Resident Evil 2: Дожить до утра

Г. Харпер, штат Орегона 29 августа 1983 года 21:19 Леон

— Милый, отнеси это, пожалуйста, на стол. Нежный мамин голос отвлёк меня от какого-то дела, о котором я забыл уже через секунду, и я покорно взял из ее рук салатницу. Опустив ношу на стол, я отвернулся обратно к маме и с чувством гордости посмотрел на неё. Она тут же наклонилась ко мне, запустила ладонь в мою челку и слегка ее взъерошила. Дотронувшись большим пальцем до щеки, она взглянула мне в глаза с нескрываемой радостью и переполняемой любовью. — Ты — мой герой, львёнок. Я улыбнулся и изо всех сил обнял ее, прижимая к себе. Я очень люблю, когда она зовёт меня так. Мне правда нравится своё необычное прозвище, но только не когда оно звучит рядом с ушами моих дразнящихся друзей. Мама зовёт меня львёнком из-за того, что я родился в августе, и по гороскопу я — Лев. И имя мне дали в такт своей дате рождения, такое же могучее и царское, ведь лев — глава всех животных. — В следующий раз, когда ты проскользнешь у меня прямо перед носом пока я несу чашки с чаем, я просто сверну тебе шею. — Полегче с братом, Арслана! — мама повысила голос, обратив грозный взгляд на сестру за моей спиной. — Леон ещё слишком мал, чтобы выслушивать такие обращения от собственной сестры. — Ну тогда жди восемнадцати, любимый братец, — огрызнулась она в ответ и, махнув непослушными светлыми прядями волос, нарочито громко прошамкала ногами по полу. Арслана — моя старшая сестра, ей целых одиннадцать лет. Родились мы с разницей ровно в пять лет и девять дней — она тоже в августе. Тоже являясь царем зверей по гороскопу, названа она была точно в таком же духе, как и я. Арслана была бойкой и неугомонной, иногда сварливой и резкой, но всегда готовой «откусить хвост» всем своим врагам, но и не только своим. Очень часто мои друзья попадали под ее горячую руку, и потом заявляли, что моя сестра какая-то бешеная и злая, и мне стоит держаться от неё подальше. Я лишь улыбался, потому что знал, что люблю её не меньше родителей и никогда бы не отвернулся от неё из-за сносного характера. — Если ты хочешь свернуть мне шею, то тогда тебе нужно сначала поставить чашки на стол, — язвительно подметил я, услышав, как в соседний комнате раздался приглушённый мамин хохот. Арслана медленно обернулась на меня, в ее глазах заблестел знакомый огонёк гнева и я, не изменяя традициям, бросился наутёк от лап старшей сестры. — Что ты только что сказал, сопля? — донеслось до меня где-то за спиной, но я уже рванул наутёк, что было мочи. Добежав обратно до кухни, я спрятался за маму и показал язык догнавшей меня сестре. — Не догнала, не догнала! — Прячешься за спиной у мамы? Ну ты и слабак. Теперь рассердился я. Кого это она там называет слабаком? Уж точно не меня. Поэтому я тут же ринулся в погоню за взявшей меня на слабо Арсланой и мне повезло догнать ее у лестницы, ведущей на второй этаж. Я схватил ее за длинные волосы, затянутые в небрежный хвост, и с силой дёрнул на себя. Это заставило ее остановиться и даже взвыть от боли, но, не растерявшись, в следующий миг она ловко развернулась на пятках и больно сдавила мое запястье. Я разжал ладонь и всмотрелся в порозовевшие следы на коже от пальцев сестры. Она опять вышла победителем! — Ну-ка прекратили баловство! Лучше помогли бы матери, больше бы было от вас пользы. Мы в одно мгновенье оказались рядом с мамой, уставившись на неё самыми послушными в мире глазами. Она всучила Арслане тарелку со спагетти, а мне — четыре вилки и столько же ножей. Когда с этим было покончено, в дверь три раза позвонили. Папа. — Я открою! — в один голос выкрикнули мы с сестрой и побежали ко входу, хитро переглянувшись. Я успел раньше неё, и поэтому в то время, когда она остановилась около меня, папа уже стягивал с себя промокшую куртку цвета хаки. — Разве на улице дождь? — удивленно спросила мама, внезапно возникшая рядом с нами. Она быстрым взглядом окинула папин внешний вид и недоверчиво выгнула бровь. — Такой сильный? — Промок до нитки, — признался папа. — А ещё я чертовски голоден. — Просим к столу, Ваше Высочество, — покорным тоном произнесла Арслана, смешно сделав выпад на правую ногу и разведя руками в воздухе в приглашающем жесте. Это выглядело очень забавно, и я не удержался и прыснул от смеха. — Вас ожидает запечённая курица с овощами, салат по-гречески и спагетти. И если Вы не поторопитесь, скоро Вам не останется ни крошки. — О, ну я надеюсь, это чудо не исчезнет бесследно, пока я мою руки, принцесса? — папа слегка похлопал дочь по голове, приглаживая выбившиеся пряди волос. — Принц, будьте добры проследить за сестрой, чтобы она не успела умять все предложенное меню в одно лицо? — Да, Ваше Высочество! — подыграл я и вновь не сдержал улыбки, увидев обиженное личико принцессы. Вскоре папа вернулся, не успев переодеться в домашнюю одежду, и сел за стол на своё излюбленное место, прямо напротив меня. Мама и Арслана расположились по бокам от нас. Сестра уже занесла обмотанную вилку со спагетти рядом со ртом, когда нам внезапно позвонили. Отец раздраженно выдохнул и закатил глаза, но принять вызов все же согласился. Вернувшись в коридор, папа снял трубку с крепления и пару секунд подождал установления связи, нетерпеливо наматывая шнур на палец. — Господи, ну кому я мог понадобиться в вечер пятницы после рабочего дня? Мы втроём замерли в ожидании, чтобы подслушать речь его оппонента. Арслана даже перестала дышать. — Да, Джим у телефона. Да, главный образец в моем кабинете в застекленном шкафу. Так, не понял, что нужно делать? Срочно? Что-то с лабораторией, да? Стоп, какие рейды? Мы в опасности? Джунг, отвечай немедленно! С той стороны раздались страшные гудки, свидетельствовавшие о конце разговора. Папа медленно отнял трубку от уха, ещё долго в неё вглядываясь, будто пытаясь найти разгадки на неотвеченные вопросы. Мы не видели его лица, но по поникшему положению спины мы поняли — случилось что-то неприятное, и не дай бог страшное. — Джим, что случилось? Это была Джунг? Папа нерасторопно обернулся к нам, всматриваясь в нас троих каким-то пустым взглядом. Он крепко прижимал телефонную трубку к себе, ногтем нервозно царапая белёсое покрытие, а затем его неожиданно обуял испуг. Отец лихорадочно заметался на месте; мы удивленно переглянулись, не понимая причины его странного поведения. — Пап, да что такое? — нетерпеливо выкрикнула Арслана, возвращая его в реальность. Он, не помня себя, немедленно сорвался с места и стал закидывать в дорожную сумку какие-то вещи. Свои, мамины, наши… — Нам нужно срочно уезжать отсюда. Собирайте вещи! Мама резко вскочила со стула и ладонями крепко сжала наши плечи, поднимая с места. Когда мы стояли на ногах, она уже набирала чей-то номер по тому же телефону в коридоре, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, а затем обратила на нас странный взгляд, полный тревоги. — Вы слышали, что сказал отец? Живее! Резкая интонация в ее голосе привела нас в чувство. Взбежав по ступеням наверх, мы с сестрой бросились в рассыпную — она направо, я в другую сторону. Я остановился посредине своей комнаты и стал лихорадочно придумывать, что я должен взять с собой. Кинув быстрый взгляд на свою игрушечную железную дорогу, которую я собирал больше месяца, я понял, что это самый худший вариант. Я уже было представил, как мама упрекает меня за то, что это не предмет первой необходимости. Скосив глаза в противоположную часть комнаты, я зацепился за стоявшие на столе часики на витиеватых ножках, глянцевые, ало-красные… Отцовский подарок на пятилетие. Нет, это точно не то, что мне сейчас нужно!.. Во взбушевавшуюся от хаоса голову пришла единственная правильная мысль. Мои рисунки на стене с самыми разными мотивами. Карандашные, акварельные, выполненные мелками и гуашью… Неисчислимое множество. В одну секунду я преодолел расстояние между собой и кроватью, легко запрыгнул на неё и сорвал все свои работы с креплений на веревочке. Да, здесь мы с Арсланой гуляем по парку и кормим уток в пруду, тут просто мама с папой стоят, обнявшись, а это — мой автопортрет. Я очень люблю рисовать. Это так меня успокаивает… — Леон, ты всё? — за закрытой дверью раздался внезапный голос, оторвавший меня от любований своими рисунками, и я тут же вспомнил, что каждая секунда на счету. Быстро запихнув листки в свой рюкзак, осыпанный разноцветными ачивками, я надавил плечом на выключатель света, уже собираясь уходить, но тут ещё одна срочная идея заставила меня остановиться на месте. Я чуть не забыл подвеску. Она представляла собой серебряный кулончик в виде резного овала с небольшими царапинками по его краям. Главное в этом украшении была вовсе не форма — самое важное скрывалось внутри. Там находилась наша с Арсланой фотография, совсем маленькая, черно-белая, но такая родная. На ней сестра лучезарно улыбалась в камеру, и ее глаза, серо-голубые, почти насыщенно синие, выдавали ее сущность; но на картинке они отображались скучным, едва ли не бесцветным оттенком серого. Я крепко сжал подвеску в руке, будто боясь, что кто-то спокойно мог выдернуть ее у меня из рук, а затем защелкнул замок цепочки у себя на шее. Надежно спрятал под майку, чтобы не потерялась где-то в пути. Какой-то пугающий голос внутри меня истошно кричал о том, что конец этой истории может быть далеко не сказочным. — Так, с меня хватит ожиданий, — дверь распахнулась настежь от руки нагрянувшей гостьи, нетерпеливо вошедшей внутрь и уставившейся на меня знакомым решительным взглядом. На ней красовалась набедренная сумка с крепежом на верхней части ноги и небольшой ранец за плечом, а длинные русые волосы теперь были забраны в высокий пучок. — Братец, ты ещё долго будешь приводить себя в порядок? Или ты ещё не уложил свою львиную гриву надлежащим образом, и нам всем нужно тебя ждать? — Не жужжи, — раздраженно бросил я, тряхнув спадавшей на правый глаз челкой. — Я готов. — Отлично, — отрапортовала Арслана, и мы покинули комнату. Может быть, навсегда. Я бросился быстрее сёстры на опережение, но не успела моя нога коснуться первой ступеньки лестницы, как чья-то рука дернула меня за плечо и прижала к ближайшей стене. Арслана поднесла указательный палец к губам, жестом сообщая мне, что нужно на время прикусить язык. Я не понял зачем, но покорно кивнул в ответ. — Заберите образец вируса и вколите первому попавшемуся ребёнку из приюта. Да, вам нужно будет забрать кого-нибудь с собой. Уже знаете кого? Отлично. У меня есть опасения, что мало кто из нас доживет до утра… Мы многозначительно переглянулись. Мамин голос слегка подрагивал от волнения, заставляя нас с сестрой ещё больше задуматься о серьезности нашего положения. «Не доживет до утра?» Неужели все так плохо?.. — И да, Хан… — раздалось чуть позже. — Уезжайте из города, чем дальше — тем лучше. Берегите себя. Трубку повесили обратно на крепление, затем монотонный звук шагов по скрипучей лестнице окончательно вывел нас из стазиса. Будто невзначай Арслана взяла меня за запястье, выводя из укрытия, и повела за собой вниз. Мама остановилась и окинула нас оценивающим взглядом, проверяя, все ли нужное мы взяли с собой. — Помогите отцу с машиной, я скоро буду. — Да, мэм, — сестра пыталась шутить и поддерживать оптимизм в крови, но сейчас это было совершенно не к месту. Мы нашли папу в гараже, который возился со своим голубым Харлеем, в то время как наш внедорожник уже громко урчал, готовый сорваться с мертвой точки сию же секунду. Закинув вещи в багажник, мы торопливо подбежали к нему и пару мгновений помолчали, ожидая распоряжений. — Ваша помощь не нужна. Просто садитесь в машину и ждите маму. Мы покорно забрались на свои места — я на заднее, сестра на переднее, рядом с водительским. — Эй, тебе нет двенадцати, — напомнил я, пристегивая ремень безопасности. Она поймала мой взгляд в отражении зеркала заднего вида и ещё мучительно долго вглядывалась в меня, съедая нескрываемой злобой во взоре. — Спасибо, мамочка, — вполне ожидаемо съязвила она в ответ. — Лучше пристегни ремень и утри свои розовые сопли. Я подавил в себе привычное чувство гнева, быстро переросшее в цунами, но оно тут же разбилось о берега сознания, когда отворилась водительская дверца и за руль села мама. Выжав педаль сцепления в пол, она окинула беспокойными взглядом нас двоих и фальшиво улыбнулась, пытаясь успокоить. — Если что — делать всё так, как говорим мы с папой. Не геройствовать, ясно? — Ясно, — в один голос отозвались мы с сестрой, и машина тронулась с места. — Джим, ты на связи? — чуть громче спросила мама, обращаясь к отцу, и я сначала не понял, к чему это было сказано. Только спустя пару мгновений я заметил на ее ухе черный наушник с микрофоном у рта, статично мигающий зелёным огоньком. — Да, Анна, — ответил папа, и я обернулся, чтобы разглядеть его на байке, выезжающий следом за нами. — Я тут прихватил кое-что для нас, — следом сообщил он, и я заметил на нем перекинутый через левое плечо дробовик на лямках, пистолет в кобуре на набедренных застёжках и небольшой ножик в ножнах, на крайний случай, как я понял. Вооруженный до зубов, он все равно выглядел решительно и непоколебимо, и я невольно восхитился его отваге в своих мыслях. Я очень рад, что у меня в примере есть такой замечательный отец. — Ты точно ничего не забыл? Мы можем вернуться, пока есть время, а то и так забыли посидеть на дорожку, — улыбнулась мама краешком губ, выкручивая руль для поворота. — Нет, мы забрали всё, — по папиному тону я понял, что тому понравилась мамина поддевка. С того конца провода послышался лёгкий смешок, который через несколько секунд перерос в страшное молчание осознания чего-то. — Джим?.. — Чёрт! — выругался отец, и я будто физически ощутил, что он резко затормозил посредине пустынной дороги. — Я оставил образец вируса у себя на столе в кабинете… Мама остановила машину, съехав на обочину. Сказанные слова сильно озадачили ее, введя в лёгкий ступор. Сейчас каждый из нас четверых боролся сам с собой, раздумывая, стоит ли игра свеч — оставить злополучный забытый образец, или отважиться вернуться назад? Первой опомнилась Арслана. Машинальным движением руки она дёрнула ручку двери, та послушано отворилась, и сестра выпрыгнула из салона. Мама попыталась удержать ее, но ее ладонь промелькнула лишь в пару сантиметрах от успевшей увернуться дочери, в то время как дверца угрожающе захлопнулась. — Стой, Арслана!! — выкрикнула мама, обернувшись назад, но она поняла, что ее попытка остановить строптивую дочь — лишь очередная тщетная затея. Не из-за того, что та могла просто не услышать предостережения, нет. Даже если бы случилось обратное, Арслана ни за что бы не послушалась ее совета — та была слишком упрямой для таких вещей. Рождённая мыслить рационально, она обладала холодным расчётливым разумом, вдобавок имея неисчерпаемый запас мужественности в крови. Вижу цель, не вижу препятствий — определенно ее девиз. — Будь осторожна, принцесса, — уловил я напутствующий тон отца в динамике маминого микрофона. — В противном случае ты знаешь, что делать. — Это плохая затея, Джим, — противоречиво заявила мама. Я искренне понимал ее переживания и захотел прижаться к ее щеке, как делал всегда, но через миг я уже забыл об этом. Приятное наваждение затемнил медленно нарастающий внутри ужас, леденящий в жилах кровь. За нашими спинами раздался усиливающийся гул моторов нескольких машин, постепенно приближающийся к нам. Ещё один поворот - и мы будем заметны, как на ладони. — Это они! — прошептал отец, видимо, самому себе, но эта реплика не укрылась и от нас. — Господи, что же я наделал… — Да что ж это такое! — раздосадованно прошипела мама, ударив ладонью по кожаной обивке руля. Я будто кожей почувствовал смесь ее ощущений — злость одновременно с обидой на весь мир. — Я не тронусь с места, пока Арслана не будет сидеть рядом со мной. Повисло неловкое молчание. Папа на другом конце провода тоже затих — то ли от того, что не находил ответа, то ли от захватившего его страха, то ли грея в душе надежду, что все обернётся лучшим образом. Спустя несколько мгновений мы поняли одно — если не тронемся сейчас же, то в проигрыше останемся все. Мама продолжала бездействовать, нервно тарабаня пальцами по рычагу коробки передач. Я знал, что она сейчас мысленно сражается сама с собой, принимая, наверное, самое важное решение в своей жизни. Её рефлексы тянут её вперёд, подталкивая к верному пути, но материнское сердце не может позволить оставить своего ребёнка, когда тому угрожает опасность; и это оставляло ее на мёртвой точке. Внезапно мне показалось, будто воздух в салоне стал редким и ценным, горячим, душным. Я нервно прикусывал нижнюю губу почти до крови, пытаясь унять не на шутку разбушевавшееся внутри гложущее ощущение расправы, ожидая лучшего исхода. Но этого не последовало ни через пять, ни через десять секунд. А угрожающий рёв позади только неумолимо становился всё громче. Нужно было на что-то решаться. Вцепившись в мамино плечо, я слегка потормошил ее, возвращая в реальность. — Мама, они близко! В отражении стекла я увидел, как в отчаянии дрогнула ее нижняя губа, как она пыталась унять непрошеную дрожь в ладони, лихорадочно переместившуюся на руль, как крохотная слезинка грусти скатилась по ее бледной щеке, образовывая на майке отчётливое мокрое пятнышко. Мне стало до боли в сердце жаль маму; я ровно так же, как она, не хотел видеть такого исхода, но мы оба знали, что это был лучший выбор для всех нас. Надо же, я думал, мамы никогда не плачут. Позади раздались выстрелы. Свои, чужие — я не знал. У меня просто не хватило духу обернуться назад, чтобы ненароком не уставиться на простреленное насквозь отцовское тело. Я крепко зажмурился, выдворяя из сознания эти мысли. Я надеялся раскрыть веки и проснуться в собственной кровати, понимая, что всё происходящее было лишь кошмаром во сне, но вот я снова всматриваюсь в даль и вижу лишь нескончаемую змею дороги, петляющую и ведущую в неведомую для меня глушь, маму на грани предельного терпения и истерики, и свои ладони. Вспотевшие от липкого страха, дрожащие от чрезмерного переживания за наши жизни. Мы не заслужили этого. Ни один из нас. За нашими спинами постепенно стихли перестрелки, а за ними угас и монотонный рев мотоцикла. В следующую секунду мама уже прижимала пальцем микрофон поближе ко рту, переходя на громкий шёпот. — Джим! Джим, ты слышишь меня? Ответь же!.. Спасительного ответа не последовало. Лишь гнетущая тишина на другом конце провода, наводящая только на одну противоречивую, но логичную мысль, которую бы я никогда не осмелился произнести вслух. Да и мама тоже. Так мы и сидели молча, думая об одном и том же и прекрасно понимая друг друга без слов. Я понуро опустил взгляд вниз, чувствуя одолевающее меня ощущение потери. Два за раз — слишком много для этой дня. — Куда мы направляемся? — я решил перевести тему и немного отвлечься от этого мрака, но мой голос предательски дрогнул. Мама немного помедлила с ответом, но затем тихо произнесла: — Мы в десяти километрах от базы нашей центральной лаборатории в Раккун-сити. Больше нам и некуда ехать, Леон… — огорчённо выдохнула она. Я испустил судорожный выдох и отвернулся к боковому окну, припав к его оправе виском. За стеклом то и дело мелькали яркие огоньки населенных пунктов, сменяясь тёмными густыми лесами, пустынными и безлюдными, до куда ещё не добралась рука прогресса. Было такое ощущение, будто проезжаешь через десятки городов и посёлков. — Не спеши хоронить их в своём сознании, дорогой. Ещё не все потеряно. Мамин приободряющий тон нисколько не предал мне убедительности, но я отозвался хриплым «угу», что услышал ее совет. Я оттянул шиворот майки и выудил подвеску на тоненькой цепочке, сыгравшей блик на свете фар проезжающей мимо большой чёрной машины. Ногтем подцепив одну из сторон створок, я раскрыл кулончик и уставился отсутствующим взглядом на потрёпанную вклеенную фотографию. Я обещаю, что мы ещё встретимся. Я найду тебя, Арслана, ровно так же, как и папу. Я буду всем сердцем и душой верить в вашу сохранность и ждать момента нашей встречи, это случится, и случится обязательно. Надежда всегда должна умирать последней — но я никогда не позволю этому сбыться. Дав себе рыцарский обет, я склонил голову набок и закрыл слипавшиеся от усталости веки. Сон окутал меня в свои соблазнительные объятья, а через минуту я уже спал, как убитый.