Последний бросок на север

На следующее утро Ягер проснулся бодрым и отдохнувшим; вчера усталость настолько одолела его, что он даже не помнил, как дошел до своей комнаты и лег, однако спал крепко. Ягер невольно вспомнил прошедшие дни: недосып, литры кофе, кокаин, попытка убийства, внезапное соитие с Анной… это, скорее, походило на сон и для ясного сознания Ягера становилось все абсурдней. Решив не анализировать свое тогдашнее поведение, он сосредоточился на работе. Ягер был рад вернуться к привычным обязанностям и выполнять их не через силу. Картотек из других лагерей, хоть и накопилось достаточно, но больше не приходили; учения проводились с командиром и без него, и Ягер с удовлетворением отмечал, что новобранцы быстро обучаются; Вальтер перестал пререкаться, потихоньку признавая правоту Ягера; Тилике был рад выздоровлению начальника, что неоднократно повторял; Анна продолжала скрупулёзно работать. Ягер облегченно заметил, что реагирует на нее спокойно и даже несколько пренебрежительно, а это значило, что пелена унизительного наваждения, наконец, спала. И хоть он понимал для себя всю низость его внезапного вожделения, все же им не огорчался. Однако стабильная рабочая деятельность продолжалась недолго: спустя неделю сны вернулись. И Ягер, уже знавший, что ничто другое ему не поможет, кроме одного, решил повторить свое недавнее рандеву. В ее комнате было холодно и Ягер удивился, как здесь вообще можно заснуть. Он подошел к кровати, где она, свернувшись в тонкое одеяло, спала. Даже во сне Анна выглядела тревожной, немного щурилась и ее ресницы подрагивали. Ягер не стал ее будить, лишь смотрел; и почему именно она, спрашивал себя он, что такого в этой русской? Ягер не считал ее красивой, ее болезненная худоба даже немного отпугивала, однако была же в ней какая-то особенная причина, почему он вновь вернулся сюда; ее сердце, пронеслось в голове у Ягера. Он, поддавшись неожиданному порыву, провел по ее щеке; подойдя к двери, чтобы уйти, услышал мягкий шум простыни и одеяла. Анна стояла на коленях и смотрела на него в полутьме. Ягер быстрым шагом пересек комнату и впился в ее губы, вновь заведя ей руки за спину.

***

Ягер был честен с собой и не стал избегать мыслей об их связи. В конце концов, он даже нашел в этом свои достоинства: она была естественным источником расслабления и всегда рядом; и не переживал на случай последствий, насколько он знал в Равенсбюрке, по прибытии туда, всех женщин стерилизуют новейшим способом, придуманным очередным фанатиком и хоть Ягер не верил в нацистскую медицину, все же тешил себя этой иллюзией. Опороченным связью с расово-неполноценной Ягер себя не считал, ведь их соития нельзя было назвать даже сексом, поскольку он подразумевал участие обоих, а Ягер всегда оставлял Анну отстраненной. Однако он не считал это и изнасилованием, ведь доставлял же он ей все-таки удовольствие, и она не сопротивлялась. Их ночные встречи происходили лишь по его инициативе и в ее коморке, и хоть ее убранство его не впечатляло, Ягер считал Анну не достойной его комнаты. Приходил он к ней не чаще двух раз в неделю, а порой и того меньше, и всегда действовал по уже знакомому порядку: она обнажена, ее руки заведены, на нем только рубашка и спущенные брюки. Однажды он пришел к ней раньше, когда только начало смеркаться. Анна тогда закончила отчет и складывала бумаги в стопку; на появившегося Ягера, она равнодушно взглянула, на секунду остановившись, и вновь продолжила сортировку документов. Он это проигнорировал, хоть и запомнил; подошел к ней, приподнял за подбородок и поцеловал. Анна уже знала, что он любил целовать долго, в свое удовольствие, переходя к шее, и пока он этого не сделал, она отстранилась. Ягер сначала не понял и хотел вновь продолжить, но она отошла еще дальше. Его уверенные шаги напугали ее, и Анна даже не пыталась это скрыть. Он внимательно посмотрел на нее, пока ничего не соображая, снова поцеловал и вдруг почувствовал ее руки на своих щеках; он разорвал поцелуй и с силой сбросил женские руки, гневливо сверкая ледяным взглядом. Ягер разозлился на нее за эту выходку, однако ее опущенные глаза и тяжелое дыхание он расценил за раскаяние; приблизился и хотел вновь притянуть ее к себе, да Анна увернулась. Ягер, полный ярости и негодования, схватил ее за горло, сильно сдавив, рассчитывая увидеть страх в ее глазах, но Анна смотрела прямо и уверенно, не пытаясь освободиться. Их немая схватка продолжалась, пока Ягер не отпустил ее; презрительно смерив ее взглядом в последний раз, он ушел. После этой сцены Ягер больше не приходил. И хоть днем, он с Анной вел себя как обычно, все же мог ни думать об ее отказе. Его переполняло злость и смятение: как она осмелилась, думал он, да еще и посмела прикоснуться ко мне! Тогда Ягер, конечно, хотел отправить ее обратно в лагерь или же отправить отсюда в Освенцим или вновь в Равенсбюрк, где она точно про отказ забудет, да и ничего его не останавливало это сделать, Ягер все же медлил; личная обида не должна мешать работе, размышлял он, а она мне пока нужна. И Ягер решил придираться к ней по любому поводу, и даже если Анна делала все верно, он все равно находил, порой надуманные, ошибки. Ягер считал такую сублимацию эффективной, ведь пока она не давала сбой.

***

— Я считаю, что герр штандартенфюрер несколько торопиться… — начал Вальтер. Ягер сидел на совещании с комендантами и несколькими заместителями и не знал чем себя занять. Он давно принял решение, которые они все так бурно обсуждали и если б не напирающая рекомендация оберфюрера согласовывать свои действия с этими дилетантами, то Ягер мало того, что здесь бы не сидел, так, наверняка, уже отдал бы приказ. — Герр штандартенфюрер не стал бы рисковать новобранцами, если бы те были не готовы! — сказал один из заместителей. — Но прошло так мало времени, — задумчиво ответил Вальтер, — Они только недавно прибыли! — Русские унтерменши хороши их обучили. Да и всем известно, что для танкистов и самих «Тигров» лучше быть на поле боя! — в подтверждении своих слов, комендант четвертого блока кивнул Ягеру. — То есть вы хотите выпустить новобранцев в поле без командира и без какой-либо помощи? Да если русские увидят этих, оставленных без присмотра, щенков, они же расхохочутся! Все ненадолго задумались; с подачи Ягера идея звучала убедительно, однако другие аргументы тоже имели существенный вес. Одни пытались возразить, другие же противостояли, а третьи — отмалчивались. Ягер не старался донести свои убеждения или разубедить тех, кто не согласен; он знал как лучше и ему не требовалось ничье одобрение. — Как они смогут ориентироваться в местности? — спрашивал кто-то, — У новобранцев нет командира! — Есть. — наконец подал голос Ягер, — Я поеду с ними.

***

Ягер решил совместить приятное с полезным: для него было огромным воодушевлением вновь управлять танком, а для новобранцев облегчением иметь командира, причем такого опытного. На совещании многие хоть и пытались спорить с Ягером, убеждая того, что он и здесь необходим, да быстро поняли бесполезность этой затеи. Это мысль, может, и была несколько сумасбродной, однако другого выхода Ягер не видел. — Герр штандартенфюрер, когда прикажете выдвигаться? — поинтересовался Тилике. — Русские подготовили «Тигров»? — Да, герр штандартенфюрер. В кабинет постучали и Ягер лишь по одному этому звуку понял, что это Анна. Он разрешил войти. — Последний отчет, — она протянула его Ягеру. Тот бегло пролистал его, затем еще раз: — Где показания заключенного Ионова? — Его не было на допросе, герр штандартенфюрер, — напомнила Анна. — Да? А где же он был? — Герр оберштурмбаннфюрер приказал забить его вчера, — ее голос чуть дрогнул. — Что? — Ягер переглянулся с Тилике, — Почему? — Ионов задержался на полигоне… Ягер уже не слушал; чертов Вальтер, подумалось ему, что он себе позволяет? Хоть Ягер и разозлился, но не удивился, он подозревал, что Вальтер захочет насолить ему. Однако на разборки с ним у Ягера не было времени. — Если танки готовы, — Ягер обратился к Тилике, — то выдвигаемся завтра на рассвете. На секунду он заметил на себе тревожный взгляд Анны. Как и распорядился Ягер вместе с новобранцами он отбыл на рассвете. Собираясь, он чувствовал приятное возбуждение, но вместе с ним и вялое беспокойство; подозвав к себе Тилике, он передал ему в распоряжение Анну и наказал следить за ее безопасностью, ибо знал, что Вальтер не упустит и эту возможность.

***

Анна насчитывала уже восьмой день отсутствия Ягера. За это время Тилике перевел ее работать в архив, чему она была рада: там не было ни комендантов, ни Ягера; приходили лишь солдаты, приносящие картотеки, или наоборот просили личные дела заключенных. Здесь ее работу никто не контролировал, хоть Тилике и приказал разобрать все коробки, он это так ни разу не проверил. В один из таких дней утром зашли двое солдат и попросили личные дела польских политзаключенных. — Слышал, герр штандартенфюрер вроде бы вернулся? — спросил солдат. Анна пошла за личными делами, однако все равно их слышала. — Не может быть! — изумился второй, — Так быстро? — Я сам точно не знаю, но Тилике над этим весь рассвет хлопотал. Говорят, Ягер с новобранцами встретил танковую роту Т-34! — Он бы не выжил… В его распоряжении было всего два взвода, да они еще и новобранцы! — Вот именно! Но они умудрились подбить пять или шесть Т-34, а когда уходили, он единственный подорвался на мине. — Да… Ягер всегда любил играть с огнем.

***

Полуживого Ягера привезли утром и сразу доставили в госпиталь. Его ожоги были не настолько страшны, как могли бы, однако их было так много, что они одни вполне бы послужили причиной смерти. И хоть местный врач, герр Вебер, успокаивал обеспокоенного Тилике, он сам особо не верил в выздоровление больного. Надеюсь, у штандартенфюрера крепкое здоровье и желание выжить, думал про себя Вебер. Ягер пролежал в госпитале неделю, хоть и Вебер с удовлетворением отмечал положительную динамику, больной не приходил в сознание. За Ягером требовался постоянный уход, который Вебер предоставить не мог. — Поймите, у меня больных в госпитале больше, чем вас здесь вместе взятых и прибывают новые каждый день, дела у которых обстоят намного хуже, чем у штандартенфюрера! Я не могу целыми днями не отходить от него! — Это герр штандартенфюрер! — настаивал Тилике, — Вы не можете его оставить, прошу, герр Вебер! Тот схватился за голову, досадно понимая, что Тилике его так и не услышит. — Если Вы оставите герра штандартенфюрера, я сообщу об это герру оберштурмбаннфюреру, — угрожающе, но не убедительно прошептал Тилике. — Сообщайте. И если он придет сюда, я скажу ему то же самое!

***

Отчаявшись повлиять на Вебера, Тилике все же объяснился перед Вальтером. Тот хоть и не хотя, согласился помочь и днем все трое стояли в небольшой палате Ягера. — Как это Вы не можете? — насупился Вальтер, — Герру штандартенфюреру необходимо лечение! — Ему необходим уход, — поправил Вебер, — причем постоянный. Штандартенфюреру уже лучше и я не вижу причин держать его здесь. — Но он еще не пришел в себя… — Прийти в себя он может и в своей кровати. Вальтер задумался. — Тогда Вы сможете предоставить хоть медработника, который смог бы ухаживать за герром штандартенфюрером? — Все мои медработники ходят за раненными и проводят посильные операции, пока я меняю повязки штандартенфюреру. — презрительно проговорил Вебер, — Может, среди Ваших солдат кто-то сможет? — Нет. — отмахнулся Вальтер, — У них то учения, то вызовы на фронт… когда им повязки менять? Все трое задумались. — А, может, остарбайтер? — предложил Тилике, — Ту русскую переводчицу. — Переводчицу? — удивился Вальтер, — Что бы какой-то унтерменш ходила за герром штандартенфюрером?! — Другого кандидата у Вас нет. — заметил Вебер, обрадованный, что наконец сможет избавиться от Ягера. Вальтер недовольно задумался на минуту-другую и согласился.

***

Ягера на носилках перевели в его комнату в штабе. Вызванная из архива Анна, прибыла в срок, что и Вебер; он объяснил, как менять повязки, ставить капельницы и остался доволен, когда Анна все повторила в точности, как он сказал. Анне приказали тщательно ухаживать за Ягером, а Вебер, приходящий каждые три дня, за этим бы следил. Она никогда прежде не была в комнате Ягера и отметила про себя, что интерьер хоть и выглядит дорого, но не имеет ничего общего с уютом. Анна справлялась даже лучше, чем сама от себя ожидала и была почему-то очень рада, что Ягер пока не приходил в себя. Его лицо, ожоги с которого уже прошли, было спокойное, словно у мертвеца… Анна ненароком задумалась об этом: ведь он без сознания, ей ничего не мешало подойти и перерезать ему горло осколком пустой банки из-под кальция, которую каждый день она ставила в капельницу; или задушить его подушкой, но был ли смысл в ее внезапном импульсе? Она уже в этот день была бы повешена; Ягер был ее единственным шансом здесь выжить, ведь видела же она хищнический взгляд Вальтера, когда она только вошла в комнату. И хоть на Анну порой нападала смелость перед Ягером, это чувство было скоротечно, и страх с удвоенной силой одолевал ее; однако выносить его небрежного отношения она хоть и должна была, но не могла. Он пришел в себя ночью, когда она задремала на кресле. Что-то невнятно промычав, Ягер не сразу разглядел Анну, однако был рад ее видеть; проснувшись от постороннего звука и увидев Ягера, она сразу же подбежала к нему. Зная, что нужно что-то сказать, поинтересоваться его самочувствием или желаниями, Анна не могла подобрать слов и удивилась неожиданно появившейся радости. Они почти не разговаривали, однако несмотря на намерение Ягера сделать это, у него не было сил; Анна в точности угадывала все его желания и так. Когда настало время менять повязку на груди, у нее затряслись руки и Ягер это заметил; глядя ему в глаза, она вспомнила, как он грубо сбросил ее руки с себя и сейчас ожидала того же. Анна сама на себя злилась, что не может забыть ту ночь, но, собрав всю волю в кулак, она сняла старую повязку и когда хотела надеть новую, заметила его учащенное дыхание. Ягер ненавидел болеть, ведь тогда он выглядел жалким и уязвимым; а так выглядеть еще и перед ней было совсем уже позором. Однако Ягер про это не думал, он боялся, что если Анна к нему прикоснется, то он вновь почувствует… так и случилось. Анна заменила повязку и хотела было убрать руки, да Ягер ухватил одну; это получилось резче, чем он ожидал и, как предполагал, ее это испугало. Он мягко потянул ее руку на себя, и Анна оказалась совсем рядом с его лицом; Ягер слабой рукой погладил ее по голове и на секунду задержался на ее щеке; она облегченно прикрыла глаза и чуть улыбнулась. Ягер поправлялся быстро, это отмечал не только доктор Вебер, но и он сам; ожоги, что покрывали все его тело, хоть и приносили боль, однако становились почти незаметными. Лежа в постели он снова и снова припоминал, почему оказался здесь; чертов Т-34, думал про себя Ягер. Ему в самом деле казалось, что этот танк его преследует! Однако он же умело смог его подбить и не только его одного; эту мысль Ягер вспоминал с удовлетворением. Со временем он полностью окреп и порывался приступить к работе, несмотря на уговоры Вебера еще оставаться в постели. На его приходы Ягер лишь недовольно фыркал: — Я сам решу, что мне делать. Я здоров и могу работать. А если станет плохо — выпью аспирин. Сколько Вебер знал Ягера, у того всегда был лишь один путь выздоровления — аспирин; даже когда вытаскивал осколки из его окровавленной щеки, Ягер говорил тоже самое, стремясь вновь сесть в танк. Сначала Вебер спорил с ним, а потом смирился. Тилике, обрадованный возвращением командира, старался ничем его не огорчать и по советам Вебера посильно облегчать ему работу. Ягер, конечно, был благодарен адъютанту, однако круг своих обязанностей ничуть не сузил. Анна вновь стала переводчицей и чуть большей прислугой, хоть она и не смела проявить инициативу, выученные, за дни ухода за Ягером жесты, помогали ей понять, что он хочет в конкретный момент: когда он невольно нашаривал пальцами на столе невидимый предмет, он искал трубку; когда принимал скучающий вид, значит, хотел выпить, а когда уставший — он хотел чая. И чтобы не обременять его этими заботами, Анна взяла их на себя. Все чаще она ловила на себе его внимательный взгляд, а иногда он позволял ей оставаться в кабинете написать отчет; они все молчали: Анна не знала как себя вести после своего «бунта», хотя уже знала, что он не злится, а Ягер не знал, как к ней подступиться. Он все тянул и тянул, а когда терпение лопнуло Ягер захотел порешить все разом. Смеркаться еще не началось, но он не боялся, что его кто-либо скомпрометирует; Ягер зашел в ее комнату, открыв ключом дверь, — этот ключ он теперь хранил в сейфе вместе с важными документами — но не застал ее. И хоть ждать долго не пришлось, — Анна появилась на пороге спустя пару минут — в его голове уже пронесся целый вихрь самых разных мыслей. — Герр штандартенфюрер? — ее взгляд вновь был испуганным, — Что-то случилось? — Нет, — ответил он, стараясь подобрать слова; нелепо улыбнулся, — Я хотел лишь поблагодарить Вас за… помощь. Анна растерялась: ее давно никто не благодарил и уж тем более она не ожидала такое услышать от немца. Поняв, что нужно что-то сказать из-за неловко затянувшейся паузы, она ответила: — Рада помочь, герр штандартенфюрер. Она еще немного простояла у двери, пока не вспомнила, что в руках у нее стопка отчетов за прошедший квартал, Анна аккуратно прошла мимо Ягера к своему маленькому столу и остановилась там на секунду. Ягер бесшумно приблизился к ней и обхватил за плечи; услышал, как она сглотнула, как участилось ее дыхание. Мягко прикоснулся губами к ее шее, как тогда, в их первый раз. Повел вниз по рукам, к запястьям, сжал их и почувствовал, как она немного отстранилась. — Я так не хочу, — опустив голову, она повернулась к нему. Приподняв ее за подбородок, чтобы их взгляды встретились, он хрипло спросил: — А как ты хочешь?