Дом там, где сердце

1. Тишину просторной полутемной кухни нарушало лишь сосредоточенное сопение — мальчишки, уже вполне научившиеся убивать и свежевать монстров, вдвое больше их размером, упражнялись сейчас с жертвами куда меньшими, но, по всей видимости, значительно более ловкими, чем утопцы и гарпии. — Яап, оставь ты этот глазок в покое — ты и так проковырял дыру насквозь, — пожурил Иан, строго взглянув на ученика. Второй деланно недовольный взгляд достался его товарищу: — Марек, чисти тщательней — не хочу потом вылавливать из супа очистки. Скользкий, наполовину освежеванный картофельный клубень выскользнул из пальцев младшего мальчика, подлетел вверх, но старший, ловко подставив руку с ножом, поймал беглеца на лезвие — Иан страдальчески закатил глаза. Эти мальчишки любое, даже самое обыденное занятие стремились превратить в соревнование между собой. А где соревнование — там и драка. Яап, готовый отбросить в сторону холодную сталь и продемонстрировать силу своих кулаков, метнулся было вперед через стол, чтобы вцепиться гордо улыбавшемуся Мареку в горло, но большая деревянная ложка вдруг поднялась над столешницей и звонко щелкнула взметнувшегося пацана по лбу. Яап захлебнулся возмущенным возгласом, перевел полный священной ярости взор на Иана, но эльф лишь коротко усмехнулся. — Никаких драк, пока картошку не почистите, — весомо сообщил он, — иначе мы все сегодня останемся голодными. — Прошу прощения, мастер Иан, — с подчеркнутой вежливостью, явно демонстрируя свою мудрую взрослость, произнес Марек, снял пойманный клубень с лезвия ножа и с примирительной улыбкой протянул его Яапу. Тот, изобразив на лице покорность, потянулся навстречу дипломатическому жесту, но вдруг — едва ли случайно — толкнул чан, полный воды и уже почищенной картошки в сторону Марека, слишком преисполненного самодовольством, чтобы вовремя отреагировать. Иан успел заметить, как мутноватая жидкость вздыбилась, готовая выплеснуться на мальчишку, успел попрощаться с золотисто-белыми, мерцающими в своем почти утерянном совершенстве плодами, но в следующий миг все вокруг застыло, и картофельное цунами осталось висеть в воздухе. — Весело у вас тут, — улыбаясь, заметил Фергус, усевшись на скамью рядом с Мареком, окинув взглядом художественно замершие над столом картофелины. — Да уж, — вздохнул Иан, покачал головой, — однако, когда наступает очередь Геральта или Лето готовить ужин, такого веселья никогда не происходит. Что-то мне подсказывает, что меня эта сопливая братия совершенно не уважает. — Страх вовсе не является признаком уважения, — пожал плечами Фергус. Он потянулся через стол, взял из руки Яапа ножик, выудил из таза под скамьей крупный коричневый клубень и принялся неторопливо и аккуратно счищать с него кожуру. Иан спрятал улыбку — в былые времена, когда они еще жили на Скеллиге, вдали от мирских тревог, заставить Его Беглое Величество почистить картошку к ужину было практически невозможно. Гусик вечно жаловался, что от ледяной воды у него сводило пальцы, и он потом не мог держать кисточку в руках. — Оставь, — попросил эльф мягко, — когда ты уйдешь, мне придется объяснять мальчикам, откуда за мгновение взялась почищенная картофелина. Фергус лишь независимо дернул плечом, но занятия своего не бросил. Лезвие ножа двигалось в его руках нарочито медленно и аккуратно, словно он собирался вырезать из увесистого клубня тонкую статуэтку. — Я рад, что ты счастлив здесь, — немного помолчав, заметил Гусик — таким тоном, словно собирался сказать что-то совсем другое, но в последнюю секунду передумал. Иан отложил нож, подошел к супругу ближе, опустил руки ему на плечи, наклонился вперед и прижался щекой к его макушке. — Мне здесь нравится, — ответил эльф, — и мне кажется, здесь я на своем месте. Ведьмакам был нужен не просто чародей для проведения Испытания. Целитель, способный вылечить этих мальчишек от воспаления легких и срастить переломанные кости, пришелся им ко двору даже больше. А у меня, как ты знаешь, имеется некоторый опыт по этой части. — Им повезло, — ответил Гусик, едва заметно кивнув головой, — особенно при том, что работы и у них, и у тебя теперь будет невпроворот. Иан хмыкнул — ничего удивительного, конечно, не было в том, что Фергус знал о происходящем в Каэр Морхене абсолютно все. Он взял привычку появляться здесь время от времени, наблюдать за тренировками юных учеников, слушать разговоры наставников и, конечно, ловить — или создавать — моменты, чтобы побыть с Ианом наедине. Эльф не знал точно, был ли этот интерес частью какого-то более глобального плана, хитрой многоуровневой интригой, разведкой на поле будущей деятельности. Он надеялся — и его ощущения это лишь подтверждали — что в стенах ведьмачьей крепости появлялся именно Гусик — и мотивы его были исключительно чисты. — Зима будет долгой, — произнес Иан, не меняя позы, — но мы надеемся, что теперь до весны доживут все. По крайней мере, голод нам точно не грозит. В самом конце осени, незадолго до наступления первых настоящих морозов, в крепость начало прибывать обещанное сильными мира сего продовольствие. Иан не слишком интересовался, кем были те самые доброхоты, обеспечившие жителей Каэр Морхена мукой, овощами, кормом для кур и фуражом для лошадей и коров, но это и без того становилось очевидным. На части обозов, прибывших к подножию Синих гор, красовались весьма красноречивые реданские орлы, увенчанные коронами — и Виктору оставалось только в каждый мешок положить по записочке «С приветом от Реданского короля», чтобы уже до каждой курицы во дворе дошло, чьей милостью ей каждое утро теперь щедро насыпали зерна. Второй поток даров сопровождался куда более скромными церемониями. Безликая тара, повозки без опознавательных знаков, неразговорчивые извозчики, помогавшие ведьмакам сгружать доставленные товары — нильфгаардцы всегда предпочитали и умели действовать исподволь, не привлекая внимания. И в этой очередной лишь чуть-чуть не политической гонке двум державам можно было засчитать ничью. В выигрыше остались ведьмаки и их юные ученики — и этого было вполне достаточно. Свою лепту в будущее процветание Школы внес и Риэр. Юный ведьмак уехал из Каэр Морхена вместе с Зябликом в самом начале осени, чтобы через несколько недель вернуться в компании двух новых мальчишек — тощих, напуганных и жалких. Однако, если прогнозам покинувшего крепость на зиму Дани суждено было сбыться, к следующей осени количество учеников должно было увеличиться в несколько раз. И старшие ведьмаки, похоже, склонны были верить, что так оно и произойдет. Новичков немедленно взяли в оборот, отмыли и накормили вдоволь, а взявший на себя обязанности старшины мальчишеского отряда после ухода Ивана Марек велел товарищам принять новообретенных братьев, как своих, опекал и защищал их, как настоящий лидер. Иан знал, что пареньку предстояло следующим пройти Испытание, и предполагал, что, переродившись, Марек захочет остаться в крепости и помогать наставникам с будущими учениками. Ведьмачья стезя Марека не привлекала, но учитель из него мог выйти замечательный. Фергус покончил с картофелиной, отложил очищенный клубень в сторону, поднял голову, и Иан с радостью подался вперед, легко поцеловал его в губы и, отстранившись, улыбнулся. — Я пришел не только затем, чтобы картошку почистить, — подмигнул Гусик, аккуратно вставив нож обратно в руку Яапа. Эльф, заинтригованный, примостился рядом с ним, не размыкая деликатных объятий. — Новости из внешнего мира? — поинтересовался он, — надо думать, пока я сидел здесь, там, за перевалом, жизнь бурлила? — Как обычно, — отмахнулся Гусик, — но я хотел рассказать, что избавил свою сестру от долговых обязательств. Иан удивленно изогнул бровь. — Я думал, ты никогда не раскрываешь подробностей своих сделок — даже мне, — заметил он, — коммерческая тайна и все такое… — Верно, — подтвердил Гусик, — но на сей раз это в некотором роде тебя касается, и я решил, что могу поступиться принципами. А Лите повезло — она выплатила свой долг, почти ничего для этого не сделав. Я полагал, что поставил перед ней почти невыполнимое условие, но все сложилось само собой. — И что же она должна была сделать? — Иану не больно-то хотелось вести с Гусиком то, что он называл «деловым разговором». Хрупкую иллюзию того, что перед ним сидело не бессердечное существо, скупавшее чужие души, а его возлюбленный, было слишком просто разрушить. Но сейчас вид у собеседника был уж очень таинственный, и Иан не смог сдержать любопытства. — Я поручил ей найти и уничтожить Яссэ, — пожал плечами Гусик, — мой партнер остался недоволен тем, что твой бывший учитель обманул его снова, сбежал и спрятался, когда казалось, что все было кончено. Господин Зеркало не терпит осечек. Иан нахмурился — разговор принимал мрачный оборот, и продолжать его отчего-то эльфу хотелось все меньше. Но Гусик продолжал: — Никто из нас и подумать не мог, что Яссэ удастся скрыться в чужом теле после того, как его собственная оболочка сгорит. Однако ему это удалось. Он скрывался несколько лет, но под конец совершил то, чего я от него никак не ожидал. Поступил по-настоящему благородно. Выдал себя, но все равно сделал то, что сделал. — И что же это было? — полюбопытствовал Иан. — Он спас Лею, — фыркнул Гусик, — от меня. Эльф молчал — собеседник его обожал интриговать, выводить разговор так, чтобы его буквально упрашивали продолжить. Иан в эту ловушку попадаться не собирался, он и так знал, что Гусик объяснит все сам. — Я даровал ей четырнадцать лет на грани со смертью, — вздохнул он, — а Яссэ помог ей развернуться от этой грани и пойти в другую сторону. Иан не сказал ни слова, смотрел теперь на Гусика, почти не моргая, во все глаза. — Я вычислил его, — продолжал тот, — и мог бы добраться до него и без помощи Литы — тем более, что она, даже узнав правду, медлила. Но Яссэ — вот ведь плут! — снова всех провел. — Что ты имеешь в виду? — не выдержал Иан, — ты же сказал, что долг Литы выплачен. Значит, Яссэ больше нет? — Яссэ предпочел расстаться с тем, что было в последние годы его жизнью, — подтвердил Гусик, — без нашего с Литой участия. Но и Гюнтеру после этого не достался. Иан болезненно вздрогнул — имя Господина Зеркало в застывшей тишине прозвучало, как звон разбитого стекла. — Он испустил дух в ином мире, — пожал плечами Фергус, — а путешествовать между реальностями самостоятельно ни я, ни мой партнер не умеем. — Значит, Яссэ теперь свободен? — осторожно поинтересовался Иан, и Гусик, помедлив мгновение, кивнул. — Выходит, что так, — ответил он. Иан помолчал секунду, опустил глаза и вздохнул. — Спасибо, что рассказал мне, — произнес он тихо, — я рад, что так вышло. Гусик протянул руку, ласково коснулся щеки супруга, улыбнулся. — До скорой встречи, — шепнул он — и истаял в тенях. Большой чан, зазвенев, все же опрокинулся. Марек успел отскочить — ловкий, как куница. Иан, все еще немного оглушенный разговором с Гусиком, попытался собраться, вмешаться, но парнишка гордо выпрямился, упер руки в бока и выговорил четко и весомо: — Ну и что ты натворил? А ну теперь давай — собирай все и мой заново. Яап, готовый сопротивляться справедливой каре, бросил взгляд на Иана, ища поддержки и не находя ее, шмыгнул носом и встал со скамьи. — Ладно уж, — стараясь не растерять достоинство окончательно, ответил он и полез под стол в поисках рассыпавшихся картофелин. 2. Младенец на руках у Леи плакал так жалобно, с таким неутолимым отчаянием, что юная Императрица, казалось, была готова разрыдаться вслед за ним. Ребенок был сытым и чистым, но радости в его бытие эти обстоятельства явно не привносили. — Дай его сюда, — не выдержав, заявила Лита — Лея даже не заметила, как советница вошла в ее покои, слишком занятая разворачивающейся у нее на руках трагедией. — Его спеленали слишком плотно, ему неудобно, — пояснила чародейка с удивительным знанием дела. Стоило чародейке забрать мальчика из неумелой императорской хватки, тот немедленно замолчал, и Лита, пряча самодовольную улыбку, уложила его на кровать и принялась деловито освобождать недовольного наследника от его тугих праздничных одеяний. Лея, топчась с ноги на ногу, стояла у нее за спиной и старалась скрыть отчаяние во взоре — по всему выходило, что юному крон-принцу вовсе не нравилось быть ее сыном. — Тебе нужно самой этому научиться, — наставительно вещала Лита, заново перепелёнывая младенца и не глядя на Императрицу, — или подобрать нянек поумнее. У меня совершенно нет времени всем этим заниматься. Лея ничего не ответила — чародейка была, конечно, права. Роль матери давалась правительнице нелегко, даже при том, что помощников у нее хватало. Сама же Лита, казалось, теперь намеревалась наверстать ту часть придворной и политической жизни, что успела пропустить — последние полтора месяца чародейка провела вдали от столицы, и сейчас, должно быть, была уверена, что без нее тут все разладилось и начало покрываться плесенью. По официальной версии в самом конце осени Императорская советница отправилась на Север ради обмена опытом с тамошними чародейками — объяснение было достаточно туманным и непроверяемым, чтобы в него поверили безоговорочно. На самом же деле Лита провела это время на вилле в Туссенте, откуда и вернулась на следующую ночь после Йульского бала уже с младенцем на руках. А наутро затаившему дыхание нильфгаардскому народу было объявлено, что Императрица разрешилась от бремени здоровым мальчиком, и наступило время торжеств. Сама же Лея, получив из рук в руки настоящего живого ребенка, теперь всеми силами пыталась познакомиться с ним и проникнуться новой ролью его матери. Выходило пока ни шатко, ни валко. Мальчик был и впрямь здоровым, крупным и очень шумным, готовым бунтовать против самых непредсказуемых вещей — например, видимо, против слишком тугих пеленок, изящного маленького чепца и белоснежного кружевного покрова, расшитого золотыми солнцами, в которые его нарядили перед Обрядом Наречения. — А если он начнет рыдать в Храме? — осторожно спросила Лея, глядя на наследника через плечо Литы. Маленькое красное лицо, залитое горькими слезами, сейчас не выражало ничего, кроме полного довольства происходящим — дитя, пусть и внешне ничем не отличавшееся от обычного человеческого новорожденного, должно быть, чуяло родную энергетику или кровь, а потому — полностью успокоилось. — Он начнет, — пророческим тоном ответила Лита, — там будет слишком светло, шумно и пахнуть сотней незнакомых вещей. Но младенцы всегда плачут на этой церемонии, это считается признаком здоровых легких и силы характера. Чудесные качества для будущего Императора. Лея, опустив глаза, кивнула. Лита закончила пеленать младенца, взяла его на руки, но передавать обратно племяннице не спешила, внимательно всмотрелась в крохотное личико, окруженное кипенным облаком легких кружев. — Ты знаешь, — сказала она, не поднимая глаз на Императрицу, — есть еще время передумать насчет имени. Твой дедушка… — Спасибо за ваше мнение, советница, — неожиданно серьезно — даже для себя самой — прервала Литу правительница, — но решение уже принято. Чародейка наградила племянницу тяжелым взглядом, кивнула с достоинством и поспешила всунуть свою притихшую ношу ей в руки. Мальчик тут же закряхтел, заворочался, словно пытаясь вывернуться и улететь на волю, но Лита на него больше не смотрела — она поспешила к выходу — слишком порывистой резкой походкой. Лея перевела растерянный взгляд на ребенка, и тот устремил на нее влажные немного расфокусированные глаза, явно давая понять, что еще недоговорил. — Не надо плакать, — тихо попросила Лея, — мы ведь с тобой заодно… И эта была чистая правда — событие им обоим сегодня предстояло по-настоящему эпохальное. Рождение наследника — да еще и мужского пола — было тем благом, что Нильфгаард ждал уже много лет, и празднования по этому случаю рисковали затянуться на несколько недель. Кроме того, в столицу Империи были приглашены делегации всех провинций и главы дружественных государств. Ожидалось присутствие даже короля Виктора — Лея лично подписала адресованное ему приглашение. Положительный ответ пришел незамедлительно, и теперь Императрица с замиранием сердца ждала момента, когда ей придется взглянуть в глаза высокому гостю. Она догадывалась — Виктору сообщили, что их с Анаис главная тайна всплыла наружу, и Лея с потаенной мстительностью надеялась, что он испытает неловкости куда больше, чем она сама. Лита, вернувшись к своим обычным делам, разумеется, хотела организовать праздник в честь Наречения наследника самолично, устроить все, согласно древним традициям, даже настоять на конкретном имени для маленького принца. Но у Леи, за последние месяцы прошедшей через настоящую битву с самой собой, было на сей счет собственное мнение. Имя они с Айрой придумали вместе — потратили на это почти целую ночь, когда впервые остались с мальчиком наедине. Кроме того, Императрица объявила о своем намерении поручить ответственную миссию внесения младенца в Храм Вечного Солнца вовсе не тому, на ком настаивала Лита. Предполагалось, что честь эта будет оказана Мэнно — единственному оставшемуся в столице ближайшему родственнику-мужчине юного крон-принца. Однако Императрица выбрала на эту роль другого человека — того, кому все еще надеялась рассказать всю правду, но пока не находила в себе отваги для этого шага. В двери покоев негромко постучали, и тот самый человек, на чьи плечи ложилась невыразимо важная миссия, переступил порог и улыбнулся, увидев Лею с младенцем на руках. Мальчишка, уже балансировавший на тонкой грани нового яростного выступления, захныкал и вновь недовольно завертелся. Вернон Роше, в три широких шага преодолев разделявшее их с Леей расстояние, остановился рядом с ней и, приобняв Императрицу одной рукой за плечи, второй придержал головку младенца, серьезно всмотревшись в его сморщенное лицо, залитое яростным багрянцем. — Это кто это здесь такой недовольный? — осведомился он с улыбкой в голосе, — вы только послушайте, Его Высочество хочет донести до всех что-то очень важное. — Он кричит уже битый час, — пожаловалась Лея, — боюсь, и на церемонии будет так же… Вернон Роше покачал головой, поцокал языком. — Можно? — спросил он и, не дожидаясь ответа, забрал мальчика из рук Леи, — его завернули слишком свободно, малышам уютней, когда их пеленают потуже. Поверь мне — твой благоверный в этом возрасте успокаивался, только если его связывали, как вражеского шпиона. Лея беспомощно наблюдала за тем, как человек, деловито уложив вновь притихшего ребенка на кровать, принялся умелыми четкими движениями переделывать то, что до него совершила с наследником Лита. Мальчик, похоже, не возражал. Роше кончиком пальца пощекотал круглый розовый живот малыша рядом с подживающей бляшкой пупка, осторожно поправил чепчик на покрытой темным пушком голове. — Иорвет расстроится, — бросил он через плечо, — он надеялся, что сын Айры будет больше похож на эльфа, чем на человека. Но ему должно понравиться, что малыш пошел в его породу. И, похоже, заодно унаследовал еще и его ужасный характер. Лея улыбнулась, но неожиданно на нее снизошло непреодолимое понимание, что именно сейчас наступил подходящий момент, чтобы выложить человеку правду — пусть она могла разочаровать Роше, расстроить и огорошить, но он заслуживал ее знать. У Императрицы, однако, оставался единственный вопрос, который она тоже так и не решилась до сих пор ему задать. — Я рада, что теперь знаю, кто мой настоящий отец, — произнесла она, и Роше вдруг напряженно замер, но не обернулся, — ведь это значит, что ты — мой настоящий дедушка, моя родня. Она ждала, что человек попытается заверить ее, что узы крови для него ничего не значили, он и без того считал ее родней все это время, но Роше молчал. — Ты знал обо всем? — помедлив мгновение, спросила Лея и затаила дыхание, дожидаясь ответа. Плечи Роше на миг поникли, пальцы, сжимавшие белую пеленку, дрогнули. — Знал, — почти шепотом ответил он. Лея прикрыла глаза, и от внезапного чувства облегчения, от ощущения, что кто-то разом разрубил стянувшиеся у нее в груди узлы, у нее задрожали колени. — Пеленай его поскорее, — стараясь заставить свой голос не сорваться, поторопила она человека, — нас уже все ждут. К Храму они подъезжали в золоченой карете, украшенной Императорскими гербами, по улицам, запруженным людьми. Вернон Роше держал младенца на коленях — тот — может, от мерной качки экипажа, может, потому что накричался и устал, а, может, и впрямь от тугих уютных пеленочных пут — успокоился и задремал. Айра — гордый, как возвращавшийся с победой военачальник, сидел рядом с Леей и время от времени поглядывал на спящего младенца. Сама же Императрица — впервые за много недель умиротворенно спокойная — смотрела в расшторенное окно и время от времени махала рукой радостной толпе. Все наконец-то было на своих местах. По проходу просторного светлого зала Храма Лея и Айра прошли рука об руку, следуя за Верноном Роше, несущим на руках свою драгоценную ношу. Почетные гости, допущенные на церемонию, притихли и наблюдали за ними — юная Императрица не стала искать глазами в толпе ни мать, ни Виктора, ни, несомненно, недовольную происходящим Литу. Она смотрела прямо перед собой и улыбалась — шаг за шагом правительница, казалось, вступала в новую жизнь, и золотое сердце в ее груди впервые билось по-настоящему свободно. Мальчик не заплакал ни во время короткого похода от дверей Храма к алтарю, ни тогда, когда Верховный служитель произносил над ним положенные слова, ни в момент, когда он начертил ароматным маслом круг на крохотном лбу наследника. — Да услышит имя его Великое Солнце и все, ходящие под Ним, — завершил свою речь служитель, и Роше, бросив быстрый взгляд на застывшую рядом с ним Лею, произнес громко и четко: — Вигго вар Эмрейс. 3. — Главное — запомни, — продолжал весомо наставлять спутника Эмгыр, когда на горизонте замаячили очертания Реданской столицы, — по тебе будут судить обо всей Школе, ты не можешь ударить в грязь лицом. — Да знаю, — со вздохом ответил Иван — эту лекцию он выслушивал уже десятый раз с начала путешествия, но Эмгыр считал, что от лишнего повторения вреда не будет. Каэр Морхен они покинули, когда выпал первый снег. Иван, прежде считавший дни до отъезда, уже садясь на коня, выглядел потерянным и печальным. Прощальный ужин ведьмаки закатили ему накануне. Лето и Геральт, старавшиеся не подавать вида, что разлука с первым настоящим ведьмаком, созданным их совместными усилиями, хоть сколько-то их задевала, весь вечер глушили спирт и травили байки. Риэр, вернувшийся тремя днями ранее, торжественно пообещал Ивану, что весной непременно приедет вТретогор, и тогда-то уж они поохотятся вместе. Мальчишки, полные зависти, но вместе с тем — страшно гордые и исполненные энтузиазма, надавали своему вчерашнему товарищу, а теперь — самому настоящему охотнику за чудовищами с мечами за спиной и медальоном на шее — целый ворох бесполезных советов и пожеланий. Они предвещали, что Иван — ведьмак на королевской службе — немедленно победит всех в Редании драконов, покорит сердце принцессы и станет национальным героем. Ни принцесс, ни драконов в Редании не водилось, но Эмгыр не спешил их разочаровывать. О нем самом за всеми этими проводами Ивана в большой мир, казалось, совершенно забыли. Юноша тоже уезжал надолго — он не знал точно, вернется ли в крепость весной, но это словно воспринималось всеми, как само собой разумеющееся, и Эмгыр решил не портить Ивану праздник. Его ждал сложный путь, ответственная миссия, и в некотором роде, юный ведьмак был плодом его стараний тоже. Иан — единственный, с кем Эмгыру одновременно хотелось и не хотелось объясниться перед отъездом — сидел за общим столом, слушал рассказы ведьмаков, смеялся над репликами мальчишек, хлопал Ивана по плечу и желал ему удачи на большаке. И Эмгыр никак не мог подобрать момент, чтобы попросить эльфа отойти в сторону и поговорить с глазу на глаз, а под конец ужина, когда взрослые уже порядком накачались, в этом больше не было смысла. Юноша решил даже, что Иан специально погрузился в общее веселье настолько глубоко, чтобы ему не пришлось прощаться еще и с Эмгыром. Долгие недели после Испытания Ивана — и той памятной ночи на стене крепости, о которой Эмгыру до сих пор снились душные неловкие сны, Иан вел себя с ним, как ни в чем не бывало, точно ничего не произошло, и глупая ошибка не стоила тому, кто совершил ее, ни гроша. Но юноша знал — это не так. Он сам переступил опасную грань, дал волю своим чувствам, оступился на ровном месте, и безразличие Иана — настоящее или напускное — лишь усугубляло его смятение. Единственным поступком Эмгыр словно перечеркнул все, что знал о себе до тех пор, все, чему его учили, что он принимал, как непреложную истину. Молчание Иана в ответ, его беззаботная забывчивость лишали эпохальное событие в жизни Эмгыра всякой значимости. И от этого юноше хотелось исчезнуть. Наутро попрощаться с отбывавшими из крепости путниками Иан так и не вышел. И Эмгыр, досадуя на себя за то, как глубоко его это задело, всеми силами пытался сохранить лицо, демонстрировал всем полное безразличие к происходящему и только подгонял замешкавшегося Ивана, стоявшего в окружении присмиревших опечаленных мальчишек. И план его непременно бы сработал, если бы юношу не отозвал в сторону Лето. Ведьмак, как обычно непроницаемо собранный, протянул Эмгыру длинный тряпичный сверток, в котором обнаружился новехонький идеально сбалансированный меч в простых, но надежных черных ножнах — такого в кладовых Каэр Морхена совершенно точно не водилось. Юноша, несказанно удивленный, попытался спросить у Лето, где он его добыл, но решил, что это лишнее. Вместо этого, убрав оружие за спину и чувствуя, что еще мгновение, и он совершенно позорно расплачется на глазах у сурового наставника, Эмгыр сделал шаг вперед и неожиданно оказался в грубых сильных объятиях. Такое с ним происходило впервые — Лето никогда не был щедр на прикосновения и лишние сантименты, но сейчас его жест стоил в сотни раз больше, чем в любой момент до того. Они не сказали друг другу ни слова, но, выезжая из ворот крепости, Эмгыр чувствовал, что дышалось ему уже легче. Не заезжая в Ард Каррайг, путники добрались до Бен Глеана и там сели на реданский корабль, на котором для них заранее были приготовлены два места. Эмгыр, оставив Каэр Морхен вместе с Ианом за спиной, постепенно вновь становился самим собой — он принялся наставлять Ивана, когда они еще даже не покинули Каэдвен. Ведьмак-мальчишка, слишком много возомнивший о себе, слушая спутника, мрачнел на глазах. Эмгыр напомнил ему, что стезя, которую он выбрал, вовсе не была усыпана розовыми лепестками и завалена обнаженными телами прекрасных дев, жаждущих его внимания. Ведьмачий Путь, говорил юноша, был тернист и сложен, а в случае Ивана все усугублялось огромной ответственностью его перед Школой и ее будущим. — Я научил тебя приличным манерам, — вещал Эмгыр, расхаживая по палубе корабля, — но, вполне вероятно, тебе они не понадобятся. Ты будешь делать то, что тебе поручат, и можешь сразу забыть об образе свободного охотника за приключениями, каким себя мнит Риэр. Ему повезло родиться нильфгаардским принцем, и, как бы он ни старался это забыть, факт остается фактом. У тебя такой роскоши нет, и всего придется добиваться собственными стараниями и умениями. Если тебя оправят крошить утопцев в ближайшую деревню или охранять торговый путь от разбойников — ты без разговоров этим займешься. Понял? — Понял, — в очередной раз покорно ответил Иван. В Оксенфурте, где причалил их корабль, спутники провели целый день. Мальчишка, не видавший в жизни ничего, кроме родной деревни и суровых стен Каэр Морхена, ехал по городу, с восторгом таращась по сторонам. Эмгыр, чтобы сделать ему приятное напоследок, перед вступлением на службу королю, согласился провести ночь в таверне «Алхимия», и Иван — юный ведьмак, ставший центром всеобщего внимания — провел вечер за бесплатным элем, тарелкой фирменного жаркого от хозяйки заведения и под восхищенными взглядами местных девиц. А на следующее утро они вновь отправились в путь, и под рассуждения Эмгыра об ответственности и дисциплине радостный флер короткой передышки, похоже, рассеялся для мальчишки, как дым. В Королевские Ворота Третогора спутники въехали, когда часы на городской ратуше пробили полдень, и Иван, судя по всему, был совершенно оглушен величием громады столицы — даже в сравнении с беззаботным Оксенфуртом. В замке их встретили, как долгожданных гостей и немедленно проводили во внутренний двор, где совершенно один — или так казалось на первый взгляд — на широкой скамье сидел над книгой принц Людвиг. Завидев гостей, парнишка немедленно захлопнул фолиант, вскочил на ноги и поспешил к ним навстречу. Эмгыр нетерпеливо подтолкнул Ивана в спину, и тот склонился в церемонном поклоне — еще одна премудрость, которой удалось обучить неотесанного деревенщину. Людвиг, заметив это проявление почтения, махнул рукой и рассмеялся. — Ну наконец-то ты вернулся! — воскликнул он и, совершенно наплевав на любые приличия, бросился обнимать Эмгыра. Тому, конечно, ничего не оставалось, кроме как ответить на это вопиющее приветствие — реданский принц за время разлуки, похоже, ни капли не изменился. Странным образом эта мысль согрела Эмгыру сердце, но вида он не подал. — Позвольте представить моего спутника, — сказал он, когда принц отступил на шаг, все еще сияя радостной улыбкой до ушей, — ведьмак Иван из Марибора прибыл, согласно нашему уговору. Людвиг перевел сияющий взгляд на совершенно стушевавшегося Ивана. — Замечательно! — воскликнул принц, — тебя-то нам и не хватало. Я уговорил отца, что для моей охраны куда лучше подойдет единственный ведьмак, чем толпа рыцарей, всюду слоняющаяся за мной по пятам. В конце концов, моей сестре Лилии хватает одного Ламберта. Так что с этого дня, Иван из Марибора, я назначаю тебя своим личным телохранителем. Иван моргнул, покосился на Эмгыра — тот терпеливо кивнул. Ситуация разворачивалась вовсе не так, как он рассчитывал, но спорить с принцем было бы совсем неуместно. Ведьмак, перехватив его взгляд, снова поклонился Людвигу, а тот, фыркнув, хлопнул его по плечу. — Бросай вечно кланяться, — бросил он, — а то еще подумают, что ты какой-нибудь горбатый. Ну а теперь, — Людвиг приосанился, — если мы все решили, идем — я познакомлю тебя с другими моими охранниками. Иван и Эмгыр переглянулись, и последний пожал плечами. Людвиг же поманил их за собой в другую часть просторного двора, где, рассевшись в легкой резной беседке, попивая чай из тонких фарфоровых чашечек, щебетали и хихикали три прекрасные юные девы. И, только взглянув на них, Эмгыр сразу понял, что перед ними чародейки. При появлении принца и его спутников, девушки отставили чашечки, поднялись и, стреляя в Ивана любопытными взглядами, присели в изящных книксенах. — Милые дамы, — галантно заговорил Людвиг, грациозным движением откинув рыжую челку со лба, — позвольте представить вам королевского ведьмака. Прошу любить и жаловать — Иван из Марибора. Девицы, прикрыв рот ладошками, захихикали, устремив волоокие взгляды на мальчишку — а тот покраснел бы, будь это возможно, и вместо очередного вежливого поклона, не взглянув больше в сторону Эмгыра, смущенно пробормотал: — Здравствуйте…