Грохот х2

— а что там случилось, тогда, на сеновале, а? Ахах — Эрен вновь ест и смеётся в столовой, а Жану кусок в горло не лезет, сколько бы он не истреблял полную тарелку взглядом. Всё равно скоро придётся возвращаться к себе домой в любимый коттедж... Половину от прошедшего дня старший офицер разведки ходил опрометчиво расслабленный и с нездоровым цветом лица, на ужине отмахнулся тем, что нехорошо себя чувствует с утра, но скоро придёт в норму В этот момент, казалось, никто не обратил бы внимания, не смог понять душевных страданий Кирштейна, что уже переходили на физическое состояние, но... Микаса бы поняла.. Несмотря на то, что она редко принимала ухаживания Жана, они миленько обменивались сведениями о жизни и прочем, прочем, прочем... Ночами напролёт, насколько хватало фантазии рассказывать истории, и пока было достаточно сил сосчитать все звезды на безумно прекрасном широком небе. Она бы своим твёрдым голосом спросила, что творится с сильным солдатом, почему нездоровится, и Жан бы растаял от её нотки... Но теперь она уехала, у неё своя жизнь и свои затеи, возможно, уже куча планов на будущее... Единственное, о чем ненароком прознал хитрый офицер, это то, что Микаса не так редко связывается через почту со старшим Аккерманом. Интересно, не забыла ли она имя своего обожателя... Страшнее становится тогда, когда Жана на повозке отвозят прямо к домику в жалкие 4 этажа, и как бы сильно он не хотел оставить повозку с собой на ночь в доме, офицер спрыгивает с деревянной дощечки, придерживая одну из любимых шляп, встаёт на тропу прямо перед домом, склонив голову. Даже фонарики придётся зажигать самостоятельно... — офицер! Что-то случилось? Вам нездоровится? — интересуется историей состояния старшего лакей — да нет, хаха, просто с утра настроения нет, это пойдёт... Спасибо, — Жану нравились эти добрые люди и солгать им должным образом он не мог, ведь и сам порядком честный человек — ... Вот, возьмите! — развернувшись к удивленному юноше, чьи глазки сейчас так засияли, Кирштейн передаёт тому дополнительную плату, казалось бы, просто за вопрос — а... Но я же ничего не сделал! Ох... Доброй ночи, офицер! — мальчишка смущению поддался, отказаться не смог, но Кирштейн уже скрылся в потёмках, зажигая слабые фонарики перед дверью коттеджа Хорошо, что внутрь проникал свет... Пусть даже со слабыми световыми пятнами, Жан не чувствовал себя так плохо в тоскливом одиночестве, и стоит ли снова упоминать Микасу... Кирштейн отныне не из слабаков-показушников, он достаточно легко теперь отпускает прошлое, почти не вспоминает о смерти Марко, Жан не из тех, кто станет жить этим прошлым, но с каждым днём всё внутри сжималось с неосторожной силой, пока в день уезда Микасы не лопнуло окончательно, ведь Кирштейн слёг с лихорадкой дней на 5, а то и больше... Возвращаясь к настоящей, мерзкой и отвратной на данный момент реальности, Кирштейн поднимается на 4-ый этаж, минуя высокие деревянные потолки дома, свалку вещей на этажах, наконец добирается с помутневшим от измученности сознанием до кровати, что расположена буквально на чердаке, около самого большого окна в доме, располагающим к себе открытым и выходящим видом на столь ненавистный кусок живой земли острова, склад сена, а за ним в глуши ночной поле, поле, поле... Что же случилось тогда на сеновале? Не для кого не секрет, что подобные места, как сеновал, безумно полюбили дети, особенно Габи. И, всё бы ничего, если б их оттуда не вытягивали почти что силой, ибо они здорово мешали старшим работать. А брать в учёт, что рядом дорога, а за Хай-лофтом кукурузное поле, и, буквально, никаких ограничителей... — слушайте, эй, мальцы, — стоя около корпуса присвистнул Ривай, пока второй Аккерман сдвигал с лица шляпу. — эх, ну, племянник, щас то мы их бодаться и отвадим, — предупредил Кенни, жуя колосок. Жан и Эрен стояли и слушали, как два брюнета ведали детям легенды про странное существо, что таится на сеновале ночью. У малышей аж глаза заслезились от испуга, кажется, они теперь и носа на стоги травы не сунут — всегда работает, — усмехается Кенни, опираясь о поставленный рядом забор, пока Йегер с силой толкает в бок друга. — ты чё, серьезно испугался? — с возмущением уточняет Эрен, заглядывая в бегающие глаза Кирштейна — да не испугался я! Устал просто... — выдыхает Жан, и рассматривает скорченное лицо шатена, в это время Ривай ворчит, словно недовольный кот, гуляющий сам по себе. — твоё это - "щас бодаться отвадим" заставляет меня думать что я могу отвадить тебе кулаком по лицу. — капитан жмурится от солнца и протягивает руку, как на зло перекрывая лицо дядюшки его же шляпой. — Эй, малой, ты не охренел? — цедит Кенни, выплевывая колосок, которым от действий племянника чуть и не удавился, собственно, затем широко ухмыляется, оглядывая мрачного Леви. — ... Тебя бы тоже бодаться отвадить — мужчина в шутку начинает захватывать Аккермана как самого опасного преступника, что в свою очередь начинает сопротивляться, рыча, что старший Аккерман как ребенок. В эту ночь что-то не давало уснуть Кирштейну. Постоянные кошмары про диких розовых слонов, что кольцом кружали кровать, там и тут, бешено топая, или же, что-то другое.. Что-то новое, цепляющее желудок, успокоенного вовсе недавно лекарствами от диареи, ощущение кого-то рядом. Но он, твою мать, здесь один!... Один, среди пространственного бескрайнего поля, за сеновал, за вихри кукурузы... Жан поднимает голову с кровати в холодном поту, быстро дотягиваясь до ночника, который стоял около кровати. Протирая свои карие узкие глаза ладонями, оглядывая четвертый этаж чердака... Что-то было явно не в порядке, не давало уснуть. ... На сеновале какое-то движение? Нет, это были всего лишь детские сказки, чтоб дети не бегали мешать взрослым за работой! Это начинало приобретать куда более жуткий сюжет, сопровождаемый мелодией вихря в щелях скрипящих окон. Как же сильно блондин пожалел, что тогда не повесил самые длинные шторы, ведь 4-ый этаж — открытый вид на Хай-лофт... А на поле что-то с гулом и недалеким рычанием шевелилось. Офицер бегло рассматривал картину за окном, держа себя в руках, чтобы не сорваться с места. Изогнутая, тощая фигура с цветными моргалами, тащила стоги сена то туда, то обратно... Жан пялился туда, пока эта тварь не обернулась, заставляя крепкое тело дрожать. Кирштейн был готов поклясться, что был бы рад увидеть даже неразумного титана, но не эту дрянь... Не слышать этих звуков... Не вздрагивать сейчас как напуганный ребенок... Что это за хрень? И знали ли об этом Кенни с Риваем, когда рассказывали такое детям?! Эта чертовщина по старой доброй легенде опасна лишь ночью, лишь на поле, ведь леший не пускает ее в лес! Проморгавшись, Кирштейн с холодным мандражом понял, что тварь куда-то делась с сеновала. Вот тогда то задница Жана и сорвалась с места, прямо с четвертого этажа, выходя на улицу и взяв с собой шляпу, проходя прямо по трескучему сену, минуя перекати-поле, продолжая двигаться вперед через колосья и вслушиваться в по-настоящему проклятые звуки этого места... Когда офицер разведки ступил на запретную зону, ветер завыл, заставляя окоченеть от нового прилива страха. И никогда бы Жан не поверил, что тут водится эта тварь... Неудивительно, что сюда никто не ходит, ведь лишний шаг — и эти тонкие, белые руки с когтями распорят тебе брюхо, утаскивая под гнилую землю. Йегер же говорил, что недалеко стоят пустующие коттеджи, ведь их хозяины были сожраны не титанами... Глотая вставший поперек горла ком Жан не решился идти дальше. Ведь прямо перед его глазами выросла эта громадная спина, издающая рокот, блестящие глаза, и, о, высшие силы, как же повезло, что Кирштейн не увидел тогда бледной морды существа. Оно клацало зубами, что-то держа в когтистых лапах, что-то ело... Нет, пожирало, совсем не по-человечески. Оставаться на месте, эта тварь заметит, а рвануть назад и бежать — догонит, утащит с собой в поганую гниль и плесень. Как же тут действовать адекватно и сохранять остатки разума, когда эта хрень в один из моментов обернулась прям на твоё бледное от мандража лицо с громким рыком, уведомляя о том, что сейчас, на этом самом месте, от тебя останутся только хрупкие косточки, ведь эта тварь сожрёт заживо до того, как унесет с собой в вечный мрак. Жана выводит из астрала резкий и оглушительный крик монстра, визг, будто режут в один миг тысячу свиней... Хочется закрыть уши от стресса, но всё, что сейчас остаётся, это бежать. Кирштейн успевает только разглядеть зелёный свет от глаз чудища, глотая ртом воздух как рыба, выброшенная на сухой берег под палящим солнцем, из памяти вылетает дорога до коттеджа. Блондина резко поднимает с собственной кровати дикий вопль в мыслях, дрожь в родных руках, холодный пот градом со спины и стучащее сердце, которое не шуточно грозит выпрыгнуть из груди и навечно оставить офицера трупом. Что-то стучит в окно.. И снова тот зеленый свет, за рамой черный длинный силуэт, что открывает окно своей лапищей. Жан срывается на крик— — чё ты орешь, иди убейся! — нет, Йегер ожидал, конечно, какую угодно реакцию на своё появление, но не душераздирающую истерику и слёзы из духа стойкого товарища. — Эрен?! ТВОЮ МАТЬ, Я УБЬЮ ТЕБЯ, ЧЁРТОВ СМЕРТНИК! — блядский Йегер, забравшийся на 4-ый этаж коттеджа без лестницы Йегер, напугавший Жана до спазмом в брюшной полости Йегер! И оба парня, погруженные в собственные мысли еще секунд 5, пропускают момент, когда собственная бошка владельца прародителя слетает с его собственного шейного сустава прямо на постель офицера, а тело, уже как бы замертво, падает на пол. — БЛЯДЬ, ТЕБЯ ОТПИЗДИТЬ МАЛО ЗА ТАКИЕ ФОКУСЫ! — от безысходности выпускает остатки нервов Жан, хватаясь за одеяло как за последнюю надежду. По его исхудалым скулам лились горячие слёзы, и, что было самое отвратное — остановить он их был не в силах. — да ладно тебе, просто поставь мою голову на место! — тело шатена поднялось само, после чего Жан отдал башку владельцу, принимая более комфортную позу на кровати. — откуда ты?...— наконец интересуется солдат у товарища. Эрен садится на край одеяла, скрещивая ноги и вытряхивая себе свои длинные волосы — с сеновала...— — с.. — до Жана слишком долго доходит, резкая дрожь заставляет это тело биться в неистовой волне беспокойства. — ... БЛЯДЬ, ЙЕГЕР, ЧТО ЗА ТВАРЬ ТАМ СИДИТ, ЧТО ЭТО ЗА ТВАРЬ? — Эрен беспардонно трёт нос. — какая тварь..ырка? — получает от Жана кивок головой и смётся — ты что, с дуба рухнул?! Это ж страшилка которой еще Кенни пугали когда он был мелкий, он пугал капитана, и теперь они пугают детей! А на сеновале я ночью работаю с Сашей, днем времени особо нет, да и жарко, а ночью самое то... — — я.. я схожу в душ.. — цепляясь за что попало Кирштейн поднимается с места, хромая идет до лестницы, пока Эрен разваливается на его кровати. — давай.. — выдыхает Йегер