Древо Забвения

      Он не успел.       Не успел вывести Ферруция из строя. Не успел понять намерения Смерти. Поборов секундный ступор, успел только обойти отвлекаемого Яростью демона, чтобы увидеть, что уже поздно. Но он всё ещё мог остановить Смерть, не дать забрать душу Голода. Потому и наслал на него шквал.       Вихрь, производимый порталом, утих, как только тот исчез за беглецами. На разрытой и расколотой десятком клинков пепельной мостовой лежало тело его сына.       Он ничего не успел.       Рядом с Голодом на корточки опустился снявший шарф Раздор, закрыв собой то, что осталось от его головы. Войне это не понравилось. Он зашагал вперёд, как на пути у него выросла Ярость, несмело выставив руки перед ним, что-то говоря, маяча под носом. Он не слышал. Увернувшись от сестры, мельком увидел, что одной рукой Деймос поддерживает на ногах Чуму, а второй что-то ищет у себя на виске.       Рывком оттащив Раздора, опустился на одно колено подле сына. Брат уже успел подложить под его голову свой шарф. Но сперва Война хотел видеть. В груди Голода зияла сквозная рана от Пожирателя. Если бы была только она, то страшиться было бы нечего… Спиленная наискось треть черепа напрочь отсутствовала, обнажая обуглившийся мозг. Частично уцелевшая левая глазница была пуста. Закрыв тканью рану, придавливая ею внутренности, повернул сына за подбородок, всматриваясь в застывшее выражение лица. Казалось, что Голод приоткрыл рот для глубокого вдоха, но сделать его так и не смог.       Чувствуя, как внутри помимо злобы и ненависти режется что-то ещё, Война решительно закончил то, что хотел сделать Раздор, оторвал сына от пепельной мостовой и понёс к своему виверну. Пристально проследил за тем, как Деймос привязывает ремнями всё еще не пришедшую в себя Чуму и садится перед ней. Глядя на дочь, ощущая на коленях груз тела сына, Война чётко, будто это было вчера, вспомнил слова Смерти: «Может, я не служу вашему Совету, но я по-прежнему чту Баланс. И есть кое-что, чего не должно быть на этом свете. Твои дети».       Это воспоминание решительно задушило зарождающуюся скорбь. Под стенания умирающего под Древом виверна, Война резко развернул своего к Бездне.       Прошла пара дней с их возвращения из останков Ортуса. Сперва в чертогах Деймос не находил себе места. Война, ни с кем не заговорив, унёс куда-то Голода, а Ярость, шикнув, чтобы Деймос быстро спрятался у себя, забрала Чуму. Деймос бы с большей охотой вернулся сейчас в Эдем. Однако не мог оставить семью в такую минуту. Ему не нравилось выбирать, но Фрейя вряд ли что-то знала о произошедшем. Ему не хотелось рушить её неведение. А им пятерым было что обсудить. Но пока все застыли в молчании.       Он ещё не был в своих покоях с момента воскрешения и думал найти их запылившимися. Частично так и было. Только вот в камине тлели угли, постель была разобрана, а возле софы нестройными стопками лежали книги. Откинув смятое покрывало, увидел на матрасе три коричневых крыла.       Тяжко выдохнул, бросив покрывало назад. Раздор сказал, что вынес Хель из-под Древа Смерти, заменив Хранителем из Лимба. Но не сказал, куда он её вынес. Вспомнив своё пребывание с ней в призрачном мире, Деймос теперь понимал, что всё же не выучил самый главный урок. Вернее сказать, не закрепил. Каждый день он чувствовал на своей шкуре боль тысяч умерших. Вот только среди них не было тех, кого он любил.       Он помнил, как впервые увидел Голода на руках своей матери, тайно сбежавшей из Кузнечных земель. Тогда только её магия поддерживала его. И Деймос не сомневался, что брат отвоюет своё право на жизнь. Представлял, сколько интересного их ждёт впереди. И всё Мироздание могло открыться перед ними. Ему только нужно было выжить.       И Голод справился. И справился бы ещё со многим. Если бы не он. Так глупо подставившись в Эдеме. Именно за ним, за частью его черепа приходили тогда демоны. Он ведь мог просто ждать, пока они впустую сотрясают барьер, вызвать подмогу…       «Тогда бы пострадали люди», — пронеслась быстрая мысль, и он хотел бы отделаться от неё, да не мог. Нет, сидеть просто так он бы не стал. Теперь, зная, что ценой его решительности полягут тысячи душ, которые наверняка пожнёт отец, судить было легко. Но не тогда, в моменте.       Спрятав лицо под капюшоном, он всё же вышел из своей комнаты и направился к сестре. Он не знал, где сейчас Хель, чем занята… Но знал, где ему самое место. Он не мог оставить Чуму в трудную минуту. Она же его не оставила.       Зайдя в её покои, увидел, что Чума лежит на постели, погружённая снадобьем в сон. Ярость сидела в изножье, спиной ко входу, а услышав, что кто-то вошёл, быстро шмыгнула носом и откинула волосы с лица.       — Так и думала, что ты придёшь. Подежурь пока. Узнаю, что выяснил Раздор. — Она твёрдо встала, поправляя жилет. — Чума ещё не приходила в себя, она пока не знает…       — Понял, — кивнул Деймос, пропуская тётю.       Заняв один из стульев за столом, принялся ждать, думая, какой ответный удар они могут нанести. И могут ли?..       Просыпаясь, Чума не сразу сообразила, что лежит у себя в кровати. Было ли это реальностью?.. Или очередной трюк поганой Габриэллы? Но звуки и запахи были знакомые, родные. Это ведьме передавать не удавалось, когда она развлекалась с её разумом. Помимо ароматной набивки подушки, она учуяла и кое-что другое…       — Тебе бы помыться, братец. — Села, зевнув, глядя на то, как задремавший Деймос отрывает голову с кулака. — Воня-я-яешь хуже кадавра.       Деймос почему-то даже не улыбнулся. Она подавила вновь рвущуюся зевоту и поспешила с кровати, почуяв неладное. Резко встав, поняла, что поторопилась. Голова хоть и прояснилась, ноги всё ещё были налиты свинцом. Она не знала, как давно здесь, но явно недостаточно, чтобы полностью восстановиться после выброса. Деймос показал ей садиться назад, а сам поднялся с места, взяв со стола протезы. Помог приладить правый, с левым Чума управилась самостоятельно и после с вопросом поглядела на брата. Тот присел рядом и протянул ей руку открытой ладонью.       — Возьми, — настоятельно предложил.       Чума, заправив мешающую прядь волос за ухо, недоверчиво глядя, облизнула сухие губы. Лицо Деймоса ничего не выражало. Было абсолютно спокойным. Она осторожно накрыла его ладонь. С протезами ей требовалось чуть больше времени на концентрацию: она не ощущала пульсации крови, а потому тщательно визуализировала её в голове, прислушиваясь к ритму сердца Деймоса. Поймав нужную картинку, уцепилась за неё и потянула. В момент, когда она только-только начала ощущать прилив сил, ритм его сердца нарушился, начав выдавать слишком много лишних ударов. Чума разорвала контакт. Несмотря на то, что Деймос принял зелье, вены на его руке взбухли и почернели. Он просто не был приспособлен для такого.       — Где Голод? Лучше позови его.       — Голод мёртв, — прямо выдал Деймос, опустив руку, сделав вид, что не замечает своей боли. — Смерть убил его при обмене.       Чума моргнула. У неё не было причин не верить брату. Но пока она не видела и причин для отчаяния. Одна из них сидела прямо напротив неё.       — Ну, хорошо, его душа же у вас? Дадим ему время полежать в камерах, а потом…       Покалеченная рука потянулась к ней, и Чума, чуя неладное, отбила её.       — Смерть забрал его душу. И, Чума, он утопил его в пустотном портале. Тело не восстановится.       — Заберём душу, дадим другое?! — Она чувствовала, как внутри закипает гнев. И паника.       — Так и сделаем, даю слово. Но сейчас… — Деймос замялся.       — Что сейчас?       — Сейчас мы должны похоронить то, что осталось.       — Я тебе не верю. — Чума замотала головой, вставая с кровати. — Отведи меня к нему.       — Как скажешь.       Набросив плащ, Деймос выпустил её из комнаты и повёл по паутине коридоров к Камерам сохранения. Ступая босыми ногами по пыльному гранитному полу, Чума то и дело приподнимала широкие домашние штаны, чтобы края не лезли под пятки. Слыша, как ступни шлепают по полу, вспоминала, как они с Голодом носились по лабиринтам чертогов, а излюбленной шалостью было заманить кого-то из старших под растяжку. Чаще всего им попадался Раздор, картинно падающий от прилетевшего ведра или швабры, отчаянно молящий о пощаде. На миг она застыла на месте, когда Деймос отворил дверь перед ней. Дверь противоположную Камерам.       Внутри стоял удушливый запах благовоний, отчего Чума скорчилась. Было темно, горели только свечи по периметру погребального алтаря. Брат, накрытый до пояса алым бархатным покрывалом с символом их братства, лежал в покое. Над головой у него тонкими струйками бежал дым от тлеющих палочек. Под руками, сложенными на животе, покоилось верное копьё. Стоя на верхней ступени лестницы, Чума всё же видела, что с его головой что-то не так. Очнувшись от созерцания страшной картины, перемахнула ступени через одну и подлетела к алтарю. Положив руку Голоду на макушку, не понимала, что не так. Металлические пальцы не чувствовали подвоха. Взор помутнел от слёз. Очутившись рядом с братом, унюхала ещё что-то, кроме благовоний.       — Что это за запах, Деймос?       Ответа не было, но и она сама прекрасно знала, как пахнет разлагающееся тело.       Тупо моргнув, уронив-таки несколько слёз, увидела, что голова брата частично покрыта глиной. Ахнув, повернула к себе и поняла, что у него почти наполовину срезана голова. Но кто-то умело закрыл рану глиняной маской, сохранив все черты лица. Чума оторвала руку и попятилась, оседая на пол. Деймос, однако, был тут как тут и, схватив её под мышками, не дал упасть.       Из груди сперва вырвался такой отчаянный вой, что Чума буквально сама себя оглушила, при этом снова оседая. Свинец в ногах стал стократ тяжелее. И груз на сердце не давал подняться. Скрежетнув зубами так, что скулы свело, Чума изо всех сил взбрыкнула и рванулась вперёд. Вырвала из рук Голода копьё, а затем, положив руку ему на сердце, склонилась и мягко поцеловала в лоб.       — Я найду тебя, — прошептала так тихо, чтобы ни Деймос, ни Эрин, словно тень застывшая в углу, не услышали, — засранец.       Миновав арочный мост над глухой чёрной пропастью, Ярость скользнула сквозь потайную дверь в стене и вошла в архив. Пламя, горящее в чашах с маслом, стоящих вдоль стеллажей, убегало так далеко, как только она могла видеть. Двинулась вперёд, по пути отмечая бардак, устроенный братом то тут, то там: драгоценные свитки лежали на каменном полу, придавленные тяжелыми фолиантами, мелкими записными книжками, осколками глиняных скрижалей. Чем дальше она шла, тем сильней становился хаос. Десять рядов стеллажей повалились как карточный домик, и только опорная колонна не давала им рухнуть. Ярость не могла винить Раздора.       Она винила себя. Если бы только она была внимательнее!.. Заметила слежку, когда ездила проверить Праха. Иначе как бы его могли вычислить? Она спрятала его в самом очевидном месте среди тысяч таких же, как и он. Она бы и сама не отыскала ворона в огромной стае детей Старейшего Ворона, но Прах подлетел к ней, недовольно гаркнув в лицо. Да, ей стоило было быть внимательнее. И жёстче.       — Да сука!.. — Послышалось совсем рядом справа. Ускорившись, Ярость быстро нашла нужный проём между стеллажей и уставилась наверх. Раздор, зацепившийся локтем за раму приставной лестницы, листал какую-то книжонку, посыпая бранью ветхие страницы. Книжонка шлепнулась Ярости под ноги, и только теперь Раздор её заметил.       — А, ты, — всё ещё недовольно, но с долей облегчения обронил. — Обыск в покоях Голода уже закончили?       — Да, там ничего нет.       — Ну, оно и понятно. Зачем какие-то средства связи, когда есть всевидящий фамильяр. — Он пальцем потянул на себя новую книгу за корешок и когда почти уже вынул с полки, корешок затрещал, порвался, и книга рухнула на пол. — Отстрелю сиськи этой потаскухе, как увижу, — злобно зарычал. — Если Война не доберётся до неё раньше.       Раздор взялся обеими руками за раму и скатился вниз по лестнице. Ярость тем временем нагнулась и подняла книгу, которую он хотел просмотреть.       — «Летописи и сказания Мироздания»? — прочитала название Ярость, недоверчиво оценив толщину книги.       — Карманный вариант, — отмахнулся Раздор как и от сказанного, так и от протянутых летописей. Ярость выкинула книгу через плечо.       — Что ты имел в виду, говоря, что Война доберётся до Габриэллы раньше тебя? — Она знала ответ, но хотела услышать его от брата.       — Война уехал.       — Искать Смерть?       — Сперва в Эдем, а потом… Думаю, да. — Глядя на спокойную реакцию сестры удивлённо склонил голову набок. Ярость молчала. — Что, даже не всечёшь мне за то, что не остановил его?       Ярость помотала головой.       — И даже за то, что отправил Голода за частью амулета, где его прокляла эта тварь?.. — Его голос странно исказился, и Раздор предпочёл не продолжать. Ярость всей кожей ощущала и его внутреннюю вину.       Они все ошиблись. Были слепы и недальновидны. И только вместе могли всё исправить.       — Собирайся. По дороге расскажешь, что нашёл. Если нашёл.       — И куда мы? — бросил в спину удаляющейся сестре.       — В Эдем.       На ходу Ярость материализовала из хранилища печать призыва и разломила надвое. По всем чертогам протяжно запел горн.       Фрейя подскочила на месте от собственного скулежа, скатывающегося в вой. Хватаясь за колотящееся сердце, не могла ни дышать, ни видеть, где находится. Смерть убил её сына. И тем самым растоптал её душу, вырвал само сердце. Вой стих до сипения, она боялась открывать глаза, не зная, что ещё может увидеть. А если это пробуждение, то она не хотела знать, что оно принесёт.       — Командующая?       Голос Верховной кнутом ударил по ушам. Фрейя уставилась на неё с перекошенным лицом и только сейчас поняла, что находится в одной из гостевых комнат дома народного собрания. За окном было темно, в гостиной неярко горели лампы. Сама она, похоже, провалялась весь вечер на диване, смотря снова и снова, как Смерть топит Голода в портале. Рыдания подкатили с новой силой, и Фрейе потребовалась вся воля, чтобы собраться. В конце концов, видение ещё ничего не значило. События, что она видела, могли ещё не случиться, а могли и вовсе никогда не состояться. Это немного помогло прийти в себя.       — Древо говорило с тобой? — строго вопросила Изесс. — Нам есть о чём волноваться?       — Совсем не о чем, — выдавила Фрейя, чувствуя, что её вот-вот стошнит.       — Ты провела почти два дня без сознания. Уверена, что не было ничего важного? — Глаза под очками требовательно сверкнули.       — Есть у меня для вас одно важное послание, — зарычала Фрейя, медленно поднимаясь с места. — Древо приказывает вам перестать пороть людей.       — Так ли уж Древо? — Тонкая бровь взлетела вверх, отражая скепсис старейшины.       Фрейя понимала, что такой трюк не прокатит. Но ей срочно нужно было выплеснуть злобу и горе. И злоба была ей больше по вкусу.       — Продолжите в том же темпе, получите народное восстание. И лишитесь голов.       — Мне понятна твоя озабоченность судьбой подчинённых, — мягко склонив голову набок, начала Изесс. — Но неужто ты способна к подстрекательству? К настоящему бунту? Может, к гражданской войне?       Фрейя подавила рвущуюся презрительную усмешку и сделала вид, что пристыжена.       — Воевать друг с другом нам ни к чему, вы правы.       — Хороший вывод. Учитывая, сколько мы для тебя сделали за последние дни, не говоря уже о прошедших четырёх десятках лет. Это совет старейшин сотворил из тебя защитницу, героиню. Любимицу народа. До обители, — раскинула руки в стороны, оглядывая пространство, — тебя несли десятки людей, свято верующих, что сам Создатель говорит с тобой в ту минуту. И мы продолжим славить твоё имя, — Изесс настоятельно вскинула подбородок, не позволяя себя перебить, — но помни, каждая выходка, — узловатый палец указал на затоптанную и помятую больничную карту, — каждый протест будут стоить крови твоим близким.       — Где мои лейтенанты? — Фрейя сложила руки на груди в замок, чтобы не двинуть по челюсти Верховной.       — Поскольку их отлучки за барьер носили систематический характер, то мы сочли необходимым дополнительно приговорить каждого к двум неделям заточения.       Фрейя запечатала фырканье. Бас совершенно точно мотался туда-сюда по мирам. Но вот Маркус, его она никогда не привлекала к тайнам бытия. Разве что он по собственной инициативе выходил куда-то… Даже думать враз стало больно, и она прикрыла глаза, но тут же распахнула их, отказываясь смотреть на то, как кровь её сына мелкими брызгами разлетается от портала. Она по привычке потянулась к шнурку на шее, еле-еле прикидывая, как бы ей улизнуть из Эдема, особенно теперь, когда она в застенках у долбанных старейшин и под охраной вооружённых гвардейцев. Она заметила, что Изесс внимательно следит за её рукой на шее, и опустила ту вдоль тела. Более того, взгляд Верховной приобрёл оттенок торжества.       — Надеюсь, после этого разговора наше сотрудничество только укрепится. Как ты и заявила, нам не стоит воевать друг с другом. Более того, мы признаём свои ошибки. Мы зря вызвали Эмфортуса и зря просили тебя о… неподъемной услуге в качестве наследника. Эмфортус, увы, оказался совсем не так благороден и честен, как о нём молвили.       — И что же не так с командующим? — настороженно спросила Фрейя, заморгав. Она помнила, что видела косу убитой девушки в его сумке. Но хотела услышать это от Изесс.       — Он обвиняется в убийстве и покушении на убийство, — махнула в сторону Фрейи, делая акцент на покушении.       Фрейя уставилась на неё в неподдельном отупении. Эмофртус был лучшим бойцом из всех пределов вместе взятых. Из всех комадующих обладал самым большим боевым опытом, безупречной репутацией. Неужели его действительно переманили на тёмную сторону?       — Мы признаём свою ошибку и приносим глубочайшие извинения. Нам и в голову не могло прийти, что Эмфортус — предатель. Его казнь состоится через три дня. Будем несказанно рады, если защитница присоединится к правосудию.       Тон её был ровен и многозначителен одновременно. Фрейе только и оставалось, что кивнуть. Она начинала чувствовать, как мозг окончательно деревенеет. Ещё ни разу ей не доводилось так надолго отключаться.       — Если пожелаешь, можешь заночевать здесь, — уже совсем ласковым тоном изрекла Изесс. — Либо же охрана сопроводит тебя домой.       — Опять арест? — устало поинтересовалась Фрейя, подпирая руками пояс, не в силах оторвать взгляда от онучей на ногах.       — Убийца пойман. Ты в безопасности. Не вижу смысла в подобных ограничениях. Да, чуть не забыла. — Изесс расстегнула небольшой бисерный кошель на поясе и вытащила из него связующий кристалл. Лицо Фрейи исказилось, когда она увидела, что тот, моргая, светится синевой. — Пришлось снять, чтобы никто из людей в толпе не прибрал к рукам. Он так моргает уже несколько часов.       У Фрейи тряслись руки, когда она принимала кристалл от Изесс.       — Я отправлюсь домой, — тихо обронила, хватая сапоги. Не желая больше слышать ни слова от Верховной, обогнула её. На выходе из гостиной запнулась о ковёр, поэтому в коридор вышла с ругательством, тут же перекосившем лицо от боли. Из груди снова рвался вой, потому она прикрыла растягивающийся рот тыльной стороной кулака, в котором был зажат кристалл. Обувшись на ходу, перешла на бег.       Фрейя не хотела знать, зачем её вызывает Война. Но не могла не явиться к нему.       Барьер полыхнул. К её отчаянию у дома собраний не оказалось ни единой лошади. Ближе всего были казармы летунов, потому она со всех ног ломанулась туда. В городе стояла темень и тишь, в которой подкованные сапоги производили слишком много шума. Но Фрейе было всё равно. На подходе к казармам напрочь проигнорировала восклицание постового, тут же затребовав открыть арсенал. Во мраке ночи он не сразу понял, кто перед ним. А даже когда смог разглядеть лицо в свете фонаря, едва узнал. Врата всё же были отперты, Фрейя быстро нашла, что искала и загрузилась в корсет. Не дожидаясь, пока постовой дёрнет рычаг, чтобы сбросить каркас с цепей, сорвала его сама. Несколько клинков выпали из крепления, но она вернула их на бегу и оттолкнулась от земли с самого порога. Взмыв над городом, быстро посмотрела на мерцающий кристалл и надела на шею, дрожа то ли от холода, то ли от накатывающей слабости. В такой темени она едва видела барьер. И ждала новой вспышки, чтобы взять на неё курс.       Барьер полыхнул в такт настойчиво мерцнувшему кристаллу.       Когда она долетела до границы, с земли раздавались команды «Стоять!», — барьер вновь поглотил удар, в миг, когда она его миновала. Кинув быстрый взгляд вниз, чтобы убедиться в отсутствии погони, увидела в потьмах свечение гривы Руин. Резко затормозила и нырнула головой назад, сложив крылья. На совсем небольшой высоте вывернулась, раскрылась во весь размах и жестко приземлилась. Ранее выбитое колено зажгло огнём. Война, прежде стоявший подле барьера, теперь развернулся к ней, отправляя меч за спину. Непослушными пальцами Фрейя еле провернула замок и скинула крылья, сгрохотавшие оземь. Добежав до Войны, прижавшись к нему, зажмурилась. И просипела:       — Увези меня отсюда.       Без лишних слов он подсадил её, чтобы помочь взобраться в седло, сам опустился позади и погнал Руин прочь от столицы, забирая к лесу, к тайной тропе. Когда они остановились у входа в пещеру, Фрейя поняла, что не может разжать пальцев, впивающихся в седло, не может пошевелиться. Война потянулся к ней, но она замотала головой, пряча лицо за волосами. И так и застыла, скованная болью потери. Ей казалось, что если Война заговорит, то это выпотрошит её окончательно. Вместо этого он положил ей одну руку на спину, а левую просунул под бедром и поймал на руки, когда отозвал Руин.       Всю дорогу до ниши Фрейя прятала лицо у него на груди, зажмурившись, всё же роняя редкие слезы, но не издавая ни звука. Она не стыдилась своих слёз. Просто знала, что сорвавшаяся с цепи скорбь обессилит её. А силы ей были ещё нужны. Война поставил её на ноги, поднимая голову к своему лицу за подбородок. Фрейя всё ещё жмурилась, громко стеная внутри.       — Фрейя. — Его голос, который она так любила, резал по ушам. Она хотела бы их закрыть. — Что ты видела?       — Он убил его… — сглотнув, тихо выдохнула. Пальцы Войны больно впились в спину, отчего Фрейя распахнула-таки глаза. Его взор горел огнём, а метка на лице раскалилась добела. — Смерть убил нашего сына?..       Вместо ответа Война поцеловал её в лоб и долго не отнимал губ, пока Фрейя держалась за него, чтобы не упасть. Она вспомнила, что видела, как демон вынимает кусок черепа из виска Деймоса. Это из-за её дурацкого порыва он был ранен. Из-за её порыва Голод сейчас был мёртв. Её сын, её светловолосый ангел. Она задыхалась, грудь рвало так, что ребра буквально трещали по швам.       — Я подвёл тебя, — тихо начал Война. — Но я всё исправлю.       Задохнувшись, Фрейя пришла в себя. Она хотела ударить его. Придушить. Не из-за того, что случилось, а из-за того, что он собирался сделать.       — Не смей, — в ужасе выдавила.       — Я люблю вас. Чуму. И тебя. Я должен.       Его руки покинули её. Всадник отвернулся и зашагал прочь.       — Один ты не справишься! — крикнула ему в спину, чувствуя, как накатывают с новой силой волны отчаяния. Войну это не остановило. Его остановило другое.       — А кто сказал, что он один?       Выход из ниши перегородил Раздор. За ним рука об руку стояли Ярость и Деймос. Они расступились, пропуская Чуму к Фрейе. Прежде чем обнять дочь, Фрейя заметила, как сжимаются и разжимаются кулаки Войны. Раздор протянул ему небольшой свиток.       — Есть у нас кое-какой план. Примерно такой же самоубийственный, как твой, но может сработать.