Когда же в этом мире мы останемся вдвоём

            Проблемы начались почти моментально.       Руки с его плеч Наруто не убрал. Этого следовало ожидать, после блокировки Кармы, а следовательно и почти всех каналов чакры в левой руке, уровень чакры Каваки понизился процентов на тридцать. Слегка подправленая еще Сакурой в больнице лет семь назад система циркуляции требовала иногда постороннего вмешательства.       В обычной жизни и на работе это не мешало — кончики пальцев левой руки работали прекрасно, а материал протеза на правой обладал сверхпроводимостью, чакра слушалась беспрекословно. Сложнее становилось лишь в такие моменты, когда требовалась глубокая сосредоточенность и необходимость создавать чакру по всей поверхности тела.       Как сейчас, да.       Ладони Наруто лежали на его плечах как влитые, разогревшиеся до кипятка. Шкура на загривке Каваки как встала дыбом с первой секунды, так и оставалась. Большие пальцы Наруто сжимали его шею с двух сторон, примяв расстегнутый воротник куртки и касаясь кожи.       Пульс долбился Каваки в затылок с настойчивостью бешеного барана, и наверняка отдавался Наруто в пальцы.       Каваки страдал.       Учиха же, видимо, подумал, что Каваки страдал недостаточно. Он отлепился от окна, у которого стоял, и подошел к ним с Наруто.       Каваки очень хотелось послать его куда подальше, но вот беда, разговаривать ему было нельзя. Концентрация, пусть и с помощью Наруто, требовала усилий, и разговоры вслух могли всё сбить.       Зато мысленно орать никто не запрещал, это выходило само собой.       Учиха постоял над ними пару секунд, а потом стек на пол, усаживаясь рядом с Наруто. Коленом одной ноги он уткнулся Наруто в бедро, и Каваки чуть не взмыл с места свечкой в потолок. Он затрясся и уставился на Учиху. Тот ответил острой глумливой усмешкой на бледном лице.       — Эй-эй, — забормотал Наруто и двинул большими пальцами, с шеи они переместились на ключицы, обжигая кожу, — что с тобой? Твоя чакра взбесилась, успокойся, Каваки, дыши ровно.       — Мальчик не справляется? — Лениво спросил Саске и отвернулся к Наруто, обрывая зрительный контакт с Каваки.       Каваки, впрочем, на это не обратил внимания, подушечки пальцев Наруто выжигали отпечатки на его коже и вопль в его мозгу, длинный и высокий. Он в жизни не думал, что будет рад своим майкам с растянутым воротом.       — Мальчик старается, не беси его, а? — Вздохнул Наруто и толкнул бедром колено Саске. — Верно, Каваки?       Наруто поймал его взгляд с мягкой улыбкой, и Каваки, завороженный, кивнул ему в ответ. Сердце немного успокоилось, и он почти достиг идеала в медитации.       Учиха фыркнул и наклонился ближе, рассматривая Каваки. Разномастные глаза пристально обследовали его лицо, подмечая испарину и покрасневшую кожу. Спустились ниже, этот путь Каваки ощущал едва ли не лучше, чем прикосновения Наруто. Но к счастью Саске промолчал, только дёрнул бровью, и откинулся назад, опираясь на руку.       Время замерло в одной точке, Каваки погрузился в нужное состояние, его чакра без перебоев поступала в печать и расходилась по линиям, отдаляясь от него, чтобы примкнуть к запасам, которые оставили другие учителя ранее.       Наруто тоже молчал, он лишь изредка то нажимал сильнее на его плечи, то расслаблял свои ладони, уменьшая давление. Глаза Каваки расфокусировались, и теперь вместо лица Наруто он видел лишь светлое пятно.       Он закрыл глаза.       — Проверь, — раздался тихий приказ голосом Наруто, и Каваки с удивлением разлепил веки.       Учиха подобрался на месте как большой хищник и кивнул Наруто. Каваки метался взглядом между ними, Саске встал и бесшумно исчез из кабинета.       Каваки только ощутил импульс встать — нарушители на территории! — как Наруто с силой прижал его к месту, впиваясь пальцами.       — Сиди. — Каваки несогласно вскинул подбородок, но Наруто мотнул головой. — Саске проверит, и если там есть нарушители, то теперь это только их проблемы. К тому же, ночное патрулирование никто не отменял.       Каваки обмяк. Наруто был прав, а по тем, кто на свою голову решит связаться с Учихой можно готовить панихиду.       Каваки посмотрел в окно и понял, что уже начинает светлеть. Теперь он распознал и слабость, похоже действительно прошло несколько часов с тех пор, как он тут сидит. Наруто же не выглядел хоть сколько-то уставшим, и Каваки ему невольно позавидовал.       — Ты молодец, — прошептал Наруто, — отлично справляешься. Осталось немного, ладно?       Каваки замер, пойманный в который раз в ловушку взгляда. Сизые в истаивавшем полумраке глаза не отпускали, удерживая не хуже рук. Каваки качнулся ближе, примагниченный этой непреодолимой силой. Зрачки Наруто дрогнули и расширились. Он задержал дыхание, на лбу появилась морщинка.       — Каваки, — воздух вокруг уплотнился, всё вокруг, кроме лица Наруто смазалось, потеряло свою материальность. — Каваки!       Каваки свалился с места Наруто на грудь и потерял сознание.

***

      Просыпаясь во второй раз, Каваки чувствовал себя немного лучше. Тело всё ещё ощущалось бескостным, но он хотя бы понимал, что у него есть органы и мышцы, а не пустая оболочка.       Боруто гремел на его крошечной кухне.       — Как дома оказался, — бурчал Боруто себе под нос и кажется громил его запас быстрорастворимой лапши.       — Боруто, — негромко позвал Каваки, и тот тут же вырос на пороге комнаты.       — А, проснулся, — мрачно сказал Боруто и подошел к кровати, бесцеремонно боднул Каваки бедром и сел поверх одеяла. — Пить?       Каваки кивнул, горло как ссохлось. Боруто налил ему воды из кувшина с тумбочки у кровати и поднёс к губам. Спешите видеть, сын хокаге и сиделка в одном лице.       Когда Каваки проснулся в первый раз, Боруто дрых без задних ног на краю его кровати. Каваки столкнул его на пол и снова вырубился, обессилев.       — Который час? — Проскрипел Каваки, когда напился и съел предложенную Боруто горьковатую пилюлю.       — Почти вечер, около семи. — Боруто взял его за левую руку и приложил палец к пульсу, пустил слабый импульс чакры, цокнул. — Уработался в ноль, до донышка. Тебя бы сейчас собственные ученики прирезали бы. Позорище. Есть будешь?       Каваки попытался встать, но Боруто толкнул его в плечо и заставил лежать на месте. Ушёл на кухню и снова загремел там. Вернулся со складным столиком, которого у Каваки точно не было.       — Отец принёс, — отвечая на вытянувшееся лицо Каваки, пояснил Боруто. — И суп тоже он, сам готовил, прикинь? Он, кстати, и тебя принёс, но я не видел, позвонил мне утром, чтобы я за тобой присмотрел. Тебе повезло, что я не был занят. Эй, ты чего?       Каваки положил себе на лицо подушку и заорал в неё.

***

      Выходные вышли однообразные — он спал, ел, с помощью Боруто добирался до ванной и обратно к кровати. Боруто, конечно, зубоскалил, но помогал искренне и переживал тоже.       Рассказал, что помогал с Барьером в других стратегически важных зданиях, но так не упахивался. К вечеру воскресенья Каваки полегчало, и слабость, пригибающая к земле, отступила. Боруто, в последний раз проверяющий его состояние, удовлетворительно хмыкнул и сказал, что жить Каваки будет.       Жить-то он, наверно, будет, но вряд ли при здравом рассудке. Воспоминания перед отключкой набросились на него как стая голодных псов и растерзали в клочья.       Тем же вечером воскресенья Боруто ушёл к себе на квартиру, и Каваки остался наедине со своими мыслями. Бешеными хомяками в горящих колёсах крутилось одно и тоже. Глаза в глаза, чёрные огромные зрачки и замершее дыхание.       Что случилось бы, не упади Каваки в обморок?       Каваки написал Наруто, лишь только чтобы уточнить, как все прошло и справился ли он. Наруто коротко уверил его, что всё отлично, а остальное при личной встрече.       Выспаться в ночь перед занятиями не получилось.       Отвлечься вышло только в Академии. Стены кабинета теперь дышали его чакрой, и Каваки ощущал краткое утешение и поддержку, но ровно до тех пор, пока не вспоминал, что здесь-то все и произошло.       Бешеные хомяки заново раскручивали свои пылающие колёса.       Все силы Каваки бросил в работу и нанес ученикам очередной тест и заработал штук тридцать злобных взглядов. Ему похорошело, и к концу предпоследнего урока он попустился.       — Каваки-сенсей, я положу вам яблоко, — хитрая мордочка Суги нависла над столом Каваки, пока он бегло проверял тесты на перемене.       — Если не отравлено — не зачёт, — Каваки не потрудился оторваться от листков.       — Но сенсей, — Суга возмущенно надулся как рыба-шар и застучал рукой по столу, — нам не дают яды!       — Суга-кун, — Каваки поднял глаза от бумажек и вкрадчиво обратился к ребёнку, — а факультатив по ботанике тебе для чего?       Ребёнок похлопал глазами, забрал яблоко, положил его обратно в свой карман и отошёл от стола, смешиваясь с остальными исчадиями ада в глубине кабинета.       Каваки вздохнул и потер лоб. Учить и учить. И носить свою еду из дома.       Маленького паразита породила семья, десятилетиями занимавшаяся тихими убийствами, ядами и кунаями в спину без предупредительного залпа. Каваки ценил, что там был какой-то возрастной ценз на обучение семейному ремеслу, но гораздо больше он ценил яблоки без бритвенных лезвий в мякоти. И свою целую слизистую рта.       Ребёнок был славным, каким славным может быть гаденыш, который в качестве исследований подкладывал небольшие смертельные подношения. Умный и изобретательный, такого легче было сразу брать за шкирку и тащить к более светлому будущему.       Родители Суги как раз были из тех, что тщательно заполняли анкету ребёнка, да ещё и дополнительно побеседовали с Каваки перед первым годом обучения.       — Суга-чан хороший мальчик, — мечтательно сказала ему тогда Кьеко Мацумото, невысокая, миниатюрная блондинка в пастельном кимоно. Она совершенно не производила впечатление джоунина-убийцы, но в её присутствии Каваки подсознательно опасался пить даже собственноручно налитый чай. — Но он очень любознательный и любит до всего доходить сам, возможно, он доставит вам немало хлопот, отнеситесь к нему с пониманием и помогите разобраться.       Что имелось в виду Каваки понял после первого же подношения. Дети нередко сваливали ему на стол яблоки, другие фрукты и сладости, часть из того, что давали им родители в школу. Каваки на первых порах пытался отказываться, ему было неловко, но Абураме быстро это пресек, сказав, что дети так выражают симпатию, и он может их расстроить отказом.       Что характерно, Суга всегда показывал ему, что оставлял. В основном, когда Каваки заходил в кабинет, на столе уже могла лежать горка сладостей, но Суга подходил обычно после уроков и подкладывал что-то на глазах Каваки.       Первыми были моти, небольшая упаковка, сами моти лежали в пластиковой подложке и, если бы Каваки был чуть внимательнее, он бы разглядел, что упаковка уже была нарушена, а потом аккуратно склеена. Он поблагодарил Сугу и решил, что может разделить это угощение с ним, раз мальчик задержался.       Мальчик затаился и просто кивнул, уставившись на Каваки круглыми глазами. Каваки начал рвать оболочку, что-то тонко свистнуло, как натянутая нить, палец обхватила петля металлической лески, сжавшаяся на его коже с силой, приложенной для открытия упаковки.       Каваки тогда застыл, ошарашенно изучая выступившую кровь, а Суга забубнил, наклоняясь через стол и изучая место своего преступления.       Каваки очень захотелось заорать благим матом, но палец ему не отрезало, силы не хватило, да и ребёнок, увидев, что глаза учителя грозят вывалиться, внезапно устыдился и виновато заерзал на месте.       Уже позже, после обработки кругового пореза и уничтожения ими обоими оставшихся, чистых от крови моти, Каваки вытряс из пацана мотивы и предпосылки. И взял с него слово, что тот будет практиковаться только на нём и не сильно усердствовать. Пацан согласился, а следующим Каваки получил яблоко, с лезвиями, загнанными в него так, что порезы на шкурке остались почти незаметными.       Волшебные, чудные дети. Никогда в жизни.