Под каменными сводами

Лязг рапир и стук шагов разрывали тишину зала. Он был мало похож на другие помещения греунского дворца: пол был устлан дубовым паркетом, а через громадные окна пробивался тусклый дневной свет. По комнате двигались две фигуры — два принца. Их действия мало напоминали классическое фехтование, скорее какой-то странный танец, во владении которым Дазай значительно уступал своему оппоненту. Осаму постоянно пытался идти в нападение, а защита его хромала. Накахара же легко блокировал его атаки, выбирая правильный момент для своей. Выпад. Взмах руки. Укол. Третий по счету. — И какой дилетант учил тебя фехтовать? Ты как будто не ожидаешь, что я сделаю выпад в ответ, — усмехается Чуя, стаскивая защитную маску. Он и Осаму заставил такую надеть: рапиры, конечно, тренировочные, но без глаза остаться вполне себе можно. — Меня никто и не учил, — бурчит Осаму, пуская маску в полет по комнате, — Я сам. По книге. Просто практики не хватает. Накахара удивленно захлопал глазами, пока Дазай вкладывал рапиру в ножны на стене. — Ты принц. И тебя не учили фехтовать. Может, ты и на дебатах ни разу не бывал? — Было разок, — задумался свиолорский наследник, — Мы с Мори тогда спорили о скорости разложения трупов некромантов. — Мог просто сказать «я безнадежно необразован», — фыркнул Чуя. Вместо ответа Дазай выхватил из внутреннего кармана небольшой кинжал и метнул его в затылок отвернувшемуся оппоненту. Застать врасплох Накахару не удалось — он поймал кинжал за ручку в пяти сантиметрах от своей головы. — Дворцовая стража стоит прямо под дверью, ты действительно думал, что сможешь это провернуть? — Чуя спокойно подошел и вложил оружие обратно в руки Дазаю, — Но стоит признать, метать ножи ты умеешь. Осаму, проигнорировав как упрек, так и комплимент, сменил тему: — И что, от Верлена за вчерашнее тебе ничего не будет? — Он перестал со мной разговаривать и запретил выходить из дворца, — скучающим тоном ответил Накахара. Он мысленно вернулся к пощечине — не столько болезненной, сколько раздражающе унизительной. Ещё и перед гостями. — А раньше ты типа свободно гулял? — нахмурил брови Осаму. — Тушé, — полуулыбка осветила лицо Чуи, — Слушай, ты ведь так и не сказал, зачем вы сюда притащились? Дазай почесал затылок и нервно усмехнулся. — Даже как-то неудобно теперь говорить, что я приехал просить твоей руки. Это заставило Чую вытаращить глаза ещё сильнее, чем тот факт, что лучшие годы своей юности его друг был предоставлен сам себе и злобной тетке судьбе. — В Свиолоре все правда настолько плохо с прекрасными дамами и юношами, что вы потащились через ледяную пустыню сюда? — Не совсем. Если я начну рассказывать, то лучше присядь, — серьезно объявил Дазай, усаживаясь на деревянный пол по-турецки. — Так, притормози немного, — вклинился Накахара спустя почти полчаса, — Ты хочешь сказать, что хочешь скинуть с престола Нагамоцу, потому что он самозванец и негодяй, да к тому же хочет убить тебя, и при этом раскладе я «совершенно ничем не рискую»? — Ну да. Если только меня действительно не убьют, конечно — тогда могут возникнуть проблемы. Но ты всегда можешь вернуться в Греун, — пожал плечами Осаму, осторожно наблюдая за реакцией собеседника. — Да я лучше сдохну где-нибудь в вашем лесу, чем вернусь сюда! Осточертело все это уже, — рассердился Чуя. Дазай хотел было отмахнуться от резкого заявления, но остановил себя. Улыбка от уха до уха появилась на его лице, а глаза заблестели. — В прошлый раз, когда ты состроил такую мину, мы попали в переплет, а мне ещё и выходить из дворца запретили. Мне не нравится, — предупреждающее заговорил Накахара, выставляя вперёд ладонь и борясь с желанием отползти от этого придурка куда подальше. Однако полет мысли свиолорского наследника было уже не остановить. — Чуя, если ты так полон решимости, давай уедем прямо сейчас! — воскликнул Осаму. — Ты спятил. — Нет же, ты только подумай: у твоей клетки золотые прутья, а у моей — чугунные, но пилятся они одинаково хорошо, — Дазай поймал недовольный взгляд Накахары, — Посмей только мне предъявить, что золото мягче чугуна, это все во имя метафоры. — Даже и не думал, — Чуя слегка расстроился, что его ремарку было легко предугадать, — Но в твоих словах есть некоторая доля смысла. К дьяволу долю смысла — вот о чем думал принц греунский всего лишь часом позже. Была в этом побеге дурацкая подоплека детского бунтарства — пойти против слова Верлена в чем-то настолько крупном. Накахара решил, что именно этим Дазай его и убедил. Наверное, ему стыдно было признавать, что его заинтриговал и сам Осаму как личность — друг детства, измененный жизненными перипетиями ровно настолько, чтобы быть узнаваемым, но зажигать искру интереса заново. Это было даже слишком легко: охранники — что сонные мухи в жаркий полдень, коридоры пусты, даже странную свиолорскую делегацию не встретили, а не то они бы сразу раскусили намерения Осаму. Потом — две наспех собранные дорожные сумки и трагическое прощание с дорогим камзолом с меховой оторочкой. Дазай сказал — слишком приметный, Чуя посчитал — непрактично сковывающий движения. Стащить пару утепленных накидок и перчаток тоже не составило труда. Накахаре на смех, Дазай совершенно не понимал концепции шерстяной подкладки на одежде. — Не понимаю, она же кожаная и до ужаса плотная! В чем смысл? — Ты когда-нибудь попадал в буран посреди ничего, когда вокруг только снег и темнота? — Чуя справедливо истолковал тишину как отрицательный ответ, — Вот и хватит трепаться. Очевидным средством передвижения стали лошади, поскольку карета была бы слишком заметна. Накахаре пришлось тут же отбросить идею поехать на своем коне, ведь белые лошади — привилегия тех, кто может позволить себе ездить со свитой в недалекие путешествия. Посему, выбор пал на довольно типичную для Греуна породу: коренастые, сильные, с более длинной серой шерстью в белые яблоки — лошади илио неплохо подходили. К тому же, их в королевской конюшне было значительно больше, чем белых скакунов. Застелив спину лошади теплой попоной, Чуя принялся наматывать вокруг головы длинный синий шарф, важный атрибут любого Греунца, точь-в-точь как его учил отец. — На кочевника похож, — поддел Накахару Дазай. — Не больше, чем этот твой доктор. И право смеяться получишь, когда мышцы лица отойдут от судороги, — остался безразличен Чуя. Пока Осаму фигурально подбирал свою челюсть с пола от такой наглости, — он и сам какое-то время подозревал, что Огай — не свиолорец, но считал себя уникальным в своей догадке, — Накахара закончил седлать лошадей и даже прицепил их немногочисленные пожитки по бокам. Протянутый шарф Дазай принял, хоть и с показной неохотой: мало кто во всех Семи Королевствах хотел иметь что-нибудь общее с кочевниками. Сначала под копытами стучал скользкий от гололедицы булыжник мостовой, потом хрустел целинный снег, и наконец — глухой звук промерзшей гравийной дороги. Когда они отъехали достаточно далеко от замка, чтобы перестать волноваться о погоне и начать думать о направлении, Чуя притормозил коня. — Предлагаю двигаться на юго-восток, во Фриекор, — заявил Дазай, будто прочитав мысли Накахары, — Горы нам не перейти, да и Землю Кочевников пересекать не хочется, а Свиолор слишком очевиден. — Хочешь пересидеть шумиху в речной долине? — греунский принц видел разумное зерно в словах Осаму — впервые за долгое время. Дазай согласно хмыкнул, и Чуя пришпорил коня в правильном направлении — для жителя Греуна было нормой понимать направление своего движения без четких ориентиров, опираясь только на ветер или очертания гор вдалеке. Они старались обходить деревни, поселения и даже отдельные дома стороной: всё-таки одинокие путники без явной цели гонящие коней черт-те куда могли показаться крестьянам подозрительными, а рыжая прядь, выбившаяся из-под палантина, могла и вовсе выдать их с потрохами — жители Греуна по большей части носили белые, пепельные или блондинистые волосы. А ещё жители Греуна души не чаяли в своем принце. Поэтому, Чуе ни за что нельзя было попадаться на глаза людям, особенно обитателям крупных городов — там его облик был знаком больше всего. С каждым километром, который преодолевали беглецы, воздух становился все суше, земля под копытами лошадей — тверже, а ветер слабел. Когда они наконец добрались до некоторого подобия лесотундры, где почву уже покрывал тонкий слой ползучей растительности, а солнце начало неумолимо катиться к горизонту, Осаму затребовал привал. Накахара хотел было поддеть его за то, что тот плохо переносил большие расстояния в седле, но не стал — сам вымотался не меньше, хоть и старался не показывать этого. Накахара решил частично пересмотреть свое отношение к необразованности Дазая, когда тот без труда насобирал сухих веток, с первого раза разжег костер и крепко привязал лошадей к невысокому деревцу. Погода здесь была значительно более подходящей для жизни, чем в прибрежном Греуне, поэтому шарфы и перчатки были убраны подальше, а куртки расстегнуты. Осаму покопался в сумке, вытащил оттуда две небольших буханки ржаного хлеба и приличных размеров кусок вяленого мяса и протянул Чуе. Греунский принц без слов принял еду и, подложив под спину дорожную сумку, уселся к костру. Медленно опускающиеся сумерки забирали с собой то немногое тепло, которое солнце успело передать земле за день, и огонь пришелся как нельзя кстати. Накахара с усмешкой наблюдал, как Дазай, в отчаянной попытке подогреть свой ужин, сунул руку с хлебом почти что в языки пламени и в итоге обжег кончики пальцев, а ломоть обуглился с одного из краев. — Да, не так я представлял себе первую ночь наедине с человеком, который предложит мне руку и сердце, — протянул Чуя, дабы оторвать Осаму от созерцания собственных ничуть не пострадавших от огня ладоней. Дазай хотел было отделаться язвительной ремаркой, но воспоминание неожиданно осветило его озадаченное лицо. — Что бы ты там себе не напредставлял, у меня есть вот это… — не закончив фразу, Осаму начал рыться в карманах своих брюк и куртки, отчаянно ища нечто, что могло бы компенсировать Накахаре все его несбывшиеся мечты. Чуя ждал, приподняв одну бровь — он был скорее слегка заинтригован, чем действительно увлечен. Наконец, тайники одежды свиолороского наследника явили на теплый свет от костра два кольца — простые золотые ободки с неразборчивой гравировкой на внутренней стороне. — Ты сейчас серьезно? — Накахара нервно хохотнул, — И что там за надписи? Проклясть меня решил? — Какие-то руны, я не уверен. В любом случае, моим родителями они не мешали, — Дазай неожиданно посерьезнел и встал на одно колено. «Нет, ну это уже совсем караул» — подумалось Чуе. Тем не менее, он тоже попытался привстать, чтобы вся картина в целом выглядела не слишком комично. — Накахара Чуя, наследный принц Греуна, сын… — Дазай замялся, пытаясь вспомнить, какие ещё титулы называл тогда Верлен. — Ближе к делу. — Зануда, — сморщил нос Дазай, — Ты выйдешь за меня? Загорающиеся на небе звезды и ползучие кустарники в тот вечер имели честь наблюдать уникальное по своей природе зрелище: два принца, колено одного из которых было изгваздано в мхе и пыли, застыли в странной позе. Рука Накахары, будто деревянная, неловко протянута в сторону Осаму. Он же, в свою очередь, бурчит себе что-то под нос и сосредоточенно надевает кольцо на безымянный палец Чуи. Закончив, Дазай поднимает глаза на Накахару и кривенько улыбается. Пока греунский принц рассматривал новую деталь своего образа, — кольцо притягивало его внимание, но не своим внешним видом, а тем, насколько инородным оно казалось на его руке, — Осаму плюхнулся обратно на пятую точку и надел свое кольцо. Тишина, которая обволакивает их, не кажется неудобной. Наоборот, она будто дает долгожданную передышку от всех перипетий дня. Дазай смотрит на звезды, а Накахара смотрит на Осаму. Лошади щиплют невысокую степную траву, и только бряцание их поводий да треск догорающих в костре дров слышны в ночи. Чуя хочет что-то сказать, может, даже поблагодарить Дазая за кольцо — какая глупость, — но не успевает. Осаму сначала напрягается, потом оборачивается и, не проронив ни слова, таращится на Накахару. Похоже, он даже дыхание задержал, а глаза у него большие, будто чайные блюдца. Чуя разрывается между желанием подколоть Дазая и собственным беспокойством о том, что же в самом деле случилось. Выбирать ему не приходится — в этот момент и до его ушей долетает стук копыт, свист и крики. Их заметили. *** Было бы наглой ложью сказать, что Поль Верлен из тех людей, кто позволяет своим эмоциям явно проявляться на лице и в поведении. Вот и сейчас, разговаривая с Хироцу и семью людьми из дворцовой стражи, он был собран и серьезен. Мори решил, что лучше будет не показываться королю Греуна в тот момент, когда их с Фукудзавой подопечный доставил ему столько проблем, однако отказать себе в удовольствии подслушать чужой разговор просто не мог. К тому же, это могло оказаться полезным — мало ли каких коварных планов его величество настроил в отношении свиолорского наследника. — Разыщите их, да побыстрее. И не смейте никому ни слова сказать о том, что принц сбежал, — в голосе Верлена звучала явная угроза. Огай много чего повидал в жизни, и одного лишь тона греунского короля не хватило бы, чтобы его напугать. Однако он волновался — не за себя, а за Дазая. Он успел накрепко привязаться к нахальному принцу. Почти что мальчишка, свиолорский наследник получил на свою долю слишком много. В этом плане Мори мог его понять, что только заставляло его больше сочувствовать Осаму. Была бы его воля — отправил бы своего подопечного жить во Фриекор, подальше от забот, погонь, интриг и прочей гадости. — Однако Дазай — свой собственный человек, который высоко ценит свободу. Не могу я просто вмешаться в его жизнь и делать вид, что так и надо, — тихо сказал Мори, стараясь вернуть мысли в прагматичное русло. Придворный врач попытался пораскинуть мозгами и на ходу выдумать план по спасению Осаму от отряда стражи в частности и гнева Верлена в целом, но его прервал знакомый звук; поступь человека в прочно сделанных дорожных сапогах, слишком мягкая для стражника или военного, больше подходящая охотнику. По коридору в его сторону шел Фукудзава. Его, как и Огая, из постели с утра пораньше выдернула новость о пропаже обоих принцев. Но в отличие от своего бывшего напарника, Юкичи бесцельно бродил по замку, стараясь не попадаться на глаза его величеству Полю или госпоже Кое. Последней особенно — она вселяла в бравого мечника почти благоговейный страх. Как только капитан стражи поравнялся с Мори, Огай молча подозвал его к себе, стараясь не открыть своего местонахождения королю, который все ещё беседовал с Хироцу. — Ты-то мне и нужен, — шепотом сказал Мори, — Пойдём. Мало что понимающий Фукудзава последовал за Огаем, который направлялся в сторону Южного черного входа замка. — Верлен отправил отряд на поиски Дазая и Чуи. Если они их догонят, что крайне вероятно… — Нам всем крышка. — Схватываешь на лету, — невесело усмехнулся Мори, — У нас есть шанс перехватить стражу, если не будем считать ворон. В полном молчании, Фукудзава и Огай быстрым шагом дошли до конюшни, где, судя по звукам, седлали лошадей. Перед приоткрытыми дверьми Мори сделал глубокий вдох и моментально сменил манеру — от обеспокоенного выражения, оставлявшего линии морщин на лице, он перешел к заинтересованно-растерянному. С этим он аккуратно вошел в конюшню. Фукудзава только покачал головой и последовал за ним: сколько бы лет они ни были знакомы, маски Огая оставались для него загадкой. — Посторонним вход запрещен, — сухо среагировал на них один из стражников, накидывая на лошадь седло. — Мне так жаль, уважаемый! — затараторил Мори, — Мы не хотели никого тревожить, лишь гуляли. Нельзя ведь не наслаждаться красотами… Не закончив фразу, Огай мягко двинул кистью и пробормотал себе что-то под нос. Тотчас шесть из семи стражей мешками картошки упали на пол и… захрапели? Фукудзава не смог подавить смешок — раньше методы Мори были слегка менее гуманными. Однако оставался ещё последний из отряда — тот самый, что сначала заговорил с Мори. Он выглядел дезориентированным и потерянным, но проваливаться в сон не спешил. — Этот твой, — коротко произнес маг. Юкичи не потребовалось повторять дважды; точный удар ребром ладони в шею вырубил последнего стража и отправил его на каменный пол, к товарищам. — И что теперь? — задал вопрос Фукудзава, осматривая лежащих у его ног. — Делегация отправляется обратно в Свиолор за ненадобностью, — Огай пародировал свой собственный официозный тон, но потом осекся, — И желательно это сделать до того, как этих, — он обвел рукой спящую греунскую стражу, — обнаружат. Юкичи кивнул ему и оба поспешили убраться из конюшни. Когда дверь за ними захлопнулась, на подоконник приоткрытого окна вспорхнула необыкновенная красная сойка. Цвет её перьев неспроста напоминал накидку придворного астролога, Озаки Кое. «Накахара заслуживает большего, чем до старости гнить в тени брата. Небесный кит был предзнаменованием: мой мальчик наконец найдет свое собственное солнце» — подумалось Озаки. Птица взмахнула крыльями и слетела с окна, а в руках спящих стражей появились пустые винные бутылки. *** Осаму лихорадочно пытается придумать, что предпринять. Его чуть было не дергает тушить костер голыми руками или вскочить на лошадь, но топот и голоса становятся ближе и отчетливее, и тогда всякое сопротивление теряет смысл. Они с Накахарой, не сговариваясь, поднимаются и обнажают кинжалы, всматриваясь в ночь. Остаётся только ждать. Скоро из темноты степи показываются силуэты четырех всадников. Один из них скачет заметно впереди и, кажется, правит лошадью без каких-либо поводий. Они приближаются и перекрикиваются на диалекте, который Дазаю не знаком. Сомнений не остаётся: на них движется шайка разбойников. Подобные частенько отрываются от караванов кочевников в поисках наживы и приключений. Для Осаму и Чуи это означало одно — потерю денег, лошадей или жизни. В любой комбинации. Когда разбойники наконец останавливаются возле них, хватка Накахары на кинжале становится настолько крепкой, что резьба на рукояти до боли впивается в ладонь. Свет от костра освещает лица, делая их почти бронзовыми. Первый из всадников тормозит свою лошадь и резво с неё соскакивает. — Гляньте-ка, парни, что у нас тут? — голос у него чуть хриплый, а на Каяни, языке Семи Королевств, он говорил с буквально режущим Чуе слух акцентом. Тут у Дазая появился шанс их рассмотреть. Очевидно выделявшийся главарь бандитов был острым на язык, ловким и… очень молодым? Его загорелое лицо носило на себе все тяготы жизни на высохших равнинах Земли Кочевников, но самым заметным был белесый шрам, перечеркивавший переносицу. Глаза, по цвету напоминающие асвиханские пески, быстро и цепко осматривают маленький лагерь из-под светлых ресниц. В отличие от остальных, платок этого человека был завязан вокруг шеи, а смешные чубчики медно-рыжих волос торчали во все стороны. Однако никто из разбойников и не думал глумиться над ним; насколько Осаму было известно, уважение в подобных кругах завоевывалось умением управляться с ножом и быстро думать, а иерархические связи строились исключительно на статусе конкретного человека. Кстати об оружии: за тугим поясом выходца из кочевников висели два небольших кинжала разной длины и не единой сабли. Иной бы подумал, что он в большей безопасности, но Дазай осознал: этот юноша чувствует себя хозяином степи, потому что дерется настолько хорошо, что не нуждается в сабле. Они влипли. — Знаете, — без обиняков заявил молодой разбойник, — Мы можем разойтись мирно, если вы молча оставите нам свое добро. От уверенности и самодовольства в его голосе Осаму даже челюсть свело. Сдаваться просто так он был не намерен, как и вести переговоры с ворами. — Это мы ещё посмотрим! Дазай не был верующим, — сколько бы архиепископ Натаниэль Готорн не пытался убедить его, — но в тот момент он молился всем богам, чтобы наверняка отменная реакция этого нахала подвела его. Чуда не случилось. Выпад Осаму был встречен блоком второго, длинного кинжала. Свиолорский принц не ожидал такой скорости движений противника, поэтому слегка растерялся, что дало разбойнику фору. Быстрый болевой на правую руку — и вот оружие Дазая уже валяется на земле, а оппонент пользуется моментом и крепко захватывает его шею сгибом руки. Не душит, просто удерживает на месте, пресекая дальнейшие попытки дернуться и продолжить неравную борьбу. И покручивает в руке свое оружие, — оказалось, не нож, а кунай, — будто на рынке торгуется, а не грабит не пойми кого посреди ночи. «Вроде он даже ниже меня, а сильный, как черт» — подумал Осаму. Реальный мир за стенами дворца в который раз не упустил возможности показать ему все прелести существования вне контроля обитателей замка. Ему нравилось — ровно до этого момента. Дазай недолго пребывал в раздумьях и увидел, как Накахара замахнулся кинжалом в попытке достать до шеи главаря. Его нож застыл в миллиметре от загорелой кожи, а разбойник только ухмыльнулся. Чуя не из тех, кто нанесет смертельный удар без необходимости — это Осаму понял сразу. Вот и сейчас, он замер, смело смотря в ярко-желтые глаза напротив, а рука его не дрогнула. Будь он в немного другом положении, Дазай бы восхитился одновременно порыву Чуи защитить его и благородству, которое тот проявлял даже перед такими отбросами, угрожавшими его жизни. Накахара судорожно соображал, что делать дальше: трюк бандита не напугал, у него ни один мускул не дрогнул. Поток мыслей прервал холод металла у левого бока, который Чуя почувствовал даже через рубашку. Он был так отвлечен на лидера разбойников, что забыл о существовании ещё троих. — Рыжий, знакомься, это Саммур по прозвищу Фантом. Ты уже понял, за что оно ему досталось, — разбойник перевел взгляд на соратника, — Выручил, дружище. За спиной Накахары довольно улыбнулся Саммур. Правда, его улыбке, прячущейся под пышными черными усами, недоставало полдюжины зубов. — Ещё спрашиваешь, Мичизо. При упоминании имени главного из их противников глаза Чуи округлились. Неужто ему не посчастливилось встретиться с Тачихарой Мичизо, головорезом, что был известен во всем Греуне и страшно докучал в южных деревнях? Некоторые бродячие барды даже пели о нём песни, но таких в Греуне быстро затыкали и выставляли на мороз, чтоб неповадно было. Хотя петь было о чем — Тачихара по слухам был смелый, лихой, да и чего уж душой кривить, хорош собой. Накахара попытался передать всю эту информацию Дазаю без слов, но тот увидел только высоко поднятые брови и сжатую челюсть. Чуе больше ничего не оставалось, и он, побежденно выдохнув, бросил свой кинжал на землю. В тот же миг Саммур отступил от Накахары на почтительное расстояние, а Тачихара отпустил Осаму из крепкого захвата. Последний демонстративно закашлялся. — Ладно, не драматизируй, принцесса, — закатил глаза Мичизо, — Попробуем ещё раз? Дазай точно для себя отметил, что после появления в его жизни Чуи начал происходить всякий бред. Секунду назад он был на волоске от смерти в компании четырех кочевников-головорезов, а моргнул — и вот они варят кофе на их с Накахарой костре. — Парни, вы тоже присаживайтесь, — будто предложил Тачихара, но его тон не подразумевал отказов. — Но, босс… — хотел было возмутиться один из разбойников. На это молодой главарь только цыкнул, и всякие возражения тут же прекратились. Разбойники расселись вокруг костра, но поодаль от своего главы, который приземлился рядом с Осаму и Накахарой. В руки им вручили смешные глиняные кружки — без ручки и по форме напоминающие песочные часы с сильно расширенным горлышком. В них Мичизо разлил темно-коричневый, бархатистый кофе. Такой пили только в пустыне — всем остальным он казался через чур горьким. Дазай отпил немного и поморщился. — Слушайте, я же вижу, что вы парни неплохие. Может, отдадите нам своих лошадей? До фриекорской границы рукой подать, а одной моей знакомой лошадь позарез нужна. На Земле Кочевников хорошего скакуна иначе не достать. Осаму и Накахара переглянулись. Откуда он узнал, что они держат путь во Фриекор? Оба не стали ничего выпытывать, чтобы не выдать ещё больше о самих себе. Тачихара же довольно улыбнулся, когда новые знакомые согласно кивнули. — В таком случае, — Тачихара оборвал фразу, опрокинув в себя разом весь армуд с горьким напитком, — Нам пора. Приятно было познакомиться, Рыжий и Принцесса. Банда с полной готовностью повскакивала со своих мест; одни начали собирать свой нехитрый скарб, а другие обратились к своему улову в виде двух пегих коней. Мичизо же развернулся и смело улыбнулся Дазаю и Чуе. — Удачи вам. Совет да любовь! В последний раз окинув взглядом принцев, Тачихара с места запрыгнул на лошадь и тут же пустил её галопом. Дазаю показалось, что на поясе у него бряцал мешочек с монетами — подозрительно похожий на тот, что ему дал Мори ещё в начале их путешествия. Наверное, это все же был обман зрения. Разбойники, не мешкая, подхватили скакунов илио под уздцы и поскакали вслед за Мичизо. Не прошло и минуты, как разбойников и след простыл, а их улюлюканье стихло в ночи. — И что теперь? — Как что? — Осаму улыбался так, будто сам только что угнал двух королевских лошадей, — Пешком во Фриекор!