Золотая клетка Анастейши Стилл

- Ну что, Ана, ты с ним порвала наконец или нет? - зевнула Сьюзен, догадываясь, что услышит в ответ туеву хучу нытья и жалоб на жизнь. - Только не спрашивай - смотря что... Что тут у тебя? Ой, песочек, - Ана дёрнулась к песочнице, в которой в беспорядке были разбросаны детские игрушки. - А, это... Весело, да... Нервы успокаивает. Специально для детей приготовила. Они обычно нервные, взволнованные. - Давно я не чувствовала себя ребёнком, а ведь внутренний ребёнок так и просится на волю. Выпускаю его на волю, и пусть он делает, что хочет. - Да, весело. - Сьюзен зевнула. - У меня тут каждый день приходят всякие суб- и просто личности. Копаются, восстанавливают утраченную целостность и равновесие. Считают, что недостаток интуиции мешает им жить. - Ну да. То-то одно время ты считала меня не имеющей духовности и интуиции личностью. Надо развивать. - Да, помню... Помню этот поразительный успех интуиции. Неожиданные проявления истины. Как и депрессию из-за слабости духа, разочарования из-за ограниченной правды. - Заливаешь каждый день. Мышление пленено прошлым, отсюда страдают объективность и общительность. - А иначе как мне расслышать "голос нады - беззвучный звук"? - Анастейша нацепила тёмные очки, лежащие рядом на полочке, и сделала умный вид. - Как тебе? - Достаточно, чтобы обольстить какого-нибудь хмыря из подворотни, - Сьюзен отвалилась на спинку кресла и уставилась в потолок. - Миллионера обольстила, теперь по контрасту... Чтобы были новые ощущения. - Я помню, в детстве гадала... Бухнулась в снег зимой на святки... У сестры - гладкий след, типа хороший муж будет. А мой по идее должен был быть шершавым, или тоже гладким, а в итоге мы вообще его на следующий день не нашли. - И о чём это говорит? - Таинство безбрачия, - хмыкнула Анастейша. - Раньше я не понимала, к чему это вот всё. - Что же... Знаешь, Ана, я тут тоже со своим недавно говорила. С бывшим. Рад, что от меня отделался. Я ему так и сказала, что если бы мы вступили в брак, то ничего хорошего не жди. Посмотрела по психотипу. - Хорошее дело браком не назовёшь, - Ана поёжилась, вспоминая анальные шарики и зажимы для сосков. - Именно. Так что засунь свою гордость куда подальше и ищи вдохновение в себе самой. - Легко сказать... Тебе, во всяком случае. - Знаешь, я редко кому говорю это, Ана... Но если бы я не ушла из Нарнии вовремя, то, скорее всего, отравила бы Каспиана чем-то вроде водицы госпожи Тофаны. Не выдержала бы его. А я так не хотела, ты меня знаешь. Я - великая гуманистка и альтруистка. Так что меня лучше не доводить, не знаю, не хочу просто быть источником чьих-то неприятностей. - Вот почему ты, когда в отпуске, такая... - Ана задумалась. - Куришь, пьёшь. В карты играешь, материшься. - Тот, кто никогда не был психологом, не знает, что это такое. В смысле, что всегда будешь восхищаться профессией, пока не узнаешь её подноготную. Может быть, тебе надо заняться собой? Тогда он обнаружит в тебе гораздо больше мудрости и меньше занудства? - предложила Сьюзен. - Может быть. В отношениях с Греем трудно ожидать чего-то помимо чётких и деловитых решений - или, как в моём случае - чего-то большего, чем мои побочные эффекты от его очередных умственных заскоков и психологических парадоксов, приводящих меня в замешательство, а то и в бешенство, выливающиеся во вполне понятную ему - не мне - психодраму на фоне красных гобеленов. - Читай фантастику, Ана... - протянула Сью, тщательно стараясь скрыть зевоту. - Блин, вот бы не подумала никогда, что у меня будет такая благодарная клиентка, надо отдать тебе должное. Такое богатство материала для исследования... Такая сложная натура... Век разгадывай скорее Грея, чем тебя, хотя и ты тоже очень даже неплоха как объект исследования. - Загадки никакой нет. Купи костюм Зайчика или Красной Шапочки - и будет тебе загадка. Или чувство обособленности, что тоже весьма доставляет. Надо только немного труда и немного вдохновения. Это как в том костеле, куда я совсем недавно стала ходить. Каждый день добавляют что-то новенькое к и без того невероятно чарующей неосязаемости приятных звуков. В детстве всегда мечтала петь в церковном хоре. И эта странная красота форм, витражей, цветов, церковной утвари. Всё это так настраивает душу, направляет её к созерцанию, к возвышенному... - Да, дело говоришь, - Сью закопалась в тетради, извлекая из них благодать опыта - того, что она так старательно кристаллизовала последние несколько месяцев. - Грей, кстати, взял с меня обещание, что я больше не буду курить после кекса, - хихикнула Анастейша. - А ведь такой кайф!.. - Распустилась ты, душенька. Тебя хлебом не корми, дай только пуститься во все тяжкие. Где твоя былая красота души?.. - Так у меня всегда было и будет... Былая красота человека, благожелательность человека из прошлого. Только и успевай разочаровываться в милых мордашках. - С лица воду не пить. - Сьюзен достала с полки пластикового орангутанга и посадила его напротив барби прямо в песочек. - Ты дневник пыталась вести? Каждый день будешь находить в объекте своей любви что-то новенькое и притягательное. Это тоже, знаешь ли, полезно. Находить новые способы идеализации Грея. Очень, кстати, редкий дар, который ему ещё нужно научиться ценить. - Да. Чтобы моя интеллектуальная способность приобретала бесконечный прогрессивный характер. - Всё самое интересное происходит в голове. - Смотря в чьей. В моей в последнее время ничего не происходит. Я опьянена красотой жизни, как та пресловутая готка Диана, которую переодевали к её великому неудовольствию в "Модном приговоре", "заворожённая мистическим романтизмом". Поэтому я не пойду на факультет социологии, Сью, как ты это сделала. Пойду на филолога. Буду через Слово постигать мир. И творить его своим Словом. Ибо чувствую в себе эти силы. Может быть, исполню свою давнюю мечту умереть в домике на побережье Калифорнии рядом с любящим мужем, готовящим мне стейки и кофей, за письменным столом с мыслью о том, что боюсь отправиться к праотцам до того, как завершу очередной роман. - Похвально, - Сью бросила взгляд на портрет Зигмунда Фрейда и сравнила его с другим авторитетом - Юнгом, которого она поставила на свой рабочий стол для пущего эффекта и отождествления себя с традицией, которая выходит за пределы её персонального я - в стремлении достигнуть статуса, чести и смысла, приходящих лишь с мудростью солидного возраста. - Уверена, что ваше партнёрство с Греем приобретёт гуманное качество... Вы займёте более возвышенное отношение к жизни. Тогда все эти игрушки в Комнате покажутся вам сущей ерундой. - Уйду к цыганам, буду кочевать, - Ана рассмеялась. - "Вчера клан ведунов с горящими зрачками...". - Ага. Две крайности - или цыгане, или аристократия. - Херова. Когда-то с Греем сидела на балконе, кофе пила. Вся такая рафинированная интеллежопия. Заходит горничная, убирается. "Мистер Грей, принести ещё чашечку?..". А краем уха слышу, как мадам бормочет, уходя: "Аристократия херова". Сьюзен улыбнулась. - Всё же закос - это лучше, чем ничего. - Ну да... "Слава Тебе, приемлющий высокий порыв!.."... - Питер вот тоже сиськи мнёт. Нашёл себе милую особу в своём университетишке. Теперь целыми днями бродят по пляжу. По пещерам, по кромке прибоя... Или по ночному городу. Я уже и забыла, что это такое, Ана. - Питер ещё очень молод. Душой. А мне "остаётся одно лишь - скитаться, тебя выкликая над севером снежным". - Всё будет, но не сразу, - Сьюзен стянула с полки "Сагу о Форсайтах" с неимоверным количеством закладок на страницах и вытянула одну, на которой было её рукой несколько лет назад написано предсказание (она любила гадать по книгам): "То, что человек любит больше всего рано или поздно его угробит". - Я готова умереть, только не от оргазма, - хихикнула Анастейша. - Это слишком банальная смерть для такой девушки, как я. - Махатмы говорили, что... - Я сама махатма, - Анастейша слезла со стула и залезла в песочницу, пугающе напоминая со стороны большую куклу-переростка в платье от Армани. - Похвальная самоуверенность. - Да, особенно когда стремишься развиваться. Вот это игрушки, я понимаю. Те самые, о существовании которых я почти забыла. Думаю, Грею бы понравилась песочница в Красной Комнате. Ах, да... Ещё панамка. Панамку надо обязательно купить. И ещё... - Вы такие дети, прям как греки в интерпретации Энгельса с Марксом. Пора уже сводить на нет все эскапистские качества, Ана. Вам уже под тридцатник, кризис среднего возраста должен быть пережит в полном объёме, чтобы после не возвращаться к этим проблемам в шестьдесят. - Святыню детства не трожь... Барби хороша. Хочу такую, только в чёрном платье и с чёрным макияжем. И на фоне родового склепа. Я в детстве, кстати, любила играть в похороны. Все воспитательницы в детсаду были в шоке, а мне нравилось. - Вот почему у тебя такая изменчивая сексуальная натура... Обладаешь способностью притягивать, но не способностью подчиняться, - заметила Сьюзен. - Странно, что подчинилась Грею, а ведь могло бы быть иначе... Много искр в отношениях, но не долгосрочный союз. - "Истинная ценность обладания — это владеть собой", - кажется, так заметил твой Голсуори. Или как у Платона - то, вечное, к чему всем нам стремиться и стремиться: "Истинная победа - победа над собой". Читала, когда училась в университете. Тогда Хосе приходил ко мне со своим "Грозовым перевалом". Говорит: почитай, научишься жизни. Плебей!.. Я эту книгу читала, когда мне было пятнадцать. Правда, потом пожалела, что так подумала, и перечитала. Хосе, конечно, простой парень. Рубаха-парень, точнее. Из провинции, без загонов, без комплексов... Но почему-то не тянет к нему, и всё. Точнее, тянет, но он не может дать мне то, что мне по-настоящему нужно. - А тебе нужен мужик со стальными яйцами. Это всем известно, Ана. Слушаю уже в который раз. - На дрифт хочу сходить. Погонять по трассам, посмотреть на то, как люди живут. Гонки люблю. "Форсаж" надо будет пересмотреть. И "Звёздные войны". - Во, во... "Звёздные войны" самое то. Там есть то, чего тебе всегда так не хватало. - Хосе говорил мне, что ему жаль, что я не прикоснулась к этой части культуры... Прошла мимо меня. Буду его слушать. Как и он меня, пренебрегая "дельными" советами вроде "выслушай женщину и сделай наоборот". - Чпокни его, и он раскроет тебе более глубокие тайны, может быть, даже большие, чем ты ощущаешь в себе прежде, чем тогда, когда в тебе вызревает желание познакомить с ним Кристиана, - Сьюзен отправила в рот леденец и засмотрелась на фотку Эдмунда в косухе - в последнее время он тусил с байкерами, хотя и признавался, что ему глубоко чужды их взгляды - в противоположность столь милому его романтическому готическому миросозерцанию. - Во, знаю, как я развлеку Грея, - оживилась Анастейша, выбравшись из песочницы и направившись к книжной полке. - "И тогда наиболее могучие из них преломили свои думы и страсти к тому месту". Наконец-то, - с облегчением вздохнула Сьюзен: даже у самых трудных пациентов иногда бывали проблески понимания, реже - фантазии, вдохновения и гениальности. - Вот. Эдгар По, - глаза Анастейши засветились лихорадочным блеском, испугавшим Сьюзен. - Всегда любила его конспектировать, пока училась в школе. Бродила с ним по кладбищу и перерисовывала гравюры с заставок книг. Вот что открою, то и будет. Главное - чтобы не было чего-то вроде "Колодца и маятника" или "Чёрного кота". - А вдруг будет? - встревожилась Сьюзен, прекрасно зная, что гадание по книгам, если правильно интерпретировать предсказание, никогда не врёт - во всяком случае, у неё всё сбывалось с невероятной точностью. - Summam nec metuas diem, nec optes, - бросила Анастейша. - Третья строчка сверху, сто семнадцатая страница... Так, смотрим... Во, вот оно! "Весну и часть лета 18… года я прожил в Париже, где свел знакомство с неким мосье Ш. Огюстом Дюпеном. Еще молодой человек, потомок знатного и даже прославленного рода, он испытал превратности судьбы и оказался в обстоятельствах столь плачевных, что утратил всю свою природную энергию, ничего не добивался в жизни и меньше всего помышлял о возвращении прежнего богатства. Любезность кредиторов сохранила Дюпену небольшую часть отцовского наследства, и, живя на ренту и придерживаясь строжайшей экономии, он кое-как сводил концы с концами, равнодушный к приманкам жизни". - Нет, я не могу удержаться, чтобы не продолжить читать дальше... - "Единственная роскошь, какую он себе позволял, – книги – вполне доступна в Париже. Впервые мы встретились в плохонькой библиотеке на улице Монмартр, и так как оба случайно искали одну и ту же книгу, чрезвычайно редкое и примечательное издание, то, естественно, разговорились. Потом мы не раз встречались. Я заинтересовался семейной историей Дюпена, и он поведал ее мне с обычной чистосердечностью француза, рассказывающего вам о себе. Поразила меня и обширная начитанность Дюпена, а главное – я не мог не восхищаться неудержимостью и свежестью его воображения. Я жил тогда в Париже совершенно особыми интересами и, чувствуя, что общество такого человека неоценимая для меня находка, не замедлил ему в этом признаться. Вскоре у нас возникло решение на время моего пребывания в Париже поселиться вместе; а поскольку обстоятельства мои были чуть получше, чем у Дюпена, то я снял с его согласия и обставил в духе столь милой нам обоим романтической меланхолии сильно пострадавший от времени дом причудливой архитектуры в уединенном уголке Сен-Жерменского предместья; давно покинутый хозяевами из-за каких-то суеверных преданий, в суть которых мы не стали вдаваться, он клонился к упадку. Если бы наш образ жизни в этой обители стал известен миру, нас сочли бы маньяками, хоть и безобидными маньяками. Наше уединение было полным. Мы никого не хотели видеть. Я скрыл от друзей свой новый адрес, а Дюпен давно порвал с Парижем, да и Париж не вспоминал о нем. Мы жили только в себе и для себя. Одной из фантастических причуд моего друга – ибо как еще это назвать? – была влюбленность в ночь, в ее особое очарование; и я покорно принял эту bizarrerie, как принимал и все другие, самозабвенно отдаваясь прихотям друга. Темноликая богиня то и дело покидала нас, и, чтобы не лишаться ее милостей, мы прибегали к бутафории: при первом проблеске зари захлопывали тяжелые ставни старого дома и зажигали два-три светильника, которые, курясь благовониями, изливали тусклое, призрачное сияние. В их бледном свете мы предавались грезам, читали, писали, беседовали, пока звон часов не возвещал нам приход истинной Тьмы. И тогда мы рука об руку выходили на улицу, продолжая дневной разговор, или бесцельно бродили до поздней ночи, находя в мелькающих огнях и тенях большого города ту неисчерпаемую пищу для умственных восторгов, какую дарит тихое созерцание". - Bizarrerie... Странность... Одного психа поменяла на другого, - вздохнула Сьюзен. - Безобидными маньяками, Сью, безобидными. Дюпен всегда нравился, всегда был моим героем и нелиняющим светлым гением в одном флаконе. - Анастейша поправила солнечные очки и достала с полки фигурку Кена. - Всегда удивлялась, что у него там вместо хрена пустота. А ты удивлялась? Философия, мать твою. Поэтому и пошла на историко-философский: познание всегда начинается с удивления...