Голод

«Ладно, — думает она поначалу, — ладно, бывают вещи и пострашнее». Правда вот конкретно прямо сейчас, она не может вспомнить ничего страшнее, по крайней мере, в собственной жизни. Для утрат любого вида и всяких неприятностей различной степени тяжести всё же есть определённые алгоритмы, как со всем справиться и не двинуться кукухой. Ну там, походить к психологу, пропить курс таблеточек, повыть в подушку, напиться до потери пульса, в конце концов. Сейчас она полагает, что кукуха, возможно, дала сбой в какой-то неясный момент её прошлого и отлетела далеко и безвозвратно. Потому что, как ещё можно объяснить, что она вообще не представляет, как оказалась в этом жутком по всем параметрам месте? И почему она, в добавок ко всему, не помнит своего имени? Её немного беспокоит эта избирательная потеря памяти, но сперва её больше тревожит то, что, если это сон, то он какой-то излишне реалистичный. А потом, когда она вляпывается босой ногой в лужу нечто эдакого липкого и холодного, подозрительно напоминающего кровь, она с горечью признаёт, что это вряд ли сон. — Почему я босиком, — тихонько бормочет девушка себе под нос. Да-да, разговоры с собой — не самый хороший признак, но ей так страшно, что звук собственного голоса позволяет хоть как-то оставаться в иллюзии контроля над ситуацией и не скатываться в беспомощный скулёж. Она радуется, что остальные предметы одежды на ней, и, по крайней мере, ей не грозит замёрзнуть до смерти в этих бетонных стенах. — Ну или грозит, но не сразу, — снова тихонько бурчит она, чувствуя, как сквозь слой толстовки и майки пробирается неприятный ледяной холод от гуляющих по этим, вероятно, необъятным коридорам, сквозняков. Она, конечно же, на всякий случай осматривает пространство вокруг себя, надеясь найти там свою сумку, телефон, ну хоть что-то. Но, увы, там только неприятная лужа, та самая, куда она вляпывается ногой, плесень, мох и бетонные стены с тёмными потёками. — Надо идти, — убеждает она себя вполголоса, — дорогу осилит идущий, или как там это говорится. Она медленно продвигается по коридору, пытаясь вспомнить, не было ли каких-то сообщений на новостных порталах о маньяке-затейнике, похищающем людей и закидывающих их в какие-то мерзкие тёмные подземные лабиринты. «Ну, всегда есть вариант, что ты оказалась первой в списке жертв, дорогуша» — мерзко хихикает голос внутри неё. Она сбивается с шага и думает, что с её везением — вполне возможно. Правда, совсем недавно ей казалось, что её удача и так подверглась серьёзному испытанию, когда после четырёх лет отношений Алек, бойфренд, уже бывший, заявил, что хочет сосредоточиться сейчас на карьере, а отношения его сильно отвлекают. Подумать только, и ей это казалось просто концом света практически. А конец света — вот он, тут, в коридорах с холоднющими сквозняками и какими-то не вполне знакомыми, но вызывающими самые неприятные ассоциации, запахами. — Кровь и бетон, — рассуждает она, чтобы не представлять своё мертвое тело в бесконечных катакомбах, — что-то плесневелое ещё. И что-то сладковатое, вроде переспелых фруктов, но тошнотворнее. Почему-то перед глазами у неё возникает образ рыбины, из которой выпускают огромным ножом все внутренности, а вовсе даже не переспелых фруктов. Она наугад сворачивает и замирает. Ей совершенно точно слышатся шаги. Да ещё такие чёткие и громкие, словно на ботинках железные набойки. «Если б ещё верещала сирена, я б точно решила, что оказалась в Сайлент-Хилле, и сейчас по мою голову явится Пирамидоголовый, — мелькает паническая мысль в её голове, — антураж более, чем подходящий». И тут врубается сирена. — Твою ж мать, — шепчет девушка, — божебожебоже, ну такого же не бывает. Она не знает, что предпочла бы — быть похищенной маньяком, но вполне себе живым человеком или же оказаться посреди всей этой неубиваемой хтони в проклятом городке. Вообще, не сказать, чтобы она размышляет о подобных предпочтениях, когда сквозь завывания сирены пытается понять, откуда доносится звук шагов, и куда, собственно, ей бежать. Когда на неё наваливается какое-то невероятно тяжелое и как будто ненормально большое крепкое тело, девушка даже не может заорать от накатившего ужаса. Слишком большая для человека ледяная ладонь плотно запечатывает ей рот, заодно и нос, перекрывая доступ к кислороду. Они оказываются в каком-то закутке, которого — девушка могла бы поклясться — до этого и не было. Сирена замолкает, а звуки шагов — нет. Её спину холодит бетонный пол, тело сверху придавлено чем-то, точнее, кем-то, по массе напоминающем слона. Её лицо щекочут длинные пряди волос, ниспадающие тяжелым чернильно-чёрным водопадом с головы склонившейся над ней широкоплечей фигуры. Собственно, за этой впечатляющей длиной и массой она никак не может разглядеть лицо напавшего, пока он не склоняется ещё ближе. Лучше бы не склонялся. Она видит бледную, с сероватым оттенком кожу, настораживающие красноватые пятна под местом, где у людей глаза, а у этого существа — длиннющая чёлка, весьма результативно прикрывающая лицо. Его тонкие губы растягиваются в непривычной для девушки артикуляции, когда он произносит: — Ти-ше. Она слышит набор каких-то шипящих звуков в перемешку с неприятно резкими гортанными. «Мне дышать нечем, ты!..» — хочется заорать ей. Но существо, внимательно поглядев на не неё, само сдвигает руку так, чтобы девушке можно было сделать вдох. И отворачивается, глядя куда-то в сторону коридора, из которого они выпали в этот… хм… провал в стене. Она видит красивую, в общем-то, длинную линию шеи, ухо, как будто чуть более острое, чем обычно у людей. Отстранённо отмечает, что одето существо крайне странно — какое-то подобие халата или мужского кимоно, скорее. Слои тёмной и изрядно потрёпанной тяжёлой ткани, V-образный вырез, длинные рукава. Вероятно девушка как-то особенно глубоко вздыхает или шевелится, потому как существо едва уловимым резким движением поворачивает голову к ней. Ей кажется, что шея у него поворачивается чуть дальше, чем это должно быть у людей, но находит в себе силы подумать, что виной всему сомнительное освещение, в котором мерещится чёрти что. Например то, что глаза у него сверкают алым сквозь свисающие на лицо пряди, когда он снова разражается тихим, но повелительным скрежетом и шипением, долженствующими обозначать речь. — Не двигайся, лежи тихо. Не надо, чтобы он тебя услышал. Для надёжности он сжимает тело девушки своими бёдрами чуть сильнее, а потом вспоминает, каким хрупким может быть человеческое тело, и упирается второй рукой в бетонный пол рядом с головой той, что решила бродить одна там, где не стоит. Так хотя бы он не давит на неё всем своим весом. Девушка переводит взгляд на огромную ладонь сбоку от себя. Ей, в принципе, очень нравятся такие руки. С изящными, пугающе длинными сильными пальцами с ярко выраженными суставами. В фильмах у Гильермо Дель Торо как раз такие. У всяких чудовищ, преимущественно тех, кто пожирает людей. В жизни такие руки смотрятся так же эстетично, как и на экране, только страшнее во стократ, уже как-то не до восхищений. Особенно если представить, что эта ладонь пробивает грудную клетку, и перебирает своими красивыми пальцами все внутренности. За всеми этими моментами она вообще не сразу понимает, что те самые пугающе-громкие шаги, которые она слышала, всё ещё приближаются, а значит, помимо этого жуткого типа с аномально длинным телом и волосами, есть ещё кто-то. И девушка сильно сомневается, что желает встреч с этим кем-то. Она не понимает, что всё же начинает беспомощно плакать до тех пор, пока шаги не стихают где-то вдалеке, а существо не поворачивается обратно к ней. Он с удивлением, как ей кажется, смотрит на свою ладонь, мокрую от слёз девушки. Подносит её к лицу, словно принюхиваясь. Из приоткрытого рта показывается кончик тёмного языка и быстрым движением слизывает солёную влагу с пальца. «Обожебоже, ладно, это вообще не страшно, вообще, твою ж мать!..» Существо теперь практически лежит на ней, аккуратно проводит кончиком носа по щеке девушки. Ей кажется, она улавливает его дыхание, но также она совсем не уверена, нуждается ли оно вообще в кислороде или же давно и безвозвратно… хм… находится в другой форме бытия. Произносить нечто вроде «мёртво», она не хочет даже мысленно. Как и некоторое время она не хочет глубоко вдыхать рядом с ним, чтобы ненароком не ощутить какой-нибудь жуткий запах гниющей плоти, к примеру. Которого, кстати, и нет. Он пахнет, как и всё здесь — мхом, влажными стенами и чем-то, вызывающим смутные ассоциации со змеями. Существо застывает в какой-то неестественной нечеловеческой неподвижности, а затем, высунув язык чуть больше, касается щеки и скулы девушки длинным движением, затем ещё и ещё, словно собирая слёзы. Девушка задыхается не то от неожиданности, не то от страха. Всё же не каждый день лица касается язык какой-то неведомой хтони. Язык, кстати, тоже аномально длинный. «Что ещё, блин, у него длинное», — мелькает странная для всего происходящего, мысль. — Я напугал тебя? Глаза существа снова горят красным, и девушке кажется, он звучит встревоженно. — Ни черта не понимаю, — признаётся она. — Боль? Страх? — он решает говорить короткими фразами и помедленнее, вдруг так человечка его поймёт. — Испугалась просто охренеть как, — признаётся девушка, рассудив, что выговориться, даже если это напоследок перед тем, как её сожрут, вообще не помешает. — Я вообще боль терпеть не могу, даже на эпиляцию когда хожу, каждый раз думаю, что всё, нафиг, больно пиздец, — она не замечает, как начинает тараторить, — а тут представила, что меня сейчас порубит Пирамидоголовый. Ну или что он там делает, понятия не имею, я сама не играла, играл Алек, а он меня бросил. Алек бросил, на работе завал, а я оказалась здесь, и я понятия не имею, как. Как мне вообще выпутываться из всего этого, ну как? «Ну-ну, дорогуша, что-то ты совсем расклеилась, — вновь хихикает всё тот же голос у неё внутри, — тебя ж ещё даже жрать не начали». Существо наклоняет голову к плечу, задумчиво смотрит. Ну, девушка считает, что он смотрит, конечно же ни хрена за его этой чёлкой там не понятно. — Я не хотел делать больно. Мне очень жаль. Он немного молчит и редактирует сказанное: — Боль не хотел. Извини. И вдруг р-р-раз — и одним плавным движением оказывается у проёма, ведущего обратно в коридор. «Как это он так, даже с пола не поднимался», — удивляется девушка. А потом вспоминает всякие азиатские ужастики, где практически любой уважающий себя призрак так и передвигается — ползком, в неверном свете вечно мигающих ламп. Если вдуматься, чёрная грива волос и это подобие кимоно тоже откуда-то оттуда — из азиатского кинопроизводства. Существо выглядит расстроенным. Опять же, девушка не знает, как она приходит к такому выводу. Но вдруг осознаёт, что, пожалуй, только благодаря ему она избегает сомнительной радости встречи с кем-то, кто, возможно, не слезинки с щёк слизывал бы, а откусил бы пол-лица. «Обоже, вот он сейчас свалит в неизвестном направлении, а мне что? Опять болтать с собой?» — Подожди, подожди, мне совсем не страшно, теперь не страшно, — торопливо говорит она, — всё нормально. «Да вообще зашибись». — Я не напугал тебя? Не сделал больно? Девушка безуспешно вслушивается в шипящий поток звуков. Надо признать, что здесь её филологическое образование, мягко говоря, терпит поражение. — Мне даже больно не было, ты очень аккуратно толкнул меня сюда, — успокаивающе произносит, наконец, она. И, на всякий случай, улыбается. Она очень надеется, что улыбка выглядит достаточно приветливо. Когда существо растягивает узкие губы в ответной улыбке, а затем хихикает, девушка готова заорать и бежать, куда угодно, да хоть сквозь стену. Сразу бросается в глаза, что рот, пожалуй, большеват для его узкого лица, и выглядит это как-то… «Отвратительно пугающе, — думает девушка, чувствуя, как от звуков его смеха кожа у неё на руках покрывается мурашками, — как улыбка ненормального перса из аниме, а после такого смеха меня точно сожрут. Пожалела, блин». Существо вновь пугающе быстрым движением оказывается рядом с ней, девушка отшатывается и даже тихонько вскрикивает. А потом ругает себя. «Как последняя истеричка, ну». Существо словно растерянно смотрит на неё, застывая на расстоянии вытянутой руки. — Тут опасно одной. Я отойду подальше, если так тебе… неприятно, — снова думает немного и сокращает сказанное. — Опасно одной, я рядом. — Не уходи, не надо. Я хотела поблагодарить тебя, ты… ты очень помог? — она произносит это с вопросительной интонацией, не уверенная, что вообще её предположение имеет основания. Но так как существо не двигается, а сидит и смотрит на неё, девушка протягивает руку и решительно касается его головы. «Ну и вот, совсем не страшно… Что я творю, ну риалли, как собаку по голове? Осталось сказать «хороший мальчик». Существо не возражает. Она чувствует его пристальный взгляд из-под чёлки, когда чуть смелее проводит ладонью по неожиданно гладким и вообще очень даже приятным на ощупь прядям. Подхватывает одну из них, заправляет за ухо, существо резко дёргает головой, ловит её ладонь в свою, подносит к губам, как будто на мгновение игриво захватывает её пальчик между губами, и снова хихикает. Смотрит на неё снизу вверх, и девушка понимает, что всё это время он находится в сидячем положении, а она, тем не менее, не сильно выше него. «Обоже, он просто огромен», — думает девушка, глядя, на свою такую неожиданно крошечную ладонь, аккуратно зажатую длинными пальцами существа. Сквозь сероватую кожу красиво проступают вены и жилки, и девушка не может удержаться. Проводит кончиками пальцев своей свободной руки по узору из вен. Существо хихикает, перехватывает её вторую ладонь и прижимает к своему лицу. Улыбается своей жутковатой улыбкой. Она думает, что если бы могла видеть его глаза, наверняка они были бы зажмурены, как у огромного кота, греющегося на солнце. — У тебя такая кожа приятная, как силиконовый чехол на эирподсы, — вырывается у неё. «Серьёзно? Чехол на эирподсы?» — Я рад, что тебе приятно, — каким- то удивительным образом понимает её Mr. Crawling.