Алоэ

Бистбой обладал одной невероятно неприятной чертой: он умел раздражать, как никто другой. — Никто не должен входить в мою комнату. Кажется, я ясно выразилась в прошлый раз, — четко произнесла Рэйвен, складывая руки на груди. Ей казалось, что так сдерживать ярость, рвущуюся из сердца, проще; а вместе с тем ей еще и не хотелось, чтобы ее сейчас хоть кто-нибудь случайно задел. — Да, но… — Никаких «но», Бистбой, — поджала губы она. — Это моя комната. Научись ценить чужое личное пространство, — и захлопнула перед его носом дверь. Раздери его Тригон, Бистбой был таким… Таким… Надоедливым. Он вообще не был способен, кажется, держать при себе руки, ноги, крылья, хвосты, все — он будто не понимал концепции неприкасаемости, того, что не все люди любили, когда влезали в их комнаты, тела… Души. Что не все обожали объятия и шумные игры, что не всем было так же хорошо, как и самому Бистбою в чужой компании. Рэйвен не была экстравертом. Ее не пугали большие сборища людей, но она однозначно предпочитала не находиться рядом с кем-нибудь ближе, чем на полметра. Бистбой залез в ее комнату ночью. Конечно, у этого дурня было оправдание — он просто услышал, что Рэйвен опять снятся кошмары. Хотел помочь. Кто знает, почему только он: быть может, остальные просто уяснили простые правила Рэйвен, а быть может виноват был его чрезмерно чуткий слух, но… Это бесило больше всего. Что Бистбою почему-то было дело, когда остальным не было — и до того, что его, на самом деле, вообще не касалось. Следующей ночью Рэйвен проснулась одна. Она слышала стук своего сердца в висках, чувствовала, как кровь будто пытается вытечь через уши, и даже ее ночная футболка промокла от холодного пота, а руки трясло, как и все тело: сесть она смогла не сразу. В груди кололо, и каждый вдох давался с трудом, а во рту пересохло, так что пришлось спустить босые ноги на пол и медленно, не отходя далеко от стены, дойти до двери комнаты. Когда Рэйвен ее открыла, она столкнулась нос к носу с Бистбоем, который печально и задумчиво замер в странной позе «постучать или не постучать, подниму-ка я на всякий случай руку». Рэйвен, по крайней мере, показалось, что мысли Бистбоя должны были звучать именно так. — Что ты тут делаешь? — спокойно поинтересовалась Рэйвен, но далось ей это с трудом. Она прижала ладонь к груди: сердце все еще колотилось как бешеное, и ноги дрожали. — Я… Ты запретила входить. — И почему ты стоишь здесь? Бистбой печально посмотрел на свои глупые сандалии, которые купил пару дней назад и в которых теперь разгуливал по башне Юных Титанов всегда и везде. — Тебе принести воды? Рэйвен тяжело вздохнула. Бистбой определенно не учился на своих ошибках. Он был не способен, просто не способен понять, что иногда людям нужно было… Нужно было хоть немного уединения. Даже если на самом деле быть одинокими в этот момент им желалось меньше всего на свете. — Иди спать, Бистбой. Я сама могу дойти до кухни. Дойти до кухни было сложно. Рэйвен еще сорок минут пила крепкий черный чай с сахаром и задумчиво жевала гренки, надеясь, что утром будет чувствовать себя получше, но… Она так и не смогла уснуть. — Ты плохо выглядишь, Рэйвен, — обеспокоенно пробормотала Старфаер, пытаясь готовить яичницу. Выходило у нее крайне нелепо, да и на вкус наверняка было так себе: наверное, потому что не стоило сначала разбивать яйцо в сковородку, а потом в эту же сковородку кидать скорлупу от яиц. — Ты хорошо спала? — Нет. Но я в порядке, — коротко ответила Рэйвен. На ее и без того бледном лице синяки под глазами, наверное, выделялись особенно сильно; даже Киборг из сожаления поставил перед ней кружку кофе. Молча поставил и сделал вид, что это не он, уселся читать газету на противоположной стороне стола. Рэйвен взяла кружку. Она была горячая, а после сна всего в пару часов Рэйвен морозило. По пальцам тут же побежало тепло, и кофе, попав внутрь, согрел ее изнутри; ей стало чуточку лучше. Ровно до того момента, как ее около комнаты нагнал Бистбой. — Что тебе нужно? — спросила Рэйвен устало и приоткрыла дверь, намереваясь прошмыгнуть в свою комнату быстрее, чем разговор станет натужно-долгим. Пару секунд Бистбой неуверенно переминался с ноги на ногу, а потом вытащил из-за спины небольшой кустик алоэ. Рэйвен посмотрела на него с полным непониманием, поэтому он виновато добавил: — Я подумал, что, может, ты спишь плохо потому, что в комнате очень душно. Правда душно. Так что… Может быть… Растение может помочь. Рэйвен переборола в себе желание стукнуть его чем-нибудь. Да, конечно. В ее кошмарах и плохих снах был виноват именно что недостаток кислорода, да. Двадцать раз. Именно в этом была причина. — Я не буду больше заходить в твою комнату, но то, что ты постоянно просыпаешься от кошмаров, печально. Так что… На, — протянул он кустик алоэ Рэйвен. Когда та не шевельнулась, замерев, будто ее околдовали, он вложил в ее руки горшок и быстро скрылся с ее глаз. Рэйвен хотелось сделать с этим горшком что-нибудь нехорошее, вот честно. К примеру, разбить его о голову дурня-Бистбоя, который снова лез не в свои дела. Чтобы больше не лез. Не приходил ночью. Не вламывался в чужую жизнь без разрешения. Но вместо этого она поставила кустик алоэ на тумбочку около своей кровати. Бистбой был идиотом, конечно, тем еще. Но это колючее недоразумение, алоэ, и не цветок, и не кактус, оно… Подходило Рэйвен. И в ее комнате ему было самое место.