Золотая клетка Анастейши Стилл

Кристиан долго вертел в руках шапку-ушанку, не зная, как её напялить. - Смелей, дурачок. Уши - к ушам. Вот это вот вперёд, - Сьюзен Пэвенси была рада-радёхонька оставить фундаментальные психологические разработки и свалить в свадебное путешествие вместе со своими друзьями. Выбор пал на Россию, и Сьюзен долго не могла привыкнуть к мысли, что ей придётся фотографироваться рядом с большим бурым медведем с балалайкой в лапах. - Пошла костёр разводить, - буркнула Анастейша, глядя на тщетные попытки Грея разобраться с русским головным убором. - Ты такой зануда, Грей... Каким мужем будешь, ума не приложу. - Я тоже хочу костёр, - Сьюзен Пэвенси выразила горячее желание присоединиться к сельскому субботнику. - Давай, Грей, с нами. - Он вчера помогал при храме, - Анастейша нахлобучила ушанку мужу на голову и вспомнила великолепные, самобытные песнопения местных старушек, чьи надтреснутые от возраста голоса выводили тем не менее великолепное пение, которое невозможно было сравнить ни с чем - даже с самыми сложными колоратурными ариями выдающихся оперных певиц мира. Она любила наблюдать за Греем в церкви, когда он стоял вдали от неё в попытках разобраться в русском строе богослужения, или, облокотившись на аналой, читает сложные акафисты на древнем языке. Она сама гладила ему кардиган ради этого случая - старым чугунным утюгом, как это делала тётушка Марджет. Впрочем, в отличие от ленивой Анастейши, она и картошку чистить предпочитала вручную, не прибегая к помощи современной удобной для этого дела чистилке. - Ты видела розы, которые он посадил? - спросила Сьюзен. - Розы не он сажал. Он лишь нарезал бархотки для того, чтобы удобрить грядки. Розы сажала я, - Анастейша вспомнила тот восхитительный нежный розовый цвет цветочной рассады, которую она поливала вместе с местной прихожанкой. Ей нравилось здесь, в этой тихой обители, резные деревянные узоры-украшения которой напоминали ей витиеватые колонны толкиновского Лориэна. Она готова была рассматривать их часами. Как и простаивать у алтаря и долго, сосредоточенно, с умилением сердца читать полные невыразимого очарования слова древних молитв. В эти минуты она вспоминала Сьюзен Пэвенси, которая на стажировке в сумасшедших домах Лондона занималась тем же самым - долгими лунными ночами старшая Пэвенси выписывала цитаты из Писания или разбирала сложный текст старославянских молитв, напоминая несчастным обитателям этой обители для лишившихся рассудка какую-нибудь Эстер из романов Бальзака - на тех страницах его Человеческой Комедии, где последняя, распустив волосы, склонилась под распятием и устремляла свой взор к далёким небесам со страстным желанием раскрыть им свою душу. Ана прекрасно понимала Сью, зная, как непросто той справляться со своими психологическими трудностями после развода. Поэтому она и рада была сейчас вдали от мира воскрешать все воспоминания, которые когда-то питали её родник воображения здесь, в тихой обители, в которой время, казалось, остановилось, и хотелось думать о Вечном и только о нём. В библиотеке тёти Марджет было много книг святых отцов, и Ана радовалась, когда ей удавалось урвать время от бесконечных хлопот по дому и отдать свой разум поучениям тех, кто был бесконечно более совершенен в отношении самой тонкой и придирчивой механики небесной юриспруденции. - Такое чувство, что наши страсти уже давно перегорели, - сказала она Кристиану. - Как будто и не было всего того, что было, здесь, и мне кажется, что я всё та же Ана - из университета в своём маленьком городке, не испачканная опытом реальности и захватывающими мечтами. Когда я состарюсь, я обязательно вернусь сюда, чтобы остаться здесь навсегда. - Или поскорее уйти, если контакта с домом не возникает, - отметила Сьюзен. - Сгреби эти листья в кучу. Жечь пойдём на кладбище, как ты того и хотела. Ты ведь так любила в юности бродить здесь. Это как Лотреамон: "Она так любила бродить по кладбищу, где так чудесно пахнут кипарисы и бессмертники, и я не перечила ей". - Да, я тогда мечтала об идеальной любви, - поморщилась Ана. - Потом стала взрослой девочкой, поняла, что брак по любви - это один большой самообман, и вот теперь благодарю Господа за то, что мне подвернулся миллионер. Стерпится - слюбится. Моя двоюродная тётя - с отцовской стороны - никогда не скрывала, что вышла замуж по расчёту. Пришлось терпеть. Не то, конечно, что мне с Греем вытерпеть пришлось, и слава Богу, что я абсолютна бескорыстна в этом отношении. - Вспомни свои лучшие годы. Тебе ведь нравилась эта могильная плита?.. - Да, я ещё всегда думала, как ей удалось сохраниться с того момента, как её впервые сюда положили. Я специально брала в библиотеке "Франкенштейна" Мэри Шелли и приходила сюда с пачкой сигарет, чтобы погрузиться во мрак своего внутреннего мира. Просто обожала наблюдать закаты, первые звёзды, которые появлялись на небе, слушать ветер, шуршащий в траве... Редко когда удавалось найти единомышленников. Мне тогда казалось, что я вообще никогда не найду себе никого, кто бы мог разделить мои странные увлечения всем тёмным и тем, что составляет саму суть готического мироощущения. Помню, у меня была в спальне такая старая полочка. Деревянная, которой пользовалась ещё моя бабушка. Там на почётном месте лежал "Мельмот-Скиталец", и я долгое время изучала научный аппарат к его академическому изданию. Потом и его брала на кладбище. И "Грозовой перевал" тоже. Ах-ха, Сью... Это, знаешь, как в Советском Союзе. Маркс, Энгельс, Ленин. Потом ещё Сталина добавили - ну, в смысле, барельеф на стены культурных заведений. Потом, когда Сталин умер, Сталина убрали. А как же иначе в этой стране?.. Я и не подозревала тогда, что может быть такая вещь, как Красная Комната... Чем-то напоминает мою бабулю: она и знать не знала, что на свете есть такое понятие, как гомосексуалисты. Когда я попросила её повторить это слово, она как-то его переврала. Счастливый народ... Не знают о тёмной стороне бытия. Интересно, как бы она отреагировала, если бы я расписала ей, кто есть мой муж и каковы его увлечения? Брак с человеком, необычным по характеру - это тебе не в тапки срать, козюли под партой мазать, Сьюзен. - Удивила психотерапевта голым задом, - хмыкнула старшая Пэвенси. - Кстати, ты правильно сделала, что стала готкой. Я тоже решила тряхнуть стариной. Мне нравится ходить во всём чёрном и думать, что я такая невъебенно элитная. Что мой чёрный мир и его тайны никто кроме меня понять не может. Вообще, Ана, ты гений, что приволокла меня сюда. Мы, кстати, ещё забыли матрёшек купить на рынке. Завтра твоя тётя собиралась за мясом, надо будет намылиться вместе с ней. Я готова жить здесь вечно. - Я жила. В лучшее время жизни, когда не было всей этой суеты. И жила бы так, если бы не время, которое не лечит, а лишь расставляет всё по своим местам. Ума не приложу, почему моя сестра не любит это место. Здесь тихо, вереск шуршит, ночи холодные, печальные и длинные, здесь можно обрести то, что всегда ускользает от тебя в других местах... Мечты. То, что всегда так вдохновляет. Я вот мечтала, что когда-нибудь привезу сюда своих друзей, и мы устроим пикник прямо на этой могильной плите, но потом пришла к выводу, что надо скрывать свои мечты и чувства... Их оглушит наружный шум. Буду как Офелия собирать руту и мятные травы. Как-то, кстати, решила убраться тут. Бутылки убрать, окурки, чтобы было готично. Потом на следующий день пришла - а всё то же самое. И дерьма снова наложили, пришлось лопату из дома тащить, чтобы это всё убрать. Грей, уши закрой ушанкой... И не чавкай. Этот холодец ещё надо уметь культурно кушать... Нет, пойду на кладбище одна... Сью, помнишь тот свой старый стих, который я так люблю вспоминать, когда бываю здесь одна? У ног моих вереск колышется тихо… Тебя не найти в этой северной дали – Лишь чайки заблудший мой голос услышат У берега моря, у волн изначальных. ... Бессчетные годы сочатся сквозь пальцы, Стремятся за солнцем, срываются в бездну… И мне остается одно лишь – скитаться, Тебя выкликая над севером снежным. - Чё молчишь? - спросила Сьюзен, взглянув на Грея. - Чё как не мужик? Совсем тебя Ана под каблук загнала. Скоро у тебя начнётся депрессия, я тебя знаю. - А что я должен говорить? - спросил Грей. - Это ты много говоришь, Сью... Слишком много... Порой это так утомляет. - Я преподаю, профессиональная привычка. Уж извини, какая есть. Кстати, завтра тётя Марджет обещала купить свиную голову. Буду варить. Не знаю, как вы будете без своих привычных утех развлекаться здесь. На кладбище даже не думай её жарить, Кристиан. Я тебя знаю, у тебя на это ума хватит. Кладбище нужно для того, чтобы черпать из созвучий этой фосфоресцирующей красоты материал для творчества. Знаю, что ты всегда мечтал переделать свою Галатею, что-то вылепить из неё... Но то, что мы теперь наблюдаем - Ану с весьма своеобразными пристрастиями - это печально. Ана, тебе надо будет читать акафист Марии Магдалине. Обязательно. - Я читала. Я так плакала, так плакала, - быстро сказала Анастейша. - Чувствовала грех. Представляла, как Магдалина бежала к Учителю, чтобы склониться у его ног одной из первых, донести Благовестие до тех, кто ещё не увидел света... Я ощущала себя тогда очень греховной, Сью. Ты даже не представляешь, насколько. Я потом выкинула плётку. Правда, Грей купил новую. Не знаю, куда деться от стыда. - Хорошо, что он у тебя по крайней мере, есть, - мягко заметила Сьюзен. - Первым признаком глупости является полное отсутствие стыда. Это я тебе как психотерапевт говорю. - Видишь, Грей... Иногда миллионы не могут сделать то, что может сделать простое созерцание кладбищенской ограды... Я так мечтаю вырваться из нашего мегаполиса сюда, из городской тины в это место, где мной были оставлены лучшие мечты, где я приберегла кусочек сада для эльфов, где грязь жизни меня не коснулась. Недавно я ходила в лес, куда с братьями и сёстрами ездила в детстве кататься на велосипедах. Это старое место у воды - обычно мне подбрасывают задачи в отношении водоёмов в окружении... Старого моста больше нет, и остались лишь воспоминания о том времени, когда я училась плавать и рыбачить. Или когда одевалось во всё белое - как мёртвая невеста, и бродила бесцельно по ночному лесу, чувствуя, как ночные звёзды говорят со мной, или когда читала все эти рыцарские сказания и баллады... Вот почему мой образ так привлекал тебя всегда - он с детства был окружён густым покрывалом поэтических и живописных воздыханий. Сью, ты погадаешь мне сегодня? Только не так, как ты это любишь делать - "дальняя дорога, казенный дом"... Нормально, чтобы всё было чётко. Грей вот ноет, что у него в бизнесе плохо. А ведь он чёткий пацанчик. Стоит только захотеть. У желания - многие возможности, у нежелания - множество причин. - Ана, ты и так всё знаешь. Ты и сама можешь поделиться с Греем глубокими тайнами, которые ощущаешь в себе, - Сью зевнула. - Дайте хотя бы здесь отдохнуть от вашей истории любви. Грей, чпокни её на сеновале, это такая романтика... Протащи её по сену... Самое простое - и самое классическое, что только можно придумать. Сыграй ей на гитаре, что ли... Возьмите вина, свеч, устройте спиритический сеанс на кладбище... Вариантов масса. Или снег пошвыряйте, во... Самое то. Физический труд. Труд сделал из обезъяны человека. Тогда и спать будете хорошо. Бес сладострастия укрощается не сразу. - Лучше взять учебник по латыни... - произнёс Грей - впервые за сегодняшний день. - Сегодня ты подозрительно немногословен, - отозвалась Анастейша. - Никогда не думала, что немногословие станет твоим ведущим качеством. Впрочем, до этого ещё далеко. Ты всегда мечтал о лёгкой, необременительной семейной жизни с девушкой-любительницей весёлых экспериментов, а теперь моя наследственность действует на тебя до странности успокаивающе... Не знаю, стоит ли говорить тебе обо всём, что я когда-то узнала здесь, погружая свой ум в тайны духа и религиозного миросозерцания... Какие книги читала и о ком грезила, кому внимала в этой тишине... С кем мечтала встретиться - и до сих пор думаю, что только смерть станет для меня возможностью соединиться с душами тех, с кем я духовно связана. Надо дать тебе почитать свои тетради. Они покруче, чем ленинские "Апрельские тезисы", Грей. В них много правды и обнажёнки - не той, что ты привык наблюдать каждую ночь... - Завтра надо будет полить цветы, - строила планы Сьюзен. - Поливать будешь один. Ана пойдёт со мной по другим делам. Помни о щедром ответе природы в служении красоте - или отсутствии оного. Ваши страстишки лучше сублимировать, как мне кажется. Местные пожилые дамы плачут - и это всегда трогало меня до глубины души - что им просто удалось прийти в храм под старость лет, а вы никак не угомонитесь... Потом на смертном одре нечего будет вспомнить... С точки зрения молодости жизнь есть бесконечно далёкое будущее, с точки зрения старости - очень далёкое прошлое. - Я иногда представляла, что пошла ночью на кладбище... Взяла с собой свой бэк, свой ошейник и свою пентаграмму и уснула зимой прямо на могильной плите, - Анастейша мечтательно подняла глаза к звёздам. - А утром просыпаюсь - метёт снежок, укрывая меня своей девственной чистотой от всего, что навязала мне общественная жизнь (как же я от неё устала!). Нет, Пэвенси, о сексе на кладбище я не мечтала, не смотри на меня так... - Знаю я вас, - проворчала Сьюзен. - Вы на всё горазды, смазливые извращенцы, которым жизнь ни в чём не отказывает. - До этого пока не докатились. Только в Красной Комнате. Сью, завтра надо будет разобрать вещи в гараже... Грей обещал помочь тёте Марджет, но его одного может не хватить. Она ему, кстати, сказала, что он слабак. Типа не мужик. Его это явно задело. - Герой-любовник он только в постели, Ана, - Сьюзен не лезла по обыкновению в карман за словом. - Лучше бы был просто романтическим таким хищником. Это доставляло бы гораздо больше. - Ты просто завидуешь, Сью. Свечи не забыть... Если идти на кладбище... Надо будет написать пару стихов, пока не совсем темно. О боли, о чём ещё. Только о ней, родимой, чтобы всё было как надо, в готическом стиле. И вина не забыть. Грей, ты не будешь, ты завязал. - Ему если и надо, то только немного, для разогрева. - И для разогрева не надо, - отрезала Ана. - На сегодня достаточно приключений. Завтра будет поливать капусту, надо ещё в погреб банки отнести, и ещё помыть во всех комнатах, и ещё... Много чего надо. Скорее бы завтра... Мечтаю завалиться на эту траву и... Грей, чтобы до завтра выучил этот сонет. Послушай, как красиво. Это тебе не вульгарных девок на заднем сиденье "Шевроле" шпилить. Это культура... В густой траве лежишь ты недвижимо, Полупрозрачны пальцы, как цветы. В глазах бездонность синей высоты, Где над полями, словно клочья дыма, Кочуют тучи. Даль необозрима,— Поля, дороги, редкие кусты… И время, как течение воды, Беззвучно, но реально ощутимо. Меж лютиков трепещет стрекоза На нити, уходящей в небеса, Где скупо отмеряются мгновенья. Сплетем же руки и уста сольем, Господень дар — прекрасный миг вдвоем, Когда все наше: страсть и вдохновенье. Я так его люблю-ю, этот сонет, а ты смотришь на меня как баран на новые ворота... Я раскована, когда у меня есть соответствующее настроение. Учи латынь, дитя моё... Не живи, как завещал поэт, настоящим, юноша, ведь только грядущее - его область... - Палатку надо, - сказала Сьюзен. - Чтобы она тряслась, да... - протянул Кристиан. - Что-то ты, Грей, меня с палаткой... прям разжигаешь... Пошла я. Надо ещё перед воротами откидать. Снег. Arrivederci, mon ami Анастейша натянула Грею ушанку до самого подбородка. Выглядел он забавно. - Сегодня ты натянула, а завтра он... - хихикнула Сьюзен. - Я так устала от пошлых шуток. Давайте о Прекрасном, - заныла Анастейша. - "...Так кончается СИЛЬМАРИЛЛИОН. И если, начав с высокого и прекрасного, повествование завершилось мраком и разрушением, то такова издревле судьба Арды Искаженной; а изменится ли что–нибудь и придет ли конец Искажению, знают, быть может, лишь Манвэ и Варда; но они никому не открыли того и не сказали о том в пророчествах Мандоса", - пропела Сьюзен. - Всё, письку лимонить и спать... Пока вы здесь - абсолютный целибат. И когда слиняете, в Лондоне будем, чтоб ни-ни... Такую благодать отсюда вынесли... Цени то, что есть, Ана, для познания истины порой важно принять данность…