Не моя битва

В поместье бабочки она пробыла совсем недолго. Шинобу, проведя быстрый осмотр, констатировала только сильную усталость и велела отдохнуть в палате, а также уведомила, что они — Хашира — проведут над ней суд и решат её дальнейшую судьбу. Девушка в ответ только согласно кивала, понимая, что возникшая из ниоткуда девчонка может вызвать подозрения и опасения. В первый же день больничного ей выдали новую одежду — красивое кимоно светло-кремового оттенка, украшенное узорами рыб, что выглядело очень нежно в сочетании с её чёрными, как ночь, волосами. Надевать такой наряд ей довелось впервые, и проклятый кофейный пояс-оби с изображением тёмной птицы оказался настоящей головной болью. В конце концов, пришлось позвать проходящих мимо двух сотрудников имения, которые, мягко говоря, были удивлены тем, что взрослая женщина совершенно не умеет справляться с традиционным костюмом. Кимоно оказалось довольно плотным и непривычно сковывало движения, но Морико старалась не жаловаться. Её больше расстраивало то, что её привычную одежду — штаны, рубашку и плащ — тут же унесли, сопровождая это недовольным бормотанием вроде: «Как простолюдинка может носить такую одежду?». Обруч оставили, и на том спасибо. Возвращать её вещи явно не собирались, что заставляло Морико тихо сжимать кулаки от гнева. Такие слова и отношение мгновенно выводили её из себя, но она изо всех сил старалась сохранять самообладание. В этом мире, как и в любом другом, нельзя позволять эмоциям взять верх — здесь важно оставаться холодной и рациональной. Всё-таки, хоть и во сне, она оказалась в эпохе Тайсё, где женщин не считали равными, а феминизм явно не прогрессировал. Больше всего злила собственная беспомощность перед устоями и чуждыми правилами. Настроение Морико поднимала только Аой Канзаки, которая каждый день заглядывала к ней в комнату. Как работница поместья, она приносила лекарства и следила за её состоянием. В первые дни это были обезболивающие, но позже их заменили на обычные витамины для укрепления организма. Когда Морико впервые смотрела «Клинок, рассекающий демонов», Аой ей понравилась сразу. Её строгий, но спокойный характер вызывал уважение — никакой лишней суеты или раздражительности. В этом сне общение с Аой сводилось в основном к делу — обсуждению лекарств и прочих медицинских мелочей. Но даже в таких разговорах они неплохо ладили, несмотря на разницу в возрасте. Морико чувствовала себя с ней спокойно и комфортно. Пару раз к ней заглядывали три маленькие девочки. Их имён она вспомнить не могла — в последний раз мангу она читала четыре года назад, и такие мелочи давно вылетели из головы. Это немного смущало, но девочки вскоре сами представились. Суми, Киё и Нахо оказались настоящими очаровашками, с их стороны всегда чувствовалась искренняя доброта. Однако Морико не могла долго разговаривать с детьми. Это было не их виной — просто обстоятельства и её внутреннее состояние не позволяли ей расслабиться и поддерживать лёгкую беседу.

***

Когда она бездельничала на кровати седьмой день подряд, Аой вдруг сообщила ей: — Твое лечение подошло к концу. Обычно после этого у нас идут восстановительные тренировки, но они составлены для охотников на демонов, а ты обычный человек без подготовки, — она задумчиво наморщила лоб. — Поэтому у тебя такой не будет. — Мне уже пора вставать? — потянулась она. — Не прикидывайся больной, — нахмурилась девочка. — Ты и так была почти в порядке, когда тебя только доставили к нам. — Ладно-ладно, — Хамада подняла руки в знак капитуляции и встала с кровати. Она и правда уже дня три чувствовала себя как новенькая, да и просто лежать ей наскучило, так что возражать Морико не стала. Что ни говори, но время в постели она провела с пользой. Во-первых, из рассказов Канзаки и наблюдений за остальными охотниками через окно она узнала, что сейчас — если опираться на рамки аниме — конец третьего сезона, и совсем недавно народ вернулся с задания в деревне кузнецов. Это обнадеживало, потому что в данный момент всё было относительно спокойно. Но вот скоро начнется событие четвертого сезона, и тогда появятся проблемы. Во-вторых, Морико настораживало то, что она может заснуть во сне, и само сновидение никак не заканчивается — она всё не может открыть глаза. Что она только не перепробовала! И била себя, и щипала, и даже кусала — но проснуться так и не могла. Поначалу попасть в одно из любимых аниме во сне казалось чем-то забавным, но сейчас всё, что она испытывала, — это нервное раздражение. Она могла бы попробовать наложить на себя руки, как Танджиро в одном из эпизодов, чтобы проснуться, но теперь уже не была уверена, что это всего лишь дрема, и так нелепо умирать не хотелось. Всё это было слишком реальным. Она не знала, как описать свои ощущения, но шестым чувством чувствовала, что так не должно быть. «Сны не так работают, наш мозг запрограммирован на определенные сюжеты, но здесь всё непредсказуемо, будто я на самом деле общаюсь с реальными людьми», — крутилась мысль в её голове. — Слушай, Аой, — окликнула она. Что ж, пора убедиться в своих подозрениях, и для этого есть только один человек, который может ей помочь. Какая жалость, что попасть к нему не так просто. — Ты случайно не знаешь, как можно поговорить с господином Убуяшики? — А тебе это зачем? — подозрительно спросила собеседница. — Мне бы хотелось обсудить с ним кое-что. Девочка прищурилась и внимательно впилась в её лицо. Морико не могла понять, что она ищет в её выражении, но, похоже, не нашла ничего, потому что тихо выдохнула и пробормотала: — Ты ведь помнишь, что над тобой будет суд? Хашира должны вынести приговор по поводу твоей судьбы. — Да, разумеется, — ответила Морико, постукивая пальцами по деревянной тумбе. — Только вот я уже целую неделю здесь, а мне до сих пор не сообщили абсолютно никакой информации о суде. И в чём меня вообще обвиняют? — Я не знаю подробностей, но вроде как в пособничестве демонам. Не говорили, потому что ждали твоего выздоровления, — закатила глаза Аой. — Я уже доложила Шинобу-саме о твоём состоянии, и она попросила передать, что разбирательство твоего дела состоится через пару часов. Я сюда и пришла, чтобы сообщить это. — Понятно. И какие могут быть приговоры? — спросила Морико на свой страх и риск. — В худшем случае — казнь, наверное. Хамада обомлела. Ранее она не придавала этому значения — всё-таки ей казалось, что это просто сон, но сейчас… Сейчас ей действительно стало страшно. Тело зудело от нехватки никотина, и нестерпимо захотелось закурить — неудивительно, ведь последний раз она держала сигареты в руках прямо перед тем, как оказалась здесь. Когда уносили её одежду, ни упаковку сигарет, ни телефон, ни кошелек ей не вернули. Странно, что по поводу мобильного никто не задавал вопросов, но, с другой стороны, это даже облегчало ситуацию. — Я не думаю, что тебя осудят, — заметив реакцию собеседницы на свои слова, заявила Канзаки. — Просто постарайся быть максимально честной и искренней, отвечай на все их вопросы и не груби. Поняла? — Да, — прошептала Морико. — Да, поняла. — Отлично. Отвечая на твой вопрос: вряд ли мастер будет присутствовать на суде, ему сейчас… нездоровится, — она опустила взгляд в пол. — Но там наверняка будет его жена, госпожа Амане. Ты можешь попросить её о встрече с господином Убуяшики, однако это не значит, что тебе это позволят. Девушка подавленно кивнула. Ну, это было хотя бы что-то. Конечно, её могли просто не пустить к главе истребителей — особенно учитывая, что его болезнь сейчас прогрессирует ещё быстрее — и тогда она не получит никаких ответов. Но пока не попробуешь — не узнаешь, правда? — Хорошо, — вздохнула она, неспокойно поправляя челку. — Спасибо тебе, Аой. — Не стоит, — откликнулась девочка, открывая дверь и выходя из комнаты. — За тобой зайдут какуши, когда придёт время.

***

Какуши не заставили себя долго ждать — пришли всего спустя полтора часа, которые Морико провела в бесконечном ожидании и тревоге. За масками было почти невозможно разглядеть лица работников, но она с уверенностью могла сказать, что к ней пришли и девушка, и мужчина. Вообще какуши она видела здесь впервые, что было вполне ожидаемо, учитывая, что, кроме больничной палаты и купальни, она больше нигде не бывала. Но увидеть их своими глазами было действительно удивительно — их скрытность казалась недосягаемой и чем-то манила. — Идем, — сказала девушка, смотря прямо на Морико. — Хашира уже собрались, не стоит заставлять их ждать. Хамада без возражений встала и последовала за сотрудниками, лихорадочно размышляя, как вести себя с сильнейшими истребителями, что именно им рассказывать и как добиться встречи с их главой. Каждый из них был совершенно разным, и каждый требовал особого подхода. Очевидно, она не рассчитывала на полное доверие и признание, но этого ей и не было нужно. Единственное, на что оставалось надеяться, — что Амане окажется понимающей и позволит ей встретиться с мужем. Ведь ее слово будет стоять выше мнений Хашира. — Будь уважительна и ни в коем случае не груби, — попросил мужчина, ведя ее по длинным коридорам. Она лишь кивнула — это было и так очевидно. В какой-то мере Морико было жаль какуши: все ошибки истребителей часто сваливались на них, а усложнять им жизнь она уж точно не хотела. Шли они недолго, но как только ее привели в тот самый дворик, где её рвало неделю назад, колени девушки сразу подогнулись от липкого страха. Хашира действительно уже собрались там, стоя в ровную линию с самыми разными выражениями лиц. Амане тоже была среди них — возвышалась прямо над ними и смотрела на только что подошедшую Морико, а позади неё стояли её дочери. Какуши подвели её ближе — на колени ставить или обращаться с ней грубо не стали, за что она была чрезмерно благодарна. Они сразу же тихо ретировались, оставив её одну. Хамада плохо знала традиции Японии, но, тем не менее, поклонилась с уважением. — Суд по делу Морико Хамада начинается, — объявила жена главы и сразу добавила: — Не хочешь рассказать нам свою историю с самого начала? — Конечно, — ответила она, — как я и говорила, вечером неделей ранее я шла к себе домой. Я чувствовала себя отлично, пока вдруг не ощутила резкую слабость во всем теле. Мне показалось, что это из-за перенапряжения, и я не придала этому особого значения. Но вдруг ноги подкосились, и я упала в обморок. Очнулась уже здесь, — повторила она сказанную раньше легенду. Так-то девушка и не соврала, просто умолчала о том, что знает этих людей. — У тебя есть проблемы со здоровьем? — спросила Шинобу. — Были ли раньше обмороки? В горле встал комок, и руки покрылись мурашками. Обычный вопрос, но он пробудил перед глазами лихорадочные образы из прошлого. Как мираж. «Почему ты плачешь?» — в памяти всплыл удивлённый голос мальчишки. Он по-хозяйски уселся на старую деревянную лавку, болтая ногами, и бросил быстрый взгляд на свою подругу. Та сидела, низко опустив голову, а её худенькие плечи подрагивали от судорожных рыданий. «Я так спешила к тебе, что упала и ударилась! Теперь у меня болит пальчи-и-ик!» — глухо пролепетала она, зажимая ушибленную руку и давясь слезами, которые щедро пропитали её розовое платье. Мальчик, услышав её ответ, вдруг громко расхохотался. Его русые кудри весело подпрыгивали в такт смеху, словно отражая его радость. «Эй, чего это ты смеёшься?!» — возмутилась девочка, недовольно надув губы. В одно мгновение она забыла о боли в руке, уставившись на него с обидой. «Ну ты и дурочка, Морико!» — заявил он, всё ещё улыбаясь. — «Тебе стоит быть аккуратнее!» Морико покачала головой. Она не хочет вспоминать это. Больше нет. — Однажды, — ответила наконец она. — И что послужило причиной? — Я бы предпочла не говорить об этом. — Ах, прошу прощения, — улыбнулась Кочо. — Но мне, как доктору, нужно знать. Это может быть причиной заболевания, о котором ты даже не подозреваешь. — Нет, это… это был стресс. Тогда выдалась тяжелая неделя. — Как ты оказалась здесь, просто упав в обморок? — спросил Санеми, сверля её взглядом. — Ты определённо работаешь на демона, он тебя сюда послал. Что ты должна делать? Шпионить? — его слова были пропитаны подозрением, и она почувствовала, как внутри начинает закипать раздражение. Её губы сжались, но она усилием воли сдержала себя, понимая, что на его агрессию бесполезно реагировать так же. — Успокойся, Шинадзугава, — сказал Гёмей, обернувшись к девушке. — Так ты утверждаешь, что ничего не знаешь? Ты не казалась удивлённой, когда Мицури впервые упомянула о демонах. Морико даже не удивилась. Хашира Камня всегда вызывал у неё уважение своей прозорливостью — и она сейчас говорила не о зрении, разумеется — и сдержанным, мудрым характером. Даже несмотря на то, что он был всего лишь вымышленным персонажем, его образ внушал чувство почтения. Она понимала, что попытка солгать ему будет бесполезной. Химеджима с лёгкостью раскусит любую её ложь, и рисковать в такой ситуации точно не стоило. Собравшись с мыслями, Морико решила сказать частичную правду: — Это так. Я слышала о демонах, но не знала, что они действительно существуют. — Вот как. — Твоя память не пострадала? Ты помнишь, где живёшь? — снова вмешалась Шинобу, с мягкой, но настойчивой интонацией. Морико украдкой взглянула на Муичиро, который, казалось, полностью погрузился в созерцание неба. На его лице нельзя было понять, слушает ли он разговор или думает о своём. — Если ты действительно окажешься невиновной, тебя нужно будет отправить домой. Что ей на это ответить? Скажет правду — и её отправят в Лондон, где дом, в котором она должна жить, построят только через полвека. — Я бездомная, — выпалила Морико и тут же мысленно отвесила себе пощёчину. Ну что за бред она несёт? — Ты ведь говорила, что перед обмороком шла домой, — приподнял бровь Обанай, впервые вмешавшись в разговор. Его слова заставили Морико замереть. Он был прав — она сама только что запутала свою историю. Её опрятный вид совсем не сочетался с образом бездомной, да и ложь звучала слишком натянуто. — Совсем недавно моя семья выгнала меня из дома, — в отчаянной попытке спасти ситуацию продолжила она нести абсурд. — Я пыталась вернуться, но как только дошла до порога, упала в обморок. — Я не верю ни единому твоему слову, — резко заявил Санеми, хмуро глядя на неё. Эта реакция не удивила Морико, она была к ней готова. — И я тоже, — согласился Обанай, сверля её подозрительным взглядом. — Я не знаю, связана ли ты с демонами, но ты точно врёшь. — Может, не будем делать поспешных выводов? Она вполне может говорить правду, — вдруг подала голос Мицури, нервно улыбнувшись, как будто стараясь сгладить накаленную атмосферу. — При всём моём уважении, я рассказала вам всё, что знаю, — Морико склонилась в глубоком поклоне, стараясь выглядеть максимально уважительно. Выпрямившись, она обернулась к Амане, которая всё это время молча наблюдала за разгорячённым спором. Сейчас или никогда. — Прежде чем вы вынесете мне приговор, я бы хотела кое-что у вас попросить. — Чего ты хочешь? — спокойно спросила женщина, но в её голосе звучала некоторая настороженность. — Простите за мою дерзость, но я бы хотела попросить разрешения на аудиенцию с господином Убуяшики, — проговорила Морико, делая всё возможное, чтобы её голос звучал твёрдо и уверенно. Её слова будто громом поразили собравшихся. Лица Хашира вытянулись от неожиданности. Кто-то побагровел от гнева, другие изумленно переглянулись, явно пораженные её просьбой. — Что ж, — наконец нарушила молчание Амане, пристально глядя на Морико. — Почему ты считаешь, что тебе это необходимо? — Мне нужно обсудить с ним кое-что. Я понимаю все риски и ваши опасения, но господин — единственный человек, который сможет ответить на мои вопросы. Поэтому я была бы крайне благодарна, если бы вы позволили мне это, — закончила Морико, присев на колени и коснувшись лбом земли. То ещё унижение, но что ей до гордости, когда на кону собственная жизнь? Наступила гробовая тишина. Морико не была верующей, но сейчас мысленно перебрала все молитвы, которые могла вспомнить. Если её просьбу отвергнут, судьба была предрешена — половина Хашира явно не верили ей, и их решение, скорее всего, будет не в её пользу. — Хорошо, — внезапно раздался голос Амане. Морико резко подняла голову, ошеломленно уставившись на женщину. Её глаза округлились от удивления, и она торопливо поднялась с пола. — Я позволю тебе увидеться с моим мужем. Дети, проводите её, — спокойно распорядилась Амане. Две девочки, которые стояли неподалёку, одновременно кивнули и, не сказав ни слова, направились к выходу. Морико последовала за ними. Они шли молча, и только хруст гравия под ногами напоминал, что всё происходящее — реальность.