Последний бросок на север

Благодаря природному характеру, Ягер мог похвастаться невероятным упорством и целеустремленностью; он не оставлял в покое герра оберфюрера, каждый день донимая его звонками и единственным требованием — перевести его в Берлин. Сначала герр оберфюрер игнорировал, затем мягко, но доходчиво отказывал, а потом они даже поругались, но Ягер все же вышел победителем из этой распри. Он с воодушевлением и невероятной быстротой собрал вещи и вместе с Тилике отправился на поезде в Берлин, а там, уже на машине до Бабельсберга. — Я волнуюсь, Тилике. — честно признался Ягер, когда они уже подъезжали. — Надо было все-таки предупредить или отправить хотя бы телеграмму! — Не переживайте, герр штандартенфюрер. — успокоил Тилике и, помолчав, добавил, — Она будет очень рада Вас видеть… Подъехав к поместью, Тилике выгрузил два небольших чемодана, приговаривая: — А я рад вернуться в Берлин! По крайней мере, лучше здесь, чем в S III. Ягер не ответил, рассматривая свой дом; как же давно я здесь не был, подумалось ему. Он пытался вспомнить что-нибудь хорошее, связанное с этим местом, но в голову ничего не приходило. Он нервничал так же, словно впервые столкнулся с Т-34 и хоть понимал, что больше всего на свете желает увидеть сына и ее, но руки почему-то все равно тряслись. — Пойдемте, герр штандартенфюрер, — Тилике поравнялся с ним. — Наверное, стоило купить цветов или еще что-нибудь?.. Тилике прямодушно взглянул на него. — Поверьте, герр штандартенфюрер, никто и не заметит… Но Ягер уже не слушал, ведь заметил в окне знакомую фигуру, но она стояла боком и не могла его разглядеть. У него перехватило дыхание, руки затряслись еще сильнее, и он словно онемел; Ягер никогда бы не подумал, что будет так счастлив лишь от того, что видит ее в своем доме и как же она хорошо смотрелась, будто всю жизнь жила там, он же всегда чувствовал себя чужим в своем доме. На секунду фигура замерла, и Ягер увидел ее лицо; Анна стояла неподвижно, а потом и вовсе исчезла, а через мгновение выбежала из дома и бросилась к нему. Тилике, все это время что-то рассказывающий, прямо не ожидал такого внезапного порыва со стороны обоих и успел-таки отпрянуть, однако отворачиваться, как хотел, все же не стал. — Ты приехал… — счастливо улыбалась Анна, держа в руках его лицо. Ягер расцеловывал ее руки, пытался расслышать, что она говорит, но невероятное чувство упоения стучало диким звоном в ушах. Она целовала его неистово, стараясь не пропустить ни единого места на его лице. — Я так ждала тебя… — ее глаза сверкнули влажным блеском. Ягер поцеловал ее нежно и крепко, как он всегда делал, чтобы успокоить и сейчас это сработало. Они зашли в дом и, спускавшаяся с верхнего этажа Гертруда, сначала изумилась появлением Ягера, а потом, как и предполагал он, налетела с объятиями; обычно Ягер никогда не оценивал по достоинству подобные жесты своей экономки, а сейчас не только не оттолкнул ее, но и был рад. Гертруда предложила всем отобедать и отдохнуть с дороги, но Ягеру не терпелось увидеть сына, и посему она позаботилась только о Тилике, который был очень не против; Анна и Ягер поднялись в ее комнату, где располагалась детская колыбель. Клаус-младший был удивительной копией своего отца, однако лежал спокойно рассматривая игрушечный мобиль. — Хочешь подержать его? — спросила Анна, заметив, как долго Ягер просто смотрит на ребенка. Он неуверенно посмотрел на нее, словно решая что-то про себя; он желал прикоснуться к нему, почувствовать родное тепло, но это желание было таким же сильным, как и страх навредить ему. — Ну же, — улыбнулась Анна, взяв сына на руки, — у тебя получится. Клаус что-то недовольно фыркнул от того, что его потревожили, но хныкать не стал. Анна аккуратно положила его на руки Ягеру, поглаживая ребенка по голове. — Вот видишь, ничего сложного. Ягер придерживал головку сына, разглядывая его с немым восхищением. Он выглядел таким счастливым, что у Анны потекли слезы. — Что? — спросил встревоженный Ягер. Она улыбнулась, мотнув головой. — Ничего. Просто я рада, что ты здесь, — не дав Ягеру опомниться, она нежно поцеловала его. Весь день он не отходил от сына; Анна с умилением поглядывала на них и не знала, чем себя занять. Смотря на ребенка, его невинные голубые глаза и добрую улыбку, она невольно вспомнила Ивушкина; где он теперь, спрашивала она себя, может, уже вернулся домой? Анна вспомнила и Псков, и свой родной дом, с горечью понимая, что больше никогда не увидит его, и ее сын никогда не узнает о своих русских корнях. Ягер заметил ее печальный взгляд, но ничего не сказал. — Мне нужно его покормить, — сказала Анна вечером, когда Ягер укачивал сына на руках. Он выглядел растерянным, скрывая свое нежелание отдавать Клауса. — Я могу остаться? — Конечно. Ягер передал Анне ребенка, и та уселась на кровать. Обнажив грудь, она поднесла ее к губам мальчика, и он довольно втянул сосок в рот. Ягер завороженно наблюдал за этой интимной сценой, осознавая безмерную благодарность за то, что теперь у него есть они. — Гертруда сказала, что в детстве тебя называли Никки, — она подняла глаза на Ягера. — мы бы могли тоже его так звать. — Думаю, это имя пойдет ему больше, чем мне… Анна вопросительно посмотрела на него. — Я был очень беспокойным и капризным ребенком, и отец всегда строго кричал мне: «Никки!», но я не реагировал, а вот, когда он мне крикнул: «Клаус!» на меня это подействовало, потому что звучало несколько угрожающе. — На него ты тоже будешь кричать? — Не думаю. У меня сил не хватит.

***

Гертруда, почти весь день не подходившая к ребенку, попросила оставить ей хотя бы ночь. Анна сомневалась, Ягер совсем воспротивился, но уговоры экономки все же возымели действие, и обеспокоенные родители отдали, уже задремавшего Никки. — Я так привыкла, что он всегда рядом, — сказала Анна, укладываясь в постель. — Гертруда позаботиться о нем, — успокаивающе ответил он, погладив ее по щеке. Они лежали напротив друг друга, пока Ягер мягко не потянулся к ней; он даже не поцеловал, скорее, коснулся губами ее, но Анне было и этого достаточно, чтобы сильнее притянуть к себе и впиться в его губы. Ягер даже не заметил, но они уже были обнажены; Анна смотрела на него жадно, горячо, целуя его лицо, поглаживая волосы, цеплялась, словно от него зависела ее жизнь. Он, в беспамятстве от долгожданного ее тепла и желания, неистово ласкал где попадется, сильнее притягивал к себе и сплетал их пальцы. — Я так скучала по тебе, Клаус, — она целовала его шею, иногда кусая, и, наслаждаясь его прерывистым дыханием. Ягер ненасытно целовал ее, шептал что-то неразборчивое, запуская пальцы в ее волосы; ее кожа была горяча, а карие глаза блестели, она хочет, догадался он и не стал задерживаться. Он вошел нежно, осторожно, не обрывая поцелуй, который тоже становился все чувственнее. Анна шумно выдыхала, обхватывая его спину и, мягко проходя пальцами по движущимся мышцам, легонько царапала ее. Его движения были размеренными, дразнящими, пока не заметил ее умоляющего взгляда; он обожал, когда она просит и с победной улыбкой всегда давал то, чего ей хотелось. Анна испустила сладостный стон, а Ягер, любовавшийся ею, ускорился, целуя в приоткрытые сухие губы. — Я люблю тебя… — выдохнул Ягер и почувствовал, как по лбу спустилась капелька пота. Анна, жадно ловя воздух, погладила его по щекам и опустила руки на плечи, сжимая их в нетерпении. — Я тоже тебя люблю, Клаус… Схватив за бедра, он резко натянул ее на себя, наконец услышав долгожданный женский стон удовольствия; он кончил почти сразу после нее, даже не заметив, что приближается к разрядке, он смотрел лишь на Анну, на ее блестящие, расслабленные глаза, на сбившееся дыхание и на довольную улыбку, которая так быстро появилась на ее лице. Он медленно вышел из нее и лег рядом, пытаясь отдышаться; она прильнула к нему, целуя щеки, шею, грудь. Они лежали обнявшись, слушая дыхание друг друга. — Можно я спрошу тебя кое о чем? — хрипло начал Ягер, поглаживая ее по волосам. — Конечно. — Ты когда-нибудь жалела? — О чем? — она повернулась к нему. — Обо мне. Ты жалела, что не пошла тогда с Ивушкиным? Анна, приподнявшись, села на постели, убирая мешающие пряди с лица. Ягер не упускал ни единого ее жеста и, затаив дыхание, ждал. — Я жалею о том, что больше никогда не заговорю по-русски, что больше никогда не увижу родной город, но без вас с Никки я уже не представляю своей жизни. Она повернулась к Ягеру, взяв того за руку. — Тебе не о чем беспокоиться. Вы — самое дорогое, что у меня есть. И он улыбнулся.

***

Утром Ягер оповестил Анну о своей поездке в Берлин, чтобы уладить дела с его нынешнем переводом; она хоть и встрепенулась, вновь боясь, что начальство может отправить его в очередной лагерь, но его краткий поцелуй успокоил ее. Ягер с Тилике уехали и обещали быть к началу вечера. У Анны никогда не возникало хлопот с Никки и сегодня, выполнив все материнские обязанности, она решила занять и сына, и себя. Ближе к обеду в поместье раздался звонок в дверь, Анна не стала тревожить Гертруду, весь день разбирающую кладовую, и открыла сама. — Герр Хайн? — удивилась она. На пороге стоял Вольфганг Хайн в светло-синем костюме и цветами в руках; он очаровательно улыбнулся. — Прошу прощения, что не предупредил Вас о своем визите, но насколько я знаю Вы наконец разрешились, и я не смог отказать себе в удовольствии поздравить Вас. Анна приняла розы, предлагая гостю войти. — Не извиняйтесь, я рада, что Вы пришли. — Я ненадолго. — сказал Вольфганг, снимая кожаные перчатки, — Знаю, что с появлением ребенка хлопот в разы больше. — Но только не с моим. — Анна прошла на кухню, Вольфганг последовал за ней. — Мы с Никки немного поиграли, и он захотел спать. — Сдается мне, нрав Ваш сын унаследовал не от отца, — он сверкнул глазами и осмотрелся. — Кстати, поздравляю с рождением первенца. Анна улыбнулась и не заметила, как вернулась из кладовой Гертруда. Экономка была удивлена и рада увидеть гостя и сразу же предложила всем отобедать. — Я бы с удовольствием, но, боюсь, герр Ягер расстроится, что мы будем обедать без него… — задумавшись, сказал Вольфганг. — Его не будет до вечера, — улыбчиво отозвалась Анна, — прошу, останьтесь.

***

Когда все дела в министерстве Берлина были кончены, и Ягер наконец отвоевал свое место в этом городе, он хотел вернуться домой, однако Тилике — поникший весь день, как заметил Ягер — в нерешительности попросил один день выходного, дабы съездить в Мюнхен повидать мать; Ягер, будучи в хорошем настроении, несмотря на бесконечный обход кабинетов в министерстве, дал Тилике неделю отпуска. Обрадованный адъютант, не дожидаясь прощания командира, сразу же отправился на вокзал, Ягер только улыбнулся и поехал домой. Вернувшись в поместье, Ягер услышал приглушенные голоса и нарочито громко хлопнул дверью. Вскоре из столовой появилась Анна. — Ты уже вернулся? — она поцеловала его в щеку, — А Тилике? — Уехал навестить мать, — Ягер снял фуражку и положил на консоль, — Ты кого-то принимаешь? — Да, — Анна повела его в столовую, — Помнишь Вольфганга Хайна? Вы вместе учились. Вольфганг встал и растянулся в улыбке. Ягер внимательно смотрел на него, не отрываясь, пока гость не протянул руку; он хоть и недовольно покосился на нее, но все же пожал. — Герр Хайн прекрасно играет в шахматы и обещал составить мне партию. — улыбнулась она. — Вольфганг, Анна, кажется, мы договорились. — он понизил голос и улыбнулся еще ослепительнее. — Как мило, — бесцветным голосом ответил Ягер, — не думал, что ты вновь играешь в шахматы, ведь в школе был совершенным профаном. Вольфганг сверлил его взглядом. — Поздравляю с рождением сына. — Благодарю. — Ягер презрительно улыбнулся. Анселл Ягер и Матиас Хайн начали дружить еще студентами и у них было немало общего: аристократичное происхождение, блестящее образование и такие же перспективы; они строили свою жизнь и из года в год их дружба лишь укреплялась, однако Ягеру везло все же больше, ведь именно у него родился здоровый первенец, в то время, когда у Хайна рождались то больные, то недоношенные девочки. Но удача не отворачивалась от Ягера — у него появился второй сын, но на этот раз она повернулась лицом и к Хайну, подарив ему крепкого сына. Николаус и Вольфганг появились на свет в один год с единственной разницей в дате рождения — Ягер был старше на несколько месяцев — и если поначалу мальчики дружили, то потом стали отдаляться друг от друга, несмотря на до сих пор продолжающуюся дружбу их отцов. И дело оказалось в банальном: уже имевший старшего сына, Ягер не ценил младшего и всегда сравнивал его с сыном Хайна. Поначалу Николауса такое отношение, разумеется, обижало, хоть он и не показывал своих чувств, а старался доказать отцу, что действительно достоин носить его фамилию; он обходил Вольфганга во всем, начиная от спорта, заканчивая выбором места дальнейшего обучения. Но как бы Николаус ни старался, отец по-прежнему его не замечал, а его достижения воспринимал как должное и не считал, что за это нужна похвала, а вот когда что-то, даже самое незначительное, получалось у Вольфганга, то его отец устраивал из этого грандиозное событие, восхищался им и осыпал подарками, заражая при этом и окружающих, потому Ягер всегда говорил Николаусу: «У Вольфганга всегда все получается, а ты словно мне в довесок!» Он запомнил эти слова и за один день постиг и разочарование, и боль, и ненависть, и она, к слову, была взаимной. Вольфганг осознал свое превосходство над другом и не упускал возможности унизить или посмеяться над ним, однако втайне, видя все достижения и положение его отца, завидовал. А когда они выросли, Стефан и Николаус похоронили отца и началась взрослая жизнь, сюда неожиданно влез Вольфганг, имевший свои планы. И Ягер возненавидел его за это. Ужин, к которому успел Ягер, не задался с самого начала: он терпел ненавистного друга за своим столом, который всегда умудрялся втянуть его в разговор, несмотря на молчаливость хозяина. Анна осторожно посматривала на него, чувствуя что-то неладное, но продолжала поддерживать разговор с гостем. Гертруда суетилась то и дело предлагая еще что-нибудь съесть, и Вольфганг не отказывался; вскоре она ушла присмотреть за Никки, и Ягеру стало совсем неуютно — он, возможно, в единственный раз порадовался болтливости и незатейливости своей экономки. — У Вас прекрасный дом! — восхитился Вольфганг. Ягер игнорировал, задумчиво рассматривая тарелку, и отвечала всегда Анна. — Спасибо. — Но зачем Вам такой большой? Да и Клаус часто в разъездах, почти тут не появляется. Ягер сверкнул глазами на него, а Вольфганг лениво потягивал коньяк. — Может, стоит продать его? — Вольфганг откинулся на стуле. Анна посмотрела на Ягера, крепко сжимающего бокал в руке, и, сверля взглядом гостя. Она аккуратно прикоснулась к его запястью, и он словно вышел из злобного транса, взглянул на нее и вздохнул. — Ну так что, Клаус? — продолжал Вольфганг. — Этого не будет. — холодно отозвался тот. — Все еще цепляешься за прошлое? Ягер проигнорировал, залпом выпивая бокал коньяка. — Не так ли, Клаус? — У тебя его совсем нет. — процедил Ягер. — Впрочем, как и будущего. Вольфганг выглядел довольным. — И почему же? — Ты думаешь, что скупая всю недвижимость в Бабельсберге сможешь стать аристократичнее? Не думаю. — Может и не стану, но я знаю таких аристократов, что не чурались быть завсегдатаями самых омерзительных мест Германии. Вольфганг знал, куда бить и знал, что заденет его. Ягер, в крови которого уже бурлила ярость, был готов наброситься на него прямо сейчас, если бы не ее голос. — Может быть, Вы желаете чаю? — спросила Анна у гостя, тот с прежней улыбкой кивнул. Она пошла на кухню за чаем, а мужчины перешли в гостиную, где уже горел камин. В ожидания чая, они оба пока пили коньяк. Ягер, стараясь подавить гнев, не обращал внимания на гостя, хотя тот навязчиво старался им завладеть. — Всегда мы с тобой что-то делим, неправда ли, Клаус? — А тебе все мало, — горько усмехнулся Ягер, — вторгнулся в мою семью, когда мы только похоронили отца… — Ты же знаешь, я делал все, чтобы… — Ты делал все, чтобы Стефан спился, а потом ты ему и морфий подсунул! — Ты не можешь винить меня, — безразлично ответил Вольфганг, — но он сам был в ответе за то, что делал… — Да, особенно, когда ты ему обещал дозу морфия, а за нее дал подписать дарственную на все наше имущество! — Это было решение твоего брата, Клаус. Разве я виноват в том, что оставил тебя почти без ничего?.. — он едва скрывал улыбку, видя раздувающиеся ноздри Ягера, и положил руку ему на плечо. — Все дело в твоем упрямстве. Признай же, что если бы не громкое имя твоего отца, ты был бы никем… Ну а мне просто не повезло родиться в не настолько богатой семье. Ты проиграл, Клаус. Пока Ягер пытался переварить услышанное, Вольфганг продолжал: — А победителю, как известно, достается все: лавры, земли… женщина. Ягер не вытерпел и со всего размаха ударил его в челюсть. Тот упал на пол, и у него потекла кровь. Ягер чувствовал невероятное освобождение, если была б его воля, то он оттащил бы Вольфганга в подвал и всю ночь измывался над ним; он бы и сейчас так сделал, да только теперь Вольфганг был известен в городе и его пропажу, непременно, заметили бы… — Пошел вон из моего дома! — ядовито выплюнул Ягер и, впрямь, подумывая, чтобы выкинуть его за шкирку. — Клаус! Это была Анна. Ягер не хотел, чтобы она это увидела, но он и так слишком долго терпел эту ненавистную комедию в своем доме. Она подбежала к Вольфгангу. — Боже… что случилось?! — спросила она у Ягера. — Отойди от него! — почти закричал он, — Нашему дорогому гостю уже пора! Ягер схватил Вольфганга, который, на удивление, не сопротивлялся лишь что-то невнятно кряхтел. Он всегда был слабаком, довольно подумал Ягер и, вытолкнув того на улицу, захлопнул дверь. — Что случилось, Клаус?! — ошеломленная Анна стояла на пороге в гостиную. — Как ты мог так поступить?! Ягер молчал, чувствуя только легкость и приятную боль на костяшках пальцев. Он не заметил, как Анна потянулась к двери, чтобы выйти. — Нет. — строго сказал Ягер. — Ты никуда не пойдешь. — Что? — она вновь потянулась к двери, но он перехватил ее руку. — Отпусти меня. Анна начала вырываться, но Ягер не давал ей пройти дальше. Она что-то вопила, колотила кулачками по его груди, старалась освободиться от его рук, держащие ее, словно тиски. Она хотела его вразумить, но он не слышал и лишь с безучастным лицом смотрел куда-то сквозь нее. — Отпусти меня! — кричала она, почти плача. И Ягер словно очнулся и наконец посмотрел на нее вдумчиво и серьезно. — Я никогда тебя не отпущу… — сердито прошептал он и отошел от нее. Анна быстро отпрянула, перестав чувствовать сжимающие ладони на своих запястьях; она боялась взглянуть на него и Ягер, поняв это, закрыл за собой дверь.

***

Анна не могла заснуть; у нее болела голова и упрямые мысли не давали заснуть. Она думала об Ягере и пыталась понять его, но не могла. Она думала о Вольфганге и не знала, как посмотрит ему в глаза при встрече. Анна чувствовала себя разбито, будто это ей досталось от Ягера; его вспышки гнева никогда не пугали ее, она научилась не проецировать их на себя, зная, что он не таит злобу, но сегодня… Анна не видела его таким, даже когда Ивушкин сбежал. Он казался одновременно и испуганным, и опустошенным, и разгневанным. Уже второй час, а она не спит и его нет. Анна ворочалась, разглядывая пустою подушку рядом с собой, а затем, сев на постели, колыбель сына. Прислушавшись, она услышала его милое сопение во сне и именно от этого заплакала. Почему твой отец не может быть таким, как ты, спрашивала она и ощутила тяжесть внутри. Анна легла, вытирая слезы, призывая себя заснуть и услышала шаги. Это был он, она уже знала это по твердой поступи, и если раньше хотела, чтоб он пришел, то сейчас испугалась. Ягер зашел в комнату, снимая с себя китель, и, вешая его спинку стула. Она инстинктивно закрыла глаза и в темноте по звуку его движений пыталась понять, пьян ли он или нет. Но Ягер уверенно и тихо прошел к детской колыбели, наклонился, поцеловал спящего сына, посмотрел на него немного и, стягивая тяжелые сапоги, лег на кровать. Анна открыла глаза и знала, что он тоже не спит; Ягер смотрел в потолок, понимая, что не заснет этой ночью. — Где ты был? — прошептала Анна, не поворачиваясь к нему. — Хотел напиться, — ответил он так же тихо, — не получилось. Она больше ничего не сказала, ибо почувствовала колющую усталость, которую не чувствовала, пока его не было. — Ты злишься? — Ягер повернулся к ней. — Нет. — Анна помолчала, — Но позволь мне спросить тебя о том же, что и ты спросил вчера. Он нахмурился, а она наконец повернулась к нему. — Ты жалеешь обо мне? О нашем сыне?.. — Что? Нет… — он замотал головой, — как ты могла так подумать? Вы — самое лучшее, что случалось со мной в жизни… — Тогда почему ты так себя ведешь?.. Почему набросился на Вольфганга? Стоило ей заговорить о нем, как глаза Ягера вновь сверкнули. — Прости, я напугал тебя и мне жаль, что схватил тебя… — Ты не ответил. Ягер мрачно взглянул на нее. — Это история моей семьи… — он вздохнул, — я должен был тебе рассказать, но мне до сих пор непривычно, что моя жизнь кому-то интересна. — Клаус… — Дай мне договорить, — он облизнул сухие губы, — ты должна была знать все с самого начала, но я струсил… Я не хотел все это снова вспоминать… Я считаю Вольфганга виновным в смерти своего брата и разграблении всего имущества своей семьи. Единственное, до чего он не смог дотянуться — это фамильное поместье. Ягер выглядел потерянным и уязвимым из-за чего Анна прильнула к нему, успокаивающе поглаживая его волосы. — Я расскажу… — дрогнувшим голосом прошептал он. — Не надо. Ты сейчас не готов. Расскажешь, когда не будет больно и неважно, сколько времени это займет. Ягер уткнулся ей в шею и нежно поцеловал. — Спасибо, что ты есть.