Magic

До свадьбы оставалась неделя. Приготовления шли полным ходом. Шум, суета сбивали с ног. Список того, что еще нужно сделать, давно перевалил размеры свитка для курсовой к СОВ. Сил не осталось. Никаких. Когда физическое и нервное изнеможение накрыло его так сильно, что он замер на месте и полностью утратил власть над собой и своим временем, голова начала мыслить как-то по-другому. В такие моменты его должен был терзать страх перед неизвестностью, мысли «а не поторопился ли я», «а как все будет дальше», «а правильно ли я поступаю», «а то ли это самое чувство, что было у моих родителей» — о да, Гермиона прочитала ему целых пять лекций о том, что страх и мандраж перед свадьбой — это совершенно нормальное явление. Сказала ему, что он поступил правильно, что это верный этап взросления, что дальше все будет хорошо, не без проблем, конечно, но на то они и взрослые люди, чтобы эти проблемы решать… Она цитировала умные книги, и Гарри не понял даже четверти высказываний, что было совершенно обычно. Она обнимала его крепко-крепко и говорила, что сама точно так же думала и переживала, даже всплакнула перед собственной свадьбой, а еще ей очень-очень хотелось убежать, но все это лишь потому, что она не хотела взрослеть, желала остаться только дочерью и не хотела переходить в статус жены. «Но ты же видишь, что ничего страшного не случилось, я счастлива, и все прекрасно». Рон лишь хлопал его по плечу и ржал, как рыжая лошадь. «Ни сцы! — твердил он, а затем тихонько хихикал так, чтобы его никто, кроме Гарри не слышал. — Ты не испугался и заборол самого Волдеморта, моя сестра все-таки посимпатичнее будет». Они были правы: Рон, Гермиона — все. Но внутри Гарри жил вовсе не страх. Там обитала память. Там жил пятый курс. Спектрально-астральные очки, перевернутая газета и бензиновая вонь мимбулус мимблетонии на его лице, руках и футболке. Дурацкие комментарии, большие навыкате глаза и неряшливо застегнутая мантия. «Я верю тебе». Кишащая нарглами омела, первая искренняя улыбка девочки, в которой проснулся такой боец, какого нигде не найдешь. Верность и слепая готовность следовать за ним, в какой бы ад он ни позвал. Издевательства от однокурсников, однофакультетников и вообще от всех, кто не желал мириться с девочкой, живущей в своем собственном, отличном от их, мире, — смешки, неловкие взгляды и красноречивые вздохи раздавались даже от лучших друзей. Он ненавидел ее. Его боялась вся школа. Весь Хогвартс преследовал его своими взглядами и шепотками, каждый считал своим долгом сообщить ему, что он лжец и обманщик. Трепали имя Седрика, цитировали строчки из «Пророка», включая ту мерзость, что набросала Скитер еще в прошлом году. Слепые идиоты, они не знали правды, они шли к собственной гибели и смеялись над тем, кто пытался их спасти. Его травила вся школа, жестко, безжалостно — вся, за исключением пары верных друзей да горстки неудачников типа Лонгботтома. Или ее. Да, сумасшедшая, которая несла воистину полный бред, она подошла к нему тогда и при всех заявила, что верит ему. Да лучше бы она его грязью облила, тогда он думал именно так. Она прилипла к нему потому, что сама находилась в такой ситуации, что-то вроде лузер лузера не бросит, фрик фрика не оставит. Но она была фриком, а он — нет. И самым раздражающим во всем было то, что он бесился от всеобщей ненависти, а ей было все равно. Он завидовал ей. Ее способность отвернуться от насмешек, оставаясь лицом к миру, вызывала в нем жгучую зависть. Он нашел ее как-то зимой посреди покрывшегося инеем коридора абсолютно босой. И в каком-то порыве идиотизма отдал свои ботинки. Шел, как придурок, в одних, пусть и теплых, носках по ледяному полу и радовался, что она слишком проста и глупа для того, чтобы думать о том, что он в них пол дня уже проходил. Мерзость какая! Чжоу бы он такое предлагать даже не стал, Чжоу бы он нес на руках до самой башни. Но пока она шла по коридору в его ботинках и искала свои, а заодно трещала всякие глупости, эти самые руки чесались от нестерпимого желания спустить голышом в подвал к Снейпу всех ее обидчиков. Она приносила ему какао после наказаний Амбридж. Дикая на вкус приторная гадость с составом, которого лучше бы никому не знать, отлично бодрила и прочищала мозги. Она показала ему свое тайное место возле часовой башенки, и он не раз приходил сюда послушать шуршание механизмов, и впрямь похожее на трепет крыльев неведомых мозгошмыгов. У нее были светлые глаза чуть навыкате, длинные волосы и бесконечно блаженное выражение лица. Она помогла с газетой, когда он, наконец, дозрел до своей собственной статьи. Она привела фестралов, когда он бросился за Сириусом. Она пошла с ним на вечеринку к Слизнорту, когда ему нужно было прикрытие, и в ее ушах болтались пробки от сливочного пива. Она сидела в подземельях, пока он бродил, беспомощный по лесам, и почти превратилась в кроткий бесплотный призрак. Она помогала ему хоронить Добби. Она призвала морщерогого кизляка, когда ему это требовалось сильнее всего. Он ненавидел ее, шарахался от нее, смеялся над ней, защищал ее. После Победы он больше не спрашивал о ней. Гарри встал с постели, на которой валялся, пока старый Кричер внизу, ворча, начищал дом для свадьбы. Вышел на улицу и крутанулся на каблуке, чтобы угодить в волну заросшего высокими ароматными травами поля. Она сидела на холме возле собственного ладьевидного дома и плела венок из одуванчиков. — Привет, - едва увидев его, она солнечно улыбнулась. — Ты заблудился? Она как никто другой понимала, что творилось внутри его сердца — и так было всегда, едва им стоило познакомиться. — Да, наверное, — пробормотал он и подошел к ней поближе. Задал самый глупый вопрос из всех, что только можно. — Что делаешь? — Готовлю ошейник для морщерогого кизляка, скоро пойду на охоту. Хочешь со мной? Он порывисто обхватил ее лицо ладонями и осторожно, на пробу, коснулся своими губами ее губ. — Хочу, только сначала мне нужно разобраться с мозгошмыгами. — Тогда ты не сможешь жениться на Джинни, — серьезно сказала она и чувствительно уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая от себя. — Я хочу жениться на тебе, — неожиданно выдохнул Гарри и зажал ее ладони своими. — Это лечится? — Нам потребуется время, — серьезно кивнула она, но сопротивляться перестала и улыбнулась так солнечно, что у Гарри перехватило дыхание. — Много времени? — Лет сто для начала, — снова рассмеялась она. — Мне подходит, — и он снова поцеловал ее, чувствуя, как его искалеченная душа потихоньку начала срастаться. Вот это действительно была любовь. И магия, что сильнее всего на свете.