Прелюдия к истине

— Демуазель. — Мелус? После короткого колебания телохранитель шагнул внутрь комнаты, чтобы лучше разглядеть слабоосвещенное пространство. На кабинет главы Спина-Ди-Росула напрыгнули странные тени — они текли от желтого света настольной лампы, скользили по объемным золотым кудрям, собранным в хвост на затылке, прерывались и утолщались где-то в районе еле заметно вздымающейся груди.        Навия подняла голову, оторвавшись от фотографии, лежащей на столе, и внимательно посмотрела на седовласого мужчину. Мелус склонил голову, вслушался в гудящую тишину кабинета, словно пытаясь уловить эмоциональное состояние босса, и напрягся. — Вы же понимаете, что Он тоже будет там, — наконец проговорил мужчина с яркой хрипотцой в голосе. Блондинка нахмурилась и выпрямила спину, вместе с тем ее голубые глаза сникли, внезапно показавшись абсолютно черными в блике лампы. — Самое важное, что там будут Они, — девушка крутанулась на стуле, подцепив со стола фотографию и, взяв канцелярскую кнопку, резким движением приколола ее к пробковой доске. — Едва ли мы с Ним столкнемся. Она знала, что, если встретится с Ним взглядом, надолго ее не хватит — злость окажется проворнее, и вряд ли ее остановит его должность или положение в обществе. Девушка выдохнула. В последние дни трудно было сосредоточиться — голова гудела от накопившихся дел и возможных перспектив вновь разворошить старое, но далеко не забытое дело. А все потому, что в город прибыли Они — светловолосые путешественники, кажется, уже единственные, кто сумел бы вдохнуть в расследование новую жизнь. Если, конечно, она сумеет их в этом заинтересовать. — Как прикажете, демуазель, — мужчина кивнул и скрылся за дверью, оставляя комнату погруженной в тревожную тишину.

***

Когда решается судьба огромного состояния, человеческая алчность разливается по крови, словно яд.

Стук каблуков по мостовой привлекал внимание прохожих — грациозный отзвук шагов взвивался в воздух, заставляя людей оборачиваться. Мисс Каспар поглядывала на них сквозь густой ворох ресниц, придерживая рукоятку изысканного кружевного зонтика. Ее излишне ровные, напряженные плечи, элегантная грация движений и нечитаемое выражение лица ясно давали понять, что она совершенно не горит желанием возвращаться туда.        Сегодня грело первое сентябрьское солнце спустя почти неделю проливных дождей — ещё не слишком холодное, чтобы надеть пальто, но уже не слишком теплое, чтобы бесцельно бродить по улочкам Кур-Де-Фонтейна. А цель у неё была.        Она приблизилась к фонтану Люсин, стараясь не обращать внимания на оценивающие взгляды, выедающие лопатки. Один глубокий вдох. Один шумный, тяжелый выдох. Спокойствие. Быстрая оценка территории — светловолосой путешественницы здесь нет. А жаль, значит придется тратить время и искать ее до начала шоу.        Навия остановилась, складывая зонтик, и вдруг услышала, как где-то неподалёку прозвучало презрительное: «Посмотрите-ка, кто вернулся. И хватает же ей наглости снова прийти сюда!». На какой-то краткий миг девушка уловила, как сжалось сердце в ответ на эти слова и, нервно облизав губы, нахмурилась. «Чтоб вас всех…»        Навия не просто не любила здание оперного театра «Эпиклез» — оно вызывало у нее отвращение. Здесь она как никогда чувствовала себя уязвленной и в полной мере униженной. Здесь — в месте, где три года назад несправедливо осудили ее отца, она ощущала лишь тянущую под ложечкой злость и пробирающее до холодных мурашек раздражение. И может капельку ненависти. А может и не капельку.        Навия затормозила у громоздкой двери против воли — сама не поняла, как остановилась. Ступни словно намертво приросли к мраморному полу — не сдвинуться с места. И скривилась, глядя на излишне вычурную отделку здания, вдруг вспоминая, как вылетела отсюда в тот злосчастный день. Презрение, раздражение, разбитые надежды — вся эта лихорадочная, горькая смесь вновь просочилась в горло и сжала его. Дыхание сперло, и ей пришлось прокашляться, чтобы взять себя в руки.        Навия честно пыталась подготовить себя к возвращению в это злосчастное место всю последнюю неделю, но теперь отчётливо понимала, что с треском потерпела поражение. Мисс Каспар тяжело сглотнула, всеми фибрами души чувствуя, что по ту сторону двери уже находится человек, с которым видится ей ни при каких обстоятельствах не хотелось. Она уловила, как у неё моментально похолодели руки от напряжения. Одно дело ненавидеть кого-то на расстоянии, и совершенно другое — взглянуть этому человеку в глаза. Навия поежилась и резко открыла дверь. Нет. Она сделает все, чтобы ни на миллиметр не приблизиться к Нему. Яркий свет ламп и начищенных до неприличного блеска колонн сразу вдарил в глаза — под веками заплясали точки, она заморгала. Но самыми невыносимыми стали звуки. О, эти звуки — хохот, звон бокалов у фуршетного стола, отрывки светских бесед — таких правильных и абсолютно безжизненных, трение обуви о мрамор, перемешанное с пустыми восклицаниями о прекрасной погоде — они все действовали ей на нервы. Закатив глаза, девушка достала билет, сверяясь со временем начала представления и настенными часами, висящими в холле. До шоу есть ещё около пятнадцати минут — но где же путешественница?        Навия двинулась вдоль небольшой группы девушек с неприкрытой небрежностью, желая как можно скорее отыскать уборную. Краем глаза она заметила цветастую, глянцевую афишу с изображением шляпы-цилиндра и вишнево-красной колоды карт. Надпись на плакате гласила: «Зрелищные фантасмагории. Таинственное представление великого иллюзиониста Фонтейна. Лини. 17:00. 06.09.1815». Навия хмыкнула и уже было развернулась, чтобы зайти в дамскую комнату, как тихий, слегка хрипящий голос окликнул ее: — Навия, моя дорогая! Здравствуй! — мисс Каспар обернулась, опустив руку с зажатым меж пальцев билетом, и чуть нахмурилась, пытаясь понять с какой стороны раздался шум. Но когда тяжелая, мужская ладонь легла ей на плечо, а перед глазами появилось знакомое лицо, девушка мгновенно расслабилась и широко улыбнулась: — Дядюшка! — она порывисто прижалась к нему в теплом, крепком объятии. — Как прекрасно, что ты предложил нам куда-то выбраться вместе! Кажется, мы не виделись целую вечность! Девушка с трудом сглотнула, но уже не чувствовала прежнего напряжения. — О, брось, я помню, как еще в детстве ты кричала от восторга, смотря на иллюзионистов, «магов» и клоунов, так что привести тебя сюда стало отличным поводом вспомнить былые времена, повеселиться и расслабиться, — мужчина осторожно притянул девушку к себе, вновь увлекая в объятия. — Слышал, дела организации стали лучше? Ох, ты, несомненно, прекрасно справляешься после… После нашей общей утраты. — Да, дядюшка, мы работаем над улучшением нашей ситуации! — бойко отозвалась глава Спина-ди-Росула и обворожительно улыбнулась. Рядом с родным человеком она, несомненно, почувствовала себя куда лучше. — Смотрю, ты сегодня одна, — усмехнулся мужчина, отстранившись. Его охрипший от частого курения голос был сух, как пергамент. — Где твои верные помощники? — О, у них есть некоторые дела в штабе: помогают разобрать и, собственно, проконтролировать поставку партии макарон к нашим партнерам в квартал Набонэ, — затараторила девушка, прервавшись на пару секунд лишь для того, чтобы смахнуть лезшую в лицо завитую прядь. — Лучше расскажи, как у тебя дела? За легкой беседой с близким человеком оставшееся время до начала шоу пролетело незаметно для Навии: взгляды и перешептывания перестали её волновать, и на смену тревоге и раздражению от пребывания в ненавистном театре, Навия ощутила прилив интригующего предвкушения. Она действительно любила яркие шоу иллюзионистов ещё с детства, и нередко приходила на них с дядей, когда отец был занят делами. Теперь морщинистая улыбка, различимая из-под седых усов вызывала приятные нотки ностальгии по тем беззаботным временам. Когда холл уже был полон нарядных, возбужденных предстоящим представлением гостей, высокие двери были распахнуты услужливыми лакеями, запуская шумную толпу в торжественный бордовый зал, сверкающий огнями многочисленных хрустальных люстр. Холл наполнился ароматами различных пород дерева и текстиля. Немного затхлый, вековой запах, ассоциирующийся обычно только с театром. Но для Навии этот запах был напоминанием об одном лишь страшном дне, против десятков радостных вечеров, навсегда оставшихся в беззаботном прошлом. Она поморщилась. Ассоциации с детством и многообразием фонтейнских спектаклей улетучились. В горле неприятно засвербело.        Словно водоворотом Навию подхватила многоликая толпа, разлучив её с дядюшкой, которого девушка в тот же миг потеряла из виду. Навия старалась хотя бы удержаться на ногах и отыскать свое место, но лишь нервно бегала взглядом по головам. Уже оказавшись в зале, Навия ощутила, как глянцевый билет предательски выскользнул из пальцев. — Черт! — вырвалось из уст. Всё негодование от пребывания здесь выплеснулось наружу из-за такой мелочи. Навии пришлось развернуться: выдохнув, она двинулась против движения толпы, спешно протискиваясь меж идущих ей навстречу. — Навия! — услышала она голос дяди где-то в стороне и обернулась, не заметив, как налетела на кого-то прямо перед собой. — Прошу прощения. — Знакомый голос. «Только бы не Он». Но вернув взгляд прямо перед собой, она с нескрываемым разочарованием узнала в мужчине напротив верховного судью. И ко всему прочему в его руках был билет. Её билет. — Мисс Каспар, Вы, кажется, обронили. Он протянул ей билет. Толпа аккуратно обтекала вокруг высокой статной фигуры, словно ручей о лежачий веками камень. Лицо его тоже было словно каменное: пустой, безразличный взгляд и не единой дрогнувшей мышцы. Отвратительно. \ — Благодарю. — Она взяла билет из его рук и, притопнув каблуком, сделала быстрый, даже резкий реверанс, напоминающий скорее плевок в лицо, нежели акт этикета, и зашагала прочь, теряясь в плотном потоке людей. «Черт. Черт. Черт!» — Надо же, посмотрите на него, ну просто эталон вежливости… Вы, кажется, обронили, это ваше, и спасибо вам, и пожалуйста. Какое тебе вообще дело до того, как, что и где я роняю… — злобно ругалась девушка себе под нос, сворачивая на нужный ряд. Большинство людей уже заняли свои места — некоторые пытались настроить камеры, чтобы заснять легендарное выступление маэстро, другие же продолжали поддерживать тон светской беседы, из-за чего в зале по-прежнему стоял неприятный ушам гомон. Навия начала протискиваться сквозь сидящих, отчаянно надеясь успеть занять свое место до начала представления — кажется, прозвучал уже второй по счету звонок, сигнализируя о том, что буквально через пару минут погаснет свет. От аромата старой, «исторической» древесины ее желудок начало скручивать — этот режущий запах вторил ей лишь об одной ассоциации. И как бы Навии не хотелось сосредоточиться на выступлении, она чувствовала, что с каждой секундой лишь больше погружается в трясину из психологических неврозов, слез, и постоянной, полной, несокрушимой беспомощности. Все как в тот раз. Как в тот день. С разницей лишь в том, что сегодня была пятница, а тогда — вторник.        Она сглотнула и посмотрела на билет, удостоверившись в правильности соответствия сидения и номера, напечатанного на бумажке. И застыла, совершенно ошеломленная. 14.        На билете было прописано: 28 ряд, место 14. Воспоминания прошибли ее голову, словно удар бейсбольной биты — это те же места, которые достались им с дядей на первом и единственном заседании Господина Калласа. На том самом гребаном слушании, которое просто перевернуло всю ее жизнь. На слушании, где на глазах у всей общественности, а самое главное — на ее собственных глазах, его наглым образом обесчестили и застрелили. Не в силах сдержать порывистый вздох, девушка вздрогнула всем телом и буквально вцепилась в билет. Пальцы от волнения вспотели, и на глянцевой бумажке остался характерный, темный след. Почему она не заметила этого раньше?! Девушка продолжала проедать чертову цифру «14» глазами, пока фокус ее не поплыл, а в уголке глаз презрительно не защипало — мисс Каспар поняла, что еще секунда промедления и она не сдержит лицо. Она просто расплачется. Но тут вдруг дядя слегка прикоснулся к предплечью девушки, заботливо утягивая ту в обитое красным бархатом кресло. Она не могла в него сесть — буквально чувствовала, что как только соприкоснется с сидушкой, ее задницу обожжет. Но времени больше не осталось — где-то там позади остался третий звонок, и теперь роскошные, сияющие люстры начали гаснуть одна за одной, точно восковые свечки в ветреную ночь. Зал мгновенно затих и погрузился в предвкушающую, волнующую темноту. Слишком тревожную и знакомую. Невыносимую. Навия снова сглотнула и почувствовала только горечь на языке, будто бы проглотила половину бутылки кодеинового сиропа от кашля. Она вдруг резко скривилась и схватилась за бортики кресла, впиваясь ногтями в покрытое свежим лаком красное дерево. Злобный, совершенно дурацкий голос вдруг прошептал: «Убирайся отсюда. Черт возьми, Навия, бери себя в руки и сваливай отсюда». Что это было? Предчувствие? Проницательность? Хваленная острая интуиция? Она понятия не имела, но от нервов ее начало заметно потряхивать, а по гортани пополз комок тошноты. Девушка сильнее вжалась пальцами в гладкое дерево, оставляя в нем крошечные, едва заметные вмятинки.        Внезапно кто-то прикоснулся к ее плечу. У нее аж сердце упало в пятки — да так тяжело стало в груди, что она неосознанно задержала дыхание. Какая-то часть ее рациональности понимала, что это всего лишь дядя, ее родной и любимый, единственный оставшийся из семьи, но другая, более уязвимая часть, все ровно вздрогнула почти с криком.        Ее сердце вновь вернулось под ребра, но забилось с такой силой, что она чувствовала его сокращения где-то в висках и под коленками. В ушах начало давить — и заместо обеспокоенного тона и «Милая, у тебя все в порядке?», она услышала лишь белый шум. Коротко, слишком резко кивнув (кажется, она сегодня все делает весьма неаккуратно), девушка до боли сцепила зубы, рвано сглотнула и выдавила из себя самую счастливую улыбку, на которую только могла быть способна. — Все в порядке, дядя, спасибо. Свет окончательно погас, и перед голубыми глазами в абсолютно неконтролируемом потоке разбежались воспоминания. Казалось, пройдет еще секунда, и прожектор озарит трон верховного судьи — исполина справедливости, столпа порядка, гаранта власти. Казалось, что вот Он, выйдет на сцену, его мантия забликует в теплом луче света, а металлический наконечник трости с силой ударится об пол, провозглашая единственно верный, оправдательный вердикт. А как еще может быть? Ведь совершенно очевидная подтасовка фактов, вменяющих господину Калласу вину, для такого сведущего юдекса, как месье Невиллет, будет более, чем прозрачна. Точно капельки росы на утренней траве после тумана. Разве можно в этом усомниться? В трезвости ума судьи или невиновности ее отца? Ведь это же он, Каллас, который одним из первых организовал спасательно-поисковую группу, когда узнал о жестоких убийствах, ведь это он потратил целый год на проведение этого чертового расследования преступления, в котором его же и обвинили. «Я, юдекс Невиллет, верховный судья Кур-де-Фонтейна, согласно вердикту Оратрис Меканик д’Анализ Кардиналь признаю господина Калласа виновным в убийстве семи трагически пропавших девушек…» Виновным — отчаянно повторилось на языке, и Навия почувствовала, как напряглись все мышцы на плечах и шее. Но заместо трона юдекса, прожектор был направлен на сцену. Щелчок. Она начала от волнения покусывать губы, съедая персиковый блеск и невольно бегая глазами по головам зрителей, будто пытаясь их пересчитать. Щелчок. Свет ярко забликовал, раскидывая цветастые пятна по всему залу — глаза мгновенно затянула горячая, слезящаяся пелена. Щелчок. Музыка приняла новую веху, играя мотив, кажется, слишком устрашающе, нежели таинственно. Навия вдруг с ужасом поняла, что вообще не заметила момент, когда она начала свою трель. Щелчок. Все резко прекратилось. Музыка прервалась, видимо тем самым призванная лишь усилить внимание и томление зрителей, но единственное, что она смогла усилить у Навии — панику. Прожекторы погасли. Зал наполнила непроглядная, кромешная темнота.        Внезапно ей в голову пришла мысль, что, если бы на представлении оказался вор, он бы беспрепятственно обчистил карманы. Словно в ответ на эту мысль, она почувствовала покалывание у основания шеи, и уже было поднесла руку к изысканному перегибу ключиц, как сцена озарилась ярким желтым светом, представляя гражданам Кур-де-Фонтейна легендарного иллюзиониста и его верную ассистентку. Навия опустила руку, так и не дотронувшись до похолодевшей кожи на шее, и устремила все внимание на сцену. Ей удалось немного взять эмоции под контроль, пока тело не пронзил какой-то странный, но излишне навязчивый импульс: «Маскарад начался». Прославленный иллюзионист начал с дежурных трюков, которыми, казалось, уже никого не удивить, разве что зевак на площади. Но народ Фонтейна, собравшийся на шоу даже с самых дальних уголков водного региона, восторгался каждому его жесту и слову. То и дело слышались возгласы и вздохи с соседних кресел и в глубине зала. Напряжение разбавлялось звонким смехом детей и шумными аплодисментами, стоило очередному «чуду» свершиться на сцене.        Навия держала фокус на мельчайших деталях, не давая эмоциям вновь взять верх и захлестнуть её, только-только обретшую над собой контроль: Пальцы в лайковых перчатках, изящно орудующие реквизитом — то шелестящими картами, вихрем разлетевшимися по залу, то цветными лентами, тянущимися одной бесконечной лентой из его черного цилиндра. Легкая поступь Линнет, сестры и помощницы главного шоумена, её серьезные черты лица, чуть напряженные — она внимательно следила за всеми действиями брата, оказывая безмолвную тому поддержку. Плавно двигающиеся прожекторы периодически ослепляли, после чего в глазах ещё несколько секунд танцевали солнечные зайчики. Музыка то набирала обороты, то наоборот затихала, создавая необходимое в определенные минуты напряжение в зале. Многочисленный оркестр активно двигался в оркестровой яме, словно единый организм, сросшийся из множества рук и голов.        Следя за быстро мелькающей палочкой дирижера, Навия наконец заметила цель, ради которой преодолела все сомнения и реальную, физическую боль, перешагивая через себя каждый раз, когда думала развернуться и отправиться домой. А сколько раз её посещала эта навязчивая идея — и сосчитать невозможно. Но ради справедливости, как противно это ни звучало в её собственных мыслях, она должна была бороться, поднимаясь вновь и вновь, даже когда казалось, что сил не осталось. Поэтому она здесь, поэтому она должна сохранить максимально приветливое и приторно сладкое выражение лица, чтобы произвести впечатление, чтобы завладеть Их вниманием. В первом ряду вновь что-то блеснуло. Это точно Они. В груди сжалось — её надежда, её спасение, её справедливость — так близко.        Буравя взглядом золотую макушку путешественницы, Навия и не сразу заметила, что буквально на соседнем сиденье, слева от той, возвышалась беловолосая фигура. Кровь быстрее побежала по жилам, выбивая Навию из с таким трудом обретенного состояния шаткого спокойствия. Ногти чуть сильнее, до боли, вонзились в деревянные подлокотники.        Музыка затихла и внезапно свет погас совсем. Оглушительная тишина обрушилась на воцарившуюся тьму в зале. Кажется, можно было услышать трепет сотен взволнованных сердец.        Навия вздрогнула, еле сдержав крик: кто-то коснулся её пальцев. — Навия, дорогая, ты так взволнована… — шепнул дядя совсем рядом с ее ухом. В его голосе слышалось явное беспокойство. Нужно было держаться лучше! Навия медленно, едва слышно выдохнула, и слегка похлопала ладонью по лежавшей рядом морщинистой руке, демонстрируя, что всё в норме. Улыбка вернулась на её лицо, пусть и в кромешной темноте этого никто не смог бы разглядеть.        Искусственно созданная ночь задержалась в зале совсем недолго: спустя считанные секунды зажегся один единственный центральный прожектор, осветивший центр сцены широким золотым лучом.        За этот короткий промежуток времени глаза успели отвыкнуть от яркого света, и Навия невольно прищурилась. — Кульминация! — в словах дяди слышался нескрываемый восторг: этого момента он словно ждал на протяжении всего шоу, будто ребенок. — Всё ради одного идеально организованного… фокуса! — пояснил он для Навии. Навия тоже вернула внимание на сцену: посреди неё стоял лишь один неприметный ящик, украшенный цветными декорациями. Когда распахнулась дверь и на сцену грациозно вышел Лини, зал встрепенулся и зашептался — не только дядюшка ждал именно этого фокуса. — Такого ещё никто и нигде не видел! — послышалось с задних рядов. Лини ходил по сцене, растягивая время, завлекая зрителей и усыпляя их бдительность сладкими речами. Навия охотно отметила про себя, что он и сам выглядит не менее взволнованно, чем большинство зрителей. Он предвкушал свой успех, смаковал восторженную реакцию публики, которая вот-вот вырвется и разлетится по залу, словно конфетти из хлопушки.        Навия старалась не терять из виду его самого, но и периодически поглядывала на путешественницу: не покинет ли та шоу раньше времени.        Музыка становилась напряженнее, а зрители повытягивали шеи, чтобы уж точно ничего не упустить из виду. Навия тоже чуть подалась вперёд, вместе со всеми. Лини выбирал случайного участника представления — того, кто испробует волшебство на себе лично. «Только бы не я.» — мгновенно пронеслось в ее мыслях. Нельзя терять бдительность. Ведь единственное, что сдерживало порыв встать с чертового кресла и выбежать из вонючего старого зала — златовласый затылок. Всё остальное — декорации и белый шум, который нужно смиренно переждать. Светловолосая миниатюрная девушка с ликованием бежала к сцене по длинному центральному проходу. Все взгляды были обращены на неё: это была ее минута славы. Наверняка после этого вечера все друзья и знакомые расспросят ее — какое оно наощупь — волшебство магистра Лини? Вновь речи иллюзиониста, тянущиеся, казалось, бесконечно. Навия в нетерпении закинула ногу на ногу. Скорее бы уже вдохнуть свежего воздуха, хотя бы выйти в просторный холл.        Лини галантно проводил дрожащую от восторга даму к подготовленному в центре зрительного зала второму ящику. Щелк, и дверца магического ящика плотно закрылась, скрывая за собой улыбающуюся блондинку. Щелк, и за Лини тоже закрылась дверца ящика на сцене. Публика, улюлюкая, начала обратный отчет по велению иллюзиониста: 59…58…57… Многие повскакивали со своих мест, чтобы видеть сцену как можно лучше. Навия тоже привстала, чтобы не потерять из вида свой собственный ориентир. Путешественница внимательно следила за происходящим. Музыка становилась громче, меняя ритм, но её все сильнее заглушал звонкий многоголосый счет: 25…24…23… Какое-то непонятное волнение заискрилось в груди, точно маленький факел, указывающий на что-то угрожающее во тьме. Сердце внезапно застучало где-то в горле: она ощутила, насколько горячей была кровь, лихорадочно бегущая по телу, и вязко сглотнула, осознав, что ей совершенно не хочется услышать окончание счета. Навия на автомате сжала губы, чтобы не испустить ни единого звука — довольно и так чрезмерно заметной взвинченности, и отвратительно скрываемой панической атаки. Вместе с тем волосы на ее затылке встали дыбом: девушка поморщилась, и вдруг подумала, что резные, массивные двери, ведущие в зал театра, сейчас же закроются сами по себе, и все они останутся в ловушке. Странная мысль, но от того более навязчивая.        Навия принялась быстро-быстро стучать пальцем по подлокотнику кресла — если не дать этому выхода, ОНО ее просто пожрет изнутри. Она сидела в кресле настолько неподвижно и напряженно, что ощущала, как от волнения постепенно онемели ступни — это болезненное покалывание, делая ноги предательски слабыми, взбиралось все выше, пока не долетело до тазовых косточек. В ответ низ ее живота вспороло режущим импульсом. Девушка потерла ладони друг об друга, заметив, что те неприятно покрыты липким, холодным потом.        Внезапно послышался скрежет откуда-то сверху — даже музыка оркестра не до конца заглушила его. Навия, вздрогнув, невольно подняла глаза: прямо над сценой вновь появился стеклянный резервуар с водой, однако, на этот раз в нем была не Линетт, а та самая, случайно выбранная девушка из зала. Было видно, как она улыбается, и пузырьки воздуха исходят от уголков ее рта вверх.        Внутри Каспар все похолодело: увиденное казалось ей чем-то по-настоящему жутким: светлые волосы девушки развивались в воде, а цвет ее кожи казался неестественно холодным и ярким. Но публика пребывала в настоящей эйфории от такого неожиданного поворота на сцене. Когда блондинка помахала в зал рукой: народ чуть ли не запищал от радости. Но стеклянный куб стал подниматься снова под потолок так же внезапно, как появился, и спустя несколько секунд не было видно ни его, ни юной леди, заточенной внутри.        Такой изящный ход иллюзиониста, призванный отвлечь внимание зрителей, только раззадорил их еще больше. Навия слышала ликование в голосах этих людей. Она слышала восторг и легкий, невесомый натиск смеха. Себя же она ощущала выброшенной на берег рыбой — уязвимой и бесхребетной. Также, как и экстаз от предвкушения волшебства, мисс Каспар слышала счет. И с каждой названной цифрой, оседающей мертвыми, крючковатыми пальцами на плечах, ей становилось холоднее. Внезапно мозг прошибло осознание: что-то пойдет не так.        Словно в подтверждение этому внезапному открытию по зрительному залу пролетел сухой, громкий звук. Навия вдруг резко села ровно и чуть наклонилась вперёд, пытаясь разглядеть что-то в громоздком шкафу, размещенному посреди сцены. Она даже перестала следить за путешественницей — так ее поразил этот секундный шум. Навия моргнула раз-другой и медленно повернулась, посмотрев на дядю. Взгляд его черных, как угольки, глаз не вызвал в ней спокойствия или умиротворения: кажется мужчина был напряжен не меньше. Может быть, это она заразила его своей паранойей? «Что-то пошло не так. Что-то пошло не так. Что-то пошло не так», — повторяла она про себя, будто в бреду. Каспар понятия не имела, почему решила, что что-то вышло из-под контроля, но эта мысль настолько поразила ее, что у девушки мгновенно пересохло в глотке. Она широко распахнула пышные ресницы и взволнованно закусила изнутри щеку. Теперь ее чертовски сильно тошнило. Тем временем, счет продолжался. Десять… Девять… Этот шум, эти голоса, эти люди, эти числа — все это невероятно напрягало, как-то первобытно обостряя ее инстинкты. Слишком возбужденно. Слишком беспорядочно. Восемь… Семь… Какой-то дикий хаос, внутри ее и снаружи. Шесть… Пять…! Внезапно в нос ударил запах грязи и сырости: она неосознанно задержала дыхание, ошарашенная этим «букетом».        Глупости! Быть того не может, просто показалось. А даже, если не показалось — время от времени вещи приходят в негодность, сыреют и пахнут неприятно — наверняка из-за старости и, при всей возможной обновлённости, изношенности. Тем не менее, странное нехорошее предчувствие крепко засело в горле. Перед глазами все еще стояла картинка улыбающейся девушки в стеклянном кубе. Четыре… Три…! Два…! Заветное: «Один!» И тут же сцена погрузилась во тьму, как по приказу кукловода. В воздухе повисло волнительное ожидание: кажется, у всех в этом зале одновременно перехватило дыхание. Напряженность, которую Навия ощутила минутой ранее, перенеслась на сцену и усилилась до пугающих масштабов. Ей будто снился кошмар! Такой реалистично жуткий, что никак не удавалось проснуться. Незаметно, она ущипнула себя за запястье. Нет, это не сон.        Софиты вспыхнули за секунду, мазнув по голубой радужке колким отблеском. Музыка отбила несколько кульминационных тактов, и магистр Лини ловко выскочил из ящика, размещенного в главном проходе партера. Зал мгновенно взорвался аплодисментами.        Чуть ли не половина зрительного зала тут же повскакивала со своих мест, не веря своим глазам. Навия подорвалась следом, едва удерживаясь на ослабевших ногах. Отступив на полшага от своего кресла, девушка уставилась на иллюзиониста огромными, потемневшими от ощущений глазами, не понимая чувствует облегчение или тяжесть. Как вдруг магистр Лини взмахнул рукой и, повинуясь своему господину, сцена загорелась столбами огненных фейерверков. Со всех сторон полетели конфетти, ленты, блестки, даже воздушные шарики, видимо лишенные гелия.        Радостные крики детей, хохот и восторженное «Браво! Браво! Браво!» взвились над залом, заставляя магистра растянуться в прекрасной, широкой улыбке. Кто-то закричал восторженное «Невероятно!» на первых рядах, и Навия невольно перевела взгляд на сцену. — Как думаете, не пора ли нам вернуть прекрасную леди? — иллюзионист изобразил задумчивость, приставив палец к подбородку. Зрители хором загудели протяжное «Да-а!». Лини, удовлетворенно кивнув, вальяжно проследовал обратно на сцену. Он выглядел так, будто бы у него все под контролем. Навия старалась закрепить эту мысль у себя в голове. «Все почти закончилось». Послышалась барабанная дробь. Зал в такт застучал ногами об пол в нетерпении и каждый очередной удар отражался в голове Навии гудящей болью. Наконец, Лини настежь распахнул дверцу таинственного ящика: пусто. Было видно, как он замер в изумлении: — Мисс? — он обернулся к залу, с лицом, на котором читалось неподдельное удивление. — Не понимаю, что пошло не так! Мы репетировали столько раз… Коуэлл! На сцену, мельтеша, выбежал помощник фокусника. — Может быть… Может быть фокус работает только с моим помощником? Давайте-ка попробуем… Молодой человек покорно закрылся в ящике, пока по залу бежала волна непонимающего шепота. Навия чувствовала, как тревога, словно паразит, вновь грызла ее изнутри, перехватывая дыхание. — Давайте еще раз посчитаем. Все вместе! — Лини подбадривал толпу, считая вместе со зрителями: Пять… Четыре…        Три… Дв-… Не успел Лини закончить отсчет, как громкий до свиста в ушах звук лопнувшей веревки вспорол воздух театра «Эпиклез». Навия уже было схватилась за рукоятку зонтика, совмещённого с оружием, как с первого ряда раздался истерический детский вопль — она непроизвольно рванулась к проходу, но не сделала и шага, как на сцену слетел, будто бомба, огромный резервуар с водой. Он пролетел так стремительно, что она даже не успела вскрикнуть. Ее сердце, казалось, на секунду остановилось. Резервуар, врезавшись в стоящий под ним шкаф, перекосился и, рухнув на пол, разлетелся вдребезги. Послышался звон стекла, затем всплеск хлынувшей воды. Странное, неразличимое чёрное пятно показалось на подсвеченной золотым лучом прожектора сцене. Зал настигла такая звенящая тишина, что Навия слышала только грохот собственного сердца в груди. На сцену медленно вытекла мертвая, ярко-розовая девушка в окружении плохо различимых серых бумажек. «Это что… Деньги?» — Господи… — почти промычала Каспар, едва живая от ужаса. Где-то там, в глубине сцены, до отказа набитой разлетевшимся стеклом и древесиной, виднелся кусочек оторванной, мужской руки, и очередное пятно — бордовое, но ещё горячее. Наконец, по рядам пролетела первая волна звуков — от продолжительного, неуверенного «А-ах» до шокированного «О-ох!». Затем раздался жуткий шелест одежды в воздухе — кажется публика начала активно вскакивать со своих мест, пытаясь найти взглядом побелевшего от ужаса магистра, будто бы его с каждой секундой бледнеющее до неестественного цвета лицо смогло бы дать им точный ответ — а не часть ли постановки все это? Но Лини молчал, глаза его были поражено распахнуты, тело не шевелилось вовсе — и только бешено стучащая жилка на шее выдавала в нем живого человека. Гидро Архонт — богиня справедливости, до этого момента предпочитающая оставаться на своем троне, вдруг вскочила на ноги и привалилась к парапету балкона, врезаясь немигающим взглядом в разбитую сцену. Снизу было не видно, как истерически бегали ее зрачки, а губы сжимались в сухую, тонкую линию. Затем раздался он. Первый сосущий, ужасающий вдох, предшествующий разрывающему перепонки крику. Чей-то голос (Навия даже не разобрала, мужской или женский) отразился от стен, и Каспар ощутила, как закололо виски — зал будто внезапно сократился в размерах. Стало как будто бы еще темнее. И жарче. Так душно, что пот, собираясь каплями на коже, начал ползти по спине.        Люди вокруг нее погасли один за одним — Навия вдруг выпала в совершенно ледяную прострацию, не ощущая ни дыхания в теле, ни земли под ногами. Но тут снова возник тихий ропот, стремительно перерастающий в крик: — Что происходит? Люди оглушительно завопили — все окончательно поднялись со своих мест, пытаясь как можно лучше разглядеть некогда сцену, а теперь — место преступления. — Скажите, это часть шоу? — прокричал кто-то сзади. — Господи, эта же девушка! — заорали спереди. — Там кровь! Люди, там кровь! — послышалось слева. И вдруг сквозь все крики, взревело пронзительное: — А-а-а-а-а! Там рука! Господи! Там валяется оторванная рука!!! Внезапно чья-то статная фигура шагнула в проход партера, повернулась лицом к зрителям и, ударив железным наконечником трости по ковролину, громовым голосом перекрыла гвалт толпы: — Тишина! Навия оказалась прикована к этому проклятому месту в проклятом зале, будто её запястья и щиколотки прочно обвили ремнями, что невозможно было пошевелиться. Она вздрогнула всем телом и подняла помутневшие от шока глаза на судью.        Месье Невиллет, не отрывая взгляда от панически суетящихся горожан, почти прошипел, но так громко, что Каспар тяжело сглотнула и покрылась испариной: — Я, юдекс Невиллет, призываю всех к порядку. Немедленно прекратить панику. — Голос его даже не дрогнул — никакого намека на волнение или удивление. Абсолютно холодный, бесстрастный, стальной. Мужчина бегло посмотрел на кого-то в зале, но направление его взгляда осталось неизвестным. Он сжал рукоятку трости и продолжил: — На этом представление окончено! Срочно вызвать медиков! Жандармы группы А — займитесь сценой и артистами. Жандармы группы Б — организовать уголовно-процессуальную процедуру допроса всех свидетелей в холле. Двери театра заблокировать — никого не впускать и не выпускать до окончания первичных следственных действий. Выдать каждому зрителю по бутылке воды. Ждать моих дальнейших распоряжений. В зале словно перекрыло кислород. При речи верховного судьи воцарилась давящая тишина, намного острее ощущаемая внутри этих глухих, безжалостных стен. Тем временем вошедшие жандармы группы А — признанные оперативниками быстрого реагирования, прошагали ровными рядами в центр зала и рассредоточились вдоль сцены, образовывая плотное кольцо между зрителями и местом преступления, с которого истекала мутная, бордовая вода. Неморгающий взгляд блондинки, несмотря на жандармов, так и остался устремленным к центру сцены.        Пугающе ненатуральный ярко-розовый цвет кожи жертвы вызывал животный ужас, сворачивая желудок в тугой комок. Кажется, ещё чуть-чуть и Навию вывернет — горло уже стягивалось в рвотном спазме. На языке ощутился горький железный привкус: свежая кровь, растекающаяся по полу, уже почти дошла до края сцены, ещё чуть-чуть и она накроет весь зал.        Хотелось заткнуть рот и нос, чтобы укрыться от этого тошнотворного запаха. Дыхание то обрывалось, то резко учащалось, легкие требовали воздуха, но при очередном движении грудной клетки дыхательные пути вновь блокировались дурным амбре из крови, затхлости и сырости. К горлу уже подступала горькая желчь.        Она чувствовала, как кровь будто отливает от кончиков пальцев и лица, делая их холодными, немеющими. Уши будто заткнуло пробками, через которые слабо пробивался еле различимый шум нарастающей агонии в зрительном зале. Где-то на периферии зрения замелькали тени людей, по-видимому, начинающих собирать вещи со своих мест. Они преграждали ей обзор, но её прямой взгляд не дрогнул, будто пронзая их насквозь. — Ха-ха-ха, это просто возмутительно! — вдруг раздался откуда-то сверху знакомый голос. В зале в который раз за это чертово шоу наступила оглушительная тишина, настолько тревожная, что стало слышно перебивку дыхания людей вокруг. Все замерли. Снова остановились и подняли головы. Навия вздернула подбородок, сощурилась и вгляделась в миниатюрную фигурку Леди Фурины. Архонт же сложила руки на груди в показательном жесте и гневно уставилась на едва стоящего на ногах иллюзиониста. — Неужели вы считаете, что можете разыграть такое представления на глазах у высшей власти Кур-де-Фонтейна и остаться безнаказанным? Неужели вы считаете, что использовать в качестве финальной точки столь отвратительную загадку уместно?! Навия едва переборола себя, чтобы не закатить глаза. Как она может вести себя так фривольно, так наигранно после всего, что случилось, черт подери?! Тем временем голос Леди Фурины дрогнул и перешел на несколько более высоких тонов — она театрально закричала: — Вы так нас недооцениваете?! Все ваше шоу — страшная провокация, вызов! И вы будете за это наказаны, Господин Лини. Я, леди Фурина, выдвигаю обвинение против магистра Лини и его труппы и обвиняю его в совершении ужасного преступления, свидетелями которого мы с вами стали! Внезапно вокруг поднялся страшный шум, будто резко сорвали затычку у крана: народ встревожено зашипел. Неужели этот парень действительно изысканный, хладнокровный убийца?! — читалось в их глазах. Каспар перевела взгляд на Лини, который безуспешно пытался оправдаться, и увидела, как близ стоящие к нему люди в страхе отпрыгнули, будто боясь, что он вот-вот достанет пистолет и продолжит «шоу». Какая глупость! Разве это не очевидно: у иллюзиониста совершенно нет мотива, — вдруг вскричала она про себя. Кто будет так долго рекламировать свое шоу, столько времени тратить на создание своей репутации, а потом просто брать, и на глазах у всех совершать убийство?! Почти прилюдно подвергать себя казни! Вы смеетесь? Это нелогично, тупо и бессмысленно. И совершенно неинтересно.        Наконец, в зал проникла вторая оперативное группа — и люди пришли в движение, толпясь у выхода.        Продолжая сверлить взглядом сцену, Навия наконец с ужасом отметила, что уже видела платье несчастной жертвы сегодня: всего несколько минут назад, таких протяжных вымученных минут, когда та вприпрыжку бежала навстречу волшебству и мимолетной славе, а теперь ее ядовитого цвета тело исполняло последний акт в спектакле под названием «Жизнь». Знакомые черты жертвы отрезвляли, Навия внимательно рассматривала детали ее одежды, светло-русый цвет волос, некогда сложенных в скромную укладку, от которой теперь мало что осталось — локоны, изрядно пропитанные водой, смешавшейся с кровью, сбились, спутались и напоминали больше паклю, нежели женские волосы. Навия сглотнула уже долго висящий в горле комок. Она определенно видела девушку раньше, но где? Каспар усердно пыталась напрячь остатки сознания, которое вовсе отнюдь не было способно совершать какие-то усилия в состоянии абсолютного ужаса и шока. Но эти попытки постепенно возвращали девушку в реальность: шум вокруг становился более громким и различимым. Это был уже не глухой однородный гул, а отдельные слова, крики, детский вой, мелкие и тяжелые шаги. — Навия! Навия, детка, надо скорее покинуть зал. — Наконец, слова дяди тоже пробили завесу оцепенения, и Навия резко обернулась к нему с пустыми, полными ужаса, глазами. Какое-то время она молча смотрела на него невидящим взглядом, не различая черт лица, продолжая плавать в своих ощущениях и путающихся мыслях. Затем его взволнованное, обеспокоенное лицо стало видеться четче, а онемение в конечностях будто начало отпускать. Она размяла дрожащие пальцы, все ещё не в состоянии так же быстро прийти в движение, как напуганные люди вокруг, и торопящий её дядя. — Навия, пойдем же, тебе не нужно тут больше находиться. Произошло нечто ужасное… Как будто она сама этого не заметила! Она вновь посмотрела на яркое пятно на сцене, а затем вернула взгляд дяде. — Навия, всё будет хорошо. Пожалуйста, послушай меня, — он взял её обмякшую на подлокотнике руку в свои. Тепло шершавых старческих ладоней укрыло одеревеневшие пальцы Навии, — детективы, жандармы и месье Невиллет во всем разберутся. Преступник будет найден. Его слова, призванные её успокоить, оказали обратный эффект. Будто стрелой, они пронзили её застопорившийся рассудок: разберутся?! Преступник?! Три года назад уже нашли «преступника», уже разобрались. Чушь собачья! Эти идиоты не видят ничего дальше своего носа.        Навия выхватила руку и встала на носочки, чтобы снова видеть сцену. В очередной раз пробежавшись взглядом по тому, что осталось от несчастной, её внезапно осенило: она точно видела ее раньше. Навия сжала руки в кулаки до побелевших костяшек. Ногти больно впивались в собственные ладони. Боль отрезвляла. По спине бежал леденящий холод. Жертва — юная девушка. Снова.        В ее уже изрядно измученном рассудке формировалась цепочка мыслей. Возможно, девушка действительно оказалась выбрана совершенно случайно рандомайзером Лини. Убийство ради убийства? Догадка звучала в ее голове совершенно дико. С другой стороны, юная леди могла оказаться в ящике не случайно… Почему же она кажется такой знакомой?!        Перед глазами замелькали жертвы преступлений серийного убийцы, который начал орудовать в Фонтейне более десяти лет назад. И который был всё еще на свободе, хотя в этом зале едва ли найдется хотя бы пять человек, которые с ней согласятся. Для остальных — справедливость уже состоялась: виновным официально был признан Каллас Каспар, а затем бесчестно лишен жизни. Сердце сжалось в комок болезненной судорогой. Навия знала, что должна непременно в этом разобраться. В сегодняшнем происшествии определено зарыт ключ к ответам, которые она отчаянно пытается найти уже несколько лет. Если этот ублюдок снова решил взяться за старое — она непременно его найдет. И тогда он ответит за всё, что сделал. — Навия… Прошу, месье Невиллет объявил, чтобы все направлялись в холл, пойдем же скорее. — Дядя осторожно коснулся её руки, чтобы не напугать. Он уже тоже сделал несколько коротких шагов к выходу. — Дядюшка, ты иди. Мне нужно кое с чем ещё разобраться. — Она краем глаза ещё подглядывала в сторону сцены, и заговорила тише, — я должна узнать, что происходит. Я тебя догоню. Навия наблюдала, как дядя неохотно отошел от нее на несколько шагов и, обойдя наблюдающую за ним девушку, скрылся в потоке спешащих к выходу из зала. Она терпеливо выжидала, пока толпа чуть отхлынет, позволяя ей легче пробраться к первым рядам: златовласая девушка все ещё была там, и Навия не спускала с неё взгляд. Внезапно на нее накатила старательно сдерживаемая волна раздражения: «Месье Невиллет объявил… Месье Невиллет разберётся… Да пошел бы к черту месье Невиллет!» Как вообще можно было воспринимать всерьез слова этой власти?! Один осуждает всех без разбора, а вторая бросается абсурдными обвинениями. Как вообще можно было воспринять всерьез слова леди Фурины?!        Это глупое обвинение не казалось Навии чем-то серьезным и здравым, просто попытка сделать на этом шоу — так типично для леди Фурины. Хотя для большинства присутствующих в этом зале это приемлемый вариант. Голодная до зрелищ публика! Происходит что-то ужасное — давайте сделаем вид, что так было задумано. Кто-то совершает жестокое преступление — развлечемся на судебном процессе. Проблема лишь в том, что иногда подобные игры заходят слишком далеко, а к результативности не приводят — месье Лини не должен пострадать от того, что кто-то вовремя не может остановиться, а кто-то не умеет делать свою работу. Наконец, когда зал уже покидали самые неторопливые гости, Навия сдвинулась со своего места. Разгладив подол платья, она мельком взглянула ещё раз на номер своего кресла, мысленно проклиная его в очередной раз, и сделала шаг вперед. Но продвинуться дальше ей не удалось — путь преградила высокая фигура. Взгляд уткнулся в знакомые ботинки, и она требовательно посмотрела ему в лицо, вздернув подбородок: — Месье Невиллет, разрешите пройти. Он задержал на ней взгляд. Лицо его оставалось неподвижным, не выражающим ни единой эмоции. Лишь его светлые брови слегка сдвинулись. Навия надеялась, что он сейчас освободит ей проход и уже сделала шаг, чтобы обойти его справа, но он не двинулся с места. Более того, властным движением он преградил ей путь, выставив руку, удерживающую тяжелую с виду трость, в сторону. — Мисс Каспар, я неясно выразился? Кажется, я попросил всех не участвующих в расследовании людей удалиться из зала, чтобы не мешать работе следствия. Пожалуйста, будьте так любезны, пройдите в холл вслед за всеми гостями. «Да иди ты к черту!» — почти проорало ее подсознание. Его ровный, но требовательный и даже повелительный тон раздражал. Измученная этим «завораживающим» представлением и в целом сегодняшним выходом в свет, Навия была не в состоянии ни держаться в рамках мнимого этикета, ни хоть как-то контролировать все те чувства, которые годами копились к этому человеку напротив. Это была чистая ненависть, которая обуяла её сознание настолько, что уже являлась его частью. Она из последних сил набрала побольше воздуха в легкие, в очередной раз вдохнув тошнотворные ароматы зала, и коротко ответила: — Безусловно, месье Невиллет. А вы и дальше делайте вид, что выполняете свою работу. — На этом она развернулась и проследовала в обратном направлении. Его брови невольно приподнялись, но, впрочем, в ту же секунду были сведены к переносице. В ту минуту вступать в полемику с юдексом, растрачивать последние силы на диалог, который не принёс бы ни удовлетворения, ни практической пользы — совершенно не хотелось. Мисс Каспар, как уже опытный руководитель крупной организации, прекрасно знала роль первого впечатления в работе с людьми. Перед путешественницей она обязана предстать в максимально спокойном, с учетом всех обстоятельств, состоянии, уверенной и открытой, готовой к плодотворной работе. Именно такой Навия и являлась. Раз она переживала это премерзское шоу (да простит всех, кто так считает, маэстро Лини), значит сможет подождать ещё немного в холле.