Ты дала мне имя

      Будильник зазвонил. Дзин продрался сквозь сон и с трудом открыл глаза. Потянулся к телефону под кроватью, провёл наобум рукой по экрану. Звон не прекратился. Сделал так ещё пару раз – не работает. Взял телефон в руки, поднёс к лицу. Это был не телефон, а коробка из-под конфет двухлетней давности. Дзин закряхтел раздражённо, поднялся, лёг на пол, стал искать телефон.       В комнату вошли.       – Дзин-тян, ты что делаешь? – спросила мама. Она была уже одета для выхода на улицу – джинсы, туфли, рубашка, кардиган.       – Телефон ищу… – пробурчал он сонно и таки нашарил смартфон.       Вырубил будильник, собрался было приподняться, но неудачно вывернулся и ударился щекой об изголовье кровати.       – Ссссс, блии-и-ин…       – Боже, ты поранился? – спросила мама обеспокоенно. – Ну-ка, я сейчас антисептик найду. Ты как всегда, Дзин-тян!       Дзин уселся на кровать, посмотрел на своё отражение в телефоне – на щеке осталась кровоточащая царапина. Парень вдохнул, схватился за волосы и, окончательно проснувшись, проскулил:       – Чёёёёёрт.       «Чёрт, ну в первый же день в школе – и вот так. Почему я должен был испортить себе рожу именно сегодня?» - подумал он.       – Ну аккуратней же надо быть… - причитала мама, пока лепила ему пластырь. Антисептик не нашла, – вот так не заметишь, и насмерть убьёшься, а мама без тебя что делать будет, а, Дзин-тян?       – Мама, я просил не называть меня «тян».       – Хочу и буду. Сиди, не дёргайся, приклею неровно.       Она прилепила пластырь так, что он сложился пополам и по большей части не задевал царапину. Но дело было совсем не в том, что Дзин вертелся или мешал ей.       – Я сам, – сказал он и прилепил пластырь как надо с первой попытки.       – Вот и ладушки! Я пошла! – сказала она, направившись к выходу из комнаты Дзина, – У меня встреча в Сибуе через два часа, папа приготовил обед – захочешь, возьмёшь в холодильнике.       – В десять утра не рановато с подругами встречаться? – заметил Дзин.       Мама надулась.       – Кто бы говорил, смотри в школу не опоздай, разиня.       Она сделала шаг за дверь, но споткнулась о косяк (каким-то образом) и ударилась лбом о стену коридора.       – Чёёёёёёрт...       «Это я ещё разиня?» - подумал Дзин.       Мама ушла. Отец направился на работу ещё раньше. Дзин остался один в доме. Он стал собираться. Новая форма ему не нравилась, слишком скучная и дешёвая для частной старшей школы – обычный серо-белый костюм с синим галстуком. Таких форм по всей Японии – сотни. Ему не нравился такой наряд по той причине, что и в повседневной жизни его гардероб не блистал разнообразием и красками, и хотелось хоть какого-то оживления. Но – нет. Хотя было много и послаблений. Школа не элитная, хоть и в Токио, но на окраине, средняя настолько, насколько это возможно. Ограничений на цвет нижнего, как в младшей школе, не было, цвет волос какой хочешь, и всякие мелочи к форме можно добавить, если они не прописаны как запрещённые в уставе. Чувственная администрация? Ничего подобного. Школа сплошь из пофигистов.       Поел, вышел из дома. Он нервничал. Старшая школа – новые знакомства, новые места, старые и новые же проблемы. В средней Дзин не отличался активностью и общительностью, да и не сильно его это трогало. Он сейчас больше размышлял. Что изменится? Изменится ли? Поладит ли он с другими учениками? В это утро всем школьникам приходили такие мысли. Но он не видел во всех этих обычностях проблемы. Заведёт друзей – хорошо. Не заведёт – есть много вещей, которыми можно заняться и без них. Но впечатление всё же стоило производить по-лучше.       Больше его беспокоила собственная бодрость. Точнее – её отсутствие. Вчера он до часу ночи сидел за компьютером и дописывал главу своей фан-стори для сочинительского форума. Ничего не помнил из того, что нагородил – сфотографировал ночью на смартфон набранные страницы, чтобы уже в школе, на оргмоментах отредактировать их. Но этим утром Дзин понял, что главной его проблемой сегодня будет не уснуть на церемонии открытия или в классе на инструктаже.       Не хотелось лажать в первый же день. Хотя он уже отличился – придёт в школу с побитым лицом.       «Не хватало ещё, чтобы за хулигана приняли. Буду доброжелателен, сделаю лицо попроще и глядишь всё будет нормально. Познакомлюсь с ребятами. Заведу друзей. Буду формировать вокруг себя доброжелательную атмосферу. И так далее и тому подобное… - думал он, пытаясь пригладить волосы, чтобы выглядели прилично, но локоны над висками постоянно вставали торчком. – Ещё решат, что я растяпа. Блин…»       Дзин уже не переживал, но количество мелочей, возникающих у него в голове, начинало раздражать, не давая сосредоточиться.       Дошёл до нужной станции, сел на поезд. Внутри было людно, но не до невозможности, хотя уже наступил час-пик. В вагоне была ещё пара человек в такой же формой – девушки, сидевшие в углу и о чём-то переговаривавшиеся.       «Наверное, подруги-старшекурсницы» - подумал Дзин, стоя у поручня возле выхода.       У него возникла на минуту идея подойти к ним, заговорить, предложить пойти в школу вместе, но он сразу представил, как на него могут отреагировать, побоялся, что примут за извращенца или просто за прилипалу. Ему не хотелось такого к себе внимания. Дзин остался на своём месте.       На нужной остановке он вышел, спустился по ступеням на улицу. Район располагался вдали от центра, почти что в глуши – вокруг одни мизерные частные домишки, да иногда попадались дешёвые многоквартирники, в каких обычно живут студенты из префектур, приезжающие учиться в местных школах или работники сферы обслуживания, вчерашние студенты, не определившиеся с путём по жизни. С севера дуло, находили тучи. Грозы вроде не обещали. Дзин не хотел попасть под дождь – выходя из дома, он не взял с собой зонт.       В отдельных небольших двориках росли едва зацветшие вишнёвые деревья. Весна выдалась холодной, и цветы распустились довольно поздно. Скучновато для первого школьного дня. Жаром юности и не пахнет. Мимо проходили местные, не обращая на школьника никакого внимания. Иногда Дзин пересекался с другими учащимися в такой же как у него серой форме, но не решался заговорить.       Проходя очередной небольшой заросший на обочине травой перекрёсток, Дзин заметил выезжающего из-за угла велосипедиста, тоже ученика из его школы. Был он синеволосый, высокий, ехал расслабленно, не держась руками за руль и разговаривая о чём-то по телефону. На развилке парень накренился случайно влево, не успел среагировать и налетел на бордюр. Сам не упал, смог удержаться, но телефон уронил в траву. Много причитал в голос, искал в зарослях смартфон.       Дзин подошёл к нему, когда тот уже стоял у велосипеда и, хватаясь за голову, ругал себя за неосторожность. Экран на телефоне треснул.       – Вам нужна помошь? – спросил Дзин.       Парнишка взглянул на него удивлённо, будто Дзин вылез из ниоткуда, но рассмотрев форму заулыбался, стал развязнее.       – Привет, друг. С телефоном ты мне не поможешь уже, сорян, – выражался он чересчур для Дзина молодёжно – ему не нравился сленг, замешанный на англицизмах, – А ты в велосипедах разбираешься? У велика цепь слетела. Я бы сделал, но это – отцовский. Старый, ещё он сам в школе учился, когда на нём ездил. Я в этом старье вообще ничего не понимаю.       «Да не особо-то старьё, – подумал Дзин, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть поломку. – У меня почти такой же»       Дзин поправил цепь, покрутил педали, колёса. Можно было ехать.       – Спасибо, чувак, прям от всей души. – сказал велосипедист. – Ты тоже в «Томуре» учишься?       «Ну хотя бы про лицо ничего не сказал» – подумал с облегчением Дзин.       – Да, как раз туда иду.       – Тебя подкинуть? – как-то ненатурально улыбаясь, предложил парень, – Мне не сложно – тут квартал остался. Тебя как зовут?       – Кемури Дзин, – ответил Дзин стеснительно. – У моих родителей плохо с фантазией.       Велосипедист посмеялся доброжелательно, будто собеседник сказал какую-то шутку, поставил велик на колёса.       – Кемури-кун, значит. – произнёс он и умастился на сидение. – Румата Хидео. Давай, запрыгивай на багажник.       Дзин заколебался, хотел было отказаться, чтобы не пользоваться чужой добротой, но и обижать Румату ему не хотелось. Невежливо как-то получалось.       Сели. Поехали. Румата вёл разговор о какой-то чепухе, которую перебирают каждый раз при знакомстве. Почему поступил именно в эту школу? На чём добираешься до учёбы? Сам поступил или родители настояли? Румата спрашивал нарочито-доброжелательно, Дзин отвечал как бы на автомате, будто на вопросы теста. В какой-то момент Дзину стало неудобно, чересчур приветливо Румата себя вёл, будто отрабатывал повинность. Но лицо у него было такое, какое обычно нравится девчонкам – смазливое, немного похожее на женское. Если бы Дзин сказал, что не завидует, то соврал бы.       Прибыли. К школьному двору вела широкая лестница в тени вишнёвых деревьев. Румата с трудом тянул велосипед по пандусу, Дзин ушёл вперёд.       – Иди, – сказал Румата, - Мне ещё его прицепить надо. Увидимся!       И Дзин, подхваченный потоком других школьников, направился к зданию Старшей Школы «Томура».       Несколько сотен учеников прошло внутрь, и Дзин вместе с ними. Он бы не вырвался из людского течения при всём желании. Коридор вывел прямо к широкому проходу в конференц-зал. Учителя-кураторы стояли с табличками, на которых были написаны цифры от одного до трёх. Просто печатный лист, приклеенный скотчем к фанере. Дзин подошёл к молодому учителю с табличкой «1» (то есть - первый год), на вид молодой, будто ещё вчерашний студент. В брюках, туфлях и водолазке, как у Стива Джобса. Этот человек показал, куда Дзину сесть, и тот пошёл по рядам в поисках свободного места.       Нашёл участок посвободнее, умостился. За ним на места рассадились другие школьники, тоже первогодки. С интересом заметил, что в «Томуру» пришло много подростков «с изюминкой» в одежде. Разрешением на свободное дополнение к форме народ пользовался как только мог. Дзин же с досадой щупал оцарапанную щёку и думал, что было бы неплохо потом прийти в виде получше.       По обе стороны от Дзина сели девушки. Парень мельком глянул на них и уставился в пространство перед собой, делая вид, что его это обстоятельство его не беспокоит. Он не боялся девушек, но находясь с ними рядом, решал, что вторгается в их личное пространство или бесит одним своим присутствием. Не хотелось приносить им неудобство, так Дзин это называл. В такие моменты, зацикливаясь на их мнении о нём, парень корчил «серьёзную» рожу, будто голова его усиленно над чем-то работает, но на деле в мозгу не вертелось ни одной дельной мысли, кроме самогипноза: «Я занят, я занят, я занят, у меня куча дел, в которые другие не полезут, мне не до этого, мне не до этого…»       Справа сели две, судя по всему, подруги. Они производили на него забавное впечатление. Маленькая, хрупкая на вид девочка с сиреневыми волосами и аккуратной, но почему-то хмурой внешностью и чёрной маской на лице пыталась тащить впереди себя явно не выспавшуюся, будто ночь бодрствовавшую знакомую. У этой знакомой были растрёпанные, будто она только с кровати встала, чёрные волосы с одной зелёной прядью и множество деталей одежды, которые делали из неё то ли неформалку, то ли девочку-отаку: заколка в виде сердца на одной из прядей, чокер с кольцом, как ошейник, выглядывающая из-под ученической блузки чёрная футболка, будто утром она натянула форму поверх домашней одежды. На носу покоились тонкооправные очки. Через них Дзин разглядел заметные синяки под глазами.       Уселись. Молчали с минуту, пока остальные ученики разбредались по местам. «Неформалка» так ни разу и не открыла глаз, только ныла от усталости и зевала.       – Намида, просыпайся, сейчас начнётся, – без особого энтузиазма, локтем расталкивала подругу девочка в маске, – Ты сама просила тебя разбудить.       «Общаются без суффиксов?» - удивился Дзин про себя.       – Мне уже так пооооофиг... – ответила подруга страдальческим голосом. – Когда это кончится? Хочу домоооой.       – Ещё часа три. Ты это прекрасно знаешь.       – На кой чёрт оно мне надо? – заныла девушка, зарычала, протирая глаза.       Девушка, которую назвали Намидой, сняла очки, разомкнула веки. Глаза серебристо-серые взглянули на трибуну, по которой ходили директор и завучи. Сощурилась неприязненно, скривила смешную недовольную гримасу.       – Церемонии – это идиотизм. Зачем нужен этот пафос? Мы все всё понимаем, чего растягивать? Тупо.       Дзин невольно улыбнулся, по-прежнему глядя вперёд, на сцену. Он считал это смешным, но по-своему радовался – ему нравилось наблюдать за честностью людей. Что-то в этом было. Он ещё некоторое время прислушивался к разговору, который превратился в монолог «неформалки». Она говорила так много и сложно, что Дзин в какой-то момент потерял суть и просто забил.       Достал телефон, стал смотреть на фото написанного вчера вечером. Слишком много идиотских эпитетов и неуместных выражений. Где-то даже грамматические ошибки. Дзин создал слайд в заметках, стал набирать текст чуть ли не с нуля. Весь текст можно было выкидывать в мусор – слишком много формулировок он испоганил, засыпая на ходу. Какие-то изначальные фразы он помнил, какие-то забыл, и страница текста превратилась в огрызок повествования из несвязных предложений.       Переработав черновик, стал сочинять продолжение. Он никак не мог закончить сцену – всё как-то не получалось выдержать нормально изменения в характере персонажей в рамках разговора. В одном случае герои переставали быть похожими на себя, в другом – конфликт в рамках диалога так и не разгорался. Опять выходила лажа. Чтобы отвлечься, Дзин стал набирать стихи. Они давались ему проще – потому что на качество своей поэзии он не смотрел. Не понимал он, как у стихов может быть какая бы то ни было структура, кроме размера и, если на европейский манер, рифмы, и потому не парился, просто выводя свои ощущения на бумагу или экран. Ему почему-то вдруг приспичило описать девочку-неформалку, сидящую рядом. Понравился образ.

За рамками, в крайности, С своей честью и честностью, За странные радости Бьётся девочка-вечность.

      Дзин набирал иероглифы, стирал, вписывал новые, глядел напряжённо в пустоту перед собой, обдумывая каждый предлог. Пока набирал, прикрывал по привычке разинутый рот. Дописав строфу, он остановился, взглянул мельком на ту, кого пытался перенести в лирику. Она глядела прямо в его телефон, читала набранные слова, явно увлечённая этим. Дзина передёрнуло, он отвернулся, выключил телефон, убрал его в карман. Он покраснел и опустил голову, делая вид, что ничего не писал и что ничего не произошло.       А девочка посмотрела уже на него, сонно, но с интересом.       Директор начал разъяснять организационные моменты. Это была единственная часть, которую слушали ученики.       В классе сидело двадцать три человека, на учительской кафедре стоял тот самый молодой преподаватель в водолазке.       – Доброе утро, - начал он, - Меня зовут Хамада Рюноскэ, я преподаватель английского языка, буду вашим классным руководителем на первом году обучения. Зовите меня Хамада-сэнсэй.       Говорил он бодро, спокойно, но всё же не было в нём такого количества опыта, чтобы показывать твёрдость и уверенность в своих словах. Было видно, что он работает только первый год. Дзину Хамада-сэнсэй понравился, но всё не покидала парня мысль, что учитель может не выдержать всего напряга своей работы и сорваться. Так он думал про себя, но больше праздно, особо не вдумываясь, будто разбирал персонажа.       Дзин сидел в центральном ряду на предпоследней парте и оглядывал своих будущих одноклассников. В крайнем правом углу сидел его утренний знакомый – Румата. Дзин сразу его приметил и подумал, что с ним будет проще начать общение, чем с остальными. Хотя сам Румата всё оглядывался на остальных учеников, изучал класс исподлобья, напряжённо всматривался в лица, будто что-то рассчитывал. Прямо перед Дзином и слева от него сидели те две девушки со вступительной речи. Сиреневоволосая в маске – слева, и та, кого назвали Намидой – впереди. Парню было неловко, но он пытался это скрыть. Много ли эта «неформалка» могла увидеть из того черновика в телефоне? Не смеется ли? Или ей просто плевать? А если она начнёт спрашивать?       Дзин выдохнул и успокоился. Он не хотел себя накручивать, да и не видел в этом смысла. Не будет его никто задевать из-за таких мелочей, тем более девочка. Наверное… Место позади Дзина почему-то пустовало.       – А теперь прошу, представьтесь все по порядку. Не стесняйтесь, можете рассказать немного о себе.       Начались приветствия, сначала неуверенные, похожие одни на другие, но чем дальше, тем насыщеннее, интереснее и одновременно глупее они выглядели.       – Здравки! – воскликнула поднявшаяся девочка с двумя торчащими хвостиками и милым личиком. Она была обвешана дешёвой бижютерией и носила мешковатые носки, как в девяностые, словно гяру, – Меня зовут Арисима Эйко, но подруги зовут меня Экиччи. Я считаю, что жизнь прекрасна и хочу, чтобы все вокруг меня так думали! Буду очень рада со всеми вами подружиться. Позаботьтесь обо мне!       На её небольшую речь все смотрели с улыбкой, и Дзин не был исключением. Ему показалось, что класс получается дружный, хороший. Может, получится жить без особых проблем.       Впереди раздался тихий смешок. Его почти никто не услышал, но Дзин обратил внимание, и сиреневолосая в маске – тоже. «Неформалке» что-то показалось глупым или просто не понравилось в выступлении Арисимы. Конфликтов ещё не хватало…       Очередь дошла до девочки в маске. Она поднялась, сложила руки в замок перед собой и хмуро, исподлобья оглядела одноклассников.       – Дионере Амуро, пятнадцать лет. Надеюсь, у нас всё пройдёт благополучно. Позаботьтесь обо мне. – отчеканила она холодно, после чего молча поклонилась и сдержанно села на место.       «Ответственная…» – подумал Дзин.       После нескольких выступлений поднялась «неформалка».       – Сиданохара Намида. Шестнадцать. Я понятия не имею, почему здесь нахожусь, но надеюсь, будет весело. Позаботьтесь обо мне.       Кто-то посмеялся, кто-то скривил неприязненную рожу. Она говорила это так уверенно, глядя как бы сверху вниз на всех вокруг, но садилась уже неуютно, и пока все оставшиеся ученики рассказывали о себе, Сиданохара оттягивала чоккер на шее и царапала ногтем сиденье стула. Дзин, заметив это и засмотревшись, ползая в своих догадках, не сообразил, что настала его очередь.       – Поднимитесь, молодой человек, не стесняйтесь! – сказал Хамада-сэнсэй, улыбаясь.       Дзин дёрнулся, поднялся нервно со словами: «А, да, извините…». Мысли путались. Пока вставал, вспоминал, что вообще он планировал говорить на приветствии, но не вспомнил ровным счётом ничего.       – Кемури Дзин, 15 лет… Эм… Буду рад с вами сблизиться…       И сел. Народ стал смеяться. Дзин только сидя за партой понял, какую лажу сморозил, не сумел соблюсти ни одного правила приличия. Даже не сказал: «Позаботьтесь обо мне», как это делали все. А это «рад с вами сблизиться», будто он всех присутствующих в постель тащит. Ещё и улыбался как идиот, и глаза прикрыл.       «Чёёёрт… - подумал Дзин, прикрывая нервно улыбающийся рот ладонью. Он не радовался, он ненавидел себя в этот момент, но какой-то нервный тик, разводивший уголки рта в разные стороны, не давал ему покоя. – Боже, когда я уже сдохну...»       Приветствия произносили дальше. Дзин, с минуту смотревший опущенными глазами в парту, посмотрел вперёд и увидел, как его изучает искоса сидящая на передней парте Сиданохара. Он снова опустил глаза, но в периферии видел, как она продолжает на него пялиться. Дзин не знал, что думать и чего опасаться. Неужели всё настолько плохо, что его считают странным? Припишут к чудакам и будут использовать как мальчика на побегушках – такое уже было.       «Ну что ж, момент испорчен. Если все воспримут меня как идиота, придётся мыкаться по углам и не отсвечивать. Зато будет время заниматься своими хобби…» - думал Дзин, признавая при этом своё недовольство сложившейся ситуацией. Ему не нравилось думать о том, что он не сможет общаться как нормальный человек, ведь звучало это больше как паранойя, но и от неё парень никак не мог избавиться.       Все выступили. Хамада-сэнсэй встал за кафедру, задвинул короткую речь про «розовую пору», после чего, откашлявшись для вида, приступил к делу. Рассказывал, во сколько, как, куда приходить завтра, где можно было посмотреть расписание, кто не донёс свои данные в учительскую, пусть донесёт после классного часа и так далее. Сиданохара кивала подруге на учителя, улыбалась. Ей учитель тоже понравился. «Наверное, говорит по делу» - подумал шутя Дзин и сам улыбнулся.       Девушка на секунду перевела взгляд на парня. Тот сразу отвернулся, прикрыв глупую лыбу ладонью, будто был занят своими мыслями.       – Итак, ваше расписание в течение дня вышлют вам и вашим родителям на электронные почты, или же вы можете посмотреть его на стенде в холле школы. – заканчивал Хамада-сэнсэй свой классный час. – Ещё у нас в школе функционируют клубы и кружки, по этому поводу все вопросы задавайте завучу, он ничего не ведёт и его можно всегда найти в учительской. Ещё надо расписаться в ознакомилке по технике безопасности, ПДД и прочих формальных документах, я их вам раздам, их должны будут подписать ваши родители и, собственно, вы. Завтра сдадите мне. На этом, кажется, всё. Не смею вас больше задерживать. У вас ещё полдня впереди, идите повеселитесь! Только под дождь не попадите.       – Хай! – крикнули ученики, после чего стали разбредаться.       Вокруг Арисимы, той яркой девочки, уже сбилась небольшая группка. Сразу понятно, кто в классе будет популярен. Они, человек шесть, вышли первыми. Дзин хотел окликнуть Румату, но тот, так как сидел ближе к выходу, ушёл в числе первых.       У Дзина были ещё дела в школе. Ему нужно было занести в учительскую деньги за обучение. Отец был в этой школе на хорошем счету, и потому семье Дзина разрешили выплатить остаток суммы позже, чем положено. Не то чтобы они были нищими, но всё же и к среднему социальному классу парень не мог себя отнести. Что-то среднее между прожиточным минимумом и средним по стране, около того.       «Такую лояльную школу ещё поискать…» - подумал с долей радости Дзин, идя в учительскую.       Завуч долго пересчитывал деньги из конверта, на глазах у всех остальных преподавателей, пока Дзин сгорал от стыда. Не хватало ещё, чтобы все вокруг считали меня голимым нищебродом и из-за этого занижали оценки или не воспринимали всерьёз.       – А можно сделать это позже? Я бы подождал за дверью… - попытался хоть как-то отвязаться от унизительной процедуры Дзин.       – Стой и жди, – отрезала учительница, вполне симпатичная и «внушительных» форм. На вид не больше тридцати, но раз она завуч, наверное – старше. У учителей своеобразная карьерная лестница, завязанная на стаже работы. – Ну вот, ты меня сбил. Придётся считать заново.       Дзин стоял и краснел, уставившись в лицо училке, которая его бесила, но молчал. Его больше заботила реакция окружающих преподавателей. К счастью, никто не смотрел на незадачливого ученика – учителей в учительской вообще мало интересуют школьники.       – Всё хорошо, Кемури-кун. Сейчас я напишу тебе подтверждение, один экземпляр отдашь родителям, один останется у меня. Вообще это должно было быть сделано гораздо раньше, я это делаю постфактум исключительно из уважения к Акиёси.       «Назвала отца по имени… с чего бы?» - подумал Дзин.       Учительница начала заполнять какой-то бланк, но на полпути остановилась, убрала прядь каштановых волос за ухо. Такие женщины усердно следят за собой и за своим поведением, очень берегут свою честь в глазах окружающих, часто – чересчур. Только макияжа многовато, она из-за этого становилась похожа на разведёнку с ребёнком-подростком.       – Как он, кстати? – спросила она тихо, приподняв немного карандаш.       Дзин не понял.       – Кто?       Учительница сжала губы, нахмурилась.       – Не важно, – она провела ручкой по бланку пару раз и протянула его мне. – Держи. И передай родителям, что мы не сможем всё время так выручать вас.       – Да, – ответил Дзин пристыжённо, убрал бумажку в сумку и вышел из учительской.       Домой возвращаться не спешил. Ему хотелось побродить по округе, осмотреться. Просто прогуляться, в конце концов. Дома к времяпрепровождению сына относились не настолько внимательно, чтобы ставить какие-то существенные ограничения. Прийти домой до темноты, а если появились планы, то оповестить. Вполне себе условия. И Дзин гулял по кварталу, смотрел по сторонам. Тепло. Солнце. Весна. Класс вроде хороший. И несмотря ни на что, день всё же выдался не таким плохим. Дзин старался быть оптимистичным, и у него это получалось. Но всё же умом он осознавал, что если не постарается, то снова, как в средней школе, останется себе на уме, забитый в угол из-за сомнений и нерешительности, снова будет иметь одного-двух «знакомых», с которыми даже не спишешься в Лайне, снова будет торчать в нудном клубе, непонятно для чего собранном.       «В этот раз я постараюсь. Нет, не так, я уже стараюсь. У меня получилось поговорить с Руматой, и завтра можно будет к нему подойти, поболтать. Будто сама судьба мне его послала, как шанс. И эта тупая фраза – может одноклассники меня воспримут как добродушного и простого, и это только сыграет мне на имидж?.. - рассуждал он, шагая под гору в сторону станции, - А всё-таки не облажайся. Работай. Хотя бы один, чёрт возьми, раз!»       Дзин сделал ещё кружок по кварталу, посмотрел на часы в телефоне, решил двинуть домой. Но перед этим ему захотелось зайти в привокзальное кафе неподалёку. Папа про это место рассказывала и очень хвалил, и ему хотелось хотя бы взглянуть.       «Не то чтобы мой папа много чего понимал по жизни…» - подумал Дзин, делая для самого себя вид, что мнение отца его не интересует.       Перейдя дорогу, парень заметил, что над соседним районом особенно плотно собрались тучи. И ветер дул в эту сторону. Дзин посмотрел на грозу, забеспокоился, но решил всё-таки, что успеет в забегаловку. Он решил срезать путь через небольшой сквер с детской площадкой.       Он проходил мимо качелей и заметил девушку, сидящую чуть дальше, на лавочке. Это была та самая «неформалка», Сиданохара. Она не просто сидела, она спала, склонив голову к груди. Сумка в пестрых значках валялась под скамейкой, очки сложенные лежали на коленях. Школьная блузка была обвязана вокруг талии, теперь она осталась в одной только чёрной футболке с тупым принтом Онидзуки (с дебильной рожей и сигаретой в зубах, как в манге).       Дзин посмотрел на неё, приостановился. Подумал, что лучше её не трогать, мало ли как отреагирует, и зашагал было дальше. Но громыхнуло совсем близко, закапало с неба. Сиданохара даже не шелохнулась. Парень поглядел по сторонам, подошёл к девушке. Какое-то время стоял рядом, ёрзал из стороны в сторону, думая, как бы поделикатней её разбудить. Чтобы не выглядеть каким-то извращенцем, трущимся возле девушки, Дзин решил хотя бы обратиться к ней.       – Эм… Сиданохара-сан…       Она продолжила мирно сопеть. Капля дождя упала ей на лоб, но школьница даже не двинулась       – Сиданохара-сан! – сказал Джин уже громче и ближе.       Она промычала что-то, дёрнула бровями, но не проснулась.       – Да твою ж… - пробурчал Дзин, подошёл к девушке совсем близко, дёрнул одноклассницу за плечо. – Сиданохара!       Девушка разомкнула веки, качнулась вперёд, стала озираться по сторонам. Дзин тут же отошёл на два шага назад. Спросонья она поднялась с лавочки и уронила очки.       – Блииин... – она села на корточки, подняла раму. Ничего не разбилось, только осело немного пыли, – Фух...       – И-извини… - слишком громко сказал Дзин и поклонился.       Она сказала парню, протирая очки:       – Ты кто вообще? Чего тебе надо? Подкатить ко мне вздумал, или ты просто извращенец какой-нибудь?       – Н-нет, т-ты всё не так поняла! – поспешил оправдаться Дзин. – Я твой одноклассник. Сейчас начнётся ливень, а ты спала и…       – И нахрена будить, спрашивается?! – она надела очки, взглянула на Дзина. – Прошёл бы мимо. Какая тебе разница?       Мелькнула молния, тут же громыхнуло прямо над площадкой, заглушив последние слова Сиданохары. За три секунды от мороси разросся ливень. Дзин положил на голову сумку, крикнул однокласснице:       – Давай под какой-нибудь навес!       Но Сиданохара, глядевшая в затянутое тучами небо, только усмехнулась и села обратно на лавочку. Она расправила руки на спинке, положила ногу на ногу и стала что-то насвистывать.       Дзин постоял в нерешительности, заозирался, соображая. Он швырнул свою сумку на скамью, стянул пиджак.       – На, накройся, – кинул ей на колени, а сам, снова взяв в руки сумку, рванул в сторону улицы.       Сиданохара вскочила, крикнула ему вслед что-то вроде: «Подожди!», держа в руках чужую вещь.       Возле того кафе, куда направлялся Дзин, находился ещё и супермаркет. Парень ворвался в магазин, весь промокший до нитки, как можно быстрее купил два самых дешёвых зонта и выбежал обратно на улицу.       Девушка стояла у площадки, с сумкой через плечо. В руках у неё пиджака не было, на той лавке, где она до этого сидела – тоже. Она стояла раздражённая, сложив руки на груди, высматривала Дзина, судя по лицу, готовая ему вломить. Парень подбежал к ней с двумя зонтами, открыл один, протянул ей. Она вместо того, чтобы потянуться и взять его, полезла в сумку, достала оттуда абсолютно сухой пиджак и сунула его Дзину.       – Ты куда рванул, дубина! Я же тебе сказала, что мне нормально, ты что, глухой? Да и вообще, какая тебе разница? Кто я тебе такая, чтобы мне помогать, тебе делать совсем нечего? Ещё стою тут как дура с твоими шмотками…       Дзин, и так неуклюже скорчившийся в попытке удержать оба зонта и пиджак, согнулся ещё больше, склонился, пытаясь спрятать перекошенное от стыда лицо.       – Извини, что потревожил.       Повернулся и пошёл обратно к станции, желая поскорее вернуться домой. Он не думал о том, прав он был или нет, ему было больно думать о том, что он доставил кому-то неудобства.       «Я как всегда. Либо туплю как последний имбецил, либо слишком рвусь куда-то что-то делать и косячу. Поэтому я и стараюсь меньше говорить и вообще вести себя смирно. Потому что стоит принять какое-то решение, и тут же всё катится…» - рассуждал он, пытаясь раскрыть один из зонтов, но пиджак ему мешал, а надевать его на ходу было неудобно.       – Нет, постой!       Она подошла к нему, выхватила зонт.       – Прости, я не хотела кричать… - сказала она. – Спасибо. Правда, спасибо. Я спросонья ничего не поняла и зря разозлилась. Мне… бывает сложно формулировать мысли, и на эмоциях всё выходит вот так…       Дзин посмотрел на неё и вдруг понял.       – Да н-не беспокойся. Всё хорошо. Не всегда удаётся сказать всё правильно, это бывает. – Он раскрыл свой зонт, – То есть… всегда можно сказать то, чего ты на самом деле не думаешь, и тебя не так поймут. Но про себя ты всё же знаешь, что не собирался никого задевать.       – В точку!       Они пошли в одну сторону, к выходу из сквера.       – Тебе ведь на станцию? – спросила девушка.       – Ну да…       – Хорошо, – сказала она, протирая веки. Она всё ещё не проснулась, – Слушай, ты ведь знаешь моё имя?       – Да, мы ведь все проговаривали их вслух. Ты сидишь прямо передо мной, вот я и запомнил. Сиданохара Намида, правильно?       Дзин ни о чём в этот момент не думал, от напряжения последних минут мозг его совсем перестал работать. Что первое приходило на ум, то и произносилось. В кои то веке он не цеплялся за вопрос, что же о нём подумают окружающие, он устал держать эти вещи у себя в голове. Перед ним человек, с которым ведётся разговор. Почему бы и не поговорить? И хотя прежнее напряжение от общения с людьми постепенно возвращалось, стоило ему сказать очередную фразу, в целом парня надолго обволокла тягучая апатия.       – Да, правильно, – улыбнулась Намида, – А вот я твоё имя не запомнила, извини. Не напомнишь?       – Кемури Дзин. – сказал он и усмехнулся кисло. – У моих родителей плохо с фантазией.       – Тебя назвали буквально «человек», это насколько ж у них всё тухло? – спросила девушка, неподдельно удивлённая, но тут же осеклась. – Хотя ладно, извини.       – Нет, ты права, – Дзин почесал затылок, – Всё так и есть. Тухлее некуда, – он помолчал, а потом добавил, будто вспомнив о чём-то, – Ты не беспокойся. Лучше говорить то, что думаешь, чем то, что хотят слышать другие, разве не так?       – Ого, глубоко, это из какого-то фильма, что ли? – посмеялась (впрочем, без желчи) Сиданохара.       – Не знаю. Да и лицемерие это. Я сам этим не пользуюсь.       Дзин улыбнулся криво, напряжение окончательно вернулось и он наконец понял, что наплёл кучу занудной, как он думал, чепухи. Он прикрыл нервную ухмылку рукой, отвернулся, как бы оглядываясь, и оставшуюся дорогу до станции не проронил ни слова. Вспоминал всё, что успел наговорить, стыдил себя за это и готов был провалиться под землю, исчезнуть, лишь бы не испытывать стыда за свою «глупость».       Взобрались по ступеням на станцию. Под навесом сложили зонты, встали на перроне. Дзин всё ждал, что девушка уйдёт от него в какую-то другую сторону, но видимо ей нужно было на тот же поезд или на то же направление.       Она положила зонт под ноги, стала рыться в рюкзаке.       – Сколько я тебе должна за зонт? – спросила Намида.       – Д-да нисколько, я когда покупал зонт, продавец пожалел меня и дал второй бесплатно. Так что ты ничего мне не должна.       Сиданохара посмотрела на Дзина как-то пресно, после чего улыбнулась ехидно и спросила:       – Ты мне врёшь, да?       Не было в этом стремления обидеть, задеть, унизить. Издёвка, но какая-то добрая, без всякого умысла. Если там, на улице, под дождём, Дзин впал в апатию и потому не понимал, что говорит, то сейчас он осознанно отмёл свои загоны, которые мучали его весь день.       – Да, вру, – признался он, глядя при этом куда-то в сторону и улыбаясь ровно.       Мельком он посмотрел на одноклассницу. Она не стала доставать кошелёк, а надела рюкзак обратно и сложила руки за спиной, усмехаясь каким-то своим мыслям. Некоторое время опять молчали, но молчание это не было гнетущим или неудобным. Объявили поезд.       – Скажи, Кемури-кун, - обратилась вдруг Намида, – Ты рад всему, что у тебя сейчас есть?       Дзин не понял, к чему бы это, и решил ответить так, как посчитал нужным.       – Иногда да, иногда нет. Чаще – просто не знаю. Но это и правильно – быть в движении, а вот верное оно или нет – осознаётся потом. Что поделаешь, разочарований в нас много бывает…       – Это сейчас что, хайку было? – Намида сощурилась, улыбнулась ехидно, но теперь с куда как возросшим увлечением.       После этих слов в голове Дзина начался сущий кошмар, но он оказался в таком замешательстве, что даже не смог выдать никакой эмоции.       – Я всё-таки была права. Во время церемонии ты писал стихи в заметках. Ты всё-таки поэт.       «Ага, поэт, как с говна пирога…» - подумал только Дзин, но ничего не сказал.       – Знаешь, имя Ёмите тебе подходит лучше. Хотя ЧТО УГОДНО подойдёт лучше.       Почему-то только в этот момент Дзин понял, какая же эта девчонка на самом деле язва. Но он не видел в этом ничего плохого. Поезд подъехал.       – Мне на этот, – сказал Дзин, – Увидимся завтра в школе.       – Береги лицо! – сказала Намида и тыкнула пальцем в щёку, указывая на пластырь на его физиономии.       Он вошёл в открывшиеся двери, обернулся и, глядя как бы сверху вниз, с широкой и неумело ехидной улыбкой выдал:       – С тебя восемьсот йен за зонт, – и козырнул двумя пальцами.       Створки съехались, поезд двинулся. Дзин успел увидеть, что Намида стояла на перроне в неожиданно глубокой задумчивости.       По пути домой он думал только о трёх вещах. Во-первых, он без понятия, как объяснит родителям потраченные полторы тысячи. Во-вторых, он абсолютно не понимает эту Сиданохару, но очень хочет понять. И в-третьих, он без конца проговаривал вслух имя, которое ему дали: Ёмите.       Ёмите. Действительно, неплохое имя...       ЭКСТРА (типа...)       Отец сидел на кухне, смотрел скачанный где-то ванильный ромком и зачерпывал ложкой еле тёплый рис с карри. Одет он был в колючий свитер и поношенные треники и засыпал на ходу, с минуты на минуту он мог вполне уснуть рожей в рисе. У него только кончилась смена, и он адски устал.       Сын зашёл в квартиру, глядя в пустоту перед собой, будто его мучили какие-то крайне тяжкие мысли. Он лёг на диван (кухня с обеденным столом и гостиная были одним помещением), сложил руки на груди и отчётливо, но бесцветным голосом, произнёс:       – А что нужно сделать, чтобы сменить имя в паспорте?       Отец поперхнулся рисом и только выдавил из себя:       – Чего?!..