
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Ревность чужеземки и ее желание быть у Ло Бинхэ единственной супругой, выказанные в неподходящий момент в неподходящем месте, привели к тому, что теперь у Ло Бинхэ... вообще гарема нет. Нин Инъин, Ша Хуалин и Лю Минъянь не в восторге.
Правда, больше всех не в восторге от коварства звереныша Шэнь Цинцю. Ему-то по полной досталось.
Примечания
Написано для команды fandom MXTX and Multicultivation 2022 (MXTX_novels)
Часть 1
07 августа 2022, 11:46
Бета — aleks mac
Богато снаряженный караван потрясал воображение любого, случайно забредшего на двор Хуаньхуа. Сотня груженых верблюдов, двести повозок, заполненных тканями, ларцами со специями и драгоценными камнями, клетками с белыми павлинами и мандариновыми журавлями-драконами, около десятка питоносорогов в подчиняющих ошейниках и множество других демонических зверей. Чуть менее редких, но красивых и завораживающе смертоносных.
Чтобы по пути они никуда не сбежали и благополучно добрались до места назначения, нынешний глава отрядил вместе с караваном трех прекрасных воительниц: двух талантливых праведных заклинательниц и свободолюбивую, но преданную своему господину демоницу, к тому же щедро небесами одаренную — во всех смыслах, от внешности до боевых качеств.
Вместе, разумно и умело направляя отобранных в караван воинов, они обязаны добраться до места своего назначения, не потеряв ни одного бойца, ни одного предмета.
Хотя гуй с ними, с воинами. Девам был отдан наказ беречь, как нефритовую вазу, чужеземку, что оказала главе неоценимую помощь и наконец-то разрешила серьезную проблему, с которой тот ничего не мог поделать. Чтобы сопроводить ее с дарами в родной край, и был снаряжен караван.
Когда настал час ей возвращаться в родные земли, глава не поскупился ни в чем. Даже повозка, что должна была стать ее обиталищем в пути, не уступала роскошью паланкину самого императора.
Узорная, выполненная из древнего металла и редкого нефрита колесница была надежно зачарована от любых колдовских, демонических и заклинательских техник. Нанесенные на крышу и стены формации берегли от дождя, ветра, жары и холода, превращая повозку в уютное жилище. Формации на ее колесах и редкий божественный пернатый дракон, специально запряженный для иноземной госпожи, должны были сделать путешествие по землям царства приятным и спокойным.
Глава распорядился, чтобы в повозке было все, необходимое для комфортного времяпровождения: мягкая кушетка, множество подушек, одеяла, чайный набор, курительница, жаровня, шашки, свитки со стихами, лютня, набор для рукоделия и даже речная галька и жемчуг, ежели возжелается чужеземке занять руки ремеслом. Даже зачарованное отхожее место за расписной ширмой и то имелось.
Не повозка, а настоящие покои прин…
…
Вырвав свиток из рук остановленного на полуслове писца, Ша Хуалин с наслаждением разорвала оный напополам. Потом, пнув потянувшегося было забрать ценный документ писца, сложила и разорвала свиток еще раз. И еще, пока от него не остались лишь мелкие клочки.
Выкинув ворох бесполезных бумажек, она подошла к повозке чужеземки — точнее, огромной клетке для ловли девятихвостых небесных фениксов инь-ян, которую изнутри обставили всем необходимым, а снаружи обтянули зачарованной тканью и поставили на подводу с колесами — и хорошенько ее пнула.
Рыдания, доносившиеся из-за ткани, стали громче.
— Чего ревешь, гадина? — зарычала Ша Хуалин. — Это все из-за тебя! Если бы не ты, поганка, все не полетело бы в Бездну! Радуйся, что к папочке везем, а не придушили на месте, как ты того заслуживаешь!
К звукам рыданий примешалось невнятное лепетание на неизвестном языке; тут же засветились прутья клетки, зачарованные от любых техник. Лепетание прекратилось.
Что, впрочем, взъярило Ша Хуалин еще сильнее.
— Ах ты тварь, — закричала она, — голову мне заморочить вздумала? Тебе мало того, что ты своим колдунством уже натворила?! Да я…
— Успокойся, А-Лин, — руку Ша Хуалин, объятую темным демоническим пламенем, в последний момент успела перехватить у ткани подоспевшая Лю Минъянь. — Нам нужно вернуть ее живой и невредимой. У того племени, если сведенья верны, есть такое понятие, как кровная месть всем причастным. И мстят они с размахом, даже если повод был незначительным; за причинение вреда женщине своего народа вообще способны сравнять наше царство с землей.
— Да кто им позволит? — фыркнула Ша Хуалин, вырывая руку из захвата.
— Никто, но амулеты полной защиты разума создать непросто, а без этого их техники одолеть очень сложно. Их природа такова, что они заклинают самим своим голосом, — со вздохом произнесла Лю Минъянь и добавила: — На что способен даже один представитель этого народа, мы уже имели несчастье убедиться лично.
— Не может быть, чтобы они были настолько неуязвимы, — оскалилась Ша Хуалин. — Иначе с такими способностями они бы уже добрались до нас и захватили.
— Они неуязвимы именно настолько, А-Лин, — качнула Лю Минъянь головой. — А мир не захватили по двум причинам.
Ша Хуалин заинтересованно вскинула бровь.
— Первая причина: они долгоживущие с хорошей регенерацией, хоть и более слабой, чем демоническая.
— Энергопотоки долгоживущих устроены иначе, — кивнула Ша Хуалин, с невеселой усмешкой добавив: — И они перестраивают физическое тело под себя так, что оно становится неспособным на ту отдачу ресурсов, что у обычных существ. Поэтому им невозможно выносить и родить многочисленное потомство, впрочем, как и нам. Это одна причина. Какая вторая?
— Кровная месть всем причастным, — чуть пожала Лю Минъянь плечом. — Между семьями представителей этого народа нет единства, они постоянно враждуют друг с другом, порой за ночь вырезая сотни женщин и детей своего же племени. А смешивать свою кровь с другими и плодить полукровок не хотят.
— Никто не хочет, и зря, — подбоченилась Ша Хуалин. — Полукровки, как выяснилось, порой превосходят своих родителей.
— И это тоже одно из его достоинств, — нежно, но печально улыбнулась Лю Минъянь виднеющимся невдалеке окнам Хуаньхуа.
— Которые эта мразь решила присвоить единолично себе, — вновь начала злиться Ша Хуалин. — Решила стать единственной женой, тва…
— Угомонись, — подзатыльник от Лю Минъянь был неожиданным и обидным, но пригасил пыл Ша Хуалин. — Каждая из нас бы хотела быть ему единственной женой. И нет ее вины в том, что не смогла в отличие от нас найти в себе силы и принять других так, как сам А-Ло распахивал свое большое сердце.
— Что теперь обвито змеей и…
— Той змее так же несладко, — качнула Лю Минъянь головой. — Об их ненависти друг к другу уже истории слагались, а тут раз — и ее больше нет. И как бы ты ни желал, ей более не вспыхнуть в сердце. Эта магия ведь не просто привораживает, А-Лин. Она буквально переплавляет в любовь все остальные чувства. И чем сильнее они были, тем глубже любовь в итоге, — это одинаково для всего, на что они колдуют, хоть ненависть, хоть безразличие. Это нельзя из себя вырвать, нельзя сбросить. Только попросить перечаровать, но даже так…
— Так может, вместо того чтобы везти эту, — Ша Хуалин стукнула ладонью по прутьям клетки, — рискуя нарваться на дипломатический скандал и прочую ерунду, мы ее заставим снять свое колдовство?
— Не выйдет, — горько вздохнула Лю Минъянь. — Она изначально колдовать другое была должна, чтобы попавший под колдовство ничего в сердце не таил, всю правду искренне говорил и не отказывался отвечать. Для усиления эффекта А-Ло поставил кучу формаций на место проведения колдовства и несколько заклинательских кругов нарисовал. Я лично при этом присутствовала, ничего странного или лишнего не было нарисовано.
— Тогда почему?! — Ша Хуалин закрыла лицо рукавом, но прозрачная ткань не могла скрыть текущих из ее глаз слез. — Почему вместо дознания произошло это?! Почему А-Чжу, пока мы не вернемся из похода и не отправимся в тот орден, вынуждена сидеть взаперти и пить зелье, постепенно стирающее память? Почему А-Тан должна страдать? Она едва не покончила с собой, узнав о произошедшем. Юэ с сестрицей… как бы я ни презирала этих девок, раздвинувших перед Бинхэ ноги раньше, чем влюбились… но ведь они потом влюбились, отдали свое сердце. Не убоялись того, что он полукровка, и встали на его сторону — чтобы тоже пить зелье забвения?!
Те смешные даоски за что страдают, отосланные в свой монастырь? Я только начала привыкать к тому, что они путаются под ногами и постоянно лезут в постель во время моих весенних игр, желая прочувствовать, каково любиться с чистокровным демоном.
А мы? За что страдаем мы, Минъянь?!
— Из ее лепета удалось выяснить, что она хотела влюбить его в себя еще на родине, но мешал Синьмо. Всю дорогу мешал, так как Бинхэ с ним не расставался, а ложе они не делили, и она не могла избавиться от клинка. Но в допросную он его не взял, чтобы не испортить ритуал. И она решила заколдовать его раньше, чем он пересечет заклинательские круги и активируются формации. Только не учла ни того, что формации были нанесены на все помещение допросной, ни того, сколь… — Лю Минъянь прервала свою речь тяжелым вздохом, промокнула рукавом глаза и продолжила: — Сколь А-Ло был одержим желанием узнать правду и добиться справедливости. Она начала колдовать, стоило А-Ло переступить порог допросной. Она пела и пела, вкладывая все свои силы в то, чтобы А-Ло влюбился без памяти в нее одну, не видел никого более, не мог ее предать, никогда не оставил бы и ни на кого не променял.
— А формации искажали ее колдовство, и Бинхэ стал испытывать эти чувства к… — понурилась Ша Хуалин.
— Да, — вздохнула Лю Минъянь, — наведенные чувства, наложившись на его одержимость этим человеком, привели к тому, что мы сейчас имеем.
— И после всего этого ты еще говоришь, что она не виновата? — возмутилась Ша Хуалин. — Она в этом как раз виновата полностью! А-Ло, еще когда отправился к ее народу за помощью, сразу сказал, что не возьмет чужеземку в жены, лишь сотрудничать будет. Но она возомнила себя редкостной красавицей, — глазищи свои черные все время фиолетовой краской мазюкала да золото клеила, — которой под силу сломить решимость нашего супруга, — Ша Хуалин поникла. — Тогда еще супруга. А как они прибыли порталом, А-Ло ведь ей все показал, рассказал, объяснил, какие заклинательские формации воздвигнет и круги нарисует, при этом от нее будет требоваться лишь малость. Я присутствовала при обсуждении, какими словами заколдовать того мерзавца на проявление истинных чувств и открытость. Все должно было пройти идеально, если бы не одна ревнивая гади…
— А-Лин, А-Янь, вот вы где! А то я вас уже повсюду обыскалась, — тут из-за клетки выскочила Нин Инъин и, широко размахивая руками, налетела прямо на Ша Хуалин.
— Ух, слезь с меня! — попыталась та спихнуть Нин Инъин с себя, но проще было сдвинуть водяного коня, чем избавиться от Инъин.
— Ну как? Вы проверили клетку Лиэнес? Она такая же удобная, как наша, или приказать формаций добавить? — возбужденно сверкая глазами, полюбопытствовала та.
— Нет, мы не проверяли клетку на удобство, — покачала Лю Минъянь головой.
— А что вы тогда тут делали? — не унималась Нин Инъин. — Неужели, — она насупилась, — сладости без меня лопали?!
— Да никто, уф, ничего без тебя, обжоры, не ел, — Ша Хуалин с трудом удалось подняться на ноги. Обхватившая ее за шею Нин Инъин при этом повисла и радостно заболтала ногами. — Нет, мы обсуждали, какую дрянь А-Ло притащил из чужих земель: она его заколдовала, а нам еще и с благодарностью возвращать ее сородичам, вместо того чтобы по-тихому свернуть шею и скормить тому, кого не жалко.
— А, ясно, — Нин Инъин разжала руки и спустилась на землю. — Фи, ты грубиянка, А-Лин! Нельзя так о девушке говорить, особенно о влюбленной.
— Она не девушка, она…
— Надеюсь, вы не забыли наставления учителя и перед беседой активировали глушащие талисманы? — внезапно спросила еще миг назад капризно дувшая губки Нин Инъин.
Ша Хуалин и Лю Минъянь переглянулись.
Повисло неловкое молчание. О том, что это надо было сделать, так как чужеземка худо-бедно, но понимает их речь, они не вспомнили, пока Нин Инъин не сказала.
Нин Инъин, по их молчанию все поняв, тяжело вздохнула и скомандовала:
— Так, а ну отойдите от клетки. Кыш, кыш.
— Чего?! — возмутилась было Ша Хуалин, но, завидев в руках Нин Инъин палочку благовоний ярко-розового цвета, тут же примолкла и отошла.
Концентрированное зелье изменения воспоминаний, разработка того человека специально под чужеземку.
…
— Учитель сделал всего пять штук, которые мы должны были начать жечь, только покинув наше царство, а одну уже сейчас пришлось использовать, — оказавшись на безопасном расстоянии от палочки, начала укорять Нин Инъин остальных. — А если дорога плохой будет? А если кто еще болтать глупое по пути станет? А если ее тело не успеет усвоить зелье из-за такого скачка? Как нам тогда убеждать ее сородичей, что ее не выставили с позором в клетке, а по нашим обычаям, — А-Ло ведь поэтому и нам похожую клетку соорудил, чтобы подозрений не было, — доставили с почестями обратно? Как нам ее доставить и убраться невредимыми, если они посчитают ее поведение ненормальным, проверят и почуют зелье в крови? У учителя все было рассчитано, а теперь придется как-то выкручиваться в дороге и…
— После всего, что он сделал, Инъин, скажи, тебе не противно звать этого мерзавца учителем? — прервала Лю Минъянь выговор Нин Инъин. — После того как мы узнали, скольких он убил, замучил и подставил?
— А скольких? — тряхнула Нин Инъин головой. — Семья сестрицы Хайтан? Разбойники на дороге? Его плохой наставник? Твой брат…
— Тебе этого мало?! — сжала Лю Минъянь руки в кулаки. — Он преступник!
— То-то А-Ло отправился аж в дальние земли за заклинателем или техникой, чтобы добиться от учителя правды, — фыркнула Нин Инъин. — А ведь учитель-то преступник безоговорочно, и у его поступков ну вот вообще никакой причины не было, из чистой злобы всех загубил.
— Ты…
— Остынь, А-Янь. Как это ни удивительно, Нин Инъин права, — остановила Ша Хуалин Лю Минъянь и, крепко держа ее за руку, заставила вернуть наполовину вытащенный клинок в ножны. — Я помню мастера Сюя по битве за флаг, когда незваной заявилась в орден с армией. Жестокий, изворотливый змей, способный, даже подставив других у всех на глазах, уйти безнаказанным. Но почему же он согласился со всеми обвинениями, что были выдвинуты на суде, и не стал оспаривать? Почему, когда зашла речь о его рабском прошлом, он не ткнул всех носом в свои нынешние достижения и титулы? Почему, будучи стратегом, причем лучшим даже по меркам моей расы, он запросто признался в смерти твоего брата, а не придумал мистическую историю? Он бы мог. В конце концов, и в нашем царстве, и в человеческом обитает столько странных существ и диковинных растений, что объяснить его гибель воздействием того или иного было бы проще некуда.
— И все равно… — Лю Минъянь выдохнула через нос.
— Учитель признается, — внезапно вклинилась в их беседу Нин Инъин.
— Чего? — вскинулась Лю Минъянь.
— Учитель попросил передать, что после нашего возвращения в орден он расскажет тебе, что на самом деле случилось между ним и твоим братом, — произнесла Нин Инъин.
— А что ему мешает сейчас? Нет времени на придумывание складной истории? — рыкнула Лю Минъянь.
— Есть вероятность, что ты, узнав правду, не сможешь выполнять задание, — дернула плечиком Нин Инъин. — Вон, когда я вытаскивала повара с кухни, чтобы с нами поехал, слышала краем уха правду о семье А-Тан. От этого у нее истерика и случилась.
— А что там с ними на самом деле? — заинтересовалась Ша Хуалин. — Я знаю, что они были праведными, добрыми людьми, приютившими раба, а тот их, утопая в своей зависти и злобе, убил.
— На самом деле они были такими, но спустя пару месяцев после того, как они взяли учителя к себе, через их город проезжал темный заклинатель. Не такой, каким был наставник учителя, а настоящий.
— И? — Ша Хуалин подалась чуть вперед.
— И отец с братом А-Тан расправились с ним на глазах у учителя, — произнесла Нин Инъин. — Но злодей посмертно смог их проклясть, извратив их натуру.
— Значит… — Лю Минъянь и Ша Хуалин переглянулись.
— Они не поняли, что с ними что-то не так, ведь малышку Тан они любили по-прежнему. А что уволили всех хороших слуг, наняли плохих да постоянно покупают новых рабов, но те долго не живут — то, мол, год плохой, неурожай да засуха повлияла. Над учителем они, бывшие для него самыми дорогими, тоже измываться стали, да так, что сил не было терпеть.
— И он решил их из-за этого убить? — скривилась Лю Минъянь.
— И ему пришлось убить их и всех плохих слуг поместья, заразившихся от хозяев скверной, — поправила ее Нин Инъин. — Это был единственный способ спасти их души и вернуть в круг перерождений, так сильно они были прокляты.
— А Хайтан? — спросила Ша Хуалин.
— О ней заклинатель ничего не знал, и благодаря формулировке «тебя и наследника твоего единственного» ее проклятие обошло стороной. Поэтому учитель вынес ее из огня. Но не смог тогда рассказать правду: она, потрясенная пожаром и смертью родных, не поверила бы. Она и сейчас не сразу поверила, лишь после книги о посмертных проклятиях, что дал ей А-Ло, приняла.
— …и правда шокирует, — после недолгого раздумья произнесла Лю Минъянь. — Неужели произошедшее между ним и моим братом такое же?
— Я не знаю, — качнула Нин Инъин головой. — Но учитель на вашу беседу собирается пригласить лорда Му, чтобы тот подтвердил его слова.
— Позвать того, от кого секретов точно нет и кому ведомо все, произошедшее в Цанцюн, — чуть улыбнулась Лю Минъянь.
— Ага, — подтвердила Нин Инъин. — Но для этого нам надо отвезти Лиэнес домой и вернуться. Вы ведь не забыли, что нас ждет? Меня — пик Аньдин, вас — Сяньшу, ведь госпожа Ци в затворе, и пустой Байчжань. Глава Юэ согласился, что мы трое подходим для выполнения обязанностей пиковых лордов, так что…
— Все будут довольны, особенно забывшая о своем преступлении чужеземка, — фыркнула Ша Хуалин. — И лишь мы будем выть от того, что Ло Бинхэ забыл о нашей любви и…
— А любил ли он нас? — внезапно с самым беззаботным видом спросила Нин Инъин.
— Инъин, ты о чем? — недоумевающе посмотрела на нее Лю Минъянь. — Разумеется, он нас любил так, как не дано никому.
— Тогда почему не остановился и продолжал брать новых жен, хотя я плакала и просила? Хотя А-Лин грозилась убить соперниц, а ты взывала к праведности заклинателя? Нет, я не спорю, у императора должно быть много жен: императрица и несколько старших. Но остальных ждет участь наложниц. А Бинхэ женился на каждой, исключая только Лиэнес, дарил подарки, был нежен в постели и обещался быть самым-самым. Но потом срывался опять в поход, из которого возвращался с…
— Очередной красавицей, любви и ласке которой не смог противиться, — со вздохом закончила за нее Лю Минъянь. — Многие из нас были заброшены, имена многих мы даже вспомнить не можем: в гареме уже было двадцать девять красавиц, но знаем мы от силы семерых. Остальных А-Ло представлял единожды, на свадьбе, а потом увлекался новой девушкой.
— И лишь одному человеку он был верен всегда, — залезая в приготовленную для них троих передвижную клетку, произнесла Ша Хуалин.
— Несмотря на всю его строгость и предвзятое отношение, Бинхэ никогда не терял надежды отыскать ключ к его сердцу, — следом за ней, бросив на окна Хуаньхуа наполненный легкой грустью взгляд, в клетку забралась Лю Минъянь.
— Согласитесь, он своего достиг, — печально улыбнулась Нин Инъин, ступив на подножку и подавая сигнал воинам выдвигаться. — В любом случае, не влюбись он, а просто узнай правду, мы все равно рано или поздно были бы отосланы. Он не пожелал бы делить внимание учителя ни с кем.
Зазвучали трубы, всадники тронули ездовых животных.
Караван отправился в путь.
***
— Все, учитель, они отправились! — отвернувшись от окна, из которого наблюдал за сборами, радостно заявил Ло Бинхэ. — Вам возвращаться к делам Цинцзин через несколько дней, так что… не противьтесь. Это очень больно.
Скрипя зубами, напротив него на полу скрючился обхвативший голову руками Шэнь Цинцю.
— Ну же, учитель, — ласково произнес Ло Бинхэ, подходя к Шэнь Цинцю и опускаясь на колени. — Я понимаю, умереть, не уступив иноземной технике и зверенышу, достойно заклинателя, но действительно ли вы этого хотите? Вы ведь так за жизнь всегда держались, неужели теперь, только из-за того, что вместо ненависти вы испытываете ко мне любовь, вы усту… уй.
— Заткнись, утешитель недоделанный, — прохрипел Шэнь Цинцю, мощным ударом ци в челюсть отбрасывая Ло Бинхэ от себя на другой конец комнаты. — Я найду способ избавиться от этих чувств.
— Неужели я вам так противен? — потирая челюсть, спросил Ло Бинхэ с огорчением в голосе.
— Я… я… — Шэнь Цинцю снова схватился за голову. Из носа и ушей у него потекла кровь.
— Доведете себя своим упрямством до искажения ци, — сварливо отозвался Ло Бинхэ, поднимая Шэнь Цинцю с пола и усаживая в мягкое кресло. — От этого нет средства, их колдовство вызывает любовь в самой душе, учитель. Если ее там мало или человек был не способен любить, в любовь переплавляются другие, самые сильные эмоции, которые он испытывает. В нашем с вами случае это ненависть. А так как она была просто огромной, нынешние чувства и столь велики.
Распорядившись принести им чай и закуски, Ло Бинхэ налил в чашу из кувшина немного воды и стал бережно оттирать следы крови с лица и тела Шэнь Цинцю.
— Ты ведь это специально подстроил, — отдышавшись, произнес тот. — Задурил голову девчонке, перед этим эффектно вырвав ее из лап чудовищ. Наверняка был ласков и внимателен к ней и ее желаниям. Влюбилась в тебя как кошка, а тут гарем. Их раса — жуткие собственники, ей сама мысль делить тебя с кем-то была невыносимой. При составлении песни специально подбирал слова так, чтобы, вздумай она заколдовать тебя, все колдовство посредством формаций перешло бы на меня и…
— О, вы льстите мне и моим способностям, учитель, — усмехнулся Ло Бинхэ, присаживаясь в кресло рядом и разливая поданный чай по чашкам. — Но увы, вашему глупому ученику еще учиться и учиться. Я действительно лишь хотел узнать от вас правду: о семье сестрицы Хайтан, о смерти Лю Цингэ, о тех несчастных, которых вы убили, работая на темного заклинателя. О том, почему вы меня так возненавидели, хотя сами взяли на свой пик. И формации, и духовные круги были направлены именно на то, что дева Лиэнес, следуя нашему договору, начнет заклинать вас открыться, не замалчивать правду. Слова ее колдовства для усиления эффекта даже были выписаны на ваших кандалах. Откуда этому ученику было знать, что она решит влюбить меня в себя, когда я буду беззащитен? Откуда было знать, что отраженное от формации колдовство смешается с написанным на оковах и ударит по нам, делая парой друг другу из-за того, что записи в кругах исключают ее судьбу из жизни попавших под колдовство?
— Говоришь прекрасно, я бы даже поверил, не знай я, что ты общаешься с демоном снов, — фыркнул Шэнь Цинцю, чуть подрагивающими руками беря чашку чая.
— Если хотите, можете ее вылить на меня, — предложил Ло Бинхэ. — Горячий чай, символ нашей крепкой любви, с которого все нача…
— Обойдешься, — Шэнь Цинцю отпил чая, смачивая пересохшее горло. — Ты зря поигрался с их колдовством, так называемым «сердцем ворона», мальчик. Даже этой древней силе не изменить того, что я не способен на любовь, и однажды болевой шок от разногласий между памятью и чувствами меня убьет.
— Если я буду действовать нахрапом, — очистив мандарин, Ло Бинхэ красиво выложил дольки на тарелку перед Шэнь Цинцю. — Если же я не сразу начну вас целовать, шептать на ухо различные непристойности и делать другие вещи, к которым вы пока не готовы, то постепенно вы примете, что любите меня. Так же, как принял я.
— Мечтай. Я не сдамся до последнего, — произнес Шэнь Цинцю, взял мандариновую дольку и, положив ее на пирожное, отправил в рот.
— Разумеется, учитель, — согласился с ним Ло Бинхэ.
Ведь даже древней магии требуется время.