Королева ночи

В баре шумно. Офисный планктон привычно стекается в бары и кафе обычно спокойного района, чтобы отпраздновать пятницу и окончание очередной рабочей недели. Бертольд вздыхает: пару дней назад он тоже был таким, а теперь… Теперь его резюме пылится на куче сайтов по поиску работы, а деньги на счёте стремительно заканчиваются. Ну, он хотя бы предусмотрительно оплатил квартиру на полгода вперёд, так что без крыши над головой не останется, уже хорошо. Делая очередной глоток грушевого сидра, Бертольд осматривается, искренне надеясь не встретить никого знакомого: сейчас он явно не в лучшей своей форме, что, впрочем, неудивительно, если учитывать уже второй вечер подряд в баре. Почти все присутствующие пришли с компанией и сидят за столиками, обсуждают последние новости и сплетни. Лишь он сам и ещё пара человек устроились у барной стойки в гордом одиночестве. Один парень, расположившийся справа от него, постоянно привлекает его взгляд — он словно сошёл с обложки женского романа и определённо пользуется популярностью у противоположного пола (да и у своего тоже, отмечает Берт, слегка смущаясь). Между ними сперва была кокетливая девчонка лет девятнадцати, но она быстро упорхнула к двум молодым людям за соседним столиком, и Гувер чувствует себя неловко. Обаятельный атлетичный блондин улыбается ему мягко и дружелюбно — без какого-либо сального намёка, самоуверенного бахвальства или снисхождения (с последним Бертольд сталкивается чаще всего). Выдержав несколько минут игры в гляделки, парень кивает на стул, разделяющий их: — Не против, если я подсяду? Судорожно сглотнув, Гувер кивает, с замиранием сердца смотрит, как красавчик легко спрыгивает со своего стула и пересаживается на соседний. Осторожно передвигает свой стакан — Берту кажется, что это «секс на пляже» — и делает небольшой глоток, а затем поворачивается к нему: — Я Райнер. — Бертольд. Можно Берт. — Очень приятно, Берт, — обворожительно улыбается Райнер, и в этой улыбке снова нет ничего, кроме искреннего интереса. Это сбивает с толку. Бертольд точно не считает себя уродом — это он давно проработал с психотерапевтом, — но и не понимает, с чего вдруг такой, как этот Райнер, обратил на него внимание. Обычно подобные люди знакомятся с ним, чтобы потешить самооценку, и ничего хорошего из этих знакомств не получается. Ожидаемо. Но Райнер не производит впечатление напыщенного индюка — скорее, напротив, он кажется смущённым и милым. «Похож на щенка золотистого ретривера», — подмечает Берт и слабо улыбается. — Взаимно. — М-м… Могу угостить тебя, — парень бросает взгляд на бутылку перед ним, — грушевым сидром? Бертольд дёргает плечом, не зная, что ответить: его никогда в жизни не угощали в баре, поэтому он понятия не имеет, что сказать и как продолжить этот… флирт? В это время Райнер, считав его неуверенность и правильно определив её причину, наклоняется к бармену, что-то говорит и пару раз кивает. — Попросил его повторить тебе, — снова поворачивается он к Берту. — Чем занимаешься по жизни? — Ну… — настроение стремительно катится вниз. Действительно, чем он занимается по жизни? Говорить, что в последние дни посылает далеко и надолго всё и всех, не хотелось: ещё подумает, что он псих. Слова срываются с его губ раньше, чем он успевает обдумать свой ответ, — я айтишник. Но сейчас ищу новую работу. — Воу, — хмыкает Райнер. — Звучит круто, я вот ничего не понимаю в компах. — А ты чем занимаешься? — Я танцор, — ещё одна улыбка, на этот раз смущённая. Бертольд недоверчиво осматривает нового знакомого: на танцора он точно не похож, скорее на футболиста или регбиста, но изящные, плавные жесты вызывают сомнения. «Может, и танцор, — думает Берт, — танцы разные бывают».

***

Это похоже на слащавый фильм для одиноких девиц: обаятельный красавец ухаживает за заурядной серой мышкой. Да, именно такие мысли мелькают в голове у Бертольда, пока он едет в утреннем автобусе. Это точно похоже на романтическую комедию, потому что после встречи с Райнером вся его жизнь начала постепенно налаживаться. Он нашёл работу — его приняли буквально после первого собеседования — и внезапно обзавёлся второй половинкой, чего не было уже года полтора. И даже венерина мухоловка на подоконнике внезапно расцвела, словно подтверждая: всё отлично. Хочется ущипнуть себя, чтобы проверить — уж не сон ли это, но Берту даже страшно это делать. Если он снова проснётся один с жуткой головной болью и пустотой в груди, это будет слишком жестоко. И хотя его пугает, насколько быстро развиваются их с Райнером отношения, тормозить или прерывать их он точно не собирается. Райнер оказался парнем мечты (Бертольд подозревал это ещё при первой встрече, но чтобы настолько…): с пониманием относится к триггерам Берта — никаких разговоров о его семье, готовит ему потрясающие ужины и завтраки, когда остаётся на ночь, иногда довозит до работы и забирает с неё, когда у него самого нет репетиций. Он даже притащил огромный фикус, когда узнал, что ему нравятся растения и на кухне у него «проживает» уже больше пятнадцати нелегальных зелёных соседей. «Если это сон, я хочу никогда не просыпаться», — думает Берт по утрам, пока тихо собирается, чтобы не разбудить мирно спящего Райнера. Во сне он ещё больше похож на очаровательного щенка или подросшего ангелочка с открыток — складка между бровей разглаживается, щёки сминаются подушкой — Браун всегда спит на животе, — а дыхание становится ровным и спокойным. В такие моменты всё, что было до их случайной встречи в баре, кажется нереальным — как будто они всегда были вместе. Вечером, когда они с Райнером нежатся в постели после очередного ужина от шеф-повара Брауна и ленивого секса, Берт включает любимый сериал и чувствует, как постепенно отрубается. Конец рабочей недели, полный желудок и пустые яйца — что может быть лучше? — Какие планы на выходные? — выводит пальцем на его груди узоры Райнер. — М-м, не знаю пока, скорее всего, буду снова смотреть «Доктора Кто» и просто валяться, — потягивается Берт, несильно ударяя ладонями по стене за изголовьем кровати, — а у тебя есть какие-то предложения? — Хотел присоединиться, — Райнер сгребает его в охапку и утыкается носом в шею, — на улице так холодно сейчас, буду об тебя греться. Бертольд не отвечает и счастливо улыбается, щёлкая пультом и включая очередную серию.

***

— И что это за клуб? — спрашивает Берт, выходя из такси, но коллеги отмахиваются — мол, не переживай, тебе понравится. Сама по себе идея поехать в выходной в гей-клуб — ещё и с новыми знакомыми с работы — казалась и кажется ему очень сомнительной, но у Райнера мероприятие, а провести в одиночестве субботний вечер за просмотром сериала — идея ещё более сомнительная. В конце концов, надо же хоть как-то социализироваться, да? «Да», — мысленно отвечает сам себе Бертольд и, неуверенно ёжась, подходит к очереди у входа. Над небольшой группой людей сияет неоновая вывеска, и парень напрягает глаза, чтобы прочитать название клуба. Когда ему это удаётся, он едва сдерживается и глухо фыркает в кулак. Ярко-розовым неоном горит силуэт головы единорога, у которого вместо рога — Берт смущённо улыбается, чувствуя себя школьницей, — член. А под ним — самое подходящее название, какое только может быть: UNIPORN, с выделенной насыщенно-голубым цветом дугой в букве Р. Внутри, вопреки ожиданиям, прохладно и атмосферно: везде горят неоновые лампы, бармены в портупеях на голое тело (и в штанах, конечно) разливают гостям коктейли, а сцена — сердце зала — скрыта тяжёлым бархатным занавесом. Играет приятная музыка, совсем не похожая на тупую долбёжку, которую Берт слышал в обычных клубах, она расслабляет и настраивает на нужный лад, ведь он приехал сюда просто отдохнуть и хорошо провести время. Когда начинается дрэг-шоу, все потихоньку стягиваются к сцене. Кто-то радуется выступлению любимого артиста, кто-то танцует и подпевает, а кто-то просто наблюдает за происходящим. И этот кто-то — Бертольд. Уже в середине второго отделения (он раньше даже не знал, что в дрэге тоже бывают отделения, как в театре) он начинает скучать: все артисты, конечно, выглядят классно, зачастую настолько, что он бы никогда в жизни не подумал, что это мужчины. Но это всё не цепляет его, во всяком случае так, как всех остальных в зале. В ярком свете софитов появляется высокая сверкающая фигура, и у Берта моментально перехватывает дыхание: шаг за шагом, эта… этот? человек выходит на сцену, подобно давно забытой богине красоты, окутанной дымкой из лёгких сияющих тканей и затянутой в совершенно немыслимое платье цвета аквамарина. В каждом движении читается невероятная грация, а аплодисменты и радостные возгласы дают понять, что это явная любимица публики. — Дамы и господа, а сейчас — королева всех местных борделей и, конечно же, ваших сердец! Встречайте, бесподобная Лавли Криста! Весь зал заходится в восторге, а Бертольд не может отвести взгляд от человека на сцене. Крепкие мужские руки скрыты высокими перчатками, гладко выбритая грудь (очевидно, что без подкладок, в отличие от других артистов) идеально вписывается в откровенное декольте, а в меру изящная, пусть и в мышцах, нога время от времени выглядывает из разреза в платье при ходьбе. Наконец, взгляд Гувера скользит к лицу дивы и замирает, бесстыдно рассматривая черты лица, едва различимые под толстым слоем грима. Чёткие углы челюсти, острые скулы, широкие брови — частично скрытые тональником, — тонкие губы, накрашенные розовой помадой так размашисто, что даже не верится. А ещё янтарно-чайные глаза, которые сложно не узнать, и неважно, что над ними густые чёрные накладные ресницы… «Райнер…» — мелькает где-то далеко-далеко на краю сознания Бертольда, но он отмахивается от этой мысли, продолжая замечать всё больше и больше знакомых деталей. Звучит музыка — что-то из репертуара Леди Гаги, появляются танцоры, а артист берёт микрофон (выключенный, разумеется) и начинает открывать рот, словно песню поёт он. Она? В голове у Гувера всё смешивается и путается: он не знает, как обращаться к тому, кто стоит сейчас перед ним, не знает, почему всё в этом человеке напоминает ему Райнера, не знает, отчего хочется уйти прямо сейчас и названивать бойфренду, пока он не ответит, чтобы убедиться, что это всё морок и иллюзии. Но чем больше он смотрит на сцену, тем твёрже становится его уверенность и неоднозначнее — чувства. — Давайте поблагодарим нашу красотку Лавли Кристу! Не волнуйтесь, она ещё спустится в зал, вы сможете прикоснуться… К прекрасному, так сказать. Кстати, грудь-то настоящая или как? — подзадоривает посетителей ведущий, а сама Криста обворожительно улыбается, и Берт с благоговейным ужасом видит ямочки на щеках. Слой грима, корсет, платье, парик — всё это не может утаить какое-то фантасмагорически жуткое открытие, и Бертольд делает глубокий вдох. «Я танцор». «Еду на репетицию». «Завтра выступаем». «Учим новую хореографию». «У меня ночное мероприятие». Это всё напоминает ложь, которой обычно прикрывают измены или преступную деятельность, но тут… Его разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, это определённо лучше измены или торговли кокаином где-то в гетто, а с другой… Это явно не то, что стоит скрывать от своего партнёра. Какая-то часть его сознания отказывается принимать увиденное, кричит, что он обознался, что это не Райнер, что ему просто показалось, но Бертольд понимает: он не может ошибиться. В конце концов, он не может не узнать собственного парня.

***

— Мы можем поговорить? — неожиданно даже для самого себя спрашивает Бертольд после ужина. Ему весь вечер кусок в горло не лез, хотя Райнер поразительно вкусно готовит и в этот раз порадовал его пастой диталини с соусом из зелёного горошка — о такой Берт и не слышал до этого. Но он уже неделю думает о произошедшем и чувствует: ещё немного, и он взорвётся. — Да, конечно, что-то случилось? — янтарные глаза сразу же становятся по-щенячьи грустными, и говорить всё то, что хотелось, уже не хочется. И не можется. — В общем… — все слова пропадают. Кажется, будто сейчас он переступает важную границу, какой-то рубеж, за которым снова может быть одиночество, холодная постель и полуфабрикаты на ужин. — Я был в клубе в субботу… — Райнер кивает, но его лицо всё ещё выражает непонимание. — В клубе «Юнипорн». Когда он произносит это название, по закону жанра в руке парня вздрагивает бокал с белым вином, а взгляд становится стеклянным. — Д-да? — Райнер… — Бертольд тяжело вздыхает: этот разговор даётся ему куда тяжелее, чем он даже мог предположить. — Давай начистоту, ладно? Это… Это очень сложный разговор для нас обоих, да? — Браун кивает в ответ, — поэтому давай не будем ещё больше усложнять… — Х-хорошо, — голос Райнера хрипит от волнения, и он кивает ещё раз. — Ну… — Почему ты мне не сказал? — не даёт ему собраться с силами Берт. — Хочешь сказать, что если бы я сразу сказал, тебя бы это не смутило и не оттолкнуло? — А должно? — Не знаю… — Слушай, я, возможно, не до конца понимаю, чем именно ты занимаешься и в чём прикол, но меня злит не это, — Бертольд скрещивает руки на груди, — а то, что ты мне не сказал. Мне казалось, что мы доверяем друг другу. — Я бы всё равно тебе рассказал, просто не сразу… — И когда ты собирался это сделать? Через год? Два? Пять? — Не знаю, — сокрушённо качает головой Райнер. — Мне нужно было время… — Время? — тупо переспрашивает Бертольд, замирая на месте. — Ты думаешь, что это просто? — голос Брауна становится тихим и хриплым. — Рассказать, за руку отвести на своё шоу? — Райнер… — Когда я одному бывшему рассказал, он в клубе разгромил аппаратуру и устроил драку, — продолжает он, уставившись в одну точку. — Мне разорвал платье, ещё одному парню ребро сломал… Как думаешь, после этого легко рассказать? — Райнер, — Берт снова зовёт его и осторожно, боясь спугнуть, берёт за руку, — ну ты понимаешь, что я не… не стану так поступать? — Громить ничего, может, и не будешь, но… — парень вздыхает. — Слова иногда ранят сильнее. Бертольду это даже в голову не приходило: Райнер может не «не доверять ему», а просто бояться. В конце концов, то, чем он занимается, даже в ЛГБТ-комьюнити воспринимается с подозрением. Формально он не соврал: он действительно танцор и даже хореограф — Берт успел погуглить и клуб, и Лавли Кристу, и даже самого Райнера Брауна. Он бы никогда не подумал, что ему придётся гуглить своего парня, — о таком он слышал только в историях про маньяков, а Райнер, к счастью, вовсе не маньяк. Просто дрэг-артист, причём довольно успешный. — Слушай, — он делает глубокий вдох и собирается с мыслями, — я… Честно, я в шоке. Не буду врать. Просто… Просто всё сложно. — Можешь не продолжать, — сдавленно отвечает Райнер. — Я всё понял. — Нет, — отрезает Берт. — Нихера ты не понял. Райнер удивлённо смотрит на него, его золотисто-карие глаза распахиваются от изумления: Бертольд редко матерится и ещё реже бывает таким решительным или даже воинственным. — В общем, я никогда особо не вникал в суть дрэга и не был фанатом, но… Ну типа, если тебе это нравится, то в чём проблема? Это же не проституция и не торговля наркотиками. Он поворачивается к Райнеру, они сверлят друг друга пытливыми взглядами, и Браун сдаётся первым: — Ты серьёзно? — Ты хотел услышать что-то другое? — Нет, я ждал, что ты… — Нет. Это короткое слово ставит точку в их дискуссии — Берт чувствует это, видит, как плечи Райнера расслабляются, и сам выдыхает. — Прости, — говорит тот, нежно поглаживая запястье Бертольда, — что не сказал. Я думал, что скажу в ближайшее время, но всё откладывал. Берт кивает, осторожно перехватывая руку Райнера и переплетая их пальцы.

***

Райнер тянет его за рукав, и Берт идёт следом. Это всё очень странно, и он не знает, что чувствует в данный момент. Его парень ведёт его за кулисы гей-клуба, чтобы показать, как он перевоплощается. — О, приветики! — вдруг к Берту подлетает миниатюрная блондинка и стискивает в объятиях (насколько вообще может). — Бертольд, да? — А… Да… — растерянно лопочет парень. — Я Кэт, Кэтрин, менеджер этого борделя, — она обводит рукой помещение, явно имея в виду не гримёрку, а клуб в целом. — Борделя? — переспрашивает Бертольд, чувствуя себя попугайчиком. — Ой, не бери в голову, — смеётся Кэт. — Да не смотри ты на меня так испуганно! — Я… Прости, никогда не был… по ту сторону сцены. — Кэт, — предостерегающе говорит Райнер, но девушка пропускает это мимо ушей. — А-а, понимаю, все пугаются. Но к этому быстро привыкаешь. Я вообще какое-то время в вебкаме работала, для меня знакомая атмосфера. Глаза Бертольда медленно расширяются от ужаса и удивления, а Кэтрин начинает хохотать, заметив его реакцию. — Ничего такого, я менеджером была, спокойно! Райнер не говорил, что ты такой нежный, — хмыкает она, а Браун закатывает глаза и вздыхает. — Ладно, погнали в гримерку, посмотришь, как он перевоплощается, это то ещё зрелище. Кэт не обманула: зрелище поразительное. Бертольд заворожённо смотрит на то, как раздевается Райнер, а затем — постепенно, шаг за шагом превращается в Кристу. Пять — Берт пересчитал и переспросил — пар колготок, которые сглаживают рельеф мышц и утягивают ноги; специальные трусы с мягкой силиконовой вставкой, чтобы увеличить бёдра и задницу, а заодно выделить талию; потрясающее шёлковое платье цвета фуксии, которое держится на тонких лямках и подчёркивает мужественные плечи, а поверх него — лёгкая, почти невесомая нежно-розовая накидка с пёрышками из тонкой сетки. Бертольд застывает, глядя, как эти пёрышки колышутся от каждого движения и как они туманной дымкой покрывают плечи парня, скрывая их. Кожаный корсет — который они с Кэт в четыре руки затягивают и завязывают на спине — дополняет образ, и если не смотреть на лицо, то перед ними теперь стоит просто высокая и крепкая девушка. «Офигеть», — думает Берт. — Хэй, рот закрой, а то челюсть вывихнешь, — говорит ему Кэт, и он запоздало осознаёт, что действительно таращится с открытым ртом на Райнера. — Кэт, поможешь мне с париком? — будничным тоном спрашивает тот. — Ага, только запудрись сначала. Райнер улыбается и отворачивается к зеркалу, на столике перед которым стоит целая гора косметики: разные баночки, тюбики, коробочки с яркими тенями, похожие на палитры красок, кисти всех размеров и форм — Берт даже не думал, что такие бывают. В руках Райнера смешной оранжевый спонж, похожий на большое куриное яйцо, который порхает по его лицу, замазывая тональником всё: от бровей и лёгкой щетины до мелких прыщиков и даже морщин. Когда толстый слой завершён — помимо лица, под «штукатурку» попадает шея, уши и даже зона декольте, — огромной пушистой кисточкой всё это припудрено белоснежным порошком, напоминающим не то муку, не то запрещённые вещества. После этого Кэт возится с париком — уже другим, на этот раз изящные светлые локоны, а не высокий конский хвост — и периодически цокает, пшикая чем-то неведомым на кожу там, где её касается шапочка парика. А Райнер… Райнер рисует что-то абсолютно немыслимое на своём лице — розовые губы, такие же розовые росчерки на глазах, от которых всё лицо меняется почти до неузнаваемости, и длинные чёрные стрелки. Он орудует всеми кистями и тюбиками так, будто он гениальный художник, привычно пишущий картину. Берту кажется, что он лишний здесь, но он продолжает бесстыдно рассматривать Райнера, его тело и лицо, которые кажутся такими знакомыми и незнакомыми одновременно. Если бы Бертольда привлекали женщины, Криста определённо была бы его типажом. — Вот и всё, — слегка изменённым, более высоким голосом говорит Браун, и Берт приходит в себя. — Ух, красотка! Райнер, нет, Лавли Криста кокетливо улыбается и посылает воздушный поцелуй Кэтрин, прежде чем натянуть нежно-розовые атласные перчатки до локтей. — Выглядишь… Невероятно, — тихо бормочет Бертольд, оглядывая его (её?) с ног до головы. — Спасибо… Милый, — Криста легко надевает туфли на высоченных каблуках и становится почти одного роста с Бертом. Она чмокает его в уголок губ, оставляя след помады, и направляется к выходу, покачивая бёдрами. — Эй, Криста! Ищи себя в прошмандовках Чикаго! — громко хохоча, кричит Райнеру вслед Кэт и поворачивается к Берту, — это у нас что-то типа напутствия. Пойдём в зал, если не хочешь пропустить свою красотку. Бертольд кивает и слабо улыбается, но уже расслабленно: Кэтрин, может, и очень громкая и яркая для него, зато абсолютно точно искренняя. В зале очень людно, все толпятся у сцены, но Кэт ловко пробивается вперёд — как раз к началу выступления Лавли Кристы. — Это «Born This Way» Леди Гаги! — откуда-то снизу и сбоку кричит Кэтрин, — Криста всегда выступает под Гагу! Эту песню знает даже Бертольд, далёкий от мира поп-музыки, а ещё знает, что это негласный гимн всего ЛГБТ-комьюнити. Поэтому неудивительно, что на самых первых словах все вокруг начинают радостно кричать и свистеть. На сцене появляется Криста, и Берт не может отвести от неё взгляд: что-то абсолютно невероятное, необъяснимое сквозит через весь этот образ. Это ещё Райнер, но уже не Райнер. И это сводит с ума. Элегантно и мягко ступая по сцене сквозь дымку, Лавли Криста вместе с Леди Гагой вещает о том, что неважно, кто ты, потому что ты прекрасен, и Бертольд чувствует, как у него подкашиваются колени. Он думает, что само по себе перевоплощение Райнера — куда более мужественного, чем он сам — в женственную и кокетливую, даже изящную Кристу — это магия. Потому что они скорее как брат и сестра, но не две части одного человека. А потом происходит что-то потрясающее. — Эту песню я хочу посвятить своему самому близкому человеку, который сегодня здесь, в этом зале, — хрипловато-томным голосом произносит в микрофон Криста. — Я люблю тебя. Все вокруг начинают визжать, ведущий что-то шутит, Кэт заливисто смеётся, а Бертольд просто смотрит на сцену и улыбается, как идиот.