Игры судьбы

Знаете, иногда Аято тянет к катастрофам. Но всё же… — Так тебе тоже предложили отправиться на прелестную онлайн-олимпиаду по математике… И ты, — делает учтивую паузу Каэдэхара, — я так полагаю… — Верно, я на это подписываться не стану. …Аято умеет избегать хоть минимальных катастроф. Почти. Если забыть, что одно участие Кадзухи в этом не обеспечит Камисато окончательно спокойное существование. — Ты всегда такой? — Кадзуха останавливается посреди тротуара, мягко переводя карий, скорее красноватый взгляд на Аято. Волосы обоих треплет февральский ветерок, их пряди развеваются на ветру, словно светлых оттенков ленты, отдающие лазурью. И, справделивости ради, подметим, что оба — преступно красивы. — Какой такой, хочу уточнить? — Аято меняется в лице. В его глазах блестит азарт. Легкий, осторожный, скорее любопытный. Такие ответные вопросы с толикой претензии шутя — его стиль. Стиль Камисато. — Ты вроде как и всегда в курсе каких-то авантюр, но при этом ты подозрительно обходишь те же банальные олимпиады. Наш Камисато с экономического боится конкуренции и не хочет проблем? — «Наш» Камисато боится представлять то, как он должен сказать педагогу-тире-любимой-учительнице-алгебры в лицо: «Извините, но ещё одна работа или подготовка в учебе — и Вы меня потеряете». Я не боялся конкуренции и ты знаешь это. — Почему тогда попал в этот, — Кадзуха оскается, — … йв такой неконкурентный класс, кстати? Давно хотел узнать, как ты вообще попал к нам из такой престижной гимназии. О, а вот и тема, предпосылки которой Аято не считает лучшим фрагментом автобиографии. Взгляд его медленно потухает, звёзды ночного неба в его глазах меркнут, с лица Камисато улыбочка резко спадает. Он выглядит скорее озадаченный таким вопросом и не совсем понял, к чему он был и для чего Кадзухе стоит это знать. Хотя… беловолосый и не так редко интересовался, но Аято драматично уходил от темы, и вот опять. Кадзуха же — сбрасывает добрую ухмылочку, и его весёлый взгляд останавливается на глазах его друга. Молодец, Кадзуха, ты снова затронул ненужную тему. Так держать, однажды и Аято от тебя отвернется такими темпами. Обеспокоенный, он наклоняет голову набок и заглядывает в глаза Аято с некоторой осторожностью. — Я что-то не то… Прости, нам лучше… — Да нет, — Аято, слава Богу, наконец-то улыбнулся уголками губ. Взгляд приобретает ясность, — просто задумался и вспомнил кое-что. А, нет, Каэдэхара, можешь расслабиться. Аято не сильно задело… Наверное. Вероятно… — Неподалёку есть кафе «Парк Авеню», можем зайти туда. Заодно обсудим моих тараканов в голове, так сказать. И обсудим олимпиаду твою, ибо стоим тут посреди улицы. Некомфортно получается, — Аято оглядывает небосвод. Преступно красивый. Нет, не небосвод, он полностью проигрывает Камисато в свете нагрянувшей темноты пораньше. — Небо сегодня прекрасное… Так бы и нарисовал этот пейзаж. Ты, кстати, не плохо на нем смотришься, как писатель говорю. Прямо один вайб… Ты на фоне вечернего неба, фонари освещают тебя яркими лучами, играя на контрасте и… — Кадзуха. — Понял, идем в кафе. Удивительно, обычно мне приходится тебя туда приглашать, — Кадзуха издаёт легкий смешок. — Я… ты меня в неловкое положение ставишь. Все писатели такие? — Хм… Не думаю. Я по натуре просто чувствую природу и людей, которые с ней чудно сочетаются… И у меня красивый слог. Они идут в «Парк Авеню» (запомните название, оно легендарным станет, судя по всему) молча, лишь изредка Кадзуха поглядывает на Аято, который выглядит серьезнее обычного в компании красноглазого. Камисато не роняет ни слова, до момента его предложения «давай столик у окна». — Что будешь заказывать? — Здесь же продают бабл ти? Кадзуха наигранно с улыбкой закатывает глаза: — Ты в своем репертуаре, хах. — О, — Аято изучает меню, которое успел выхватить сразу же после того, как сел за столик, — классический есть. Славно, возьму. — Аято, прости, обычно люди заказывают еду, а уже к ней напитки… — Не извиняю, это первое. Второе, у меня нет столько времени на то, чтобы еще и пообедать здесь. Меня ждут дома, скорее всего еду уже приготовили, а мне ещё готовить и закончить проект по экономике… — Точно! Проект! Господи… — Кадзуха резко блекнет, пряча голову руками с видом вселенской депрессии. — Я… — Забыл. Опять. — Да… — Кадзуха краснеет в неловкости и в целом выглядит забитым котенком, который по всей видимости сейчас закажет не еду, а нотариуса для составления завещания. Аято усмехается: — А я то думаю, почему ты так беспечен. — Не смешно. — Я и не смеюсь, — Камисато давит смешок. — Так, что будешь заказывать? — спрашивает он с наигранной улыбкой и интересом. Кадзуха со вздохом: — Здесь же есть… — Добрый вечер, Вы уже… Кадзуха? Аято?! Картина маслом: Кадзуха ничего не видит и не слышит, с разбитым морально на вид и несчастным лицом, одной рукой прикрывая глаза, а другой держа в руках меню — по всей видимости, Кадзуха не горит желанием делать какие-то проекты за вечер до дедлайна, — и Аято, с осуждающим а-я-же-тебе-говорил взглядом, сложенными руками. Внезапно к ним подходит официантка, которая их ровесница, в милой оранжеватой, скорее теракоттовой рубашке и черном фартучке с подозрительно знакомым голосом… Всё бы ничего, только вот этой девушкой оказалась… — Ёимия?! — в один голос удивились Кадзуха и Аято, а первый так и вовсе сразу очнулся и пришел в нормальное состояние. — Ты что здесь… Погоди… — Хах, — Ёимия вслух рассмеялась так же звонко, как и всегда, — Да-да. Сама Ёимия Наганохара собственной персоной. Я на автомате подошла и закрыла глаза немного, улыбнувшись, потому и не особо обратила внимание… Только осознала. Или это последствия 6-тичасового сна. Кофе перестало помогать видимо… Вы не знали, что я тут подрабатываю? Ой, точно… Я помогаю одному знакомому моего папы. Я хотела подзаработать на карманные расходы и помочь отцу. — Похвально, — смог выдавить из себя ошеломленный Аято, пока Кадзуха хлопал глазами с двух шоков одновременно: приятного и не очень, — Я и не знал. Приятного видеть знакомые лица… — Здравствуй, Ёимия. Приятная встреча, — наконец Кадзуха вступил в этот разговор. — Ой, привет и тебе. Вообще, я так рада вас видеть, ох уж эти клиенты. Все какие-то кислые, кошмар-… — Да-да, Ёимия, а теперь, — Аято пытается аккуратно прервать разговор. Мы помним, он у нас занятой, — один бабл ти, пожалуйста, и… Кадзуха? — Давайте один чай. — Кто-то говорил, что сначала заказывают еду, а потом… — У меня пропало настроение. — Понял… — Хотя… давайте еще наверное «Наполеон». Если что, дома ещё покушаю. — Хорошо, будет через десять минут! Ёимия, будто пропорхав на крыльях, скрылась с поля зрения. — Она разговорчива, — подмечает Кадзуха. — Очень. Ладно, давай обсудим твой вопрос мне. — Я весь во внимании. Отвлекусь хоть. — Ладно, итак, — Аято делает вдох, театральный кашель в сторону. — Я не по своей воле поступил на этот профиль. — Хорошо… это было желание родителей? Прости за вопросы… — О, нет-нет. Они хоть и строги, но с моим мнением считаются. Они знают, что плохой выбор я не сделаю и что я расчётлив. Дело в том, что раньше, — Аято поглядывает в окно, следя то ли за временем, то ли просто за видом из окна. Подперев рукой прдбородок, продолжает: — Я учился в гимназии, о чем знает видимо весь лицей. Я всегда учился хорошо, но в старой гимназии меня недолюбливали. Проще говоря, меня ненавидели, — он иронично ухмыляется. — Что-то в голове не укладывается… Камисато из семьи Камисато…ненавидели?! — В простонародии такое зовётся «буллингом», вроде как. И тут Кадзуха окончательно выпал. Секунд тридцать он молчал, пока не: — Тебя… буллили? В каком смысле, погоди… Как? Ты же прекрасный и добрый человек. Местами занудный, но… я не лучше. — В самом прямом. Всё было хорошо, до смены классного руководителя. Мне завидовали и так, а когда наша «чудесная», — он описывает глазами недоабстракцию, видимо, как знак удивительного сарказма в высшем его проявлении, — классная, которая новая, благополучно… забила, извиняюсь, на наш класс… Все плескались ядом и желчью в мой адрес. Куча оскорблений и прочего. Очень много грязи. — У тебя же семья в достатке… Она могла решить это. Разве никто не… ну… боялся? — Кадзуха опускает взгляд в стол. Он умеет красиво говорить, но тут не знает теперь, стоило ли ему вообще соваться в этот диалог. — Давай сразу обозначим. Первое, я не хотел бы, чтобы меня защищали «деньги». Если я из обеспеченной семьи, — Аято струхивает пылинку с рубашки. Точнее, струхнул воздух, ибо ничего не было на одежде. Видимо, как показатель того, что его это… оскорбило. Кадзуха медленно стиснул зубы, — это не значит, что я за коррупцию, в которую я включаю «решение проблем деньгами и богатенькими родителями. Странно, что ты на это намекнул. — Я не это… Я просто о страхе вас в обществе и… — Кадзуха, я тебя понял. Ладно, второе, это то, что родители тех самых «гениев-ненавистников» ненавидели и семью Камисато тоже и платили, чтобы их «золотых детей» не выгнали, — а поверьте, там если выгонять и отчислять, то сразу девяносто девять процентов общей массы, — и вот их родители как раз решали проблемы твоим методом. Я протестовал и сразу сказал, что лучше переведусь сам, чем решать такое договоренностями и быть в числе проплаченных, чтобы потом меня еще и те отчисленные ненавидели после учебы. Лучше я сам уйду. Мне нет смысла быть там, где меня ненавидят, если есть места, где в теории я обрету успех. Я не из тех, кто в открытую будет ругаться или, того хуже, бросаться желчью в ответ и унижаться до уровня тех, кто ниже меня, — Аято, смотря до этого либо в окно, либо сквозь Кадзуху, либо прямо на него, резко смотрит прямо в глаза, произнося последнее так, будто какой-то злодей, задумавший какой-то хитроумный план. Слишком резко, прямо, слишком… яро и насмешливо. Насмешливо над прошлым. Кадзуха, ты поднял эту тему…терпи. — Да и учителя в меня не верили. В меня почти никто не верил, кроме семьи. А те же преподаватели, с кем мы пересекались после, кого я уважал, смотрят на меня неучтиво. Да, я ушел к лицею, рейтингом как та гимназия, с которой они конкурировали, но они сами, — Аято снова расслабляется, а потом снова тот взгляд. Знаете… Взгляд Камисато, я-всё-помню-взгляд, — потеряли меня. Они не слышали, когда я кричал о несправедливости, когда меня подставляли, издевались, портили репутацию моей семье. Кадзуха под этим взглядом невольно побаивался Камисато. Слегка. Просто с таким взглядом его фиалковые глаза будто… зажигались неясным огнем, будто он взглядом готов испепелить всех тех, кто посмел его неуважать. И сжечь так, что никто и не найдёт больше тех его обидчиков. Там волей-неволей холодок пробежит. Каэдэхара слушал все предельно внимательно, он знает, что Камисато не любит, когда его не слушают. Он впечатлен. Шокирован. Поражен этой историей, поражен, что Аято ему это рассказал. Ведь о нём и о его попадании в этот лицей ходят слухи — о Камисато всегда ходит тонна слухов, — и услышать правду… Впечатлюще. Да и образ Аято не клеится с тем, что он говорит. Единственное, что Кадзуха перешел из хим-био, но слышал сам, что Камисато зажатый… Точнее скорее неприступный. Он очаровывает красотой, подачей себя в учебе, уважением преподавателей, он интересен. Но он скорее испепелит тебя взглядом, нежели ближе нужного подпустит. Он строг, но этим он и влюбляет. Этим он интересен и потому порождает кучу слухов — единицы знают правильное его сюда попадание. Или… знает один лишь Кадзуха? Ему пора начинать переживать, что он единственный знает тайну Аято и пора реально звать нотариуса? Именно Кадзуха, кстати, интересовался у других преподавателей «что это за Аято такой, что о нем слава по лицею ходит?» ибо его привлекают умные и такие интересные люди. После ухода одного человека из жизни он одинок, а ему хотелось бы кому-то доверять, хоть сейчас он для Аято просто школьный друг. Но они уважают друг друга, ценят, понимают, Каэдэхаре большего и не нужно. И именно он, спонтанно познакомившись с Аято наконец-то, когда они чудом встретились (Кадзуха перешел в новый профиль, ибо понял, что его любовь к биологии закончилась на ботанике и завал на химии с биологией он не потянет. Точнее, химию он не любил никогда, его знания закончились на начале органической химии, но биологию думал понять. Да и класс этот самый гумманитарный… Это потом Кадзуха понял, что его наоборот тянет к математике), ибо пропустил два года экономики и учительница попросила Аято ему помочь. А потом беловолосый понял, что это «тот самый Аято» и увидел, что тот иногда что-то рисует или пишет, в целом интересная личность, которую он охарактеризовал вначале как «он какой-то слишком… прилежный и старательный. И добрый, оказывается. Никакой он не злой. Строгий, да, но с учительницей языка не сравнится точно, так что безопасно». Он всегда доступно и просто пояснял Кадзу за макроэкономику и спрос с предложением простыми словами (в этом он схож с настоящей учительницей по экономике), и вполне добродушно принял Кадзуху. Слово за слово и они обменялись Инстаграммами и нашли общие интересы осенью в самом начале того года. Оба оказались творческими: Каэдэхара иногда рисует, в основном пишет, Аято — рисует. Были натянутые моменты с неясностями, но они решались. Общение хладело порой, но это было временно и на время каникул. Они в целом остановились на моменте «хорошие школьные приятели», обоих это устраивало. В целом, если вернутся к настоящему, Аято красиво рассказывает. Строго, но красиво. Кадзуху всегда это привлекало, как писателя. Слог Аято, хоть тот и не писатель, довольно привлекателен. — Я польщен. Ты такое пережил… Восхищаюсь. Ты сильный человек. Ты действительно выстоял все удары судьбы, ты не прогнулся и выстоял плотным камнем в ручье негатива, который пытался тебя отшлифовать под себя. Хотя… я бы сравнил тебя с вечнозеленым дубом, стойким. Хотя… тебе скорее пойдет кипарис — символ бессмертия и долголетия в Азии. — Польщен в ответ. Прости, если был строг. Ты напуганно выглядел… — Аято беспокойно наклонился вперед, протягивая руку. Глаза сразу стали добрее, даже милее, а лицо выражало переживание, будто он что-то натворил. Пряди челки красиво спадали. Удивительно, как Кадзуху не интересовал Аято в горизонтальной плоскости как нечто большее, чем друг. Удивительно, кого вообще не интересовал Аято на учебе, хотя…на него часто заглядываются. На него общают внимание, он сам по себе удивительно красив, но Кадзуху он интересует чисто как друг и моральная поддержка на учебе в выживании. — Нет-нет, всё нормально. Тебя тревожит эта тема, я сам виновен. Всё хорошо, — Кадзуха засмеялся с забавной реакции Аято. Он может выглядеть строго, а в следующую секунду обеспокоенно спрашивать «ты как?», правда это работает только на близких и интересующих его людях. Только там он может перестать держать лицо. — Ваш заказ!