Ей нужно перевести дух | Taking her breath

Мисаки хлопнула дверью гримёрки и закрыла её на замок. Они не могли видеть её такой. Дышалось с трудом, даже когда она сняла голову костюма; он был нелепым, до ужаса неудобным и — главное — абсолютно невентилируемым. Она попыталась сфокусироваться на вещах, окружавших её, но все они были скрыты во тьме, и распознать их не удавалось. Чья это была идея? Нет, серьёзно. Кто приложил столько усилий, чтобы в итоге заставить её сожалеть? И всё лишь для того, чтобы пять глупых девчонок смогли спеть несколько столь же глупых песенок (большинство которых она сочинила самостоятельно, учтите это) в эфемерной надежде, что это «заставить мир улыбаться»? С каких пор благополучие мира стало её обязанностью? Мир не улыбался. Никто не улыбался, не после номера, который она выкинула. Она не просила ничего из этого. Никогда. Возможно, Мисаки преувеличивает. Это должно было быть просто вежливым напоминанием, что она, вообще-то, существует. Что ХароХапи были бы совсем другими без неё. А также того, что она действительно была равноправной участницей группы на сцене, а не какой-то странной девочкой, стоящей за кулисами, что договорилась с волшебным розовым медведем, которого она могла достать из ниоткуда, когда ей того захочется! Это оказалось намного проще, чем они все думали, но также было гораздо сложнее для их понимания. Как объяснить ребёнку, что зубной феи не существует? Любой адекватный родитель сказал бы: «К сожалению, нет никакого сверхъестественного существа, обменивающего человеческие зубы на деньги, потому что А: это было бы неописуемо жутко и Б: деньги на деревьях не растут». Затем последовал бы урок финансовой грамотности и того, что взрослые на деле — злобные лицемерные лжецы, желающие защитить всё своё самое ценное от реального мира настолько, насколько это вообще возможно. Как сказать трём дурочкам, что Мисаки — это Мишель? Ну же, полегче, не беспокойся. Потому что это никуда не приведёт. Это просто оставит тебя на грани панической атаки в темной гримёрной, вызывающей клаустрофобию. Хаппи! лаки! смайл! Да-да, именно так. Но опять же, возможно, Мисаки преувеличивает. Ей не следовало кричать и уж точно не следовало говорить то, что она уже сказала Кокоро (за что она ожидала судебного дела от семьи Тсурумаки). Но в свою защиту она скажет, что она причинила боль и самой себе тоже. Она никак не могла функционировать в таких условиях. Она провела весь день в душном, огромном костюме медведя (ещё и летом!), танцуя так, словно от этого зависела её жизнь. И вдобавок к этому не спала всю ночь, придумывая разные идеи для песен ради группы! Она смешивала треки, придумывала тексты, пыталась разобрать, что именно имела в виду Кокоро в своих нечитаемых бумажках, так что естественно она была переутомлена и измотана. Ничто из этого не было понятным на первый взгляд, и естественно никто не понял. Все просто думали, что Мисаки — это какое-то волшебное нечто, способное выполнять пятьдесят дел одновременно, сохраняя при этом двойную жизнь. Ну, все, кроме Канон. Возможно, всё было не так уж плохо. Возможно, они были правы, и она делала из мухи слона. Возможно, она была той еще сволочью, потому что шла против того, чего попросту не было. Мысли в голове Мисаки носились с бешеной скоростью. Может, все это было напрасно. Может, тот факт, что это причиняло ей столько вреда, не был чем-то важным. Может, её здоровье не было чем-то важным. Темнота в гримёрке только усиливала ее тревогу, поэтому она протянула руку, чтобы щёлкнуть выключателем у двери. Показалось великое множество костюмов, разбросанных на полу. Были как и те наряды, что предназначались для будущих концертов, так и те, что уже носились ранее. Она не убирала эту комнату целую вечность, никогда не видела в этом необходимости. Кучи костюмов образовывались сами собой и продолжали расти со временем, и это жестоко совпадало с её разочарованием своим положением в группе. Кроме того, среди всего беспорядка виднелась голова Мишель. Это ненавистное ей ярко-розовое альтер-эго самой себя, что вечно дарило улыбки всем вокруг, теперь стояло прямо перед Мисаки. О Господи, этот мир будто издевается над ней. Она больше не в силах это терпеть. Её первоначальная тревожность прошла, и наступило глухое разочарование. Мисаки поднялась с пола и в слепой ярости пнула голову медведя со всей силы. Она ударилась о стену с громким глухим стуком, разнёсшимся по всей комнате. — Чёртов костюм, — пробормотала она, втайне надеясь, что никто не услышал грохота. Пытаясь уменьшить свою досаду, она, походу, создала себе новую проблему, и её вновь увидят. …и по злобной иронии в этот самый момент у неё потекли слёзы. Мисаки упала на пол, и её колени ударились о твердые доски, вызвав ещё один глухой удар. Тёплые слёзы катились по щекам и падали на пол, оставляя на нём солёные капли. Это было несправедливо. Как и ожидалось (или, по крайней мере, как она того опасалась), она услышала тихую поступь в коридоре, ведущем в ее гримёрную, за которым последовал слабый стук в дверь. Мисаки не ответила. — Эм-м. Это я. Канон. Я могу зайти? Мисаки не ответила. — Я пойму, если ты не захочешь говорить об этом. Это абсолютно нормально… Если тебе просто нужна компания, то я готова предложить тебе её, но я оставлю тебя в покое, если ты не хочешь, чтобы я была тут. Но не могла бы ты хотя бы ответить? Извини меня, если я навязываюсь или лезу не в своё дело, просто я беспокоюсь о тебе. Собрав все свои силы, Мисаки вытерла слёзы и поднялась на ноги. Она подошла к двери, и, открыв замок, потянула её. Если честно, она плохо вытерла слёзы. Любой, у кого имелся мозг и зрение, мог сказать, что она плакала, а у Канон было и то, и другое. — О Боже, Мисаки-чан, мне так жаль, я должна была что-то сказать в тот момент! Но все молчали, а ты казалась такой расстроенной, что я не знала, что мне делать… Мисаки рвано вздохнула и попыталась сформулировать хоть одно связное предложение. — Все в порядке, Канон-сан. Тебе не нужно было заступаться за меня, пусть я и сама с этим плохо справилась. — Ничего, если я войду? Мисаки кивнула и отошла от входа, снова закрыв дверь, как только Канон оказалась внутри. Она прислонилась к стене и медленно сползла вниз, чтобы снова осесть на пол. Канон села рядом с ней, и у неё было сочувствующее выражение лица. Минуты три между ними висела неловкая тишина. Мисаки была первой, кто нарушил её. — Я так устала, — прохрипела она своим голосом, робким из-за слез. — Я не знаю, как долго я смогу продолжать в том же духе. Канон ласково положила руку на плечо Мисаки, двигая ею вперёд и назад. — Ты очень стараешься, — полушёпотом сказала она в попытке успокоить Мисаки, — но иногда ты стараешься чересчур, и в конце концов выгораешь. В таких случаях вполне нормально повести себя так, как ты. — Но это не оправдание. Я не должна была ранить чувства своих подруг. Канон слегка усмехнулась. — Если тебя это утешит, я не думаю, что Кокоро-чан поняла большую часть из того, что ты сказала. — И правда; разве не она однажды спросила, что значит беспокоиться? Я сомневаюсь, что она поймёт, как это сложно, насколько это давит на тебя, даже если я объясню это как можно подробнее. — Мисаки всё еще плакала, но уже успокаивалась. Она больше не рыдала, только всхлипывала. — Я… очень горжусь тобой за то, что ты смогла сделать, Мисаки-чан. Но очень важно, чтобы ты сделала перерыв. Твоё здоровье важней. Мисаки ещё раз вздохнула, обхватив голову руками. Она была измотана, и Канон была права, но после того, как она сорвалась на своих подруг, возможно, было несколько опрометчиво взять перерыв в группе. — Я не знаю. Я не уверена. — её голос надломился. — Я больше не уверена… ни в чём. Канон все это время сидела рядом с ней, нежно водя круги по её спине, но ей казалось, что этого недостаточно. — Ничего, если я тебя обниму? Мисаки нерешительно кивнула. Канон обняла её, притянув голову к груди. Мисаки чувствовала мягкое и ритмичное биение сердца Канон сквозь тонкую ткань платья. Следующие несколько минут они провели в тишине, но значительно более комфортной, чем ранее, и на этот раз Канон прервала её. — Я люблю тебя, — прошептала она, все еще прижимая Мисаки к себе. — Пожалуйста, будь добра к себе. Хорошо? Мисаки медленно кивнула, все еще плача. — Я тоже тебя люблю… — ответила она между рыданиями, и это прозвучало как-то жалко. Но, возможно, в такой обстановке быть жалкой вполне ожидаемо. Она позволила себе быть жалкой перед Канон. Через некоторое время Мисаки успокоилась. Вытирая глаза, она глубоко вздохнула. Всё будет хорошо. Канон взяла Мисаки за руку, поднимая её на ноги. Даже после того, как Мисаки успокоилась, она всё ещё говорила тем же нежным полушепотом. — Хотела бы ты вернуться сейчас? Если нет, ты можешь просто пойти домой, я объясню им, что ты решила отдохнуть. Мисаки всё ещё колебалась. Она открыла рот, чтобы возразить, но сдалась в последний момент. Ей нужно было взять небольшой отдых. Если и было то, кем она не хотела казаться, так это мученицей. — Так, ты можешь сделать это. Я согласна. — К этому моменту Канон повернулась, чтобы уйти, но Мисаки взяла ее за руку прежде, чем она успела зайти слишком далеко. — Эм-м… спасибо. Спасибо за всё. Канон ласково улыбнулась. — Без проблем. — Она нежно провела пальцами по волосам Мисаки, заправляя прядь за ухо. — Отдохни немного, ладно? Мисаки кивнула, и Канон ушла. Диджейка осталась стоять в той же старой тесной комнатке с грудами одежды вокруг. Но она ощущала себя легче. Потом дела пойдут лучше. Пусть даже ненадолго, другие девочки могли взять на себя её инициативу. Но сейчас ей нужно было немного поспать.