Активно-пассивный или пассивно-активный

Что ж, Ирука иногда задумывался, каково же жить натуралам. Вероятно, они равнодушны к мужским задницам, ненавидят все гейское и прочее и прочее… То, что Ируке, наверное, никогда не познать и не понять. Будучи геем, ему было сложно, очень сложно найти отношения. Ради них ему даже пришлось переехать в город побольше, где было больше возможностей найти парня, и нравы там были посвободнее. Ируке повезло, потому что в конце концов он нашел Какаши. Было поначалу непривычно общаться с кем-то, вроде тебя, получать оценивающие неоднозначные взгляды и то внимание, которое ему так не хватало. Ирука был общительным и быстро влился в местную нетрадиционную тусовку, спустя время освоившись там. Парни там на первый взгляд ничем не отличались от натуралов, но что-то все же неуловимое в них было — Ирука чувствовал это. Как оказалось, помимо того, что нужно было определить свою ориентацию, необходимо было еще определиться со своей ролью, и это казалось Ируке еще более сложным. Вот как он мог знать, пассив он или актив, если у него ни разу не было секса? Для таких неопределившихся тоже был специальный ярлык «универсал», к которым Ирука, поколебавшись, таки примкнул. В целом, такое разделение на активов, универсалов и пассивов казалось Ируке странным, хотя было логичным считать, что роли в сексе влияют на совместимость партнеров в отношениях в целом. Какаши тоже относил себя к универсалам, хоть и склонялся больше к активной роли. Он понимающе отнесся к тому факту, что Ирука был девственником, и пообещал, что всему научит и все покажет. Это прозвучало немного плотоядно, но в то же время так возбуждающе и многообещающе, что Ирука с нетерпением ждал этого момента. Какаши, надо было сказать, был красив. Ровные черты лица, отличительная, пикантная родинка под нижней губой, брутальный шрам через левую глазницу, высокий рост, атлетическое телосложение с правильными пропорциями… Смотрел Какаши так, словно он перманентно был уставшим и познавшим эту жизнь, но с неизменной некой хитринкой в глазах, отчего взгляд его темно-серых глаз не был безжизненным и тяжелым. У Какаши до Ируки были отношения — всего их было три. Обито был его другом детства, с которым они вечно соперничали — они были совсем разными, с различными взглядами на жизнь, с разной моралью и принципами. Какаши был приземленным материалистом, несколько даже циничным, а Обито был неисправимым мечтателем с обостренным чувством справедливости. Но постепенно их драки и перепалки перетекли в постель, где они и выплескивали всю свою энергию в страсть, а не в кулаки. Но в конце концов они расстались, потому что пресытились друг другом, и между ними больше не было прежнего острого соперничества — они выросли и теперь уже терпимо относились к чужому мнению и выбору. Гай был похож на Обито, но он был слеплен из другого теста. Неугомонный, ярый, неутомимый, настоящий зверь, как он себя называл, он был верным другом и товарищем Какаши и по сей день. Если по характеру Какаши был скорее флегматиком, то Гай был то ли холериком, то ли сангвиником, и высасывал из Какаши всю душу каждый день. Это было изматывающе. Гай обожал спорт, наматывал по утрам круги и вечно горел желанием соревноваться с Какаши, после чего набрасывался на него с таким голодом, будто хотел трахаться везде и всегда. Какаши это бодрило и держало в тонусе, но все же жизнь в вечном напряжении была не в его стиле. Ямато был противоположностью Обито и Гая. Он был тихим, миролюбивым парнем, любил возиться с растениями и наблюдать за своими зелеными детками в горшках. Однако несмотря на свое внешнее добродушие, Ямато мог и дать по носу, когда это было необходимо. Какаши подкупала его преданность и забота, чем он часто пользовался, давя на жалость, отчего Ямато частенько хлопотал вокруг него, как курица-наседка. И вот теперь с ним был Ирука. Тому не с кем было сравнивать Какаши, и ему это льстило, хоть он и не собирался признаваться в этом. Ирука же немного смущался того, что у Какаши к двадцати семи было несколько отношений, а у него — нисколько, но Какаши сказал, что ему нечего стыдиться. В первый их раз Ирука был сверху. Они сначала немного исследовали друг друга, чтобы привыкнуть к наготе, прежде чем стать еще ближе. Какаши, казалось, нравилось, что Ирука, в обычной жизни бойкий и серьезный, в постели смущался и стеснялся не только Какаши, но и голого себя. Он казался таким правильным, собранным, и Какаши хотелось привести его в беспорядок, навести хаос. Ирука был красивый — стройный, поджарый, но с мягким животиком, а еще у него были густые, темно-каштановые волосы до плеч. Одним из самых важных в их знакомстве в постели Какаши считал обмен приветствиями их членами. Вообще член — это самое дорогое, что есть у мужчины, это его достоинство, которое он должен беречь. Достоинство у Какаши было внушительным и очень приятным на ощупь, как узнал для себя Ирука. Если бы он умел рисовать, он бы обязательно запечатлел бы член Какаши на холсте или бумаге во всех красках и подробностях — тугой, упругий, с мягкой кожицей с проступающими по всему стволу венами… Член Ируки был чуть темнее, не менее достойный своего нового друга. Если у Какаши член был безукоризненно прямой, то у Ируки он чуть изгибался кверху, где его гордо венчала аккуратная, темно-розовая головка. Знакомство началось со взаимной дрочки — одно дело дрочить самому себе, другое дело, когда дрочат тебе. Ируку еще никто никогда не трогал за член, кроме разве что, врача, так что он почти пылал, но его мужское достоинство, несмотря на смущение, довольно быстро налилось кровью и встало в ответ на умелые ласки. Какаши довольно смотрел на член Ируки, поглаживая его обеими руками так, словно он сейчас умилялся щенку или умирал от голода и жадно хотел съесть хотдог. Он так и сделал, но только без зубов — уложил Ируку на постель, а сам взял его член в рот. Его тонкие, розовые губы красиво растягивались в букву «О», и Ирука не мог оторвать от Какаши взгляда. Он благодарно отзывался стонами, поднимая глаза к потолку каждый раз, когда Какаши брал глубже в свое горячее, узкое горло или проходился мокрым, обжигающим языком по его члену, втягивая свои щеки. Потом была очередь Ируки, и они поменялись местами. Ирука уселся между его раздвинутых ног и несмело дотронулся до его члена, прежде чем наклониться ниже и попробовать его на вкус. Какаши не сводил с него взгляда, его лицо было раскрасневшимся от усилий, а рот мокрый от слюны и смазки. Ирука прикрыл глаза, сомкнув губы на его члене, и где-то сверху раздался низкий стон. Это побудило его действовать активнее, и он, не открывая глаз, заработал языком и губами, двигая головой назад и вперед. Член не входил в его рот до конца, но Ирука неумело, но старался, и он надеялся, что его старания были не напрасны. Потом Какаши предложил ему устроится сверху на нем — эта была та самая знаменитая поза шестьдесят девять, которая позволяла обоим партнерам одновременно доставлять друг другу удовольствие. Ирука, охваченный возбуждением, которое теснило его стеснение и скованность, развернулся и на четвереньках расположился над Какаши сверху, расставив ноги и руки по бокам так, чтобы его пах находился как раз над лицом Какаши. Тот схватил его за бедра и направил его член себе в рот, и на этот раз ощущения были чуть иными, чем в первый раз, когда рот Какаши был расположен под другим углом. По носу Ируку мазнул член, и он, приноровившись, взял его снова в рот, пока Какаши истязал его где-то сзади, придерживая за задницу. Сосать в таком положении было намного сложнее — шея и руки затекали, по подбородку текла слюна, и хотелось удовлетвориться самому — толкнуться глубже в горячий, мокрый рот, двинуть бедрами… Но Ирука усердно ласкал Какаши, в конце концов полностью улегшись на него грудью и выпятив лишь свою пятую точку, за которую тот держался. Когда Ирука, казалось, был близко, Какаши мягко похлопал его по бедру, чтобы тот слез с него, а потом они снова очутились лицом к лицу и окунулись в мокрый, глубокий поцелуй. Какаши привстал на колени, увлекая за собой Ируку, прижимая его ближе к себе. Их стоящие члены пачкали им торсы смазкой и остатками слюны, и Какаши обхватил их ладонью, отчего они оказались в тесной, узкой хватке. Какаши несильно толкнулся в свой кулак, потираясь членом о член Ируки, и тот толкнулся в ответ, проезжаясь влажной головкой по его коже. Было охуенно. А потом Какаши сделал ему предложение, от которого невозможно было отказаться — мало кто упустил бы возможность трахнуть такую задницу. Ируке нравился сам факт того, что Какаши готов был позволить сделать ему это, потому что задницу парни берегли пуще своего мужского достоинства, и не доверяли ее никому. Какаши, видимо, действительно хотел позволить Ируке зайти так далеко (глубоко), но предупредил, что в следующий раз все будет по-другому. К тому же, первый раз в проникающей роли намного легче, чем в принимающей. Какаши был узкий и горячий. Ирука, несмотря на явное нетерпение, постоянно беспокоился и спрашивал, все ли в порядке, на что Какаши мычал и говорил продолжать, находя милым его заботу и трепетность девственника. Многие активы мало беспокоятся о сохранности и комфорте нижнего, и к своему стыду Какаши относился к таким до недавнего времени. Ируке хватило пары толчков, чтобы кончить, пока Какаши обнимал его за шею руками и сжимал его своими восхитительными мускулистыми бедрами. Потом Ирука медленно вышел из Какаши и скатился на спину рядом, пытаясь прийти в себя — он чувствовал себя так, словно заново родился. Какаши повозился рядом, быстро додрочив себе и кончив в руку, а потом лениво обтерся салфетками, прежде чем приткнуться сбоку к потному и разгоряченному Ируке. Знакомство прошло успешно. В следующий раз, как Какаши и обещал, все было по-другому. Числа шестьдесят девять на этот раз не было — Ирука уже более уверенно поцеловал Какаши, оглаживая его фигуру, пока тот гладил его в ответ. Ирука в какой-то степени понял, чем обладал и чего был вместе с тем же лишен все это время — пока он был девственным, он не знал радости плотских утех, а потому не испытывал той похоти, которая овладевала им сейчас. Секса теперь хотелось постоянно, его тянуло на него, как на сладкое, и этому желанию невозможно было противостоять, особенно когда рядом был Какаши. Хотелось снова быть плоть плотью к нему, чувствовать его руки на себе и свои руки на нем, вдыхать его запах пота. На самом деле, разделение на активов и пассивов было довольно условно и глупо, как считал Какаши. Ведь актив — это не сколько тот, кто сует член внутрь, а тот, кто его направляет. Это как ведущий и ведомый в танце. Ирука находил эту мысль довольно философской, хотя разговаривать во время секса было довольно неудобно. Какаши выцеловал его шею, грудь и живот, и Ирука был бы не против, если бы он снова взял у него в рот, но Какаши спустился ниже, минуя его яйца, и припал ртом под ними. Ирука тщательно готовился, но к такому был не готов, и хотел было попросить Какаши, чтобы тот перестал, но у него словно язык прирос к небу, и он смог лишь сжать лохматую голову Какаши между своих ног. Тот вылизывал его своим горячим и мокрым языком до тех пор, пока не почувствовал, что Ирука расслабился. Потом Какаши взялся за смазку и принялся за растяжку — все приготовления, казалось, приносили ему удовольствие, а Ирука чувствовал себя гусем, которого натирают специями, маринуют и начиняют яблоками, прежде чем отправить в духовку. Хотя нельзя было не признать, что это было приятно — Ируке нравилось такое внимание к себе, а от прикосновений Какаши по его телу пробегали волны удовольствия. Один палец, два, три… Казалось, Какаши проверяет его на прочность (или эластичность), и Ирука стойко выдержал это. А потом Какаши показал ему то, ради чего мужчины занимаются анальным сексом — он нащупал его простату, и, что ж, Ируке теперь открылась истина. Все, что ему сейчас хотелось, чтобы давление не прекращалось, и чтобы Какаши не останавливался. Потом пальцы сменились членом, и если бы Ирука не заметил этого, это было бы оскорблением для Какаши. Член был очень ощутимый, и куда-то пер все дальше, вглубь, и то ли это он был слишком длинный, то ли Ирука какой-то бездонный… Какаши делал все медленно, стараясь уменьшить возможную боль, чтобы Ируке было как можно более хорошо. Чувство наполненности было для Ируки новым, и было непонятно, то ли ему очень хочется в туалет по-большому, то ли его изнутри чем-то заткнули. Какаши распирал его изнутри, и это чувство было болезненно хорошим. Потом Какаши снова занялся поисками пресловутой волшебной точки, пыхтя над Ирукой, пока тот цеплялся за него руками, полностью отдавшись его воле. Ирука доверял Какаши целиком и полностью, и тот ценил это и желал полностью оправдать его чувства. Исконная цель нашлась, Какаши занял необходимую позицию и задвигался, вызывая у Ируки удивленные и гортанные «О» и «А». Иногда это были длительные «Ох…» или «Ах…», но больше всего Какаши нравилось, когда Ирука стонал его имя. Под конец Какаши ускорился, решив, что больше не может сдерживаться, видя Ируку таким, чувствуя его изнутри и сгорая в нем без остатка. Он успел пару раз провести ладонью по его члену, и этого было достаточно, чтобы Ирука кончил, крепко сжимая его изнутри и снаружи руками и ногами. Какаши кончил следом, прежде чем навалиться на него сверху без сил, тяжело дыша. Ирука обвил его руками, а потом хрипло попросил, чтобы тот слез с него. Какаши неуклюже перевалился набок и раскинул руки в стороны. Ирука устроил свою голову у него на плече, и его спутанные волосы хаотично раскинулись по постели и руке Какаши. Актив, пассив… Какая, в целом разница, как доставлять удовольствие друг другу, ведь главное, чтобы им было хорошо друг с другом.