Loving you is a crime

1 января 23 часов 45 минут — Это снова вы! Выглядите завораживающе, как и всегда! Лини широко улыбается, завидев одну из постоянных посетительниц. Синяя подсветка барной стойки играючи путается в его волосах, её сверкание рвётся в отражении зрачка. — Спасибо, — посетительница улыбается в ответ, очарованная его обходительностью. — Дайте угадаю, хотите такой же завораживающий коктейль? Подсказать? — подмигивает он. Ночной клуб, в котором он работал, не был популярен из-за отдалённости от центра Вашингтона, но это не помешало Лини заиметь нескольких постоянных клиентов. Он подрабатывал здесь не так давно, но запоминался многим — кому-то из-за открытости и дружелюбного нрава, кому-то из-за удивительных «коктейлей-фокусов», а кому-то из-за того, что выглядел слишком юным для бармена. Лини на вопросы о возрасте лишь пожимал плечами, протягивая смелое «восемнадцать». Да, он преувеличивал! Но всего лишь на один год. От начальницы он давно узнал, что законы Вашингтона не позволяют нанимать на работу подростков до восемнадцати лет, в отличие от некоторых других штатов — но ещё он знал, что проблем с законом в этом месте у него точно не будет. Это место было выбрано не просто так. — Заказ готов! — говорит Лини с такой громкостью, что клубная музыка начинает казаться приглушённой. Он протягивает посетительнице приготовленные коктейли с паром из сухого льда. Придвигается поближе, быстрым движением вытаскивая карту из рукава её кардигана. — О, я и не знал, что Вы всё это время прятали от меня карту дня! — он с удовольствием наблюдает за тем, как милый оттенок удивления вспыхивает на её лице. — Когда ты успел? — растерянно смеётся она. — Я? Я тут ни при чём! Уверяю, всему виной — магические силы! Посмотрим… Восьмёрка жезлов! Главный козырь иллюзиониста — элемент неожиданности. Конечно, он должен был исполнять обязанности бармена, а не иллюзиониста, но харизма и ловкость фокусника здесь была как нельзя кстати: в отличие от других новичков, он научился жонглировать бутылками алкоголя почти сразу же, не разбив ни единой. А какое впечатление это оказывало на гостей, не говоря уже о количестве чаевых! Воистину магическое зрелище. Доработать бы жонглирование бутылками и сделать из этого такое представление, что и Гудини не снилось… Лини умел подгадать момент так, чтобы удивить даже постоянных посетителей: замечал, когда они меньше всего ждут чего-то внезапного, когда отвлечены и задумчивы, и окончательный эффект всегда был потрясающим. Действия Лини невозможно было предугадать, и это качество в нём привлекало гостей не меньше, чем приятные слова и участливые жесты. Добавление карты дня к заказам тоже было идеей Лини: почему бы не предоставить другим людям такой хороший шанс прикоснуться к неизведанному будущему? Успешно расквитавшись с заказами и раздарив приветливые улыбки заодно с добавленными в коктейли кубиками льда, Лини бросает быстрый взгляд в сторону танцпола: другие посетители пока повторять коктейли не стремятся, а новых не видно. Лини лишь пожимает плечами, насвистывая очередную незатейливую песенку. Вот он, самый любимый момент безделья. Немного пританцовывая под громкую музыку, Лини вытаскивает из выдвижной полки блокнот, с обоих сторон покрытый наклейками с котятами (его сестрица хорошо постаралась). Последние пару недель казались полностью наполненными подготовкой к дебюту Лини в качестве иллюзиониста. А свободная минута на подработке — возможность улучшить предстоящее шоу. В блокноте был расписан каждый этап фокусов: не только для него, но и на тот случай, если его сестричка — и заодно напарница в предстоящем шоу — тоже решит заглянуть в блокнот. Блокнот — не инструкция, а вместилище для новых идей. Ведь самые оригинальные идеи для усовершенствования фокусов приходят в наиболее неподходящий момент, и если интересную идею вовремя не подцепить за хвост, то с ней можно распрощаться навсегда. Он вычерчивает цветной ручкой на последней разрисованной странице «добавить побольше птиц для эффектности», после чего поднимает взгляд и молниеносно прячет блокнот. Короткий момент безделья прерывается визитом нового посетителя с шрамом на лице, направляющегося прямиком к барной стойке. — Добрый вечер! — Лини натягивает одну из очаровательных улыбок. — Добрый вечер. На входе сказали передать бармену, — посетитель протягивает пластиковый предмет. — Кто-то из ваших потерял. Лини кивает, разглядывая переданную ему карту особого посещения, на которой значится имя «Чайльд». — Да, оставляйте. Передам! — И что это за человек — «Тарталья Чайльд»? — Я работаю здесь не так давно и мало что могу сказать, — отвечает Лини. — Но в баре он нередкий гость. Верну, как будет возможность. — По тебе видно, что работаешь не так давно, — хмыкает посетитель, наверняка намекая на то, что Лини выглядит, как подросток. После чего чихает, быстро закрывая лицо ладонью перед тем, как слышит «будьте здоровы». — Гм. Какие возможности даёт эта карта? — О, Вы хотите приобрести такую же? — Лини завороженно хлопает в ладоши. — Замечательно, сегодня как раз много свободных мест в VIP-зале! Необычное меню, мягкая мебель и… — Я понял. Не заинтересован, — быстро перебивает посетитель. — Лучше налей чего-нибудь, раз уж я здесь. — Предпочтения из барной карты? — Покрепче. Остальное — на твой вкус, — произносит он, кладя рюкзак на свободный барный стул рядом с собой. «На твой вкус» — фраза, дающая безграничный простор для фантазии. Вооружившись коктейльной ложкой и шейкером, Лини быстро вспоминает рецепт экспериментального коктейля, который посетители боялись заказывать из-за его новизны. «С чего всё начиналось? Гренадин, затем блю кюрасао и сверхкрепкий ром, а в отдельных стопочках — тёмный ром и трипл сек, которые нужно будет постепенно подливать…» — Та-дам! Не волнуйтесь, это безопасно, но лучше возьмите трубочку, чтобы случайно не обжечься. Лини подносит зажигалку к коктейлю, позволяя тонкой струйке огня объять его верхний слой, словно фитиль разгорающейся свечи. Горящий коктейль был похож на очередной фокус, заслуживающий аплодисментов — что-то сродни глотанию огня. Озорные блики пламени оттеняли красно-синие оттенки слоёв коктейля и плясали в заинтересованных глазах посетителя. — Смотрю, ты решил ободрать меня по полной, — он оценивающе рассматривает коктейль. — Но выглядит... впечатляюще. — Я могу сделать ещё один коктейль по очень-очень низкой цене… Но при одном условии, — Лини копается в одной из выдвижных полок, протягивая яркую листовку. В его глазах блистает доверчивая надежда. — Через две недели будет моё первое представление с полноценной программой. Буду рад увидеть вас: уверен, это впечатлит вас не меньше! Дизайн пригласительной листовки был разработан им самостоятельно не без небольшой помощи сестрички. Яркий, запоминающийся — недавно он впечатлил детишек из приюта. Лини не мог не подарить им огромное количество листовок с афишей, считавший, что представление хорошо порадует детей-сирот — существует ли способ лучше скрасить серые дни? Приглашать на шоу посетителей ночного клуба — на первый взгляд сомнительная идея, учитывая контингент, не подходящий по возрасту и уровню заинтересованности в фокусах. Но когда Лини замечал искреннее восхищение его необычными коктейлями, он не мог не протянуть пригласительную листовку, словно ребёнок, идеи которого наконец оценили по достоинству. Зачастую посетители соглашались прийти: может, они говорили это из вежливости или из-за того, что обаяние Лини располагало к себе, лишая возможности отказаться. Но это было приятно при любом раскладе. — О… Моей дочери бы понравилось, — посетитель берёт листовку, быстро пробегаясь по ней глазами. — Но я не из Вашингтона. Живу в Далласе, сюда приехал на… праздники. — Значит, Вы не сможете прийти… Очень жаль, — протягивает Лини, всё равно обрадованный тем, что посетитель казался заинтересованным. — Да, жаль. Давно не ходил с дочерью на такие шоу. — Я могу обучить нескольким простым фокусам для дочки, и тогда она ничего не упустит, — Лини вытаскивает всегда находившуюся рядом карточную колоду. Фокус с «левитирующей картой», похожий на телекинез; волшебный дым, струящийся из-под кончиков пальцев — посетитель не выглядит растерявшимся после объяснений, повторяя трюки так легко, будто исполняет их уже не в первый раз. Даже удивительно. — А это очень неплохо для новичка, — произносит Лини, с интересом наблюдая за тем, насколько его собеседник быстро всё схватывает. — Я тоже своего рода фокусник, — броско отвечает посетитель, выкидывая трубочку и осушая половину бокала. После чего с громким звуком откладывает бокал в сторону. Лини удивлённо распахивает глаза: этот посетитель совсем не боялся обжечься! — Правда, под фокусы с исчезновением в моей молодости попадали чужие мотоциклы. Это уже более серьёзные фокусы, понимаешь? Не смотри на меня так. Ну кто в молодости не занимался чем-то похожим, когда нет денег на байк, но прокатиться очень хочется? В конце концов, владельцам я их возвращал. — Как карту? — смеётся Лини. — Нет. Мне незачем карта этого «Чайльда», кем бы он ни был. — Мне кажется, когда фокусы нарушают закон, это называется преступлением... — Лини пожимает плечами. — Когда ты возвращаешь мотоцикл быстро и без единой царапины, это называется баловством, — посетитель вглядывается в ровную гладь бокала, в котором уже перестал разгораться подрагивающий огонь. — А настоящие преступники способны на такие фокусы, что ты себе и представить не можешь. Их разговор прерывается целой чередой заказов от компании гостей: именно в такие моменты приходится вспоминать о правиле «шести коктейлей за сорок секунд». Никак иначе, кроме как волшебством, это не назовёшь — шейкером нужно успевать пользоваться так быстро, будто он подчинён внеземной силе. Когда довольные посетители уходят на танцпол и барная стойка вновь становится почти опустевшей, Лини пододвигает к посетителю со шрамом заказ, который тот успел сделать в промежутке между заказами заявившейся в ночной клуб компании. Несмотря на то, что крепость коктейля увеличилась, на поведение посетителя это почти не влияло. — Нравится? — спрашивает Лини, наблюдая за тем, как посетитель делает несколько глотков. — Неплохо. Для меня довольно сладковато, но готовишь ты их вполне качественно. Я знаю, какая бурда иногда бывает в барах. — Я старался подобрать коктейль так, чтобы он подходил под ваше настроение! — Лини радостно улыбается. — И как только я увидел вас, то сразу понял, что вам нужно что-то расслабляющее. Вы выглядели устало. — Настроение у меня действительно было скверным, но сейчас получше, — отстранённо проговаривает посетитель. — Ты будешь хорошим фокусником — так легко меняешь эмоции людей. Как и сейчас, Лини обычно с лёгкостью видел готовность собеседников к длинному разговору. Как же интересны были распахнутые души людей, доверявших бармену свои переживания — чем больше он понимал, что они чувствуют и почему поступают именно так, тем лучше мог находить подход к людям и достигать нужного результата. Как в фокусах, так и в обслуживании. И самым желанным результатом были неподдельные эмоции. Показатель того, что его мастерство настолько удивительно, что способно тронуть других людей. Лини легко находил подход к гостям. Но те, что были постарше, как посетитель со шрамом, обычно считали его слишком наивным собеседником. Может, они были правы: из-за возраста он не мог поддерживать разговор на том же уровне, как бармены постарше, и его кругозор ещё был не так широк. Но умение слушать и понимать людей — то, чему Лини был научен не хуже приготовления коктейлей и исполнения фокусов. И многим людям, давно не имевшим шанса высказаться и быть услышанными, был нужен именно хороший слушатель. Поэтому Лини без раздумий спрашивает: — Что заставило вас чувствовать себя так? Иногда людям легче, когда они рассказывают о том, из-за чего им грустно! В ответ на вопрос его собеседник долгое время смотрит в стакан с недопитым коктейлем. Словно натиск мыслей лишает его возможности сосредоточиться на одном рассуждении. Или это действие алкоголя? Он наконец поднимает на Лини взгляд, который кажется ещё более тяжелым, чем прежде: — Я потерял важного для меня человека. На какой-то момент громкая музыка в ночном клубе словно теряет свой звук — настолько оглушающей кажется эта фраза. Лини всегда было сложно выслушивать подобные истории от посетителей. — О, это… — Не смотри на меня так, будто у меня кто-то умер. Я «потерял» его в другом смысле, — он делает длительную паузу. Снова глоток. — Зря я начал об этом. Следующую фразу он произносит почти шёпотом, будто выругавшись, но Лини её отчётливо слышит: — В этом нет смысла. Нёвиллет решил всё за нас двоих. Нёвиллет… Бокал выскальзывает из рук Лини. Громкий звук разбивающегося стекла. Осколки. Осколки повсюду. — Извините… Я соберу, — быстро проговаривает Лини, чувствуя себя рассыпающимся на такие же осколки из-за охватившего его волнения. В ответ ему звучит заботливое: — Аккуратнее. Не поранься. Закончив убирать последствия разбитого бокала, Лини произносит, стараясь не выдавать своё беспокойство: — Вы… упомянули какое-то имя? — Имя? — Что-то на «Н», кажется? — О чём ты… А, Нёвиллет? — Мне показалось, я где-то слышал это имя… — Его много где можно услышать и увидеть. Кристиан де Нёвиллет — имя громкое, — хмыкает посетитель. — Надо же! И вы знакомы с такой выдающейся личностью? — Знаком… Да, можно и так сказать, — посетитель долгое время молчит, нервно поглаживая стекло коктейльного бокала подрагивающими пальцами. — Ну, пока я ещё не ушёл… Подскажешь, где в Вашингтоне можно купить сувениры? Лини энергично кивает: он знает эти места лучше, чем алфавит. Где ещё можно было закупиться качественным реквизитом и заодно поглазеть на сувенирчики, если не в таких магазинах? Его энтузиазм начинает пылать с новой силой от понимания, что посетитель спрашивает об этом, чтобы сделать подарок для дочери: он так любил помогать другим людям выбирать необычные подарки! Время пролетает подобно краткому мигу, пока Лини старается подобрать оригинальные варианты для подарка, попутно узнавая обо всём, что нравится девочке. Кролики, любимые персонажи, увлечение медициной… Посетитель знает в деталях обо всём, чем интересуется его дочь, не забывая это упомянуть. Значит, Лини нашёл нужную ниточку: у каждого человека есть тема, на которую он готов рассуждать бесконечно. Пусть это и было неожиданным. От человека с такой внешностью в последнюю очередь ожидаешь длинных разговоров про дочь. Но всё встаёт на свои места, когда Лини слышит, что девочка мечтает о розовом игрушечном пистолете. Слишком очевидное влияние папы! Посетитель становится очень радостным, когда слышит, что Лини видел такой на витрине магазина. «Спасибо. Ей точно понравится. Не уеду с пустыми руками». Как только посетитель спрашивает, с помощью какого маршрута можно быстрее добраться из ночного клуба до Джорджтауна, Лини понимает, что их длинный разговор близится к концу. В Джорджтауне, как говорит этот мужчина, находится хостел, где он остановился на некоторое время. Узнав название хостела, Лини объясняет, как быстрее добраться до этого места. После чего с широченной улыбкой произносит шаблонное «приходите снова», добавляя нестандартное «…если вновь окажетесь в Вашингтоне», и переключается на другого клиента. За обслуживанием клиентов смена проходит почти мимолётно, словно ещё один цикл. Замороженные фрукты, колотый или кубиковый лёд, правильная пропорция алкоголя, идеальная формула ингредиентов… И, наконец, главный ингредиент, о котором нельзя забывать — комплимент для каждого посетителя! Если только тот не нарушал порядок в ночном клубе, выпив слишком много. Но драки здесь были редкостью, и барной стойки это тем более не касалось. Когда смена подходит к концу, Лини готовится закрывать кассу, перед этим проверяя состояние барной стойки. Осколки… Он долгое время смотрит в одну точку. Вокруг него — оглушающая музыка, обволакивающая синяя подсветка и настолько громкие разговоры посетителей, что несложно понять их содержание, даже находясь далеко. Но он не слышит мотив мелодии, не улавливает ни единого слова из разговоров посетителей: будто все языки смешались и звучат одновременно. Подсветка теперь кажется враждебной, слепит глаза, заставляет зажмуриться… Ожидание неизбежного царапает когтистыми лапами и тихо скребётся. Зачем ему разнообразие консистенций для напитков, если внутри — лишь грязная застоявшаяся вода, полная ила? — Опять бездельничаешь, братик? Начальница просила нас подойти в её кабинет после конца смены, — голос Линетт заставляет вынырнуть из мыслей. Облачённая в аккуратную форменную одежду официанток, она выжидающе смотрит на него, держа в одной руке пустой поднос. — Сейчас? — Лини незадачливо наклоняет голову. — Да. Ты ведь никак не напортачил? И она просила «как обычно». — Нет. Пойдём, — произносит он, решив для себя, что грязные бокалы и закрытие кассы подождут. Начальница не так часто устраивала встречи в своём кабинете. Закончив с заявленным «как обычно», Лини помещает приготовленный клубничный дайкири на поднос Линетт. Они следуют через тайный ход, ведущий в помещение, доступ в которое предоставляется только после предъявления карт особенного посещения, замаскированных под карты посещения VIP-зоны. Таинственный полумрак, красные и тёмные оттенки, преобладающие в интерьере. Геометрические узоры, зеркала и роскошная мебель в стиле ар-деко. Звуки перетасовывающихся фишек, подсветка на экране игровых автоматов. Это место выглядело полностью противоположно ночному клубу, пусть и являлось его частью. Место, где невинные игральные карты превращались в изысканный инструмент превосходства и мести, а призванные дарить радость людям фокусы использовались для шулерства и обмана соперника. Место, где одни люди теряли всё, что имели, а другие обретали то, о чём никогда не могли бы мечтать. Ночной клуб был удобной маскировкой для нелегального казино. Лини мимолётно смотрит в сторону игральных столиков: при особой увлечённости игроков работа казино могла не иметь временных ограничений. Основными клиентами были криминальные авторитеты или участники преступных группировок — об этом начальница поведала Лини в первый день работы, призывая, чтобы тот держался достойно в их присутствии и ни в коем случае не ввязывался в конфликты. Для таких личностей казино было идеальным местом получить небывалые суммы без последствий. После того, как Линетт открывает дверь в кабинет начальницы, та выплывает к ним навстречу мягкой походкой. — Ах, милые дети, вы пришли довольно быстро. Прелестный вечер, не так ли? — Да, госпожа Коломбина, — кивает Линетт. Манеры начальницы делали её похожей на невесомую птичку: движения были плавными, словно взмах крылом. Кремовый бант на её волосах раскачивался, направляемый нежным ночным ветром из приоткрытого окна, а в глазах таилась беспросветная пустота. Лини знал об инциденте, когда Коломбина ослепла, лишь со слов персонала казино. Каждый придумывал разную причину: кто-то думал, что её собирался убить один из клиентов, недовольный проигрышем, но смог только ранить, лишив зрения; кто-то говорил, что владелица казино попала в автокатастрофу и получила неизлечимую травму, а кто-то — что она лишилась зрения после продолжительной болезни. Правда как всегда находилась где-то посередине. Тем не менее, лишение зрения ничуть не изменило положение Коломбины: Линетт рассказывала, что владелица казино слышит происходящее в пространстве настолько хорошо, что обычно ей не требуется поводырь. В особых случаях роль поводыря исполняли её подчинённые. Осязание и слух были отличной заменой зрению: она могла различать фишки лишь по весу, звуку и материалу, а некоторые наборы покера были технологически доработаны мастерами из организации специально для неё. Не имея возможности увидеть ни единого оттенка, контура или формы, Коломбина умудрялась видеть намного больше, чем остальные. Её многочисленные «глаза» находились в самых укромных местах и обладали поразительной остротой: Коломбина раньше остальных узнавала обо всём происходящем в организации или казино благодаря верным информаторам. Знала о каждом узелке слухов, завязавшемся в паутине интриг. Лини до сих пор с трудом мог понять, что из себя представляет их начальница. В один момент она могла становиться беспрекословной и строгой, в другой — причудливой и непонятной. Будто её личность была так же переменчива, как цифры на игральных кубиках. Но одно Лини знал точно: начальница не терпела поражений. Особенно в играх. Говорят, она не боялась ставить на кон свою жизнь или жизни других людей, уверенная в невозможности проиграть. В любом случае, Лини это не касалось: самое главное, что начальница всегда хорошо обращалась с ним и Линетт. — Я слышала, что вы справляетесь с работой идеально. Как похвально видеть такие старания! Твои коктейли-фокусы всё популярнее и популярнее, — медово протягивает она, принимая от Линетт коктейль. — Я собирался подумать над новыми! И вместо коктейльных вишенок класть маленькие фигурки из сладкой бумаги! — Идеи — твоя сильная сторона, — улыбается Коломбина. — Но это будет слишком затратно, поэтому оставим их до лучших времён. А тебе, Линетт, Синьора просила передать, чтобы ты рассмотрела вариант работы в её заведении. Она заинтересована в таких девушках, как ты. — Отказываюсь, — отрезает Линетт. — И почему это всегда Линетт? Почему госпожа Синьора не предлагает работу мне? — нарочито разочарованно протягивает Лини. — Не шути так, дурачок, — вздыхает Линетт, небольно ткнув его в бок. Коломбина с интересом выслушивает их шутливую перепалку. Выверенный и медленный глоток клубничного дайкири. Произносит: — До меня дошёл слух, что у тебя, Лини, недавно был интереснейший разговор с исключительной персоной. Узнал что-то интересное? Исключительная персона… Да, Лини сразу же понял, кем являлся тот человек. Из-за этого разговаривать с ним было вдвойне интереснее. — Нет, ничего такого. Всё началось с… этого, — он протягивает карту особого посещения, возвращённую посетителем. — Карта особого посещения Чайльда. Слышится тихий смешок Коломбины. — Откуда она у тебя? — Посетитель вернул. Тот самый. — Осторожность — точно не про Чайльда. Сначала проигрывает половину своих денег, решив, что может бросить мне вызов, теперь теряет карту... Эта прелестная наивность и надежда на лучшее, — начальница поворачивает карту под разными углами, ощупывая её со всех сторон. — Однажды они его погубят. — Но как карта оказалась у него? — спрашивает Лини. — У Генри Ризли? Есть только один вариант, — вздыхает Коломбина. — Чайльд каким-то образом пересёкся с ним. — Я не знал, что наша организация следит за, как Вы выразились… «Ризли»? А почему он в Вашингтоне? Когда нас с Линетт вызвали в суд давать показания против «Отца», мы слышали что-то о том, что он жил в Техасе. Лини плохо помнил имя этого мужчины. Он постоянно видел имя в новостях, но почти сразу же забывал, как оно читается и делал ошибки, словно видел имя впервые. Всему виной странное сочетание букв. — О, прелестный глупышка, зачем нам за ним следить? Они пересеклись не по этой причине. Не знаю, как это стало возможным. Но в жизни порой случаются поразительные случайности, правда? Расспросишь обо всём этом Чайльда, когда он придёт забирать карту… Но не уверена, что он заметит её пропажу раньше, чем через месяц, — смеётся Коломбина. — К тому же, он слишком горд, чтобы прийти сюда не по поручению Царицы. Совсем не умеет принимать поражение… И слишком занят слежкой за Верховным судьёй. — Я спрошу, госпожа, — Лини снова поклоняется. — Славно. Теперь можно перейти к тому, зачем я вас сюда позвала, — она сцепляет тонкие пальцы в замочек, медленно проходясь по кабинету. — Печально знать, Лини, что ты не следуешь приказам. Почему ты больше не хочешь быть ассистентом в лаборатории? — Я… считаю, что Доктор бесчеловечен, — нервно сглатывает Лини. Он помнил сырость тёмных коридоров помещения, которое когда-то давно было складом для медикаментов. Помнил доверчивых пациентов, не знавших ничего об истинном предназначении этого места — как и Лини. А ведь всё начиналось так хорошо — доктор медицинских наук с учёной степенью, уважаемый и известный на всю страну человек. Лини считал честью быть ассистентом в его исследованиях. Правда, он не до конца понимал, что значит «учёная степень» и «доктор наук», но звучало так благородно! Лини слышал, что попасть на его лекции было мечтой каждого хотя бы немного сведущего в медицине студента. А его планы разработать лекарство, увеличивающее продолжительность жизни — чем не повод для восхищения? Но Доктор старался не рассказывать никому из студентов или научного сообщества о том, какими методами были достигнуты невообразимые успехи в его исследованиях. Лини бы тоже предпочёл не знать. Ведь узнав, он начинал понимать, почему люди из организации недолго задерживались на работе ассистентом. Разве девиз организации звучит не как «руководствоваться любовью во всех начинаниях»? Любовь могла быть многогранной и многоликой, но Лини не мог заприметить её ни в чём из того, чем занимался Дотторе. — Ха-ха-ха! Прелестно! — звонкий смех Коломбины царапает уши. — Арлекино была того же мнения о нём! Вы так похожи… Как волнующе — истинное наследие «Отца»! — Госпожа Коломбина, если есть возможность, мы бы хотели вдвоём продолжать работу в казино, — Линетт учтиво поклоняется. — У Лини неплохо получается привлекать посетителей. В нужный момент именно Линетт заручилась за Лини. Удачно совпало, что в ночном клубе, прилегающем к казино, освободилось местечко бармена. Таким образом, Лини мог продолжать исполнять свой неотвратимый долг и работать на организацию, не потворствуя исследованиям Дотторе. — Я бы хотела помочь вам, милые дети. Но это приказ Царицы. У Дотторе недостаточно ассистентов для исключительных случаев наподобие того, что произойдёт в ближайшее время. А ты показал себя очень неплохо, Лини. Прямо-таки мастер на все руки! Он считает, что на тебя можно положиться. Не зря же Арлекино говорила, что ты очень-очень способный мальчик! — Я не хочу участвовать в этом, госпожа, — сбивчиво бормочет Лини. Услышав это, Коломбина подходит к нему почти вплотную, опуская холодные руки на плечи. От затылка вниз по спине проходятся мурашки, когда Лини видит направленный в его сторону пустой взгляд остекленевших глаз, замыленных туманной дымкой: — Не хочешь? Ты не должен опорочить наследие «Отца», — в её интонации слышится парализующий холод. Изящество маленькой птички испаряется, заменяясь хищным когтистым напором сокола. — Если ты не способен на такое простое действие, как быть ассистентом на благо организации, то каким будет твой дальнейший путь? И будет ли он вообще? Лини, непослушание строго карается. Ты уже слышал об этом? Лини опускает взгляд. Конечно, он слышал. Непослушание карается смертью — и никакая связь с «Отцом» это не изменит. На что он надеялся? Долгое время напрягающая тишина оставляется висящей в воздухе. Никто из присутствующих не смеет её нарушить, пока Коломбина не проговаривает с прежней тёплой улыбкой: — Выше нос! Ты справишься. И потом снова вернёшься с идеями для новых коктейлей-фокусов. Ах, как хорошо, что казино вне этих интрижек. Тратить целые дни на то, чтобы установить устройства слежки за Верховным судьёй — так бессмысленно. — После этих переговоров у «Отца» может появиться надежда на выход из тюрьмы, правильно? — неуверенно спрашивает Лини. — «Может» — неправильная формулировка. Надежда точно появится. И для этого ты должен хорошо постараться, — Коломбина возвращается за стол и выдвигает полку, вытаскивая папку с документами. — Доктор попросил тебя подойти к нему уже завтрашним вечером, чтобы подготовиться к переговорам. Передай это ему, хорошо? Сведения, полученные моими информаторами. И ни в коем случае ничего не потеряй. — Будет исполнено, госпожа, — кивает Лини. У него нет права на другой ответ. Приказ Царицы — флэш-рояль, который невозможно опротестовать. Лини вытаскивает телефон — второй, предназначенный только для взаимодействий с членами организации. Средство, чтобы запутать следы при самом худшем варианте развития событий. Отображающиеся на экране контакты «Сирин», «Перун», «Хорс» сменяют друг друга, пока Лини не находит «Ярило», открывая переписку и печатая сообщение.

Здравствуйте. Подскажите, пожалуйста, точную дату переговоров

*** Покормить Перуэр, белоснежную кошку с окрасом в виде тёмных пятен на спине — первое, что всегда нужно было сделать Линетт после возвращения с подработки. Когда-то давно кошка была подарком «Отца» на их с Лини день рождения: не прошло и месяца, как она стала любимым питомцем. Даже «Отец», обычно проявлявший заботу только в виде строгих наставлений, смягчался рядом с ней. Но почему он дал кошке такое причудливое имя? Немного зевая, Линетт пододвигает к любопытной Перуэр блюдце с молоком, слыша, что чайник уже вскипел. Хорошо, что он уже давно не выходил из строя — стоило привыкнуть, что техника, к которой Линетт притрагивалась, рано или поздно ломалась… Интересно, братик опять не вспомнит ни о чае, ни о залежавшемся имбирном печенье? Судя по беспорядочным звукам, доносящимся из комнаты, ложиться спать он не планировал. Линетт бы не удивилась, если бы за это время Лини успел разрушить комнату — после того, как «Отец» больше не появлялся в их доме, брат позволял себе не убираться в обычном режиме. Разбросанного реквизита было так много, что в поддержании прежнего порядка и правда могла помочь только магия… Причём магия продвинутого уровня. Но когда Линетт предлагала помощь с уборкой, брат наотрез отказывался — говорил, что в этом беспорядке у всех вещей есть свои места. В его комнате зеркальные поверхности для иллюзий соседствовали с коробками из-под конфетти. Линетт приоткрывает дверь в комнату, в одной руке держа кружку с остывшим чаем. Перед ней предстаёт странное зрелище — брат, расхаживающий по комнате с папкой в руках и бурчащий себе что-то под нос… Хотя, он всегда вёл себя странно. — Ты просто посмотри… — Лини замечает Линетт, подходя к ней и открывая папку на непонятной странице. — Видишь? Аллергические реакции. Данные из больницы… — Что это значит? Сонливость стирает чёткие границы происходящего. Кажется, Линетт чувствовала себя очень устало ещё на заднем сидении такси, предоставленном организацией — компенсация за работу в ночное время. — Зачем ещё нужна информация из больницы? — энергия Лини удивительна для такого позднего времени. — Никакие это не переговоры. Дотторе собирается ввести отцу Фурины наркотики. И я буду снова участвовать в его «экспериментах», ничего не зная о том, что я делаю! То же самое, что было с теми невинными детьми… Линетт немного ёжится: может, из-за ранней утренней зябкости… Или из-за воспоминаний о рассказах Лини? — Ты навещал детей? — Да. Хотел пригласить на шоу, но недавно узнал, что они уже погибли. Из-за лейкемии… По официальной версии. Но я знаю, что это не так. Наркотики, именно наркотики сократили срок их жизни не меньше, чем на год! — Не может быть, — Линетт чувствует, что новость об этом иссушает её изнутри, развевая сонное помутнение. — И я виноват в этом. Я исполнял приказы Дотторе, не думая. Верил, что его операции помогут этим детям. Что в ампулах и порошках чудодейственные лекарства… — Лини опустошённо откладывает папку и плюхается на кровать, упираясь взглядом в потолок. Может, он бы никогда не узнал о том, что содержится в ампулах или какой состав был у порошков, если бы не срочная операция в клинике, сорвавшая планы Дотторе. Неотложность операции заставила забыть о журнале, оставленном на видном месте — журнале, где были изложены наблюдения за ходом «экспериментов». Названия веществ, их губительное влияние на организм, а в некоторых случаях, датированных прошлым годом — результаты вскрытия. «Судьба этих детей была предрешена. Смерть бы настигла их в ближайшее время. Заболевания на такой стадии протекают в весьма болезненной форме, и от них не изобретено лекарств. Наркотики уменьшают болевые ощущения, а экспериментальные смеси могут послужить на благо развития медицины в будущем. Одна заранее потерянная жизнь взамен на сотни спасённых», — приговаривал Доктор, когда Лини, узнав о том, как происходят исследования, хотел наотрез отказаться от дальнейшего участия. О судьбе детей, ставших невольными жертвами экспериментов, никто не волновался — у них не было родителей. Когда-то давно, в самые первые моменты знакомства основательница организации рассказывала Лини и Линетт, что действия участников имеют подоплёку в виде цели привносить в мир истинную «любовь». Всеобъемлющая любовь — основной слоган благотворительной организации «Фатуи», всегда отличавшейся большими размерами пожертвований и попечителями-знаменитостями, известными на всю страну. Любовь, не имеющая рамок… В конце концов, помимо неотвратимого долга перед организацией именно любовь к «Отцу» была причиной присоединения Лини и Линетт. Причиной, по которой у них не вызвал сомнений благородный мотив убийства, совершенного «Отцом». Убийство, важное для всей финансовой сферы. Царица поведала, что «Отцу» пришлось взять на себя этот заказ — как месть за тысячи людей, оставшихся без работы из-за монополистических схем бизнесмена. Крайняя мера. Как и случалось обычно, половина дохода от «заказа» перешла к организации в качестве пожертвования на благие цели. Но неужели «любовь» может привести к жестоким экспериментам над детьми? Неужели жизни одних детей ценнее, чем жизни других? Нет. Линетт была согласна с Лини: то, что делает Доктор, не имело ничего общего с любовью, которую проповедовала организация. Не любовь, а обычное преступление. Линетт тихо укрывает брата мягким пледом. Тяжело подобрать правильные слова поддержки: мысли словно исчезают в такие моменты и превращаются в немые обрывки. Но Лини понимает всё без слов, благодарно закутываясь в плед с головой. — Линетт, я плохой человек? — Ты не мог знать об этом. Если бы это не сделал ты, то сделал бы кто-то другой. — Но сейчас я знаю о том, что буду делать, и соглашаюсь на это, — заметив, что Перуэр успела проскочить в комнату во время их разговора, Лини запускает пальцы в её шёрстку, медленно поглаживая. — Если не соглашусь, то разочарую «Отца» и всю организацию. А если соглашусь, то поставлю под угрозу жизнь отца Фурины… Линетт понимает, о чём он говорит. Он не хочет, чтобы Фурина чувствовала себя так же, как они, потеряв отца. — Может, Фурина может его предупредить? Хотя, она вряд ли поверит в это, — Линетт вздыхает, вспомнив, что Фурина с трудом поверила даже в историю Лини насчёт «Отца». — Я уже звонил ей сегодня утром и поздравлял с праздниками… — Смело, — замечает Линетт. — Ты про то, что она всё ещё обижается из-за сорванного спектакля? Ну, сейчас ей не до этого! Она сказала, что её «заперли» в непонятном месте на неделю — никакой связи с Нёвиллетом. Единственное, что я могу сделать… Выныривая из пределов мягкого пледа, Лини быстро проходится по комнате, находя какую-то вещь. Затем поворачивается к сестре и улыбается, зажимая между двух пальцев водительское удостоверение — словно очередной козырь. Изображённые на удостоверении имя и лицо были хорошо знакомы Линетт. — Это же тот самый посетитель, которого ты обслуживал сегодня? Он забыл удостоверение? — Ты недооцениваешь мастерство иллюзиониста! — усмехается Лини. — Я позаимствовал его из рюкзака, пока этот мужчина был слишком увлечён разговором о том, какой подарок подобрать для его дочки. — Позаимствовал… Ты хотел сказать «украл»? — Нет, позаимствовал! А всё потому, что он упомянул Нёвиллета. — Что? — Помнишь, госпожа Коломбина сказала, что Ризли как-то пересёкся с Чайльдом? А если это не случайность? — Лини начинает обеспокоенно ходить по комнате снова. — Разве один из «пантеона» может потерять важный пропуск просто так… Ай! Кто раскидал это по всей комнате? — шикает Лини, спотыкаясь о «коробку для исчезновений», один из важных атрибутов для фокусов. — Действительно, кто? — невозмутимо отвечает Линетт. — А что в той коробке? — О, там новая пиротехника! Я ещё не тестировал её, но представь, какое это дополнение к фокусу — бабах! — и все впечатлены! Ладно, о чём это я… — Лини потирает подбородок, после чего торжественно вскидывает руки вверх — нужная мысль поймана. — Когда мы разговаривали с Ризли, он упомянул Нёвиллета… Они точно знакомы! — Конечно знакомы, братик. Ты что, так и не понял, о чём было то дело? Верховный судья Нёвиллет оправдал его. — Я не об этом! Он не только оправдал его, он ещё и… Связан с ним в каком-то другом смысле. Не знаю, в каком — мне не за что зацепиться, кроме загадочных слов. Но я уверен в этом. И тогда будет неудивительно, что он как-то пересёкся с Чайльдом — ещё и зачем-то приехал в Вашингтон в одиночку… Линетт призадумывается: и правда, зачем человеку из Техаса приезжать в Вашингтон? Если он хотел увидеть столицу, то было странно приезжать в одиночку. Тем более, что у него есть дочь. — И зачем ты украл водительское удостоверение? — она смотрит на него немного укоризненно. — Позаимствовал, говорю же! Эй, иллюзионисты крадут только чужие сердца, но сейчас не тот случай! — Лини выдвигает стул рядом с письменным столом, на котором цветные ленты были свалены вперемешку с баночками, наполненными флуоресцентными чернилами. Садится на краешек стула и меняет сразу несколько поз в попытках устроиться поудобнее. — Это просто предлог, чтобы он вернулся забрать удостоверение, а потом мы ещё раз поговорили. Догадываешься, о ком? А начать можно издалека — не зря же я был в одной труппе с Фуриной… — Если он знает, кто такая Фурина, — Линетт широко зевает. Внезапно Перуэр запрыгивает к ней на колени, чуть не задевая чашку с чаем. Линетт слабо улыбается: почему Перри сегодня такая активная? Соскучилась по хозяевам за ночь? — Если и он не знает… Что же делать? Как предупредить, чем на самом деле будут переговоры? — Лини обречённо закрывает голову руками, словно отгораживаясь от навалившихся на него проблем. — Мы придумаем что-то. Вдвоём точно, — мягко оттаскивая от себя прилипчивую Перуэр, Линетт подходит к нему и осторожно обнимает. Линетт не любит тактильный контакт — но знает, что Лини всегда становится спокойнее, когда он чувствует успокаивающие касания другого человека. — Спасибо. Спасибо, что ты всегда со мной, — почти неслышно проговаривает Лини, позволяя теплу объятий поглотить глубокие страхи. Больно слышать надломленность в его голосе. Хочется, чтобы этого разговора не было. Чтобы были только фокусы и предстоящее выступление, которое Лини увлечённо продумывал. Чтобы «Отец» снова вернулся после долгой «геологической экспедиции», в которой мог пропадать неделями, и дал несколько мудрых наставлений. А затем посетил отчётный спектакль Лини и Линетт, поддерживая их начинания — пусть «Отец» не появлялся на родительских собраниях, но он всегда подгадывал время так, чтобы успевать на важные для близнецов спектакли. Но «геологических экспедиций» никогда не существовало. Всего лишь удобный способ скрыть свою настоящую работу и объяснить своё пребывание в самых неожиданных местах страны. Что ещё из рассказанного было ложью? Доверие, выстроенное в их семье за долгие годы, могло замениться на горечь из-за предательства, а искреннее благоговение — на глубокое разочарование… если бы не появились люди из организации, пролившие свет на истинные мотивы «Отца». Именно эти люди уберегли Лини и Линетт от попадания в приют или назначения нового опекуна после того, как «Отец» попал в тюрьму. Что угодно было лучше, чем возвращаться к прошлому снова и утрачивать с трудом выгрызенную свободу, подаренную «Отцом». Было несколько способов доказать, что они не нуждаются в надзоре со стороны государственных организаций, и один из них — официальная работа. Найти которую им, подросткам без какого-то опыта, было бы не так просто, если бы не помощь извне. Удобно, что благотворительная организация «Фатуи» была самым что ни на есть внушающим доверие местом работы. Равноценный обмен: спасение от возвращения к прежней жизни под постоянным надзором взамен на исполнение долга перед организацией. Глубоко внутри теплилась надежда, что присоединение к организации поможет полностью понять, каким человеком на самом деле был «Отец». Найти разгадку всех его поступков и слов. Весь дом был пропитан его присутствием. На прикроватной тумбочке покоилась фотография, сделанная после возвращения из «геологической экспедиции». Киномарафон после возвращения «Отца» был семейной традицией, и на фотографии был запечатлён один из таких беззаботных дней — «Отец» выглядел искренне счастливым и смеялся над очередной глупенькой комедией, подобранной Лини, а вечером их ждало длинное чаепитие, которое так любила Линетт. Хотелось вернуться туда. Снова почувствовать себя частью сплочённой семьи, почувствовать опору и уверенность в завтрашнем дне. Почувствовать присутствие родителя, которому можно довериться во всём. Если бы только был способ вызволить «Отца» из тюрьмы без жертв… Лучи предрассветного солнца щекочут спину, а брат выскользает из объятий, задумчиво уставившись на краешек бескрайнего неба, видимый из окна. Иногда Линетт казалось, что Лини похож на фейерверк — такой же яркий и обладающий талантом дарить другим людям незабываемые эмоции. Но как фейерверк быстро воспламенялся, пропадая с небесного полотна, так и Лини сейчас выглядел опустошённым и загнанным в угол. Нет, «мальчик-фейерверк» не угаснет. Не рассыплется на незначительные искры. Линетт не может позволить, чтобы это случилось. Ведь без него её жизнь погрузится в беспроглядную темноту.