Shadow World

      Первые лучи восходящего солнца робко коснулись величественных башен Хогвартса, окрасив древние камни в нежные персиковые тона. В этот предрассветный час Джо встретила Гарри у теплиц, где влажный воздух был напоен ароматами волшебных растений. Сквозь молочную пелену утреннего тумана силуэт гриффиндорца казался призрачным видением, словно соткан из предрассветных грёз. За его плечами покоился рюкзак, стараниями Гермионы заколдованный искусными чарами незримого расширения – в его бездонных глубинах таились тщательно уложенные зелья, карты, походные припасы и главное сокровище: мантия-невидимка, бережно свёрнутая, подобно драгоценному шёлковому савану, хранящему тайны поколений волшебников.       Их мётлы – стремительный Всполох Гарри и элегантный Нимбус, который Джо втайне позаимствовала у ничего не подозревающего Малфоя – были искусно замаскированы заклинанием невидимости, простым, но невероятно действенным волшебством.       – Всё готово? – прошептала Макинтайр, извлекая из складок мантии крошечный хрустальный флакон. Внутри переливалась загадочным светом жидкость – антидот, результат её бессонной ночи в уединении заброшенной ванной старост. В первых лучах рассвета зелье мерцало подобно живому серебру, завораживая взгляд своим таинственным сиянием.       Гарри молча кивнул, крепко сжимая в одной руке отполированное древко своего верного Всполоха, а в другой – массивный медальон, испещрённый славянскими рунами, на который Джо кинула благоговейный взгляд. Этот загадочный артефакт они обнаружили в самых потаённых глубинах Выручай-комнаты, среди пожелтевших манускриптов, повествующих о забытых тайнах восточноевропейской магии. Медальон – ключ к древнему магическому пути. В былые времена могущественные волшебники создали целую сеть подобных порталов, соединяющих величайшие волшебные школы по всей Европе.       Они бесшумно спустились в загадочные подземелья замка, где время, казалось, застыло в вечности. В полумраке старинной кладки проступали едва различимые руны, хранящие память веков. Когда Гарри прижал медальон к камням, символы вспыхнули ослепительным золотистым сиянием. Массивные стены задрожали, словно пробуждаясь от векового сна, и медленно расступились, образуя величественную арку, за которой клубился серебристый туман, манящий в неизведанные дали.       Один решительный шаг сквозь мерцающую завесу портала – и они очутились в полуразрушенной башне, затерянной среди величественных Карпат. Здешний воздух был особенным, густым и пропитанным магией, первозданной и могущественной, как сама природа, окружающая их.       Они взмыли в небеса бесшумно, подобно призракам, растворяясь в жемчужной дымке утреннего тумана. Джо летела чуть впереди, её волосы развевались на ветру, напоминая крылья ворона, рассекающего воздух. Внизу простирался бескрайний ковёр диких горных лесов, а впереди вздымались величественные пики Карпат, подобные застывшим волнам первозданного хаоса, хранящим тайны стародавних времён.       К полудню они достигли предгорий. Могучие горы возвышались перед ними – молчаливые стражи тайн, что человеку знать не дано. Они приземлились в укромной долине, окружённой высокими елями, чьи могучие ветви переплетались над головами подобно готическим сводам древнего собора, создавая природный храм, где каждый шорох листвы казался шёпотом заклинания.       Джо стояла у края скалы, её стройная фигура отчётливо вырисовывалась на фоне сумрачного неба. Короткое чёрное каре, такое характерное для её азиатской красоты, трепетало на ветру, обрамляя точёное лицо с высокими скулами и миндалевидными глазами цвета тёмного обсидиана. Её слизеринская натура проявлялась во всём – от грациозных, словно у хищной кошки, движений до продуманного до мелочей снаряжения.       Короткое письмо в поместье Макинтайров - и прошлым вечером Визл доставил в Хогсмид подходящую одежду для гор. Гарри досталась удобная экипировка для горного похода: тёплый свитер из шерсти оборотня, способный регулировать температуру тела, и прочная куртка из кожи венгерской хвостороги, обработанной особым составом для защиты от огня и когтей. Тяжёлый пояс с набором зачарованных карабинов идеально лёг на тёмные брюки из плотной ткани с водоотталкивающими чарами. Ботинки из кожи гиппогрифа с усиленными носами и противоскользящими чарами казались созданными специально для горных троп. Завершала образ тёплая мантия с глубоким капюшоном, расшитая защитными рунами, мерцающими как звёзды на ночном небе. Гарри мог бы и сам себе позволить всё это, но на все его отказы принимать дорогостоящую одежду Джо всем видом показывала, что непринятие не приемлет.       Сама Джо была в идеально подогнанном костюме: облегающий камзол из выдубленной драконьей кожи глубокого изумрудного цвета, поверх которой – приталенный жилет из кожи норвежского риджбека с множеством потайных карманов. Прочные брюки из эластичной ткани с непромокаемыми чарами заправлены в высокие ботинки из кожи графорна – редкие и безумно дорогие, но незаменимые для горного похода. На плечах – лёгкая мантия с капюшоном, зачарованная защитными рунами, которые едва заметно мерцали в полумраке. Гарри и не заметил как залюбовался ей. Голос Джо вырвал его из раздумий.       – Согласно картам, – произнесла она, разворачивая пергамент дрожащими от холода пальцами, затянутыми в тонкие кожаные перчатки, – убежище химер должно находиться где-то в этих скалах. Древние писания упоминают пещеру, "где камень плачет серебром".       Их путь по отвесным скалам был изнурительным испытанием. Они использовали левитацию на особо опасных участках, где острые камни грозили смертельным падением. Пронизывающий горный ветер забирался под одежду, выстуживая до костей, но согревающие чары были слишком рискованными – любое заклинание могло выдать их присутствие. Джо периодически бросала тревожные взгляды на небо – солнце неумолимо клонилось к закату, окрашивая горы в зловещие багровые тона.       Когда последние лучи солнца обагрили небо кроваво-красным цветом, они наконец увидели это – тончайшую серебристую струйку, стекающую по чёрному базальту. В угасающем свете она пульсировала подобно живой артерии горы.       – Вот оно, – выдохнул Гарри, его голос дрожал от усталости и волнения. – Нам нужно принять антидот сейчас, пока...       Воздух разрезал свист арбалетного болта. Джо почувствовала, как Гарри с нечеловеческой силой толкает её за массивный валун, но сам не успевает укрыться – второй болт находит свою цель с жутким чавкающим звуком. Крик Гарри эхом отразился от скал, многократно усиленный, превращаясь в симфонию боли.       Браконьеры материализовались будто из самих теней – шестеро зловещих фигур в потрёпанных мантиях, их лица скрыты под глубокими капюшонами. Джо выхватила палочку движением, отточенным годами тренировок. Каскад её оглушающих заклятий прорезал воздух подобно огненным хлыстам. Двое нападавших рухнули, но остальные надвигались неумолимо, их тёмные проклятия разбивались о её наспех созданный щит, высекая искры и наполняя воздух запахом магии.       – Протего Максима! – её голос срывался от напряжения, пока она прикрывала Гарри, который трясущимися руками пытался извлечь болт. Кровь стремительно пропитывала его мантию, расползаясь тёмным пятном, а лицо приобретало пугающий восковой оттенок.       Внезапно время словно застыло. Воздух наполнился электрическим потрескиванием, и между ними и браконьерами возникла высокая фигура в элегантной шляпе-трилби. Палочка Вильяма двигалась с такой скоростью, что казалась размытым пятном – не было ни заклинаний, ни световых вспышек, только четыре тела, рухнувшие на камни подобно сломанным куклам. В их застывших глазах навечно запечатлелся первобытный ужас.       – Отец? – голос Джо дрожал от шока и недоверия.       Вильям повернулся к ней, его точёное лицо в гаснущем свете казалось высеченным из холодного мрамора. Ни один мускул не дрогнул на этой идеальной маске, когда он переступил через поверженных врагов и приблизился к ним.       – Глупо было прийти сюда, – произнёс он тихо, но в его бархатном голосе звучала не ярость, а бесконечная усталость. – Эти, – он небрежно кивнул на распростёртые тела, – не последние. Здесь опасно.       Джо смотрела на отца расширенными от потрясения глазами. Она всегда знала о его смертоносных способностях, но одно дело – знать, и совсем другое – стать свидетелем этой холодной, выверенной жестокости. И всё же было что-то завораживающее в его движениях, в абсолютном контроле над ситуацией, в том, как он защитил их без малейшего колебания.       – Я должна была попытаться, – прошептала она, её голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Должна была что-то сделать.       Вильям окинул её долгим взглядом, в котором смешались отцовская гордость и глубокая тревога. Затем посмотрел на Гарри, который всё ещё сжимал окровавленное плечо побелевшими пальцами.       – Позволь, – он опустился на одно колено рядом с раненым гриффиндорцем. Его палочка совершила почти незаметное движение, и болт исчез, а рана начала затягиваться на глазах. – Не все тени одинаково черны, Джо. Не все секреты равнозначны злу. Иногда... иногда нужно верить тем, кто действительно любит тебя.       В его голосе прозвучала такая несвойственная ему мягкость, что у Джо защипало в глазах. Она смотрела на своего отца – загадочного убийцу и любящего защитника в одном лице – и понимала, что реальность никогда не бывает просто чёрной или белой. В сгущающихся сумерках его силуэт казался размытым, словно сотканным одновременно из теней и света, как и весь этот сложный, противоречивый мир вокруг них.       Вильям медленно провёл рукой по лицу – этот редкий жест, столь несвойственный его обычной железной выдержке, красноречивее любых слов говорил о глубине его внутреннего смятения. В призрачном свете полной луны его некогда безупречно чёрные волосы, столь похожие на вороново крыло, теперь предательски серебрились тонкими прядями на висках. Джо с щемящей грустью отметила эти изменения – раньше его волосы были точной копией её собственных, густые, тёмные как беззвёздная ночь. Теперь же время и тревоги оставили на них свой неизгладимый след. Аккуратно подстриженные, как и всегда – Вильям никогда не позволял себе небрежности даже в мелочах – они всё же выдавали его истинный возраст в этих редких серебряных нитях, пробивающихся сквозь смоляную черноту. В лунном свете эти пряди мерцали неземным светом, словно звёздная пыль, запутавшаяся в его волосах. В этот момент он выглядел древним и нездешним, словно один из тех могущественных магов, о которых шепчутся в легендах – величественный и немного печальный, несущий на своих плечах груз времени и тайн.       – У меня есть причины для всего, что я делаю, – произнёс он с той особой мягкостью в голосе, которую приберегал только для дочери. Его тёмные глаза, обычно непроницаемые как бездна, сейчас светились затаённым страданием. – Есть планы, о которых я не могу рассказать. Не сейчас. Не здесь.       – Планы? – Джо издала короткий, полный горечи смешок, от которого у присутствующих пробежали мурашки по коже. – Всегда планы! Всегда тайны! – Её голос сорвался на крик, эхом отразившийся от скал. – Я устала жить в темноте, папа. Устала просыпаться по ночам и гадать, на чьей же ты стороне!       – Думаешь, он вообще способен быть на чьей-то стороне? – голос Гарри прозвучал хрипло от боли, но в нём звенела несгибаемая воля. Его изумрудные глаза горели праведным гневом сквозь запотевшие стёкла очков. – После того, что случилось с Седриком? После всего?       Вильям обернулся к юноше с той особой грацией хищника, которая никогда его не покидала. В его тёмных глазах промелькнуло нечто неуловимое – возможно, тень сожаления, а может быть, отблеск давно похороненной человечности:       – Диггори... – Макинтайр произнёс это имя так тихо, что оно почти растворилось в горном воздухе. – Я сделал то, что должен был сделать. Если бы не я, это сделал бы Тёмный Лорд. – Его голос стал жёстче, в нём зазвучала сталь. – И поверь мне, мальчик, моя Авада была милосердием по сравнению с тем, что ждало твоего друга.       – Милосердием? – Гарри рванулся вперёд, но тут же поморщился от пронзившей плечо боли. Капли крови всё ещё сочились сквозь наспех наложенные чары. – Вы убили невинного человека!       – В этой войне нет невинных, – отрезал Вильям, и его слова упали тяжело, как камни в горное озеро. – Есть только те, кто выживает, и те, кто нет. – Он перевёл пронзительный взгляд на дочь, и в его глазах мелькнула тревога. – Именно поэтому, Джо, тебе не стоит связываться с Поттером. Его судьба предрешена, и я не хочу, чтобы ты...       Он не успел закончить. Джо, словно движимая какой-то невидимой силой, решительно шагнула к Гарри. В лунном свете её лицо светилось неземной красотой и решимостью. Она обвила руками шею Поттера и поцеловала – глубоко, отчаянно, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь и протест. Это был не просто поцелуй – это было объявление войны всему миру, который пытался их разлучить. Когда их губы наконец разъединились, она повернулась к отцу, и её глаза горели внутренним огнём:       – Я люблю его, – её голос дрожал от переполнявших эмоций, но взгляд был твёрд. – Слышишь? Люблю! – Каждое слово звенело в морозном воздухе. – И никто этого не изменит. Даже ты.       Вильям застыл, превратившись в живую статую. В горах внезапно поднялся ветер, яростно треплющий полы его элегантной мантии, словно сама природа отзывалась на накал страстей. Наконец он заговорил – тихо, но каждое слово было подобно смертному приговору:       – Если ты не прекратишь подвергать себя опасности, я заберу тебя из Хогвартса. – Его голос был обманчиво ласков. – Переведу на домашнее обучение. Под моим личным надзором. Я буду контролировать, куда ты пойдёшь, что сделаешь и скажешь. Каждый день. Каждый час.       Джо побледнела так резко, словно из неё разом выкачали всю кровь. Домашнее обучение – это клетка, пусть и отделанная золотом и драгоценными камнями. Это абсолютное одиночество, полная изоляция, потеря всего, что придавало смысл её жизни. Она крепче сжала руку Гарри, чувствуя, как он едва заметно дрожит от сдерживаемого гнева и боли.       – Я... я обещаю, – прошептала она наконец, и её голос звучал надломлено, но искренне. – Обещаю, что не буду больше рисковать. Не буду лезть в опасные авантюры. – Она сделала глубокий, дрожащий вдох, собирая остатки мужества. – Но взамен... позволь мне видеться с Гарри. Пусть тайно, пусть никто не будет знать. Но не запрещай нам быть вместе. Пожалуйста, папа.       Вильям долго смотрел на дочь – такую поразительно похожую на него самого в юности, такую же неукротимую и страстную. В её глазах он видел тот же огонь, что когда-то горел в его собственных, до того как жизнь научила его скрывать свои чувства под маской холодного безразличия. Его взгляд скользнул к их сплетённым рукам, отмечая, как они неосознанно тянутся друг к другу, словно две половинки магического артефакта, стремящиеся воссоединиться вопреки всем преградам.       – Хорошо, – произнёс он наконец, и это короткое слово, казалось, эхом отразилось от вековых скал, унося с собой часть напряжения этой ночи. – Но помни о своём обещании, Джо. – Его глаза сверкнули предупреждением. – Я не тот человек, с которым стоит играть.       В его голосе звучало явное предостережение, но также и что-то ещё – то ли горькое смирение, то ли глубоко спрятанное понимание. Где-то в глубине души он всё ещё помнил себя в их возрасте, помнил, как любовь может быть сильнее любых запретов, угроз и даже самой смерти.       Джо молча кивнула, чувствуя, как горячие слёзы наконец прорвали плотину её самообладания. Она прекрасно понимала, что отец не изменился, что он всё так же опасен и непредсказуем, как тень в лунном свете. Но в этот удивительный момент, под бескрайним звёздным небом Карпат, она увидела в нём проблеск того человека, которым он был когда-то – до всех масок, до всех тёмных клятв и кровавых обещаний. Человека, который тоже когда-то любил так же отчаянно и безрассудно, как любила сейчас она.       Реальность соткалась вокруг них заново после головокружительного рывка трансгрессии, и величественные ворота Хогвартса выросли перед глазами, словно из утреннего тумана. Небо над замком уже окрасилось в нежнейшие оттенки розового и золотого, предвещая рождение нового дня. Первые лучи солнца робко касались остроконечных башен, словно пытаясь разбудить дремлющий замок. Гарри, всё ещё бледный после ранения, но державшийся с упрямой решимостью, характерной для гриффиндорцев, молча кивнул Вильяму и, слегка прихрамывая, направился к башне своего факультета.       Кабинет Дамблдора встретил Макинтайра симфонией тихих звуков - мелодичным тиканьем загадочных серебряных приборов, шелестом страниц невидимых книг и едва уловимым гулом магии. Портреты бывших директоров, делая вид, что дремлют в своих рамах, внимательно следили за каждым движением посетителя. Вильям говорил размеренно и уверенно, умело вплетая полуправду в искусную ткань своего рассказа о юных искателях приключений, решивших исследовать древние руины в Карпатах. Дамблдор слушал, задумчиво пропуская сквозь пальцы серебристые пряди бороды, его пронзительные голубые глаза, казалось, смотрели сквозь время и пространство, но возражений не последовало.       Позже, шагая по прохладным подземельям, где каждый звук отдавался гулким эхом среди стен, Вильям увидел её – средоточие всей его жизни, его единственное сокровище. Джо шла, словно юная королева, с безупречной осанкой и высоко поднятой головой. Изумрудная мантия струилась вокруг её фигуры подобно водам зачарованного озера, значок старосты Слизерина и серебряная "И" инспекционной дружины гордо сверкали на груди в свете факелов. В этот момент она была живым отражением его молодости – то же величественное достоинство, та же отточенная маска холодного безразличия, за которой пряталась буря эмоций.       Их взгляды пересеклись на долю секунды, и в глубине её глаз промелькнуло нечто – возможно, искра понимания, а может быть, тень непрошеной благодарности – но лицо осталось непроницаемым, как и подобает истинной слизеринке. Она прошла мимо, и шорох её мантии растворился в вековой тишине подземелий, оставив после себя лишь лёгкий аромат жасмина и горьковатых трав.       Вильям смотрел вслед удаляющейся фигуре, чувствуя, как сжимается сердце от горькой нежности и тревоги. Он отчетливо понимал, что ждёт его впереди – гнев Тёмного Лорда беспощаден, как зимняя буря. Даже его высокое положение не защитит от жестокой кары за то, что его дочь осмелилась встать на пути планов с химерами. Круциатус неизбежен, возможно, не единожды...       Но разве это имело значение? Каждый его шаг по тёмному пути – каждое совершённое убийство, каждое предательство, каждая произнесённая в темноте клятва – всё было подчинено единственной цели. Всё ради того, чтобы его дочь могла с гордостью идти по этим коридорам. Чтобы она была защищена, когда грядущая буря накроет магический мир. Чтобы у неё был выбор, которого судьба никогда не давала ему самому.       Его служение Тёмному Лорду не было рождено ни страхом, ни слепой преданностью. Оно было лишь средством обрести ту власть и то влияние, без которых он не смог бы защитить единственного человека, ради которого его сердце всё ещё билось. Его истинная верность никогда не принадлежала Волан-де-Морту – она всецело и безраздельно принадлежала этой юной волшебнице в изумрудной мантии, его дочери, его наследию, его единственному свету во тьме.       Сжав в кармане древесную рукоять палочки, хранящую тепло бесчисленных заклинаний, Вильям решительно направился к выходу из замка. Впереди его ждали тьма и боль, но он встретит их с той же стальной невозмутимостью, с какой встречал все испытания своей жизни. Потому что каждая пролитая капля его крови, каждый вырванный пытками крик, каждый незаживающий шрам на душе – это справедливая цена за её будущее. За её свободу. За её право выбирать свой путь и любить по велению сердца. И эта цена, какой бы страшной она ни была, никогда не казалась ему чрезмерной.