Shadow World

      После шумного распределения и традиционно обильного ужина в Большом зале, коридоры Хогвартса наполнились гулом голосов и топотом - ученики расходились по своим гостиным. Кто-то уже доставал учебники, готовясь к предстоящим занятиям, другие же собирались в группки, делясь впечатлениями о прошедших каникулах.       Однако Джо не разделяла всеобщего оживления. Она даже не появилась на ужине, предпочтя сразу отправиться в прохладный покой гостиной Слизерина. Сейчас девушка сидела в кожаном кресле у камина, массируя виски в тщетной попытке унять пульсирующую боль. Даже долгожданное возвращение в Хогвартс не принесло облегчения – мигрень, преследовавшая её с самого отъезда из дома, никак не желала отступать.       Джо поморщилась, вспоминая причину своего недомогания – нашествие маленьких кузенов в их обычно тихую усадьбу. Как единственный ребёнок в семье она привыкла к роскоши и уединению. Летние дни обычно протекали в блаженном спокойствии – она могла целыми днями не встречаться с вечно занятыми родителями, хоть они и жили под одной крышей. Этот установившийся порядок казался ей идеальным.       Но приезд шумной ватаги родственников разрушил её идиллию. Внезапно просторный дом наполнился криками, смехом и бесконечной суетой. Джо чувствовала, как с каждым днём её терпение истончается. Она никогда не умела ладить с детьми и искренне не понимала, как можно находить удовольствие в общении с этими вечно чумазыми и шумными существами.       К счастью, её мучения продлились недолго. Когда в поместье прибыли Малфои, Джо была освобождена от обязанностей неофициальной няньки. Она до сих пор помнила, как едва сдержала торжествующую улыбку, обрекая Драко на возню с маленькими непоседами.       Однако, даже после отъезда в Хогвартс воспоминания о тех днях не оставляли её. Джо закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на тишине гостиной. Здесь, в прохладном полумраке подземелий, она наконец-то чувствовала себя в своей стихии. Вдали от шумных родственников, назойливых кузенов и даже собственных родителей с их вечными ожиданиями.       Семьи Макинтайр и Малфоев были связаны узами дружбы, крепкими, как корни векового дуба. Джо знала Драко практически с пелёнок - их детские воспоминания были усыпаны серебряными осколками совместных игр и шалостей в просторных залах родовых поместий.       Годы текли, как песок в часах, и дети превращались в подростков. Однажды, во время очередного семейного ужина, когда свечи отбрасывали причудливые тени на стены, а серебряные приборы тихо позвякивали о фарфор, отец Джо как бы между прочим обронил фразу о возможном союзе с Малфоями. Его слова тогда повисли в воздухе тяжёлой грозовой тучей. Джо почувствовала, как её сердце на мгновение замерло, а затем забилось чаще. Разочарование окатило её холодной волной, но внешне она осталась невозмутимой, как гладь озера в безветренный день. Годы, проведённые в высшем обществе, научили её скрывать свои истинные чувства под маской вежливой заинтересованности.       Драко, несомненно, был воплощением чистокровного аристократизма - его красота была подобна холодному мрамору древних статуй, а родословная чиста, как горный хрусталь. Но для Джо он был открытой книгой, каждую страницу которой она знала наизусть. И, даже если эта книга тебе очень нравится, читать то же самое год за годом невыносимо скучно. Она помнила Драко капризным мальчишкой, видела его слёзы и страхи, знала его слабости и недостатки. Всё это, словно тонкая вуаль, скрывало от неё тот образ идеального жениха, который, возможно, видели другие.       В свою очередь и Драко знал о Джо то, что она предпочла бы скрыть от посторонних глаз. Их дружба была построена на фундаменте общих секретов, детских клятв и взаимных подколок. Эта близость парадоксальным образом стала стеной, отделяющей их от романтики.       Они были как два берега одной реки - всегда рядом, но никогда не соприкасающиеся. Их отношения были пропитаны комфортом старой дружбы, но лишены искры любовного интереса. Джо понимала, что их возможный союз был бы идеальным в глазах чистокровного общества - два безупречных бриллианта в одной оправе. Но в глубине души она знала, что их брак был бы подобен красивой, но пустой шкатулке - прекрасной снаружи, лишённой истинной ценности внутри. Тонкая игла этой мысли колола сердце Джо. Она вздохнула, отгоняя размышления о прошлом, и вновь сосредоточилась на настоящем. Что бы ни готовило ей будущее, она была полна решимости встретить его с высоко поднятой головой, как и подобает истинной Макинтайр.       - Джо, я слышала, миссис Макинтайр устраивала званый ужин недавно, - произнесла Пэнси, развалившись на диване.       Брюнетка медленно кивнула, её тёмные брови слегка нахмурились, образуя едва заметную складку между ними. В глазах, глубоких и таинственных, как воды древнего горного озера, мелькнуло удивление, быстро сменившееся настороженностью.       Ужин, о котором шла речь, предназначался для весьма ограниченного круга лиц — элиты магического общества, чьи имена произносились шёпотом в коридорах Министерства. Список приглашённых был короче, чем список ингредиентов для простейшего зелья, и охранялся с той же тщательностью, что и древние монеты в недрах Гринготтса. Паркинсон в курсе? Откуда ей известно? Эта мысль царапала сознание, как заноза, которую невозможно игнорировать. Поразительно, как информация, предназначенная лишь для избранных ушей, оказалась достоянием кого-то столь... незначительного. Лицо девушки оставалось непроницаемым - годы тренировок в искусстве скрывать эмоции не прошли даром.       - Почему нас не пригласили? – Спросила Пэнси, тяжело вздыхая.       - Там были только родственники и близкие друзья моей семьи, - ответ прозвучал размеренно, как удары далёкого колокола, а взор девушки, острый и холодный, словно лезвие кинжала, пронзал подругу насквозь. Честно говоря, Джо никогда не считала Пэнси настоящей подругой. Их отношения были скорее стратегическим альянсом, чем искренней дружбой. Для Джо, воспитанной в традициях чистокровной элиты, статус был не просто словом, а жизненно важным активом.       Положение в обществе было подобно хрупкому произведению искусства, которое требовало постоянного ухода и защиты. Каждый шаг, каждое слово, каждое знакомство — всё это были мазки на холсте её репутации. И в этой сложной картине Пэнси играла роль яркого, но потенциально опасного оттенка.       Паркинсон была известна в Хогвартсе как неутомимая собирательница и распространительница слухов. Её острый язык и внимательные уши превратили её в своеобразный информационный узел Слизерина. Знать её секреты было опасно, но быть в неведении — ещё опаснее.       Поэтому дружба с Пэнси для Джо была не столько выбором, сколько необходимостью. Это было подобно заключению сделки с капризным духом — рискованно, но потенциально выгодно. Находясь рядом с Пэнси Джо могла контролировать поток информации о себе, направлять слухи в нужное русло и, что немаловажно, быть в курсе всех сплетен о других.       Джо прекрасно осознавала двойственность этой ситуации. С одной стороны, близость к Паркинсон давала ей определённую власть и защиту. С другой — это было похоже на танец на лезвии ножа: одно неверное движение, один необдуманный шаг, и острый язык Пэнси мог обратиться против самой Макинтайр.       Но Джо была мастером таких сложных социальных маневров. Она умела держать Пэнси достаточно близко, чтобы пользоваться преимуществами их "дружбы", но при этом сохраняла дистанцию, не позволяя той проникнуть за тщательно выстроенные стены.       В мире, где репутация могла быть разрушена одним шёпотом, а будущее зависело от правильных связей, такие отношения были не просто полезны — они были необходимы для выживания. И Джо прекрасно справлялась с этим, процветая среди интриг и тайн. Гостиная Слизерина, обычно погружённая в атмосферу сдержанной элегантности, внезапно ожила, словно старинные часы, в которых завели механизм. Из крыла мальчиков подобно двум принцам, сошедшим с портретов древних волшебников, появились Блейз и Драко.       Их смех, звонкий и заразительный, разлился по помещению, отражаясь от каменных стен и заставляя даже самых угрюмых слизеринцев поднять головы от учебников. Казалось, будто сама комната стала светлее, озарённая их весельем.       Внезапно, словно вспомнив о своём статусе и окружении, юноши притихли. С грацией хищников они опустились в кресла возле девочек, которые наблюдали за этой сценой с смесью любопытства и восхищения.       Блейз элегантно закинул ногу на ногу, всё ещё пытаясь сдержать улыбку, а Драко небрежно откинулся на спинку кресла, возвращая себе привычный вид холодной неприступности. Однако искры веселья всё ещё плясали в их глазах, намекая на только что пережитый момент беззаботной радости.       - Что вы там в очередной раз задумали? – Игриво спросила Пэнси.       - Ничего, лишь обсуждали нашу грязнокровку и то, как она поплатится за своё плохое поведение, - расхохотался Блейз, ожидая поддержки от друзей.       - Дети, - произнесла Джо с той особой интонацией, которая могла бы заморозить бокал огневиски. Её тонкие губы изогнулись в усмешке, а изящный носик слегка поморщился, словно она почувствовала запах чего-то неприятного.       В этом простом слове и жесте отразилось всё её воспитание - годы, проведённые в обществе, где каждое движение имело значение, а каждое слово могло стать оружием. Джо удалось вложить в свою реакцию идеальную смесь снисходительности и лёгкого презрения.       Блейз, уловив нотки высокомерия в голосе подруги, не смог сдержать своего раздражения. Его тёмные глаза на мгновение вспыхнули, как угли в камине, а затем он демонстративно закатил их к потолку. Этот жест был красноречивее любых слов - он ясно выражал его недовольство попыткой Джо испортить их веселье своим надменным комментарием.       Не удовлетворившись лишь невербальным ответом, Блейз наклонился к Драко. Его губы едва заметно шевельнулись, когда он прошептал что-то на ухо другу. Со стороны могло показаться, что это просто дружеский обмен секретами, но в воздухе повисло ощутимое напряжение. Драко позволил себе едва заметную ухмылку. Его серые глаза на мгновение встретились с взглядом Джо, и в них читалось сложное сочетание эмоций - от насмешки до вызова.       Эта молчаливая сцена длилась лишь несколько секунд, но она была наполнена невысказанными словами и скрытыми смыслами. В этот момент гостиная Слизерина стала ареной для тонкой игры, где каждый жест, каждый взгляд имел значение, а истинные мысли и чувства скрывались за масками холодной вежливости и сдержанных улыбок.       Джо, подобно искусному игроку в волшебные шахматы, всегда мыслила на несколько ходов вперёд. Открытое презрение и грубое рукоприкладство она считала не просто неправильными, а непростительно примитивными. Однако её мотивы были далеки от благородства или человеколюбия.       В её представлении, если возникала необходимость преподать кому-то урок, это следовало делать с изяществом паука, плетущего свою паутину - незаметно, тонко и абсолютно смертоносно. Джо предпочитала действовать так, чтобы жертва и не подозревала об источнике своих бед, а окружающие и помыслить не могли о её причастности.       Она владела искусством наносить раны, которые не оставляли видимых шрамов, но проникали гораздо глубже, чем любая физическая травма. Слово, брошенное как бы невзначай, тщательно распространённый слух, едва заметный жест - всё это были инструменты в её умелых руках, способные разрушить репутацию или сломать судьбу.       Титул королевы Слизерина достался Джо не по наследству и не благодаря красивому лицу или чистоте крови. Она заслужила его кропотливым трудом, выстраивая сеть влияния, где каждая нить была практически невидима, но вместе они образовывали прочную структуру власти.       Её правление было подобно яду - незаметное, но всепроникающее. Джо умела манипулировать ситуациями так, что даже её цели зачастую не осознавали, что попали в немилость, пока не становилось слишком поздно.       В своём мирке, где открытая агрессия считалась признаком слабости, а грубая сила уступала место тонким интригам, Джо была непревзойдённым мастером. Она понимала, что настоящая власть не кричит о себе - она шепчет, и этот шёпот способен изменить судьбы.       Так Джо правила своим маленьким королевством в подземелье Хогвартса, оставаясь при этом безупречной в глазах преподавателей и недосягаемой для обвинений со стороны сокурсников. Её корона была соткана из тайн, страхов и амбиций других, и она носила её с грацией, достойной истинной королевы Слизерина.       - В этом году пройдёт Турнир Трёх Волшебников, - фраза Драко повисла в воздухе, как тонкая вуаль, пытаясь смягчить острые углы нарастающего конфликта. – Поэтому, если увидишь клоунов в коридоре, не обращай внимания.       - Слышала, сам Виктор Крам приехал, - подобно последнему кусочку мозаики, встающему на своё место, реплика Пэнси мгновенно дополнила картину беседы.       - О Мерлин, - вздохнула Джоди, её голос был пропитан усталостью и сарказмом, словно старое вино - горечью, - неужели в этой школе наконец-то появятся нормальные парни? Или Виктор окажется таким же идиотом, как вы двое? Пожалуй, стоит спросить у него лично.       Её слова, острые как кинжал и холодные как лёд, повисли в воздухе гостиной Слизерина. Драко и Блейз, обычно уверенные в себе и своём превосходстве, внезапно почувствовали себя неуютно, словно кто-то сдёрнул с них мантии-невидимки, оставив беззащитными перед пронзительным взглядом Джоди. Мысль о том, что их не воспринимают как "нормальных парней", явно задела их самолюбие, заставив поёжиться, будто от холодного сквозняка.       Пэнси, напротив, разразилась хихиканьем, которое прозвучало фальшиво, как расстроенная арфа. Она, казалось, восприняла слова Джоди как забавную шутку, но её смех не достигал глаз. Джо, с её острым умом и наблюдательностью, прекрасно видела сквозь эту маску веселья. Она знала, что для Пэнси она была не более чем ходячим сейфом Гринготтса и красивой куклой для демонстрации - полезной, но не ценной сама по себе.       В гостиной повисла тишина, густая и вязкая, как остывающее зелье. Эта пауза, наполненная невысказанными мыслями и подавленными эмоциями, казалась почти осязаемой. Джоди, не желая больше находиться в этой атмосфере, пропитанной лицемерием и фальшью, плавно поднялась. Её движения были исполнены той особой грации, которая выдавала годы обучения этикету и самоконтролю.       Не говоря ни слова, она направилась к своей комнате, каждый её шаг был подобен удару молотка, забивающего последний гвоздь в крышку гроба этого вечера. Дверь за ней закрылась с тихим, но решительным щелчком, оставляя позади мир интриг и притворства - неотъемлемую часть того высшего общества, в котором она была вынуждена вращаться.       Оставшись одна, Джоди позволила себе на мгновение прислониться к двери, её плечи слегка опустились, словно сбрасывая тяжесть маски, которую она носила весь день. В тишине своей комнаты она могла наконец быть собой, вдали от пристальных взглядов и острых языков, готовых вонзиться в любую обнаруженную слабость.