Пагубная жертвенность

Ориджиналы
Джен
Завершён
R
Пагубная жертвенность
Александр Ореховский
автор
Описание
До какой крайности может дойти самоотдача?
Поделиться

И рыбку съели и... сели

      В современном мире стало даже представить сложно филантропность. Все закрываются у себя в коморках, прячут деньги на банковских счетах под системой защиты, в сейфах, со скрипом зубов ждут злополучный рубль на кассе в Пятёрочке после чека на 499. О какой благотворительности может идти речь? Только мультимиллиардерам, запускающим ракеты на банкнотах в космос, такое не чуждо. Люди стали такими мелочными, такими крохоборами, такими зависимыми от денег... То ли при социализме, когда никто не зависим ни от какой валюты, и все жили сытыми и одетыми с тёплых четырёхкомнатных квартирах, а ненужные деньги, что получали на работе, безвозмездно отправляли бедным европейцам и американцам. Ладно, шутки в сторону...       Но в любом случае должны же были остаться люди на планете, не утратившие внутреннее чувство бескорыстной поддержки менее состоятельных? Безусловно. И конечно, все относятся к ним с пониманием, и никто не пытается наживаться на их добродушных сердцах. Хахахахахахах, ладно, извините, это было в последний раз.       Наглядный пример достойной личности для подражания — Соня. Единственная несущественная загвоздочка — средства, которые она раздаёт нуждающимся, не её, а мамины. Не сказать, что их семья жила богато, потому мать не давала денег на что-то лишнее... что всё равно не останавливало её дочь от позывов милосердного сердца. Соня крала деньги из кошелька родительницы, выбегала на улицу и покупала на все деньги вкусняшек своим друзьям со двора. Пакет с покупками выходил колоссальный, ибо из портмоне каждый раз пропадало по 5000-10000.       Понятное дело, такие аферы не оставались незамеченными, посему Соню жестоко наказывали за нарушение восьмой заповеди Божьей. Порой доходило до того, что она физически не могла выйти из дома и порадовать вкусностями друзей по несколько месяцев.       Дети 90-0-х должны помнить «дворовую почту». Когда кто-то из соседнего двора приходил обратно к себе и разносил вести, произошедшие за сегодня. И так дальше, и дальше, и дальше. В нашей истории «дворовая почта» сыграла немаловажную роль, как сказал бы Каневский.       Был и в Сонином дворе такой доносчик, благодаря которому через время всё больше и больше людей из города толпилось вокруг девочки каждый раз, когда она заявлялась на улицу. Конечно, их можно было игнорировать, однако девочке было как-то неудобно отказывать одним, а других — лелеять и угощать. Приходилось как-то изворачиваться: воровать больше денег на нужды улицы.       Изворачиваться приходилось и матери, чтоб сдержать транжирный пыл дочери. Она просто запрещала ей гулять, но даже так ретивая Соня находила способ передать деньги друзьям: сбрасывала в окно.       В один день, когда все методы воздействия на дочь были перепробованы, а сумма отсутствующих денег дошла до 20000, мать решилась на радикальные меры. Собрала вещи дочери, её саму и отвезла в ближайший детдом. Соня, понимавшая в силу сознательности возраста, в чём её провинность, даже не плакала вслед уходившей матери. Решивши узнать получше новоприбывшую, педагог расспросил Соню о причине, по которой она оказалась здесь. Услышав ответ, было принято решение отправить Соню детскому психологу. За две недели проблему удалось проработать, и необъятная Сонина душа ужалась до адекватного объёма.       Через три недели объявилась нерадивая мать и, по совместительству, гений педагогики и воспитания. Ей смогли отдать обратно своего ребёнка, так как это был самый задрипанный детдом и туда принимали детей без расписки. И отдавали, соответственно. По приезде домой мать была приятно ошарашена, как изменил её дочь детдом в лучшую сторону. Самовоздвигнутые лавры уже светились на голове родительницы. Но было одно «но»... дочь стала возвращаться домой с синяками и ссадинами, на что маленькая бестия отвечала, что сама виновата: упала, порезалась, оступилась, поскользнулась.       Но что же в действительности? Все друзья Сони очень порадовались её возвращению, а точнее, возвращению её шелестящих карманов... которых уже не было. От этого все как-то резко перехотели общаться с ней. И всё бы ничего, просто уменьшалось количество детей вокруг Сони, если бы не выходцы с других дворов, старшеклассники. Кто-то, конечно, лишь разочарованно уходил, однако были и более резвые и вспыльчивые товарищи, которые не могли уйти просто так — не зря же они сжигали калории, идя до сюда. Такие личности и избивали, пинали, исцарапывали Соню, беря с неё обет на неразглашение причин увечий.       Все эти издевательства продолжались до одного момента. В один из многих одинаковых дней на двор Сони и её друзей пришли очередные девианты и, узнав всё про упразднения городского спонсора, отреагировали агрессивнее прочих. Они привязали Соню к железной лестнице — такие стоят на каждой детской площадке — закрыли ей рот и принялись избивать её любыми посторонними предметами, что попадутся под руку, да и руками с ногами не брезговали. На эти издевательства отовсюду смотрели «друзья» Сони, но ни один не помог, ибо... зачем она вообще нужна без своей широкой души и настолько же широкого кошеля? Старшеклассники понимали, что они останутся безнаказанными, так как все свидетели — дети, не способные осознать происходящее и кому-то доложить.       Изо рта Сони хлыщет кровь, а рёбра тем временем протыкают лёгкие, заливая всё алым вокруг мириады отверстий от костей. Старшеклассники выбили всю злость, закурили, притушили окурки о привязанное хрипящее тело, прижгя две кровоточащие червоточины, и поплелись поближе к своей компашке с пустыми руками. А Соня всё так и висела на лестнице, склонив голову, точно Христос на Голгофе. Русский Христос...