нее и чего-то ждал. Ждал, когда же она, спотыкаясь и боязливо опустив глаза в пол, побежит набирать ему съестные припасы в дорогу. Кайо зажмурилась до рези в глазах, но не сдвинулась с места. Только обернулась. Кайгаку смотрел на нее зло, раздраженно, будто уже терял остатки терпения. Кайо понимала, почему он был особенно не в духе: вернувшийся из города Куваджима-сан решил загрузить его товарищей по заданию какой-то там тренировкой специально для Зеницу. Кайгаку это очень не понравилось, но учителю он ничего возражать не стал. Кайгаку вообще был подозрительно молчаливым. По крайней мере, Кайо, когда вчера все-таки добралась в потемках с Зеницу до дома, за ночь так и не заслышала ни криков, ни ругани. Все было тихо. Казалось тихо. Все-таки друзья Кайгаку хотя бы временно, но сдерживали его от глупостей. Вот только сейчас в доме не было ни этих товарищей, ни Куваджимы-сана — сейчас Кайгаку наконец-то мог побыть самим собой; мог спустить все раздражение хотя бы на нее. Вот только на этот раз Кайо не собиралась ему уступать. Сегодня у нее была целая бессонная ночь, чтобы обо всем подумать. Подумать о том, что ей давно пора было открыть глаза и взять себя в руки. Перестать наконец унижаться. Хотя бы перед Кайгаку. Ни ему, ни ей это было не нужно — теперь она знала наверняка. Куваджима-сан тоже ошибался: Кайгаку не хотел, чтобы его любили, ждали, напоминали о себе всякими письмами. Кайо не знала, чего Кайгаку хотел на самом деле. И больше не хотела знать. Все равно она до него не дотянется, не поймет — только сильнее его разозлит. Будет лучше, если они просто отстанут друг от друга, а Кайо наконец начнет думать о тех, кому на нее было не плевать. Кайгаку в этом ее коротком скромном списке никогда не появится — не захочет. И так даже лучше — ей теперь не нужно будет изводить себя понапрасну и что-то там выдумывать. Кайгаку — одиночка, Кайгаку был никто не нужен. Кайо потребовалось слишком много времени, чтобы понять эту простую истину. Понять и не подавиться ею же. — Все, что тебе нужно, ты можешь взять сам. В этом тебе моя помощь не нужна, — дрогнувшим голосом спустя затянувшееся молчание наконец выдавила из себя она, смотря прямо на Кайгаку. Тот даже невольно отступил. — Чего? — в голосе Кайгаку читалось искреннее сердитое удивление. Черты лица его на мгновение обострились. — Я слышала, вы уходите только к полудню, ты как раз успеешь все собрать. Все, что тебе нужно в дорогу. Извини, я пойду, не буду мешать. Мне нужно еще листья за домом дособирать. Кайо хотела было пройти мимо Кайгаку, но он перегородил ей путь, встав прямо на пороге. — Ты куда пошла, — прорычал он. У Кайо невольно по спине побежали мурашки: Кайгаку смотрел на нее не просто зло — по-звериному зло. — Я же сказала… Во двор, — совсем тихо обронила она, пятясь назад. Кайо и не думала, что у нее почти сразу получится довести его до белого каления. Так быстро, так просто. Видимо, в последнее время с нервами у Кайгаку было совсем плохо. Даже хуже, чем у нее. Кайгаку между тем не спешил обливать ее с ног до головы ругательствами. Кайгаку смотрел, думал. И все не мог поверить, что эта забитая девка даже в какой-то ерунде посмела вставить слово поперек. Сегодня все решили с утра пораньше подействовать ему на нервы. Видимо, и правда, ему тут не особо были рады. — Ты совсем тут со своим кретином отупела, что ли? В какой-то момент злоба на лице Кайгаку сменилась недоумением. Кайо сделала еще шаг назад, губы невольно задрожали. Она уже успела отвыкнуть от криков и грубостей — слишком долго Кайгаку не было дома. — Ты всегда говорил, что тебе не нужна моя помощь, и я только мешаюсь у тебя под ногами. Я больше не буду. Я правда тебя совсем не понимала. Так что извини, я пойду, иначе я сейчас расплачусь. Ты же не хочешь брать с собой в дорогу мокрые слипшиеся рисовые шарики, да? Кайо шумно сглотнула тугой ком, в глазах уже предательски щипало. Она не стала ждать очередного выпада Кайгаку — побежала, грубо задев того плечом. На удивление, ее не стали резко хватать за руку и останавливать — Кайгаку просто дал ей уйти, исчезнуть из виду. Видимо, сегодня они решили друг друга взаимно поудивлять.

***

Кайо выбежала в сад, не накидывая теплое хаори. Сердце страшно стучало, но она будто этого совсем не слышала, не замечала. Она быстро завернула за старую пристройку, тут же навернувшись на куче еще не убранных листьев. Слезы безостановочно побежали по щекам, а тело обдало морозным осенним холодом. Кайо не знала, почему вообще она сейчас заплакала: ничего ведь ужасного не случилось. Она даже не до конца успела поругаться с Кайгаку и, кажется, он даже немного понял ее. Но все равно Кайо не могла остановиться: горло то и дело надрывалось в очередном всхлипе. Ей давно нужно было поплакать. Тоже давно нужно было выпустить на чем-нибудь пар. Кайо давно не чувствовала такого облегчения: ей было ни больно, ни страшно, ни обидно. Будто все чувства разом умерли — остались только слезы. — Ты чего… Плачешь? Кайо даже не сразу поняла, что ее снова застали врасплох. На этот раз она даже не успела испугаться — не стала. Плечи резко дернулись, как только она ощутила робкое касание. И знакомую дрожь на кончиках пальцев. Зеницу, опустившийся рядом на одно колено, выглядел отрешенней и потерянней, чем она сама. Кайо смахнула новую дорожку слез, подняла глаза. — А ты чего здесь… Прячешься? — тихо спросила она, и не думая подниматься с холодной земли. Зеницу, качнув головой, подсел совсем рядом, прижав колени к груди. — Дедуля хотел, чтобы я сразу двоих этих уложил. Но я же не дурак — я ж знал, что не смогу, они меня только калекой сделают. Вот и побежал. А ты… Это тебя Кайгаку опять? Это ты из-за него тут… да? Кайо шмыгнула носом. Она не знала, как ей было объяснить Зеницу, что плакала она сейчас совсем не из-за Кайгаку, а из-за… Из-за всего сразу, наверное. Хотя, может, ей сейчас и не нужно было откровенничать: Зеницу бы все равно ничего не понял. Наверняка он думал, что она все еще была глубоко обижена на Кайгаку, что ей было совсем не все равно на то, что он там про нее вчера наговорил. И что еще наговорит. Нет, Кайо и правда было все равно. Кайо будто за ночь повзрослела. Прозрела. Поумнела. Только никто этого пока не понял, не заметил. Кайо и на это сейчас было все равно. Она больше не хотела ни с кем ссориться, не хотела что-либо объяснять. Кайо вдруг поняла, что нужно было наконец-то начать ко всему относиться проще. Тебя просят уйти — уходи. Не хотят слышать — замолчи. И всем наконец-то станет хорошо, спокойно. Легче. — Я поговорю с ним. Он больше не будет тебя трогать, — Зеницу, так и не услышав от Кайо ничего вразумительного, подорвался с места и куда-то побежал — явно не в ближайшие кусты дальше прятаться от дедули и Мамору с Тору. Зеницу побежал к Кайгаку — исполнять свое вчерашнее запальчивое обещание. — Подожди, Зеницу! Не надо!.. Кайо, недолго думая, тоже быстро подскочила, стряхивая прилипшие желтые листья. Кажется, жить проще в этом доме пока горела желанием только она одна. Когда Кайо только подбегала к дому, внутри, судя по звукам, уже шла какая-то тревожная возня. Обнадеживало только то, что криков Зеницу пока было совсем не слышно — значит, сама драка еще не началась. Кайо на ватных ногах влетела в дом и тут же застыла на пороге кухни. На полу, на стенах и даже на потолке — все было в рисовых зернах и кусочках рыбы, которую она еще вчера тушила несколько часов. Кайо посчитала про себя несколько бесконечно долго тянущихся секунд — она не сразу заставила себя перевести пустой забитый взгляд вниз, на пол — на двух сцепившихся, измаранных в крови, муке Зеницу и Кайгаку. — Хватит… Р-рисовые шарики… В-вы испортите все рисовые шарики… Хватит… — бессвязно пролепетала она, судорожно хватаясь руками за лицо. Она совсем не знала, что ей делать и как остановить этот непрекращающийся кошмар. Ей казалось, будто сейчас под этот нечеловеческий гул и рычание рухнет и сам трясущийся в припадке дом. И наконец станет тихо. Всем. Везде. Кайо, стряхнув с себя трусливое оцепенение, не стала больше медлить и чего-то ждать — если она что-нибудь не сделает, они точно поубивают друг друга. Точнее, Кайгаку переломает Зеницу последние кости, вдавив своим телом его в пол. Не прошло и секунды раздумий — Кайо с истошным криком кинулась третьей в страшное уродливое месиво. Кинулась — и тут же поймала тупой удар где-то под ребрами. В сознании резко потемнело, а на языке вперемешку с кровью попалась пара твердых рисинок — последнее, что особенно хорошо запомнила Кайо, прежде чем провалиться от страха, ужаса, бессилия куда-то в пропасть. Вместе с домом, Кайгаку, Зеницу, раздавленными рисинками и поломанными табуретками.

***

Кайо решилась открыть глаза не сразу, как только очнулась. Ей было страшно. А что, если все умерли, и одной только ей повезло выжить? Нутро обдало леденящим ознобом, а на лбу выступила испарина. Кайо совсем не хотелось просыпаться. Кайо боялась, что она все-таки не успела: когда она только забежала на кухню, она увидела, что Зеницу уже лежал под Кайгаку, лишь в припадке закатывая глаза и уже почти не сопротивляясь его ударам — тихо поскуливая. Кровавое месиво вдруг всплыло в памяти Кайо пугающе яркими красками. Эти двое смогли перевернуть дом всего за пару минут. Удивительно, как Кайо вообще осталась жива. Удивительно, как она вообще решилась прыгнуть в этот кровавый кошмар наяву. Знала ведь — только сама по шее огребет и никому ничем не поможет. Так оно и вышло. Кайо дотронулась до правой щеки — та жутко горела и, кажется, уже опухла. Кайо не смогла сдержать тихий всхлип. По телу снова прокатилась ноющая боль, отдавшись под ребрами. Кайо не впервой было лезть под горячую руку — с детства она с плачем и трясущимися от страха ручонками лезла защищать маму от перебравшего сакэ папы. Каждый раз ее роль защитницы с треском проваливалась — никого она не могла ни прикрыть, ни отбить. Каждый раз Кайо тоже получала по самое не хочу. И каждый раз Кайо нисколько об этом не жалела. — Т-ты жива?.. Кайо не сразу узнала этот тихий тонкий голос, пробившийся будто в закорках ее воспаленного сознания. Она распахнула глаза еще шире, но вместо какого-то четкого силуэта увидела только желтое размытое пятно. Все-таки головой она тоже сильно приложилась, когда падала. — А ты?.. Зеницу, ты живой? — слабым голосом прошептала Кайо, не особо надеясь на утвердительный ответ. Сейчас она больше поверила бы в то, что к ней в больной рассудок забился неприкаянный побитый дух, чем в то, что живой, хоть и сильно потрепанный Зеницу все-таки нашел в себе силы доковылять до ее кровати. — Не знаю, — пустым тоном отозвался где-то рядом «дух». Кайо зажмурилась и снова резко разлепила глаза. Зеницу подсел у ее постели, голова его была перебинтована, на щеках, губе растекались уродливые кровоподтеки. Кайо снова захотелось закрыть глаза. И расплакаться. Зеницу выглядел слишком уж страшно. Из-за нее. Из-за того, что она не сумела, не успела остановить эту пустую драку. Из-за нее. — Сильно он тебя?.. — Кайо поджала губы, приподнялась с постели. Зеницу дернулся, будто уклонился от невидимого удара. — Дедуля сказал, жить буду, но я не уверен. Если бы не он, меня, наверное, уже прикопали где-нибудь за садом… В этот раз он даже как-то без своей палки нас разнял, справился. Извини меня, Кайо-чан. Кайо сморгнула, к вискам снова прилила тупая боль. Она была рада, что как всегда благодаря Куваджиме-сану все обошлось малой кровью, и все же она снова не могла понять, за что Зеницу извинялся. Она сама влезла, куда не нужно, сама виновата. Тем более, Зеницу ведь досталось всяко больше, чем ей. Это она перед ним должна была извиняться, это она должна была сейчас трястись над его постелью и пытаться хоть чем-нибудь помочь. В последнее время в их доме, в их жизни все как-то перепуталось. За это Кайо тоже чувствовала себя виноватой. — Если ты и дальше будешь извиняться ни за что, я на тебя обижусь. Кайо скрестила руки на груди и как можно строже взглянула на Зеницу. Ей совсем не нравилось, что он слишком уж зациклился на ней, на своем обещании — даже драться побежал. И с кем? С тем, кто выбил у него весь воздух из легких в первые же минуты драки. — Извини. Я больше не буду извиняться, — пробормотал между тем Зеницу, опустив голову, уткнувшись носом в постель. Кайо устало закатила глаза: ее опять совсем не хотели понимать. — Пожалуйста, больше не спасай меня, если я тебя об этом не попрошу, хорошо? Я же тоже переживаю за тебя. Кайо поймала слабую белую руку Зеницу и сжала ее так крепко, насколько могла. По комнате прокатился тихий глухой всхлип. Зеницу привычно вжал голову в плечи. — А ты, что, когда-нибудь правда попросишь? Я же… Ну… я ничего не смог сделать. — Но ты же собирался стать сильнее, да? В ответ Зеницу только шмыгнул пробитым носом и сморгнул заплывшим глазом. — Я собирался постараться. Кайо неловко улыбнулась. Они оба понимали, что выходило у него пока не очень. — А он… Они ушли уже, да? Я даже не знаю, сколько проспала тут… — Кайгаку ушел еще днем, да. Дедуля нас всех запер на пару часов на кухне, чтобы мы ему налепили рисовых шариков на неделю вперед. Тору с Мамору быстрее всех справились. А сейчас уже вечер, да. Наверное, тебе нужно еще поспать, Кайо-чан. Это я тебя разбудил. Кайо замотала головой. В груди внезапно вспыхнула слабая радость от того, что Кайгаку дома уже не было — значит, новой драки точно не предвидится. Кайо тут же стало невольно стыдно — к и без того опухшей красной щеке прилила краска. — Нет, я больше не хочу спать. Зеницу понимающе кивнул. — Тебе что-нибудь нужно, Кайо-чан? Ты только скажи, я все принесу, все сделаю. Кайо отдернула руку Зеницу. Нет, не хватало еще, чтобы он, больной, вокруг нее бегал. Кайо чувствовала, что всего через пару часов она сама встанет и побежит делать Зеницу отвары с перевязками. Ему это было нужнее — это он же проиграл в неравном бою. — Я хочу, чтобы ты тоже пошел спать, Зеницу. Я же вижу, тебе плохо, — Кайо очень хотелось, чтобы ее едва слышный голос прозвучал как можно уверенней. Зеницу ее все равно не услышал. Он все сидел у ее постели каменным изваянием и не отрываясь смотрел на ее растерянное лицо. Зеницу не собирался никуда уходить — как бы Кайо его ни просила. Поздно. — Мне плохо потому, что плохо тебе, — выдавил из себя он, отводя взгляд куда-то в стену. Кайо вдруг почувствовала новый острый укол вины. — Мне тоже. Зеницу ничего не ответил, покраснел. Кайо тоже не стала его больше уговаривать уйти к себе. Если уж он так захотел — пусть посидит с ней, побудет рядом. Может быть, им станет легче. Может быть, им будет не так страшно.