Грань

Он идёт словно на автопилоте, лицо не выражает никаких эмоций, а глаза словно горят, заходит в подъезд, в лифте уже даёт прорыву слезам и всхлипам, благо едет один, но сразу берёт себя в руки, как только двери разъезжаются в стороны. Он идёт в сторону дома, пока открывает ключом дверь в квартиру. Слишком уж любопытная бабуля живёт по соседству. Уже когда находится в их с Наноном спальне, падает на колени и рыдает так, как рыдает вернувшийся с битвы воин, который увидел на месте родного дома пепелище: никого не осталось в живых… Никого. Пока он сражался там, здесь горели в пламени его родные. В нем все умерло: радость, надежда, вера в счастливое будущее. Остаётся только боль, которая ощущается почти физически. Он сидит на полу, спиной упираясь на стену, и растирает бегущие по щекам горячие слезы. И воет, как раненный зверь. Обручальное кольцо нестерпимо жжёт палец, и глядя на него, он беззвучно сотрясается от злости. — Как ты мог, Нанон, так предать меня? Как? — Ом тут же снимает кольцо и кладёт в карман пиджака. Сердце обливается кровью. Он, то рыдает, то истерически смеётся, выплескивая отчаяние всхлипами, стонами, ударами кулаков по ковру. Иногда затихает и только чувствует, как катятся по щекам бесконечным водопадом слезы бессилия, нахлынувшего отчаяния и незнания того, что ему делать дальше. Пават знает одно, что не хочет его больше ни видеть, ни слышать, а ведь он скоро вернëтся домой. Если вернётся… Его кто-то трясёт за плечо и обеспокоенным голосом на грани паники, чуть ли не кричит. — Ом. Ом. Пават. Ну же, очнись. Я прошу тебя. Умоляю, приди в себя. Ты пугаешь меня, дорогой, — Ому не хочется открывать глаза, ведь Нанон, его любимый мальчик, ушёл и не обещал вернуться, но прилагая немыслимые силы, открывает глаза и видит перед собой встревоженное лицо и блестящие дорожки слез на любимых щеках с ямочками. — Нон? — протягивает ладонь и кладёт её на щеку, чувствуя, как к ней прижимается парень, накрывая сверху своей рукой. — Ты меня так напугал, когда, сначала начал так горько плакать, а потом кричать, — Пават озирается по сторонам. — Что тебе снилось? Сон? Это был всего лишь сон. Нанон, его милый Нанон, рядом и никуда не собирается уходить. — Неважно. Это уже неважно. Иди ко мне, — обнимает прильнувшего парня и целует в макушку. Нон удобно устраивается на груди Павата и тихим голосом просит: — Обещай, что не будешь, больше меня так пугать? — поднимает голову и пристально смотрит во всё ещё красные глаза любимого. — Даю слово. — Расскажешь? — Я не помню. Помню только то, как мне было больно и что я был в спальне. — Хорошо. Не вспоминай, — поднимается чуть выше и накрывает губы Ома своими, даря нежный поцелуй. Почти утро, Ом так и не смог больше заснуть, в то время, как его любимый человек спокойно спит рядом, обнимая одной рукой поперёк талии. Пават лежит и вспоминает свой сон. Если это был сон, то почему такой реальный? Боль, эта невыносимая боль от… От чего? Что такого случилось, что Пават так убивался. И словно вспышка, он вспоминает свои слова брошенные в пространство спальни. «Как ты мог, Нанон, так предать меня? Как?» Предать? Нон его предал? Но как? Как может это самое невинное существо на свете, — он поворачивает голову, смотря на спящего ангела и улыбка сама появляется на его губах, — сделать что-то плохое. Значит действительно сон, просто дурной сон. Ом вздыхает и закрывает глаза. Снова засыпая. А рядом, в темноте, сидит человек, скрытый тенью и сжимает в руке обручальное кольцо и роняет горькие слезы. Внезапно поднимает голову и видит перед собой своего мужа, что предал его. Тот падает на колени и обнимает сидящего парня, шепча слова любви и просьбы простить за дурную шутку друзей. Ом верит Нону, всегда верит, просто по другому и не может быть. Нанон берёт кольцо из ослабевшей руки и снова одевает на безымянный палец, целуя золотой ободок. Нанон, что спокойно спал в любимых руках открывает глаза и видит, что его парень спит. И не видит картину, что сейчас разворачивается перед ними. Нон улыбается и снова закрывает глаза, шепча. — Береги его. Он самое, ценное, что есть в жизни. С другой кровати, ему только кивают и небольшая щель или грань, что находится между вселенными, становится такой тонкой, как шёлковая нить, исчезает. И только в такую ночь, как сегодня, можно увидеть других себя. Полнолуние.