Твоя терапия

Прошло несколько лет с тех пор, как Чхве Су-Бон употребил свою последнюю дозу. Он мог бы слукавить и сказать, что уже и не помнит этих ощущений, не помнит того дня, когда в последний раз позволил веществам овладеть своим телом и сознанием. Но увы — он вынужден помнить это с удивительной, математической точностью. Пять лет, шесть месяцев и семь дней кристальной чистоты и абсолютной трезвости. Не просто так Су-Бон получил своё прозвище — Танос. Оно происходит от древнегреческого слова «athanasia», что означает «бессмертие». Прозвали его так потому, что он с трудом выжил, приняв ту самую решающую, финальную порцию химии, и словив мощную передозировку. Бедный, истощённый, насквозь изъеденный веществами парень мог бы распрощаться с жизнью, если бы не судьба или высшая сила, что решила уберечь его на этом свете. Танос оказался в детокс-центре, и провёл там целую неделю лёжа под капельницей. Впервые за много лет его организм очистился настолько, что, казалось, ничего и не осталось внутри — ни веществ, ни органов, ни чувств, лишь ветер да перекати-поле. Опустошенный, полностью лишенный эмоций и желаний, он не знал, что делать дальше. Однако, едва различимыми отголосками в голове витали мысли о том, что всё было не зря. Если он выжил, вдруг это кому-нибудь нужно? А вдруг он сам… нужен кому-то? Когда детокс был окончен, Танос наскрёб в себе остатки воли решил дать себе последний шанс на спасение — отправиться на полноценную реабилитацию. Старенький душный междугородний автобус довёз его до конечной остановки, которая находилась в маленьком удаленном от городской суеты поселении с частными домишками, ухоженными палисадниками и огородами. От духоты автобуса тошнило, голова раскалывалась от боли, поэтому Танос поспешил выпрыгнуть на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, он немного постоял на месте, чтобы продышаться, сверился с нужным адресом и пошёл искать место, до которого так долго и мучительно добирался. Идя прямо по широкой пыльной дороге, ведущей, казалось, в самый край земли, парень вспоминал события последних лет своей жизни, которая теперь казалась ему такой убогой, жалкой и бессмысленной, такой пошлой и грязной, что не отмоешь и не очистишь ни в одном детокс-центре. Беспорядочные половые связи, бессонные ночи, нервные срывы, унизительное вымогательство денег у близких, куча непонятных людей вокруг, уже и неясно было, когда оно всё вот так закрутилось. И тем не менее Танос очень надеялся на то, что именно сейчас он точно сможет взять себя в руки и оттолкнуться от того дна, на которое опустился за последние годы. Изможденный и уставший, слабый и совсем худой, с одним-единственным рюкзаком на плече, парень наконец нашёл нужный ему дом — реабилитационный центр. Центр находился на отшибе, в отдалении от остальных домов, и прятался за высоким забором. Его владельцами и основателями были давние друзья, или кем они там друг другу приходились — господа Сон Ги-Хун и Хван Ин-Хо. Уже много лет они помогали таким же заблудшим душам, как Танос, измениться, обрести смысл жизни, и, первостепенно, осознать и принять свою зависимость и научиться жить и совладать с ней. Танос нервничал. Он понимал, что один лишь шаг отделяет его от новой жизни… готов ли он к ней? Готов ли он к новому себе? Готов ли отпустить своё мучительное прошлое? Он робко постучался в железные ворота. Сердце вырывалось из груди, в ушах звенело, Танос почти не дышал. Калитка гулко скрипнула, дверь отворили. — Проходи, сынок. Ты в порядке? — спросил его открывший дверь Сон Ги-Хун. — Здесь ты будешь в безопасности — подхватил Хван Ин-Хо. — Я… Танос не мог больше сдерживать себя. Самое простое человеческое тепло, которым его встретили с порога, окончательно растопило заледеневшую корку на его усталом сердце. Его глаза наполнились слезами, и он заплакал, и плакал так долго, как никогда раньше. Слёзы смывали пыль с его лица и окаменевшие куски боли и страданий, уже давно приклеившиеся к его душе изнутри. Его пригласили в дом, напоили теплым чаем и показали комнату, в которой ему предстояло жить ближайшие месяцы. Перед сном Ги-Хун подошёл к Таносу поговорить. Они просидели вместе не меньше часа, парень рассказывал о своей жизни, о том, как оказался в столь плачевном положении, как едва не умер и почему решил пройти реабилитацию. — Уж не знаю, получится ли из меня что…- Даже не думай сдаваться, сынок. Ты намного сильнее, чем думаешь. Собираясь уходить, Ги-Хун обнял Таноса так крепко, как родного сына. Вот так и началась его новая жизнь. Реабилитация заняла у Таноса год. Многие люди, выпускаясь из центра и попадая обратно в большой мир, пугаются этой резкости, этой непривычной разницы температур, теряются и вновь срываются на наркотики, в итоге возвращаясь в центр. Многие, но не Танос. Пройдя лечение, он чётко понял, что спасся неспроста, и отныне и навсегда его миссией будет одно — помогать таким же, как он. Бедным, слабым и безвольным, опустившимся на дно людям, которые так же, как и он в своё время, заслуживают шанс что-то изменить. Вот так Танос и решил пройти обучение, получить необходимую квалификацию и стать консультантом в реабилитационном центре. Консультант по химической зависимости — это человек, который вместе с остальными работниками центра помогает зависимым проходить терапию, поддерживает и мотивирует, прежде всего, собственным примером. Консультант как никто другой понимает пациентов, потому что сам уже проходил по этому пути. Он понимает их нежелание лечиться на первых порах, их недоверие врачам, психотерапевтам и самим себе, а потому лучше, чем кто-либо другой, умеет подобрать верные слова, утешить и подбодрить в минуты отчаяния. Танос был хорошим консультантом. Он был настолько благодарен Ги-Хуну и Ин-Хо за то, что те в свое время заботливо взяли его под крыло и спасли от необратимого, что ему хотелось отдать их центру всего себя, приложить максимум усилий, чтобы все, кто нуждается в помощи, получили её так же, как и он несколько лет тому назад. Парень по-настоящему жил и горел этим делом, горел идеей спасти как можно больше людей. Это случилось поздно вечером. Танос был в числе тех консультантов, которые на постоянной основе жили на территории центра. Он сидел в своей комнате и составлял план вечерних творческих занятий на месяц. Занятия должны были выполнять функцию арт-терапии, и, чтобы подготовить их, парень внимательно изучал соответсвующие статьи и советовался с местными психологами. Он не мог позволить себе выполнить свою работу некачественно, или подойти к делу чуть менее ответственно, чем на все сто процентов. Вдруг Танос услышал какой-то шум и крики, доносящиеся, кажется, из другого крыла дома. Спустя мгновение в его дверь постучали, и в комнату зашёл Ин-Хо. — Су-Бон, у нас новенький. И ему… слегка нехорошо. Понимаю, твоя смена на сегодня уже окончена, но если тебе нетрудно… Не мог бы ты побыть с ним? Меня и Ги-Хуна не слушает, может, хоть ты до него достучишься. — Конечно, господин Хван, не беспокойтесь. Я ведь понимаю, какое оно непростое, это первое время заезда в дом. — Спасибо тебе, сынок. Пойдём, я проведу тебя к его комнате. Мы поселили его в шестую. — Шестую? Шестая комната находилась на втором этаже слева, в крыле для проходящих реабилитацию. Так сложилось, что все, кто раньше жил в этой комнате, уже завершили лечение и выехали из центра, и некоторое время она пустовала. Но в этот вечер в ней появился новый постоялец. — Что за случай, господин Хван? — Совсем молодой парень, Су-Бон, почти твой ровесник, может, чуть младше. История распространенная, работал в клубе, связался с веществами и погряз в этой дряни с головой. Друзья чуть ли не силой привезли сюда, говорят, он совсем плох. Кричал, дрался, протестовал, ни в какую не хотел ехать, но в конечном итоге сдался. Бедные вы мои дети… Голос Ин-Хо звучал печально, как и в любой другой раз, когда он говорил о новоприбывших. Когда он рассказывал о молодых ребятах, в его интонации слышались особые ноты скорби и сожаления, словно речь шла о его собственных детях, которых он упустил, которым не смог дать достаточно любви и тепла, чтобы уберечь от роковой ошибки. Танос мог лишь восхищаться выдержкой и мужеством Ин-Хо и Ги-Хуна, которые из года в год неизменно работали со всеми этими разбитыми судьбами. Однажды он сказал Ги-Хуну, как восхищается тем, что спустя годы они не забросили этот тяжкий и неблагодарный труд. — Ну что ты, сынок, разве можно назвать наш труд неблагодарным? Каждый день мы помогаем нашим пациентам всем, чем только можем, и если из ста человек хотя бы один сможет изменить свою жизнь и выйти полностью окрепшим, а уж тем более стать таким ответственным и целеустремленным, как ты… Для нас это и будет самой большой благодарностью в жизни. Тем временем Ин-Хо с Таносом подошли к комнате новичка. Оттуда им навстречу вышел Ги-Хун. Он усмехнулся и сказал: — Да, не из робкого десятка парень. Но это даже хорошо. У таких упёртых обычно сильный внутренний стержень. Если захочет, то выкарабкается. Осталось только ему захотеть… — Как он там, в порядке, Ги-Хун? — поинтересовался Ин-Хо. — Ха, спросил бы лучше, в порядке ли я… Думал, он мне тут всё разнесёт, уж какой был недовольный. Но ничего, успокоился, сейчас сидит, притихший, словно и не истерил вовсе. И как же вся эта дрянь бьёт им по психике… Вижу, парень-то хороший, и как его только так занесло… — даже Ги Хун, не привыкший драматизировать, старающийся, как бы тяжело ни было, относиться ко всему легко и с юмором, дабы не сойти с ума на этой работе, не мог скрыть своей обеспокоенности. — Я привёл Су-Бона. Мне кажется, они могут найти общий язык — с надеждой в голосе произнёс Ин Хо. Ги-Хун и Ин-Хо поспешили удалится, дабы не мешать, и Танос зашёл в шестую комнату. Комната была средней, на трёх человек. Обычно жильцы за время пребывания в доме как-то украшали свои зоны, клеили на стены свои рисунки с арт-терапии, ставили на полки самодельные статуэтки и букеты цветов, сделанные на вечерних мастер-классах, клали на тумбочки памятные подарки друг от друга, и забирали всё это с собой, выезжая из центра. Поскольку в комнате уже какое-то время никто не жил, она выглядела пусто и тоскливо. Только мебель, тусклый свет от люстры и Он. Этот парень сидел на самой дальней кровати, практически забившись в угол и отвернувшись в сторону окна. Танос сразу разглядел на его руке браслетик из детокс-центра, такой же, какой был у него самого несколько лет назад. Рядом на кровати лежала неразобранная сумка с вещами и аккуратно сложенная спортивная форма изумрудно-зелёного цвета. — Здравствуй… Значит, ты и есть наш новенький. — осторожно начал Танос — меня зовут Су-Бон, но многие здесь называют меня Таносом. Я — здешний консультант. Ко мне ты можешь обращаться за любой помощью, для этого я здесь. Как тебя зовут? Но парень ничего ему не ответил, даже не посмотрел в его сторону. — Слушай, тебе, наверное, не верится, но я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Мы, консультанты, сами когда-то были в вашем положении… (он нарочно избегал слово «зависимость», чтобы не спровоцировать парня на агрессию — с принятием своей зависимости пациенты центра работают отдельно). Мы сами проходили реабилитацию, сами впервые попадали в центр. Я знаю, тебе здесь очень непривычно. Но мы тебя никуда не торопим, тебе нужно время, чтобы адаптироваться. Снова никакого ответа. — Если не хочешь разговаривать, ничего страшного. Но тебе нужно привыкнуть к этому месту. Хочешь, я покажу тебе, где у нас тут что находится? Можешь ничего не говорить, просто смотреть. Тут парень резко повернулся к Таносу и наконец заговорил с ним. — Послушай-ка, ты, если ты думаешь, что я намерен с тобой разговаривать, то ты ошибаешься, — прошипел новенький, — Меня не проймёшь твоими психологическими приёмчиками! — Но ведь ты уже заговорил — улыбнувшись, ответил Танос, и тут же осёкся, побоявшись, что может отпугнуть новенького этой фразой. Парень лишь недовольно фыркнул, снова отвернувшись к окошку, и Танос решил переключить его внимание. — Ты, наверное, уже видел зелёную форму, что лежит на твоей кровати? Тебе рассказали, что это за одежда? Снова молчание. — Такую одежду в нашем центре носят те, кто проходят реабилитацию. Консультанты, то есть, такие, как я, носят другую форму — красные куртки. Она у меня в комнате, могу показать чуть позже… Дело в том, что периодически к нам поступают новички, как ты, и в учебные часы, во время занятий, сессий и мастер-классов, мы носим специальную одежду, чтобы вам было легче запоминать и отличать консультантов от всех остальных. В свободное от занятий время можно носить любую од… — А если мне похуй, кто из вас кто? — не дослушав, подал голос парень — Для меня все вы одинаковые ублюдки, что ты, что все эти припизднутые, которых сюда свезли, что мои друзья, которые затолкали меня в эту дыру… Но Таноса было не вывести на эмоции простым оскорблением. Его задачей было сохранять невозмутимость до последнего, с чем он прекрасно справлялся. Решив не давить на новенького расспросами, он присел на кровать напротив и начал перебирать в голове дальнейшие варианты собственных действий. Отстать и оставить его одного? Можно, но вдруг у него снова случится истерика, или он попытается себе навредить? Нет, нужно проследить, чтобы он лёг спать. Но этого новенького явно напрягает спокойный тон, он воспринимает его, как попытку манипуляции… И что теперь? Не опускаться же до взаимных оскорблений, это может только усугубить ситуацию. Размышляя и перебирая один способ пообщаться с новеньким за другим, Танос заметил на его запястье татуировку. Ещё не успев толком её разглядеть, погружённый в собственные мысли, он, точно на автомате, выпалил: — Пиздатая у тебя татуха… — У меня ещё есть… — ответил ему парень — То есть, у тебя тоже. Пиздатые. Все. Танос с удивлением поднял глаза на новенького. Впервые вглядевшись в его лицо как следует, он даже подумал, что где-то раньше уже видел этого паренька. Он не ожидал, что тот так резко изменится в поведении, услышав обычный комплимент. Затем он, словно впервые, осмотрел собственные руки — на них и правда красовалось множество разнообразных татуировок, причудливые узоры дополняли друг друга, сплетаясь в танце разноцветных линий и плавных изгибов. — Спасибо, но это тоже ещё не все — усмехнулся Танос. — И что же мне сделать, чтобы увидеть остальные? — с язвительной ухмылкой спросил новенький, облизываясь. Танос ничего не ответил на это, лишь улыбнувшись тому, что смог мало-мальски расположить к себе новичка и чем-то привлечь его внимание. Парень явно считал эту эмоцию и вновь нахмурился. — Ну заговорил я с тобой, и что теперь? Поздравляю, ты своего добился. Ну давай, принеси мне раскраску с феями или кубики лего, или ещё какую-нибудь хуету, чем вы тут занимаетесь? Но Таноса было не пронять. Он понял, что новенький лишь играет перед ним в злодея, а потому с улыбкой ответил: — Прекрасно! Ты интересуешься, какие занятия проходят в нашем центре? Я с радостью тебе обо всём расскажу. Но для начала хочу пригласить тебя на небольшую обзорную экскурсию по дому. Расскажу тебе, что да как, где что находится, чтоб ты не заблудился, заодно и про наше расписание узнаешь. — Танос встал с кровати, подошел поближе к парню и подал ему руку, как бы приглашая за собой — Только тихонечко, все уже ложатся спать. В глазах новенького бликовало сомнение. Танос внимательно следил за тем, как сменяются эмоции на его лице, и никак не мог отделаться от мысли, что этот парень выглядит до боли знакомым. Наконец, новенький решился и дал Таносу свою руку. Ту, на которой была набита татуировка. Теперь Танос мог рассмотреть её получше — это была золотая подкова с тремя звёздами наверху. И он узнал её, и узнал бы из тысячи других татуировок. Но главное — он узнал человека, руку которого держал. Сколько раз он видел эту руку в разноцветных огнях прожекторов, под толщей кальянного дыма, во тьме клубных задворок, под мигающей лампой в туалете и много, много где ещё. Танос держал за руку свою безмозглую юность. Свою страшную зависимость. Свою передозировку. Свою, к счастью, неслучившуюся смерть. Это была рука его дилера. — Нам-Гю? — Надо же, вспомнил. Впервые правильно назвал. Ну здравствуй, родной.