Цветение

✙✙✙

День он как-то дожил. Отсидел стратегическое планирование. Поприсутствовал на ужине, оказавшись с другого конца стола от Марика, зажатый между Брайтом и Дэваном, и довел последнего до омежьей без приключений. Там переоделся в тренировочный комбинезон, переплел волосы так, чтобы меньше мешали, и свалил от греха и ангелоподобного техника подальше. Дэв напоминал разъярённого скального осьминога. Все время казалось, миниатюрный сосед мечтает вцепиться в глотку всему, что шевелится, и откусить своим клювиком лицо лично Идену. А поскольку успокаивать техника в таком состоянии без вреда для жизни мог только его брутальный бойфренд, Ид убрался куда подальше ровно в тот момент, когда напарник-альфа осторожно поскребся в дверь их тесной комнатушки. Они даже не обменялись шуточками по поводу того, что у техника нужно не забыть отобрать паяльник перед тем, как пялить, а то Брайт обзаведётся парочкой несанкционированных имплантов на светло-шоколадной туше раньше, чем кончит. Подкалывать этих двоих Иден позволял себе только за закрытыми дверями при полном отсутствии левых лиц. Так что это было чем-то вроде доброй традиции. Но не сегодня. Сегодня Иден попросту сбежал до того, как Дэв успел сообразить, что допрашивать его на предмет неизвестного ебаря лучше с участием Брайта. В отличие от своего омеги, напарник был человеком добродушным, местами наивным и очень добросердечным. Слать его на хуй прямым текстом, как соседа по комнате, Иден не мог. Темнокожий великан повадками чем-то напоминал младшего брата Идена, когда тот был ещё несовершеннолетним юнцом, верил в сказочки про доблесть клана Вистер и смотрел на Идена как на великое чудо. Кайзен был очень добрым. И наивным тоже был, пока его не отучили от этого. Воскресшие воспоминания о брате, который остался за чертой Заградительных Хребтов, недосягаемый и, хотелось верить, счастливый, окончательно дополнили собой картинку отвратительного дня. Иден очень многого не понимал. Почему Орион так себя ведёт? Настолько взбесился? Это из-за таблеток? Предложения потрахаться? От понимания того, что бесправные нулевки тоже могут испытывать чувства и чего-то хотеть? Видимо, попустительство доебкам Марика было чем-то вроде молчаливого ответа: вот чего ты заслуживаешь. Хочешь с кем-то поебаться? Вот тебе кандидат. Вечно озабоченный, раздражающий солдат, который даже стреляет посредственно. Бесит! Больно! Оставаться собранным все сложнее. Нужно сбросить напряжение, пока оно не разорвало его на куски изнутри. Тренировочный зал в их крыле, уже порядком обшарпанный, сейчас благословенно пуст. Личному составу хватает изнурительных тренировок в преддверии Цветения и без этого. В другое время, даже в полночь, тут можно было встретить пару-тройку особо рьяных бойцов. Идену они не мешали. Он занимал свой дальний угол и отрабатывал стойки, связки и текуче-плавные переходы, призванные держать в тонусе те группы мышц, которые стандартные армейские тренировки не задействовали. Сейчас в длинном сером помещении тихо и пусто, как в могиле. Хорошо. Фероновые лампы мерно гудят. В них даже можно расслышать едва уловимый ритм, пульсацию света. Его вполне достаточно, чтобы Иден, бросив на пол прихваченный по привычке китель, на следующем шаге уплыл в смазанный полупьяный пируэт. Сейчас остро не хватало дедушкиного голоса на фоне. Его советов и требований двигаться быстрее. Тело само изгибалось и выплясывало черной тенью на рыхлых поропластовых плитах пола. Высокая фигура перетекала из стойки в стойку, переворачивалась и взлетала вверх, балансируя на кончиках пальцев одной руки. Осталось совсем немного. Это Цветение будет для него особенным. Неужели так сложно дать ему дожить последние дни спокойно? Умереть достойно? Не вытереть о него ноги на прощание — такой недостижимый запрос? Ошибки всегда дорого стоят. Иден привык поступать правильно. Идена учили много чему полезному, как убивать, как выживать, как игнорировать собственные эмоции и потребности в том числе. Но, казалось, в последней предсмертной прихоти обречённого нет ничего страшного. Даже преступникам перед казнью дозволено одно желание. Праздничный ужин. Разве он так много просил? Почувствовать себя напоследок человеком всего-то. Не любви даже, банального снисхождения. Одноразовой подачки. Почувствовать себя нужным. Почувствовал. Даже больше, чем рассчитывал. Правда, не с тем и не так. Удивительно, выбранный по слепой случайности альфа оказался отличным партнером. Отзывчивым и искренним, вопреки своей дурной славе. Идену понравилось. Он был даже готов это признать перед самим собой и постарался показать это жертве своего спонтанного решения. Ленарт достоин лучшего, чем быть затычкой, заменой, инструментом в исполнении приказа зарвавшегося и необоснованно жестокого Ориона. Вот только… Орион на этом не успокоился. И, скорее всего, не успокоится. И Ленарт лезет во внутренние дела Арго. Зачем? Молчаливый капитан Своры никогда не проявлял склонности встревать в разборки конкурентов. Раньше и разборок-то никаких не было. Иден в который раз сожалеет, что не заткнул свои глупые порывы куда поглубже, не перетерпел, сжав зубы. Так ли уж было важно не сдохнуть девственником? Неужели он правда надеялся, что будет в пылу последней бойни вспоминать руки и губы Ориона? Теперь вот есть что вспомнить. Взгляд мглисто-серых глаз и скошенный шрамами на левую сторону рот. И последствия приходится расхлебывать. Самое веселое определенно еще впереди. Оттолкнувшись от пола, черная тень хлестко ударила воздух. Затем повисший на тросах тяжелый снаряд. Кувырок. Удар. Смена позиции. Иден не особо различает, бьет он стену, одну из металлических колонн или укатанные в синтетическую кожу болванки. Вдоль позвоночника растекается жар, хрустят от напряжения кости и мышцы скручивает жгутами. Он разогревается все сильнее. От затянутого в матово-черную ткань тела начинает валить пар. Неуловимыми глазу движениями кулаки совершают связку атаки. Ещё и ещё. Пока мозг не вскипит, тело не взвоет, боль от перенапряжения перекроет другую боль. Так надежнее и привычнее. Последний удар куда-то… На голову сыплется мелкая крошка и темная краска. Иден смаргивает заливающий глаза пот и вынимает кулак из вмятины, пробитой в ребристой поверхности. — Магарук тебя еби, — рассеянно сетует омега, глядя на дефект в несущей конструкции зала. Мышцы все ещё подрагивают. Идена колотит, и не столько от последствий предельного перенапряжения, сколько от подступающего к глотке смеха. Потренировался. Окинув взглядом заляпанные стены и пол, омега осел у той же колонны, которой досталось от переизбытка в его организме мыслей об одном конкретном придурке, и устало потер онемевшими руками лицо. Наладонники — в хлам. Только ошмётки измочаленного кератокевлара остались. Руки под ними тоже в кашу. Под тканью тактических перчаток чавкает, когда Иден сжимает и разжимает кулаки. В принципе — похуй. Все привыкли, что он что-то/кого-то мутузит по ночам в спортзале. Если после в медотсеке не образовывалось ни единого бойца с травмами, мешающими нести доблестную службу на благо общества, то никто и не задавал лишних вопросов. Но вот вмятина в колонне вопросы вызвать может. И меньше всего Иден хотел на эти вопросы отвечать. На тренировках он старался придерживаться показателей нормы. В бою можно было дать себе больше воли. Когда рядом нет посторонних наблюдателей — тоже. Но вот оставлять в несущей конструкции отпечаток своего кулака — это лишнее. Ему нужно алиби. Или скинуть вину на другого. Можно вызвать сюда Брайта, но, во-первых, напарник сейчас определенно сильно занят задницей Дэвана. Во-вторых, не настолько он силен. Брайт не доминант. Просто толковый парень, который любит большие пушки, тяжелую технику и смазливого техника. Развернув над запястьем интерфейс комлинка, Иден набирает короткое сообщение. 0-13 «Спишь?» Просто на пробу. Шанс, что капитан Своры в такое время нарушает устав и бодрствует, был минимальным. К-02. «Нет.» «Что случилось?» «Где ты?» «Нужна помощь?» Сообщения посыпались как из рога изобилия. Иден только успевал их пролистывать. 0-13 «Приходи в слепой тренировочный зал» Слепым его называли потому, что здесь не было камер. Точнее, были когда-то давно, но они так таинственно и часто барахлили, что командование в итоге решило прекратить восстанавливать капризную технику. Де-юре этот тренировочный зал считался устаревшим, уступал тройке более навороченных на полигоне и предназначался для легких разминок и личных спаррингов. Де-факто большинство служивых приходили сюда повалять дурака и поиграть во что-то свое, избегая надзора системы наблюдения. Маленькая лазейка в стройной системе устраивала всех. Рядовые — не зарывались. Офицеры — закрывали глаза на брешь, давая подопечным выпустить пар. Пока ждал появления своего алиби, Иден почти задремал. Усталость все-таки брала свое, и тело, вымотанное до предела тренировкой, радостно пыталось отключить все не нужные сейчас процессы. — Ид? Очи Триликого! Иден! Кто это с тобой сделал?! — Ленарт начал орать ещё в дверях, а закончил, уже подхватив осоловевшего омегу под мышки и вздёрнув на ноги, словно тот ничего не весил и габаритами был с Дэвана. — Где болит? Я сейчас вызову медиков. Не отключайся! Слушай мой голос! Не слушать голос капитана было довольно проблематично, потому что он все еще орал. И рук у Ленарта по ощущениям прибавилось сразу втрое, потому что огромный альфа умудрялся одновременно щупать Идена в десяти разных местах. Он даже не сразу начал вырываться. — Стоп! Уймись! Меня никто не бил. Я просто увлекся тренировкой. Никаких медиков! Ленарт замер, ошарашенно глядя, как омега резво вывернулся из его рук и отступил на шаг, демонстрируя целостность своей комплектации. — А теперь выдохни и выслушай меня, — чеканит Иден, указывая широким жестом на колонну рядом с ними. — Мне нужна твоя помощь вот с этим, а не сопровождение в медблок. На лёгкий беспорядок вокруг не обращай внимания, я все сейчас уберу. Просто помоги скрыть эту вмятину! Если кто-то заметит, что размер отпечатка кулака такой маленький, я почти уверен, что подумают на меня. А мне не нужны лишние приключения. У меня их и так выше крыши привалило. Так что, капитан Ленарт, пожалуйста, вы не могли бы ударить вот сюда со всей силы, предположим, ногой, если кулака жалко? Ленарт переваривает. Переводит взгляд с окровавленных тренировочных снарядов на вмятину в колонне. Изодранные щитки для рук ошметками валяются на полу, словно их кто-то пережевал в пасти и выплюнул. Эмоции на его лице меняются, как карнавальные маски. На здоровой половине лица, точнее. Та, что изуродована, только конвульсивно подергивается, словно ее бьет слабым током через воткнутые в мышцы контакты. — Лёгкий беспорядок… — шепчет альфа, втягивая воздух ноздрями с шипящим присвистом. Удивление, злость, боль опадают с его лица, как выдранные страницы книги. — И часто ты так тренируешься, Иден? Азари почему-то вспомнил в этот момент дедушку, который отчитывал его за неправильную стойку во время спаррингов с другими омегами правящей ветви. Хотя Ленарт сухого черноглазого старика с седыми космами до пят не напоминал вообще ничем. Может, разве только выражением светлых глаз самую чуточку. — Так? Нет, — Иден улыбается, запускает одну руку в узел растрёпанных кос на затылке. — Обычно у меня более щадящая программа. Или парочка спарринг-партнеров. Ребята из твоей боевой группы, кстати, были очень хороши. Правда, быстро перестали меня доколёбывать. Досужая болтовня никогда не была привычной вещью для Идена, но в данный момент кажется жизненно важным альфу заболтать, отвлечь, задобрить. Он нужен Азари. Именно сейчас. — Ну так что? Поможешь скрыть улики? Надежда в голосе. Взгляд такой настороженный, словно омега боится, что его тут сейчас начнут избивать. Хотя, глядя на глубокую рытвину в стальной поверхности, по форме повторяющую кулак этого странного создания, Ленарт уже не так уверен, что смог бы. — Хорошо. Отойди на пару шагов. Говорит, а сам, не дожидаясь, пока омега выполнит просьбу, берет за плечи, переставляет на нужное расстояние, как антикварную статуэтку. Правда, все изображения омег, дошедшие из прошлого, были хрупкими, изящными и застенчиво-невинными. В древности на побережье ценилась хрупкая красота золотокудрых мальчиков. Омеги в книгах и на голоэкранах были максимально не похожи на того, что стоял сейчас перед ним, капая кровью с разбитых костяшек на пол. Такое могли породить только мистические кланы из-за Заградительных гор. А если он себе руки переломал? Мысль бьёт в затылок кувалдой. Альфа бьёт жалобно скрипнувшую колонну. Уже измочаленный металл поддается, растрескиваясь сеткой глубоких рытвин. — Кажется, зал закроют на реконструкцию, — меланхолично заявляет Иден, осматривает вначале прикрытие своих нечеловеческих тренировок, затем перехватывает кулак Ленарта, тянет повыше, хмурит черные брови, — и еще нам нужно придумать легенду, оправдывающую весь этот бардак. Деловито так вещает, а сам пятится в угол, где дверь в душевые. — Скажем, что спарринговались, — идя куда тянут, бездумно предлагает капитан. Мысли все лихорадочно разбежались. Сознание спутано. Кулак в обхвате окровавленных пальцев омеги окоченел, а вторая свободная рука, наоборот, подрагивает. — Думаешь, поверят? Мы с тобой на людях никогда не пересекались. Они почти у цели, и Иден разрывает тактильный контакт. Куски содранной с костяшек кожи печально хлюпают, как брошенный ребенок носом, когда рука Ленарта опадает лишенная прикосновения горячих тонкопалых ладоней. Иден тратит пару минут на настройку программы уборки и дезинфекции, выбирая на панели управления самый суровый режим чистки. Система сигналит о необходимости покинуть помещение через 10, 9, 8… секунд. Они закрывают дверь в душевые, отсекая тренировочный зал, где сейчас сопла системы очистки заливают все дезинфицирующим чистящим составом. — Идем в омежью. Там Дэван аптечку на все случаи жизни снарядил, — предлагает омега. Спорить с Иденом смысла и желания нет. Ленарт шагает за ним в нужную дверь из общего коридора. Омежьи душевые меньше альфьих раз в пять. Раздевалка на семь шкафчиков. Две двери. В уборную и к душевым. Иден достает из шкафчика полотенца, хромированный ящик. Ленарт терпеливо ждёт. Они садятся на прикрученную к полу лавку. Только в этот момент альфа перехватывает инициативу, отбирает металлический кофр и ловит омегу за руки. — Иден, теперь расскажи мне, что случилось? Это из-за инцидента в столовой? Ты так успокаиваешься? Он давно не слышал у себя настолько взволнованного голоса. Даже когда отец рассказывал о том, что все активы теперь достанутся младшему брату, потому что Митчелл делает политическую карьеру и ему нужнее, а он просто изуродованный вояка, которому не светит особо высокий чин. Но сейчас под нёбом дрожит не холодная сталь, а рваные струны, хлопья тревоги и едкая горечь. — Да ничего не случилось. Перенервничал. Ты прав, физические нагрузки меня успокаивают. Так что и ты успокойся. Это все мелочи. Иден так близко. В раскосых магнетически-темных глазах нет ни сожаления, ни гадливости. Этот омега по-прежнему смотрит ему прямо в лицо, улыбается едва заметно, безропотно терпит, пока капитан заливает из баллончика реген-пеной искалеченные руки. Спасительная химия, быстро становясь розовой, с шипением обволакивает тонкие пальцы. Пузырьки лопаются, масса садится, словно вторая кожа, запечатывая травмы в обеззараживающий спасительный кожух. Точно то же с его кулаком делает Иден, заботливо прилепив на место снятые почти до кости лоскутки кожи. Они свежие, должны прирасти. Бил Ленарт здоровой рукой, и от мысли о том, что там останутся шрамы, связанные с Иденом, на душе внезапно становится тепло. — Что у тебя в боевой группе случилось? Все же было спокойно. Почему этот урод вдруг начал позволять себе лишнее? Так с ходу угадать, о каком именно уроде идёт речь, Идену не удается, и он просто пожимает плечами, наконец-то выпустив из своих рук огромный альфий кулак. — Уроду позволил это урод повыше чином. Все нормально. Я же нулевка, капитан. Как раз то, что ко мне в новой группе никто не лез особо, было странным, а не то, что теперь начали. В преддверии Цветения все нервные. Я повздорил с Орионом. Он перестал сдерживать желающих забраться ко мне в штаны. Все просто. Ничего нового. Я разберусь. Тебе не нужно в это ввязываться. Хорошо? Они сидят верхом на одной лавке лицом к лицу и разница в росте почти не ощущается. Не так остро, как тогда, в его комнате. Иден высокий, но все равно недостаточно, чтобы ему не пришлось задирать голову, когда они целуются. Воспоминание о запахе и вкусе этого омеги накрывают не хуже, чем чистый феромон. Не заметить это сложно. У Ленарта даже зрачки расширяются, не говоря уже о сбившемся дыхании и красноречивом шевелении в штанах. — Прости, Ид, боюсь, не ввязываться не выйдет. Признаться честно и сразу — самый простой вариант. Сделать это, завороженно глядя в клубящуюся за стрелами ресниц тьму — легче лёгкого. Ленарт сейчас и не такое может выболтать. Его нужно только спросить, разлепив ярко-малиновые капризные уста. — Лен? — омега хмурится и смотрит очень пристально. — Это ты подбил своего сержанта вмешаться? Мог бы и что-то более личное спросить. Альфа поворачивает кулак, облепленный желтоватой пленкой реген-смеси. — Нет. Дэмиан сам влез. Он немного остро реагирует на подобные вещи. У него брат омега и крайне активная позиция в защиту прав слабого пола. Чистая правда. После того, как техник Своры выслушал запрос капитана и взялся за его выполнение, было не сложно предугадать, что он влезет в конфликт в рядах членов Арго. Ленарту не пришлось ничего приказывать. Сержанту хватило одного взбешённого взгляда своего капитана, чтобы понять все без слов. Иден, вероятно, что-то тоже понимает. Потому что откидывается назад, опираясь руками на лавку, и смотрит на Ленарта со всем скепсисом мира. В такой позе, верхом на лавке, омега выглядит как воплощение порока. За одни длинные, разведенные в стороны ноги сдохнуть можно. И Ленарт почти подыхает. Сталкивает на пол хромированный кофр, разделяющий их. Подползает поближе к омеге, перетаскивая его ноги себе на бедра, чтобы оказаться как можно ближе. — Иден, давай я тебе метку поставлю? Это решит проблемы с психами в Арго. Если твой капитан позволит себе лишнего, я ему кадык вырву. Давай, а? Это тебя ни к чему не обязывает, а мне руки развяжет… Так ласково и вкрадчиво он не говорил ещё никогда. Пока руки осторожно ползут от бедер омеги вверх к талии и по шуршащей ткани к груди. Ловят за плечи. Гладят высокую шею. Со спины эту красоту и за омегу не каждый примет. Но Ленарт за всю свою жизнь не видел никого прекраснее. Даже сейчас, когда Иден спрятал свой феромон и молчит, как немой, от его острой, нездешней красоты перехватывает дыхание и перетягивает поперек гортани алмазной нитью потребность ощущать его. — Ну не упрямься. Не молчи. Позволь мне. Пожалуйста! Пометить чужого рядового Ленарту хотелось ещё в их первый крышесносный и незабываемый раз. Не только во время секса, но и после, когда они просто смывали с себя пот и сперму, обжимаясь в тесной душевой кабинке, словно подростки, впервые дорвавшиеся до тела. — Ле-ен, — омега выдыхает его имя, запрокидывая голову, говорит в потолок. — Я нулевка, Ленарт. Бесправный нуль. Если ты влепишь мне метку, у тебя будет масса проблем. Оно тебе надо? Это не совсем согласие, но и не категоричное «нет». Кажется, право совершать глупости Иден оставляет на откуп старшего партнёра, и лучший вариант развития событий представить сложно. Ленарт скалится, обнажая выпирающие клыки доминанта, и подхватывает под задницу неожиданно сговорчивого омегу. Тот сразу же завязывается узлом вокруг массивной фигуры. Обхватывает руками за шею, ногами за талию. Такого гибкого и сильного, его можно даже особо не держать. Полуулыбка на лице Идена максимально расслабленная и лёгкая. Ему не тяжело. Ему не страшно. Ему не противно. Впервые за долгие годы, с момента получения увечий, капитан почти забыл про свою искалеченную рожу. Куда интереснее любоваться пойманным в объятия омегой, который отнюдь не против прокатиться на капитане до душевой. — Направо, — командует Иден, когда они добираются до дверей. Омежьи душевые совсем маленькие. Каждая запирается изнутри. Ленарт затаскивает своего омегу в ближайшую, нетерпеливо толкая дверь кулаком. Опускает Идена на пол и принимается методично стаскивать с него черный тренировочный комбинезон. — Эй, кэп, не торопись. У нас вся ночь впереди. Дэван в нашей комнате со своим женишком оскверняют постели, так что я тут до утреннего построения застрял. Воспоминание о напарнике, с которым они сработались на удивление хорошо, и его белобрысом любимом технике странным образом действуют на Идена. Он перестает настороженно обдумывать происходящее, стараясь взвесить в голове все за и против. Отпускает ситуацию. Опускает руки на массивные плечи альфы и с улыбкой наблюдает за тем, как он садится на корточки, чтобы распустить крепления на его ботинках. — И часто они так выпроваживают тебя из комнаты? Осторожный вопрос. Обожжённые пальцы стаскивают левый ботинок. Тянут вниз по ноге собранный бесформенными складками на талии комбинезон. — Меня не выпроваживают, сам ухожу. Тренировки на вашей базе слишком лёгкие. Да и эта парочка достаточно хороша, чтобы мне хотелось дать им время побыть вместе. Его совсем уже раздели, и теперь спокойно беседовать на порядок сложнее. Собственный торчащий колом член слегка сбивает с мысли. И то, что Ленарт смотрит на этот возбужденный агрегат глазами фанатика — тоже. — А ты, оказывается, довольно романтичная натура, — криво ухмыляясь на обожжённую сторону, шепчет альфа. И целует вжавшегося спиной в стену душевой омегу в левое колено. Кому скажи — не поверят. У капитана Своры репутация бездушной машины для убийства. Нежность в его исполнении похожа на надругательство над всеми законами мироздания и образом доблестного офицера до кучи. — Только никому не говори! — Иден прячет смущение за дурашливой улыбкой с прижатым к губам пальцем. — Тссс! Это страшная тайна. Я три года потратил, чтобы убедить всех в том, что у меня ни души, ни сердца, ни чувств нет. В шутке правды больше, чем хотелось бы. Среди армейской номенклатуры выживать можно было только так. Иден старался изо всех сил, и у него все получалось. Пока не случился Орион. Та глупая беседа. Бессмысленный приказ. И сумасшедший случай, толкнувший омегу в объятия Ленарта. Теперь остаётся только расхлебывать последствия. Или наслаждаться ими. Альфа, замерший там, внизу, не улыбается. У него сейчас отчего-то лицо человека, решающего архисложное уравнение. — Ничего не могу обещать, — в итоге буркает Ленарт и опять целует фарфоровое колено. Ведет языком по теплой коже вверх, оставляя влажный след. До тазовой косточки и по поджарому животу в сторону. Обхватывает омежий член губами у основания и снова скользит. Вверх по стволу. Выбивая из разукрашенной цветами туши чужака сдавленный хрип. Ему нравится. Это легко считывается языком по пульсации вен на окаменевшем члене, по сочащейся с головки вязкой влаге, по рукам, которые вцепились в короткие волосы на голове капитана. Можно даже не смотреть вверх. Но Ленарт смотрит. Натыкается на внимательный взгляд раскосых глаз. Длинные косицы омеги рассыпались и свешиваются до лица альфы, словно нити тьмы, соединяя их в одно мифическое существо. Завладеть, соединиться с этим омегой Ленарт хочет нестерпимо. Это желание скручивает все внутри. Жжется под черепными костями, как термобарический заряд. — Ле-ена-арт! — шипит на него проданный в рабство чужеземец. Безжалостно тянет голову старшего по званию, снимая жадный рот со своего члена, и отчитывает, как щенка: — Что ты творишь, придурок? Мы сейчас опять твою форму обкончаем. И мою тоже. Разденься, давай! Выкинь вещи за дверь! Никакого кокетства или попытки сделать вид, что близость тут нужна только альфе. Иден откровенен, как вскрытое брюхо. Потрохами наружу. Безжалостно обнажен и не делает попыток прикрыться. Шипит от нетерпения, отталкивает, чтобы поскорее заполучить желаемое. Ленарт торопливо стаскивает с себя форму, только чудом ничего не порвав. Выпинывает комок ткани и обуви за дверь ногой. Защелкивает замок. Поворачивается к Идену. Спустя долю секунды омега уже опять впечатан спиной в стену, и его задницу с чувством тщательно ощупывают и мнут. — Вот так бы сразу, — блаженно шепчет Иден, запрокидывая голову до хруста шейных позвонков и цепляясь за плечи партнёра до алых отметин. Им хорошо. Можно не думать, не переживать о завтрашнем дне, не считать оставшиеся до Цветения. Можно просто жить, захлёбываться ощущениями, сливаться ртами и танцующими, словно радужные змеи, живущие в запретных долинах, языками. — Ид? — разорвав поцелуй, зовёт Ленарт. — Ты можешь, как тогда? Твой запах… Пожалуйста! Дай его мне. Никогда ничего прекраснее не ощущал… Последнее признание можно распространить на всего омегу, на все, что между ними происходит, но сейчас нет времени для дополнительных пояснений. Непривычно покладистый Иден молча кивает и поворачивается к альфе спиной, прогибается в пояснице и трётся задницей о монументальный член. В тесном помещении аромат прелого тропического леса и припорошенных инеем цветов с горных склонов ощущается так остро, что у Ленарта на миг темнеет в глазах. Он хватается за талию омеги, липнет к нему, притираясь пахом к обнаженным ягодицам ещё плотней, а лицом жмется к покрытому алыми бутонами глицинии плечу. Спина у Идена — произведение искусства. Широкая трапеция над неправдоподобно узкой талией. Вдоль позвоночника — лоснящаяся черная полоса. Она ветвится во все стороны тонкими побегами и цветет пурпурными кистями, как последний восход солнца над умирающим миром. Иден пахнет оглушительно. Так хорошо и сладко, что крышу окончательно сносит. Этот запах проникает внутрь сквозь альвеолы лихорадочно качающих воздух легких в кровь и в мозг. Что-то там коротит. Выжигает поверх артерий и извилин угловатые символы на своем горском труднопроизносимом языке. Ленарт хочет. Хочет его всего. Влипнуть грудью в жилистое тело и срастись намертво. Ладони скользят по напряжённой талии вниз. Здоровая и обожжённая. Грубые пальцы лезут между ягодиц. Ищут дырку. Находят. Проталкиваются внутрь. Из ануса омеги уже течет. Смазка капает с костяшек пальцев, которые растягивают, ощупывая внутри дрожащего тела кольцо второго входа в половые пути. Хорошо, что он его не порвал в их неожиданный первый раз. Удивительно, как умудрился. Трахать девственного омегу с узлом — долбоебизм мифического уровня. Повезло, что Иден сильный и гибкий, как хлыст. — Да хватит там раскопки проводить! — хнычет вжавшийся лбом в гладкую стену омега. Пошире раздвигает ноги, дергает задницей, насаживаясь на пальцы до упора. — Давай уже, трахни меня! А то сейчас кончу так и свалю к себе… Угрозы и шантаж. Как забавно. Ленарт не спорит. Ленарт послушен. Вытаскивает пальцы, любуется ритмичным сокращением опустевшего розового ануса. Пошло-влажный хлюпающий звук в пустой комнатушке дробится на эхо. Альфа обнимает свое сокровище. Опять трётся каменной эрекцией между ягодиц. Целует солёную кожу от аккуратного уха до вздернутого вверх плеча. Иден перекинул растрёпанные косы на одну сторону, обнажая место, где скоро будет красоваться метка. От этой мысли хочется глухо хохотать и нести всякий романтический бред. Но Иден нетерпеливо ерзает. Часто дышит, почти что зло. Ждёт, пока ему дадут то, чего он так хочет. Пока ему вставят, и аккомпанемент из возвышенных признаний тут точно лишний. Делать серьезные предложения лучше на незатуманенный феромонами своего омеги мозг. Хотя бы из уважения к последнему. Идену явно не терпится почувствовать его в себе. Остаётся только прижаться головкой к мокрой дырке и надавить — лучшая награда за прожитый день. За все прожитые годы вместе. За то, что выжил в том аду, из которого вывалился наполовину изуродованным. Ленарт впервые этому по-настоящему рад. Иден хватается за его руки и стонет, рывками двигаясь навстречу. Надевается на альфий член, прижавшись лбом к стене душевой, а задницей к паху Ленарта. Не вцепиться в этот момент в стонущего омегу со всей силы, оставляя на его теле лиловые отметины, позволяет только страх навредить. Он же не даёт двигаться. Страх и удовольствие. Очень странный коктейль для капитана. Такой концентрации, что сознание плавится, размываясь под натиском феромонового аромата и собственных чувств. Член обжало со всех сторон, стиснуло от основания до головки. Утолщение пока не набухшего узла растягивает омежью дырку так сильно, что это ощущается почти болезненным, острым, ни с чем не сравнимым кайфом. И вместо желания долбиться как одержимый в это радушно принявшее его нутро, внутри Ленарата вспухает совсем другое. Совсем незнакомое. Дико странное. Оно вынуждает обвить напряжённое, как стропило, тело омеги. Оплести его защитным кольцом объятий. Прижаться к жилистой спине. Лицом к плечу. И начать вылизывать источающую дурманящий феромон кожу. От уха до ключицы. Языком с нажимом. Легонько царапая острыми удлинившимися клыками. Ленарт никогда особо не радовался своей доминантности. Лишняя ответственность. Слишком обостренный нюх. Склонность к агрессии, которую пришлось давить чудовищной самодисциплиной и тренировками до кровавого пота. Надежды отца, которые пришлось оправдывать в армии. Но сейчас тонкое обоняние и звериная, переходящая за рамки обычного альфы, сила не просто радует, заставляет гордиться собой. В кои-то веки. Он не сожалеет, что родился таким. Не сожалеет, что выжил. Омега в объятиях, способных корежить металл и ломать позвоночники, дрожит и захлёбывается приглушённым стоном, переживая первые мгновения их близости и упиваясь своей наполненностью. — Мой И-и-иден… Шепчет над вылизанной до глянцевого блеска ключицей Ленарт и осторожно двигается внутри. Стон становится громче, наконец-то срываясь в крик, когда альфа вытаскивает массивный член из сочащегося соками отверстия, почти полностью, чтобы медленно задвинуть его обратно, проезжаясь крупной головкой по дрожащему нутру от второго кольца входа в половые пути до самого дна. Там, где член упирается в упругую плоть и растягивает омежью полость под свой размер. Это неторопливое скольжение по самой грани своего терпения повторяется вновь и вновь. Словно Ленарт пытается выгладить бесноватого горца изнутри, приласкать его кишки, уговорить быть покладистым и отзывчивым, как сейчас, подольше. Дипломатия тел происходит безмолвно. Словно они по умолчанию созвучны. Иден отлипает от стены и жмется к Ленарту. Запрокидывает голову, изогнув высокую шею до остро выпирающего из-под молочной кожи кадыка. Укладывает змеящийся черными косицами затылок на подставленное плечо и перетекает весь вязким томным движением, перекатывая погруженный по самые яйца член внутри себя, словно его там оплело щупальцами и массирует от головки до узла. — Очи Триликого! — ошарашенно выдыхает Лен. Омега смеётся, довольный эффектом. Рокочет сытой тварью, поднимает вверх руки, соединяя их в кольцо, и обхватывает ими шею альфы. Теперь его можно гладить изнутри и снаружи. Прощупывать рельеф мускулистого живота и груди. Царапать возбужденно-торчащие соски, гладить изогнутую на излом шею. Клыки чешутся от желания вцепиться в холку этого восхитительного нездешнего существа. Инстинкты требуют повалить его на пол, подмять под себя, покрыть. Покрыть, как течное животное. Покрыть отпечаткам своих рук, губ, зубов. Вместо всего этого Ленарт отслеживает кончиками пальцев нервную дробь пульсации сонных артерий на шее. Медленно покачивает бедрами, пока Иден творит свое странное, необъяснимое волшебство с его членом, извиваясь в объятиях альфы. — Ты где этому научился? Не знал бы, что ты вчерашний девственник, решил бы, что мне достался умудренный опытом проститут. Разговаривать сейчас не хочется, но это помогает отвлечь себя от навязчивых желаний поскорее свести все к жёсткой ебле. Иден в ответ смеётся и опять проворачивает эту сводящую с ума штуку со своими кишками. Сжимает и массирует, дрожит там, в самой глубине. Оба кольца сфинктеров ритмично сокращаются, засасывая альфье достоинство внутрь себя. Мысли выключает. Говорить становится невозможно. И мягкий гортанный голос омеги звучит откуда-то издалека. — Лен, ты же не думаешь, что легенды про омег Глициновой ветви на пустом месте слагают? Нас учат. Много чему полезному. И не обязательно все на практике. По идее, за право лишить девственности кого-то вроде меня либо дерутся насмерть на ритуальном поединке, либо очень долго выслуживаются, чтобы получить эту сомнительную привилегию выебать обладателя Зеркальной Маски. Иден перестает ластиться и отпускает его шею. Опять опирается руками о стену и двигает бедрами, молча намекая, что пора прекратить щадить его задницу и взяться за дело всерьез. Ленарт сползает квадратными ладонями по гибкому гладкому телу. Проминает большими пальцами две борозды вдоль позвоночника, вдоль лоснящейся черной полосы, которая на татуаж не сильно-то и похожа. Обхватывает своего партнёра за талию и движется ему навстречу. Омега стоит, вытянувшись на пальчиках. Длинные ровные ноги достойны того, чтобы оказаться на плечах у альфы. Но сейчас точно не до смены позиции. Ленарт отклоняется назад, насколько позволяет длина рук, любуется тем, как его член вдалбливается в истекающую смазкой дырку. Упругая округлая задница уже вся в отпечатках его рук, хотя альфа так старался не оставлять лишних отметин. Анус раскрыт и растянут. В него с каждым размашистым толчком проваливается даже утолщение на основании члена, играючи и легко. Иден стонет, вторя сдавленному порыкиванию альфы. Они теперь торопятся к вершине. Хотят поскорее рухнуть в багровую бездну. Нежность и осторожность истерты, они как мелкие монетки сыплются сквозь пальцы, оставляя в ладонях только истинную похоть и жажду большего. Ещё и ещё. Сильнее. Безжалостно, до влажного хлюпанья, сорванного дыхания наращивать темп. Ленарт чувствует приближение оргазма и прижимается к спине омеги, пряча его в своей тени. — Я сейчас кончу. Если хочешь без узла, говори, пока можешь. Вязать партнёра в общественной омежьей душевой посреди ночи за хлипкой дверкой, которая выносится с полпинка — так себе затея. Но Ленарт уже свыкся с мыслью, что ему достался очень странный и своенравный зверь. Иден вряд ли откажется от еще одного акта безумия в угоду их удовольствия. Идену такое по вкусу. — Дава-ай! — томно стонет Азари. — Хочу тебя всего! Засади мне поглубже, Лен! Пришла его очередь смеяться-рокотать над восхитительным бесстыдством своего партнёра. Иден расставляет ноги пошире, демонстрируя готовность принять альфий узел. Ленарт, не выпуская из объятий добычу, вдалбливается в него, накачивая смертоносную красоту своим восторгом и нетерпением. Шлепки тела о тело становятся громкими и частыми, как барабанная дробь. Найдя ладонью раскачивающийся под животом член омеги, Ленарт зажимает его в пятерне и с остервенением мастурбирует, окончательно срывая Идена с катушек. — Лен-нарт! Я сейчас! Сейчас! Се-е-ейчас!!! Он не знал, что этот гордый смертник может так жалобно скулить в такт растрахивающим его задницу толчкам, ударяясь затылком о напряженное плечо. Они отбивают один ритм. Член любовника под пальцами альфы напрягается, пульсирует и выстреливает на пол бесцветной пустой спермой. Давление внутри Идена в этот момент становится настолько ощутимым и частым, что Ленарт срывается вслед за ним, вколачиваясь в податливое тело парой размашистых движений. Бесшовная белая плита стены перед глазами темнеет и меркнет. Ленарт издает гортанный рык и замирает, содрогаясь всей тушей. Он кончает, захлебываясь запахом обмороженных цветов и мокрого камня, мха и рыхлых тропических долин. А потом вонзает клыки над ключицей омеги под триумфальный звон в ушах и стоны Идена. Внутри омеги стремительно набухает узел на все еще кончающем члене, закупоривая половые пути и волну горячего семени в них. Ленарт контужен кайфом, он почти потерял связь с реальностью. Мычит, пуская кровавые пузыри из уголков рта, смешивая ударную волну удовольствия, слюну и альфий яд.