Уязвимости и мальчики-зайчики

      Всё началось с того, что он просто проходил мимо одной из классных комнат: уроки недавно закончились, и часть ребят уже вернулась в общежитие или разбрелась кто куда, но Кацуки задержали. Он даже не планировал останавливаться перед ней, но шум за дверью привлек его внимание. – Э-это что еще за костюм такой, Очако?! – доносился из-за двери знакомый, очень недовольный и возмущенный голос. – К-как кому-то вообще может в голову прийти носить такое? И почему именно я?! Как я в глаза потом людям буду смотреть?!       Деку.       Кацуки нахмурился, прислушиваясь. С каждым словом в голосе задрота появлялось всё больше паники и волнения, и Кацуки просто не мог не остановиться и прислушаться. Это было… забавно как минимум.       Ухмыльнувшись, он небрежно прислонился к двери, слегка склонив голову для лучшей слышимости. Ничего необычного: студент академии просто прогуливался мимо, устал и решил отдохнуть. Вот так, прямо перед абсолютно случайной дверью. Мало ли кто о чем там говорит – Кацуки не виноват, что люди не умеют понижать голос! – Мидория-сан, мне очень жаль, – заговорила тем временем Момо. – Но ты – идеальный выбор для этого очень сложного, но такого важного для нас задания!       Кацуки усмехнулся: заместительница старосты явно старалась умаслить Деку, и даже не особо это скрывала. – Это что за задание такое, в котором я должен щеголять… в этом?! – не сдавался Изуку, заставляя воображение Кацуки блуждать. – Если уж на то пошло, то Каччану с его талией это пошло бы куда лучше!       Он замер и густо покраснел.       Что?       Что этот задрот только что ляпнул?! Когда Деку вообще успел оценить его талию?       Почти не задумываясь, он широко распахнул дверь, врываясь внутрь. – Эй, дерьмо-Деку, какого черта ты треплешься… – Кацуки осекся, глядя на открывшийся перед ним вид и машинально закончил почти шепотом, – обо мне.       Потому что вот тут, прямо перед ним, зажатый в кольце девушек, посреди класса стоял Изуку в костюме зайчика.       Поправка: стоял Изуку в костюме соблазнительного мальчика-зайчика.       Из одежды на нем были узкие, безбожно короткие черные шорты и очень тесный, туго облегающий грудную клетку кроп-топ без рукавов того же цвета с белым острым воротничком. Последний явно шел в комплекте с белыми же манжетами на запястьях, а с шеи свисал свободно повязанный красный галстук.       Когда Кацуки скользнул взглядом ниже пояса задрота, то увидел, что на него надеты сетчатые черные чулки с ярко-оранжевыми оборками, и сочетание сильных, мускулистых ног Изуку с этой деликатной, почти невесомой тканью создавало удивительно завораживающее сочетание.       Кроме прочего, в глаза бросался тонкий черный чокер с двумя вертикальными оранжевыми полосками в середине, а завершали всё это великолепие ободок с длинными черными ушками и пушистый зеленый хвостик – в тон к волосам Деку.       Несмотря на то, что Кацуки к тому времени уже успел достаточно повидать Изуку полностью раздетым, эта одежда творила с ботаником какие-то чудеса, потому что при всей своей скудности каким-то образом заставляла любую открытую глазу кожу на теле Изуку выглядеть особенно соблазнительно.       И, блять, как будто этого было мало: Изуку был буквально наряжен в его, Кацуки, цвета. Да, разумеется, он не владел сочетанием черного, красного и оранжевого, но это были цвета его костюма.       Было так легко представить, будто Деку просто взял и нарядился для него. – Каччан? – привел его в себя обеспокоенный голос Изуку, и Кацуки понял, что вот уже некоторое время стоит прямо так и пялится прямо на своего… соперника.       Вызывающего у него исключительно платонические мысли без всякого иного подтекста.       Кацуки совершенно точно не думал о том, что именно и как он мог бы сделать с таким мальчиком-зайчиком…       Что-то металлическое слегка потыкало его в щеку, заставляя подпрыгнуть от неожиданности, и он с опозданием понял, что это Джиро коснулась его пару раз своими разъемами. – Какого черта, Ушастая?! – огрызнулся он – в конце концов, в его воображении Деку сейчас как раз взбирался на его колени, пока руки Кацуки тщательно ощупывали ткань его чулков в районе бедер.       В исключительно исследовательских целях! – Прием! Земля вызывает Бакуго, – позвала его Джиро преувеличенно, награждая слишком знающим видом. - Снова с нами, а?       Кацуки сдержал желание послать её куда подальше и вновь перевел взгляд на Изуку, который продолжал разглядывать его с обеспокоенным видом. – Всё хорошо? – спросил он. – Ты действительно будто отключился на секунду. – Это потому что… потому что… блять, что за хрень на тебя вообще надета?!       Кацуки понял свою ошибку еще до того, как договорил, потому что в его сторону сразу нацелилось сразу несколько недовольных девичьих взглядов, в то время как Изуку напротив просветлел. – Вот! Говорил же, мне это не подходит! Даже Каччан согласен! – А вот это вообще не мои слова! – возмутился тут же Кацуки, потому что согласен не был. – Этот дурацкий костюм просто… стратегически неправильный! Одежда должна защищать, а он открывает слишком много уязвимых… участков…       Он немного стушевался на последних словах, потому что даже на свой слух объяснение звучало бессвязно. В глазах большинства собравшихся девушек была практически написана жалость, одна только Мина показывала ему большие пальцы и с энтузиазмом кивала, явно наслаждаясь происходящим. Она чем-то неуловимо напоминала ему в этот момент Эйджиро, и Кацуки почти мимоходом подумал, не перенимают ли парочки каким-то образом повадки друг друга.       Сам Изуку выглядел скорее обеспокоенным, вопрос: "Каччан, ты там головой нигде не бился?" был практически написан у него на лбу. – Стратегически, – повторил Деку так, будто впервые слышал эти слова и пытался понять их смысл, а потом тут же возмутился. – Какие еще уязвимости?! Это костюм кролика, Каччан, а не мой повседневный костюм героя!       Глаза Кацуки гневно сузились, а ноздри гневно расширились, когда он раздраженно выдохнул воздух через нос. Недолго думая он промаршировал и ткнул пальцем прямо в открытый живот Изуку, заставляя того поморщиться. – Это! – прошипел он, глядя прямо в раздраженные зеленые глаза. – Твой живот открыт, ничем не защищен и выставлен всем на обозрение!       У паршивца еще хватило наглости закатить глаза, и это вывело Кацуки из себя еще сильнее: он пошел дальше, на этот раз буквально распластав ладонь по коже Изуку, ощущая под ней выпуклые рельефные мышцы пресса. – Что насчет этого? Как ты думаешь, что я с моей причудой бы мог сделать с тобой в этом случае? – выдохнул Кацуки, невольно понижая голос, который по какой-то причине не звучал настолько угрожающе и грубо, как бы ему хотелось.       Чертовски отвлекал румянец, который медленно разливался по веснушчатым щекам, и странное нежелание убирать руку, несмотря на явно затянувшееся прикосновение. Напротив, Кацуки хотелось зайти дальше. Если бы только их не окружали…       Мягкий щелчок двери привел их обоих в чувства, заставляя Кацуки вздрогнуть, а Деку подпрыгнуть и отскочить в сторону. Оглянувшись, Бакуго понял, что пока они… обсуждали недостатки костюма, девушки уже успели выскользнуть из комнаты, оставляя их двоих одних, и вдруг смутился: насколько же он был отвлечен, если даже не заметил этого? Черт, может быть у этого костюма и были стратегические преимущества, если он мог так повлиять на него.       Кацуки перевел взгляд на Изуку, который неловко стоял, отказываясь смотреть на него и потирая одной ладонью заднюю сторону шеи. Руку, которая недавно касалась задрота, слегка покалывало от желания вернуть её на прежнее место. – Зачем тебя вообще нарядили в эти шмотки? – спросил он глухо, просто чтобы отвлечь себя. – Момо затеяла какой-то благотворительный проект. Что-то вроде календаря с фотографиями или вроде того, – отозвался Изуку угрюмо. – Они не сказали мне, в чем именно хотят меня снять.       Кацуки не ответил. Его взгляд метался по фигуре задрота, а внутри клокотало какое-то яростное неприятное чувство. Теперь костюм вызывал в нем противоречивые чувства и уже не казался таким уж хорошим.       Бакуго не мог врать себе: ему нравилось видеть Изуку в таком наряде – особенно теперь, когда они остались наедине.       Однако мысль о том, что его соперника… нет, его Изуку будут видеть в этой же самой одежде – вот эта мысль вызывала в нем желание сорвать с задрота всю эту оскорбительную ткань и сжечь к чертовой матери. Ему нужно было срочно отвлечься, потому что Кацуки почти чувствовал, как его ладони нагреваются от желания взорвать что-нибудь.       По крайней мере, этим он объяснил то, что в следующую секунду шагнул и вновь положил ладонь на такой уязвимо открытый и неожиданно притягательный участок кожи "соперника". Деку явно напрягся под его рукой, но, к счастью, не пытался отстранить: он явно пытался заглянуть в лицо Каччану, но голова Кацуки была опущена, а глаза не отрывались от собственной ладони, которая как-то уж чересчур правильно и уютно устроилась на животе Изуку. – Тебе нельзя… сниматься в этом, – сдавленно, но категорично произнес наконец Кацуки. - Ни в коем случае.       Он услышал, как Изуку возмущенно запыхтел, а потом схватил Кацуки за запястье, к счастью, пока не пытаясь оторвать от себя его руку. В зеленых глазах светилось хорошо знакомое выражение: кто бы что там ни говорил о мягкости и сговорчивости Изуку, когда дело касалось Кацуки, Деку мог подчас становиться не менее упертым.       Даже если ранее он сам был не слишком доволен своей одеждой, то настойчивый запрет явно вывел его из себя и теперь Изуку готов был спорить с ним просто из принципа. – Снова об этом? – начал он недовольно. – Каччан, ты буквально иногда стаскиваешь с себя футболку во время наших спаррингов – и ничего, а как только… – Хах? О чем это ты? Хочешь сказать, тебя всё это время напрягал мой голый торс? – хмыкнул Кацуки, позволяя языку молоть всякую чушь, одновременно скользя ладонью в сторону, чтобы положить её на один бок задрота, и тут же ухватываясь свободной рукой за другой: теперь он просто стоял вплотную к задроту, крепко удерживая его за талию, наслаждаясь ощущением прямого контакта с кожей Изуку.       И его слова и действия явно не оставили задрота равнодушным, так что он слегка пискнул и попытался отодвинуться, но Кацуки не был намерен так быстро выпускать его из рук. Его ладони слегка скользили вверх и вниз, поглаживая кожу Изуку, не то успокаивая, не то наоборот подразнивая.       Деку слегка помотал головой, будто пытаясь сосредоточиться, и слегка нахмурился. – Я это… я не то говорил. Просто несправедливо. Почему ты можешь ходить полуодетым на всеобщее обозрение, а как только дело доходит до меня… – Так ты что, хочешь, чтобы я был полуодетым только на твоё обозрение, – вновь перебил его Кацуки, с широкой ухмылкой – его языковой фильтр уже давно перегорел и явно перестал работать, но сейчас это его почему-то даже не беспокоило. – Так надо было сразу сказать.       К его недовольству, Изуку никак не хотел присоединяться к его игре: несмотря на участившееся дыхание и слабый румянец, он не тянулся к Кацуки или к его прикосновениям, его тело казалось настороженным, а глаза скорее растерянными и обеспокоенными и по какой-то причине это выражение заставляло внутренности Кацуки связываться узлом, приводя в чувство, напоминая, где он, с кем и что делает.       Черт, он даже не заметил, как увлекся! А всё потому что Изуку был рядом, такой заманчивый, желанный, а он просто не смог отказать себе и потянулся к тому, что так давно притягивало к себе его взгляд. – Ты такой странный сегодня, Каччан, – будто желая добить его, пробормотал Изуку. – Совсем тебя не понимаю.       Кацуки не был уверен, что он и сам понимает. Он никогда не думал об Изуку в таком контексте…       Окей, хорошо. Бесстыдное вранье. Он никогда не позволял себе думать так об Изуку…       Ладно… это тоже было далеко от правды, но он по крайней мере искренне пытался и у него иногда почти даже получалось!       С переменным успехом, потому что временами его тянуло к Изуку с такой силой, что это почти становилось невыносимым – особенно когда Деку оказывался к нему слишком близко.       Во время спаррингов, когда один или другой укладывали друг друга на маты, во время посиделок с их классом, когда счастливый и радостный смех задрота, один из самых любимых его звуков в последнее время, наполнял уши Кацуки, звуча в них словно удивительная музыка – особенно в те моменты, когда ему удавалось насмешить Изуку самому; во время битв со злодеями во время общих стажировок, когда адреналин от драки смешивался с чувством надежного плеча, ощущением безграничного доверия, потому что Деку всегда был рядом с ним, чтобы прикрыть ему спину так же, как это сделал бы для него Кацуки.       И черт возьми, разумеется, разумеется!, именно эти зеленые глаза, эту знакомую фигуру, эти развитые мышцы и изгибы тела он видел в своих размытых, но до чего же горячих и беспокойных снах незадолго до того, как просыпался болезненно твердым и неудовлетворенным.       Это всегда был Деку. Всегда рядом, но никогда не вместе так, как ему бы хотелось, потому что Кацуки никогда не мог найти в себе сил рискнуть дотянуться до него и попробовать изменить их статус отношений теперь, когда они наконец достигли такого комфортного, такого понятного и безопасного уровня доверия и дружбы. Как бы сильно он ни хотел большего, ставки были слишком высоки: он не мог позволить себе потерять Изуку, если бы его чувства оказались безответными!       Но Кацуки мог заставить себя поверить в то, что ему и не нужно большее. Он мог удерживать между ними дистанцию, используя грубые насмешки и резкие слова: Изуку, в конце концов, знал цену его словам и не принимал их слишком близко к сердцу, но это помогало Кацуки удерживаться на безопасной территории.       До тех пор, пока он не увидел Изуку в этом дурацком – горячем – костюме, и что-то жадное, собственническое, и эгоистичное не подняло в нем голову, требуя удержать Деку во что бы то ни стало с собой. Скрыть его, спрятать, закрыть от любых возможных взглядов, потому что такой Изуку должен был – обязан был! – открываться только для его глаз.       Ничего удивительного, что Изуку в итоге оказался так растерян. – Я не странный, – пробормотал Кацуки тем не менее упрямо.       Изуку явно возмутился и попытался отстраниться, но Кацуки вцепился в него сильнее, удерживая на месте. – Ну конечно, не странный! – возразил он. – Ты просто ведешь себя так будто… будто…       Кацуки поднял голову всматриваясь в его лицо. – Будто что? – подтолкнул он слегка. – Будто мы… любим друг друга, – шепотом закончил Изуку, будто признаваясь в какой-то возмутительно-страшной тайне.       Сердце Кацуки колотилось в его груди, несмотря на непонятную тяжесть. Формулировка была необычной, но в то же время такой правильной.       В воздухе повисла неопределенность. Волнение нарастало – теперь, когда слова были сказаны вслух, невозможно было просто отделаться от этого: они оба понимали это. Но Кацуки так и тянуло разрушить момент, ляпнуть что-нибудь глупое и смешное, потому что если этот разговор зайдет дальше, он рисковал вступить на ту самую территорию, которую так отчаянно избегал раньше. – Разве так уж плохо было бы любить меня? – спросил он вместо этого едва слышно, и сразу же пожалел об этом.       Жалобное выражение лица Изуку не сулило ничего хорошего. Он, вероятно, уже обо всем догадался и придумывал, как бы помягче отказать, подумал Кацуки. Разумеется, потому что Деку был добрым, даже к тем, кто этого не заслуживал. И уж тем более он всегда был добр к своему другу детства – в конце концов, Кацуки всегда знал, что Изуку обожал его, но едва ли в том же самом смысле, в каком хотелось бы Кацуки.       Может быть, даже слишком добр.       "Был бы он настолько добрым, чтобы встречаться из жалости?" – вдруг подумал Кацуки, бросаясь вперед.       Его руки скользнули за спину Деку, удерживая и прижимая его ближе – теперь так, чтобы Кацуки обнять его так, как давно хотелось, а губы прижались к немного обветренным мягким губам Изуку.       Кацуки даже не надеялся, что Изуку может ему ответить, но когда тот это сделал – из-за растерянности наверное, но всё равно это чувствовалось просто до боли… правильно. Будто недостающий кусок мозаики встал на место, делая картину полной и совершенной. Будто кусок головоломки, который он искал всё это время, оказался в его руках, давая такой простой ответ на давно мучившую его загадку. Будто после долгого присутствия в затхлой, пыльной комнате он наконец-то оказался на свежем воздухе и мог вздохнуть полной грудью.       И ему хотелось большего. Хотелось продлить момент настолько, насколько это возможно, потому что Кацуки понятия не имел, какое лицо Изуку сделает, когда они разойдутся, и какими глазами будет смотреть на него потом.       И может быть поэтому едва оторвавшись от его губ, Кацуки тут же нырнул ниже, неудобно горбясь и прижимаясь лицом к шее Изуку, мягко оттягивая и покусывая кожу – словно это могло хоть немного отвлечь Деку от того, что происходит, и оттянуть время неизбежных вопросов. Он почувствовал, что Изуку силится что-то сказать, поэтому вновь пошел в наступление, с неохотой отстраняясь и хмуро глядя ему в лицо. – Или тогда разве так уж плохо, если я буду любить тебя? – спросил он, очень надеясь, что в его голосе не звучит жалкая, постыдная мольба, и почувствовал, как Изуку буквально застыл у него в руках.       Ему вдруг стало противно от себя. Воротило от того, насколько уязвимым он чувствовал себя в эту секунду. Это было слишком прямо и открыто, чтобы Кацуки мог чувствовать себя комфортно. Хуже, чем если бы он оказался полностью голым на глазах множества людей, потому что ему было плевать на то, что думает о нем большинство – с этим он мог справиться, привык справляться.       Раскалывать себя и обнажать душу перед Изуку было намного страшнее, потому что Деку, сам того не зная, имел над ним куда большую власть. Вероятно, всегда имел, может быть даже с самого начала, и, возможно, именно поэтому Кацуки всегда так хотелось от него закрыться, спрятаться, защититься. И именно из-за этой своей упрямой, безнадежной борьбы с самим собой, он в конце концов и оказался в таком положении: с одной лишь глупой маленькой надеждой на то, что если Изуку не примет его чувства, так по крайней мере позволит их оставить и не отстранится.       И если раньше он не мог заставить себя говорить, то точно также не мог сейчас отступиться, теперь, когда он так далеко зашел и собственными руками вырыл себе яму – так же, как и не мог заставить себя отнять руки от Изуку. Если это будет последний раз, когда Деку позволит ему быть к себе так близко, если отвергнет его сейчас, то Кацуки хотел по крайней мере запомнить это ощущение – отпечатать и отлить в граните в своей памяти.       Несколько украденных на память воспоминаний – хоть это-то он мог себе позволить?       Покрытые шрамами ладони неожиданно оказались у него на лице, и Кацуки вдруг осознал, что Изуку смотрит на него с улыбкой. В горле вдруг пересохло от волнения. – Каччан, люди обычно задают такие вопросы до того, как лезть целоваться, – улыбнулся Изуку, заставляя лицо Кацуки вспыхнуть – он попытался было отвернуть голову, но Деку, вредный маленький задрот, крепко удерживал его, не позволяя отвести от себя взгляд.       Зная, насколько сильными могут быть эти руки, Кацуки знал, что ему не стоило даже пытаться: это, однако, не значило, что он не станет коситься в сторону чисто из принципа. – Каччан, – рассмеялся Изуку, лаская уши Кацуки своим смехом. – Каччан, ну посмотри ты на меня! – Хватит дразниться, придурок, – отозвался тот. – Не понравилось – так и скажи, – пробубнил он, зная, что делает это уже из чистого желания капризничать – тревога уже давно пропала, растворилась как-то сама собой, потому что Изуку по-прежнему оставался здесь, спокойно и уютно в его руках, его зеленые локоны слегка подпрыгивали вместе с глупыми черными заячьими ушками, когда он то так, то сяк склонял голову, стараясь заглянуть Кацуки в глаза, которые тот упрямо отводил, стараясь сохранить очень важный, серьезный, слегка даже обиженный вид.       Радостное, горячее чувство пузырилось у него в груди: томительная, но теперь такая сладкая надежда смешанная с чистым удовольствием от того, что Деку вот так дурачится рядом с ним, уделяет ему внимание – но главное, всё еще остается рядом, не бежит, не злится и не требует оставить его в покое. – Каччан… – Ты ни на один вопрос не ответил, балда! – проворчал он, чувствуя, как Деку буквально трясется, едва не подпрыгивая от волнения – ну настоящий кролик, даром что в костюме. Изуку раздраженно фыркнул, но Кацуки уже знал, что победа за ним.       Это, однако, никак не подготовило его к тому, как отчаянно забьётся его сердце, когда Изуку вдруг притихнет и заговорит. – Я не знаю, было бы плохо или хорошо любить тебя, – начал Деку, и красные глаза наконец сосредоточились на нем, – потому что я уже не помню, когда бы я этого не делал – для меня это почти естественное состояние. Ну как дышать, знаешь? Да и вспоминать если честно, не хочу, – он улыбнулся, явно осознавая, что Кацуки наконец-то уделяет ему своё полное внимание. – А что до второго вопроса… ты мне скажи, Каччан, потому что я ничего не хотел бы больше. Так ли уж плохо любить меня?       С секунду Кацуки просто рассматривал его сверху вниз – его рука, будто живя собственной жизнью, потянулась к густым кудрявым волосам и зарылась в них, ощупывая мягкие локоны. – Мучительно, – признался он честно, глядя в расширившиеся от удивления глаза, и слегка ухмыльнулся. – Не поменял бы ни на что другое, – добавил потом, притягивая Изуку к себе, для второго по счету поцелуя – теперь уже куда более долгого и основательного…. – Так вот, возвращаясь к костюму… ты в нем не снимаешься, – добавил Кацуки, спустя минут десять – к тому моменту Изуку уже сидел на парте, оба они выглядели куда более взлохмаченными, а их одежда пребывала в куда большем беспорядке, по сравнению с тем, когда Кацуки впервые вошел в эту комнату. – Просто чтобы ты знал.       Изуку только закатил глаза. – Каччан… – Впрочем, возвращать его Момо тоже не стоит, – продолжал Кацуки, чувствуя как его лицо становится горячее, и как бы невзначай задевая рукой пушистый хвостик сзади. – Каччан! – пробормотал Изуку, тоже краснея и прижимаясь лицом к вороту его школьного пиджака.

***

      Они, конечно, изначально собирались подождать под дверью и немного послушать, но Момо со строгим видом загнала их всех в соседнюю классную комнату и теперь девчонки вяло переговариваясь, настороженно прислушиваясь и обмениваясь обеспокоенными взглядами. – Киришиму всё-таки стоило позвать, – сказала ни к кому конкретно не обращаясь Тору, сидевшая на одной из парт – черные носочки и коричневые ботиночки нервно покачивались в воздухе. – И Тодороки бы тоже. И еще кого из ребят. Ииду, например. – Тенья бы вообще запретил нам что-либо делать, – заметила Очако, теребя пальцы. – Эйджи ничего не понимает, он бы попытался меня остановить, – отозвалась Мина, возясь со своим телефоном. – А остальные бы только мешались. Мальчики ни черта в этом не понимают. – Там как-то подозрительно тихо, – добавила Тсую, скрипучим голосом. – Как бы не пришлось Айзаву-сенсея звать, риббит. – Хватит вести себя так, будто они там убивают друг друга! – не выдержала Очако. – Всё будет хорошо! – а потом подумав добавила. – Наверное… – Что угодно, если это будет значить, что мне больше не придется смотреть, как эти двое бросают друг на друга эти до ужаса долгие тоскливые взгляды, – заметила Джиро, делая вид, будто её тошнит. – К этому моменту это уже просто невыносимо.       Никто ничего не успел добавить, потому что в дверь постучали и в проем просунулась голова со взлохмаченными зелеными волосами. – Деку-кун! – оживилась Урарака. – Всё в порядке?       Изуку смущенно рассмеялся, входя в комнату и все взгляды тут же оказались приклеены к нему. На Мидории по-прежнему был костюм зайчика, но теперь на плечи ему был накинут школьный пиджак – не свой, явно с чужого плеча, как будто наспех запахнутый в районе талии. Впрочем, куда более примечательным изменением была целая россыпь очень ярких, фиолетово-красных отметин, щедро разбросанных по открытой коже шеи, выглядывавшей из-за ворота его одежды.       Джиро вдруг фыркнула, прикрывая ладонью рот и отворачиваясь в сторону, явно стараясь не рассмеяться. – Всё хорошо, – произнес Изуку, бросая на неё укоризненный взгляд и явно стараясь вести себя невозмутимо. – Я тут подумал… Момо, извини, я наверное не смогу сняться в этом костюме…       Момо по-матерински тепло улыбнулась ему, хотя глаза девушки лукаво поблескивали. – Всё хорошо, Мидория-сан. Он стратегически уязвимый, это мы уже поняли, – произнесла она, заставляя Изуку тут же вспыхнуть и забегать глазами.       Однако прежде чем он успел что-то сказать, дверь в комнату вновь распахнулась, на этот раз с громким грохотом. – Деку, шевели булками! – рявкнул хорошо знакомый всем голос.       Стоящий на пороге Кацуки, в рубашке с закатанными рукавами, раздраженно уставился на Мидорию. – Хватит там лясы точить, у нас вроде как планы были на сегодня!       Изуку только закатил глаза, быстро извинился и выскользнул из кабинета, подгоняемый недовольным ворчанием Бакуго, не забыв толкнуть его плечом на выходе – небрежно, скорее даже игриво. У самого порога Кацуки пропустил его вперед, слегка замялся, нахмурившись разглядывая девушек, которые так же рассматривали его в ответ.       Потом его взгляд неожиданно смягчился, и Кацуки быстро кивнул, пробормотав что-то подозрительно похожее на благодарность, и вышел из комнаты.       Несколько секунд вокруг стояла тишина, затем начали раздаваться несмелые смешки, которые быстро переросли в полноценный смех.       Мина с удовлетворенным видом откинулась на спинку стула, поглядывая на улыбающуюся каким-то своим мыслям Момо. – Я же говорила, что всё получится! – гордо заявила она, держа в руках телефон, последнее сообщение в котором было отправлено Бакуго с просьбой срочно прийти на этот этаж, и никто из девушек не посмел ей возразить.       Эйджи теперь просто обязан будет отвести её на свидание за то, что не верил в её методы!