Температура ниже нуля

Prvrln — Не с тобой

И не было пути длинней, что приведёт домой,

И не было души смелей, боролась что с собой.

И это снова случилось зимой,

Зима снова разбила покой.

Температура ниже нуля,

Но даже в это верить нельзя…

      Если посмотреть вверх, то можно на секунду потеряться в глубине ночного неба. Если выдохнуть прохладный воздух, то пар от контраста температуры на улице и температуры тела немного вернёт в реальность.       Жан вглядывается в городские огни. Его в реальность возвращают тонкие chapman red и холод, заставляющий поёжиться. Он мог бы накинуть что-нибудь поверх домашней футболки, но намеренно не сделал этого, потому что какой смысл прятаться от того, что уже давно внутри и пробудет там вечность?       Прошло уже пять лет, он уже абсолютно другой человек — не игрок в экси, не ученик университета Эдгара Алана. Он сейчас руководит людьми клана Морияма в сфере информационной безопасности, а сам порой играет роль исполнителя. Это случается редко, но каждый раз, когда Жан приходит к Ичиро с просьбой, то ему отвечают положительно. И он, чёрт возьми, благодарен за возможность — нет, не выпустить пар, такое в их сфере недопустимо — напомнить себе, чего стоит реальность. Напомнить себе, что прошлое так легко отпустить, ведь его создают люди, а человеческая жизнь невероятно хрупка.       Но это наглая ложь самому себе. Одна из жалких попыток заставить себя не вспоминать.       Чаще всего это случается зимой. Тогда дни короче и мрачнее, а на улице мерзкая погода из-за того, что снег не лежит больше трёх дней подряд. Жан Моро зимой чувствует себя чрезвычайно уставшим и каким угодно, но точно не живым.       Возможно он испытывает такие чувства не из-за призраков прошлого, а по причине того, что именно зимой из-за предпраздничных интервью одна фигура начинает появляться в медиа-пространстве чуть больше, чем обычно.       Кевин Дэй.       Это имя звучит плавно, но со стальным отзвуком. Человек, которого Жан в своей голове иронично называет «королева» из-за татуировки ферзя на скуле. Свою тройку он, к слову, сводить или перекрывать не стал, чтобы была напоминанием того, из какого ада он вырвался.       Зимой Жан не смотрит новости совсем — хотя и так делает это редко — потому что не хочет слышать имя Кевина Дэя намного сильнее, чем обычно. Потому что это вгоняет в ещё большую апатию.       И Жану, скуривающему уже третью сигарету подряд, в эту и впрямь холодную ночь, хочется доказать всему миру, но в первую очередь себе, что ему уже плевать. Что то, что было между ними до побега Кевина из Гнезда 8 лет назад, осталось далеко, осталось в той ночи, в том тяжёлом разговоре полном надежды.       Жан же вырвался, пробился на тот уровень, о котором многие «причастные» иногда и думать боятся.       Жаль только, что начал в тот момент, когда понял, что обещание данное ему Кевином восемь лет назад осталось лишь словами, наделённые красивым и дарящим надежду смыслом.       «Я вернусь за тобой, я обещаю, только подожди совсем немного. Я найду способ и выход тоже найду», — одной из особенно тёмных ночей бледными, дрожащими губами.       Не вернулся.       Не нашёл.       Не обещание — просто слова. Да и те теряли смысл с каждым днём.       Работая на Морияма, Жан привык к тому, что его ночи будут темнее с каждым разом. Принял тот факт, что если он хочет карабкаться выше, то ему придётся собранное разрушить до основания.       Да, он собрался после всего, что было, да, с большим трудом и настолько криво, что и подумать страшно. Так, как обычно собираются в последний раз.       Но последний пришлось сделать очередным. Пришлось всё возведённое внутри стереть в пыль и позволить ледяному ветру перестроить всё так, как то требовалось.       Сейчас в душе Жана холодно и пахнет морозом. Там снег лежит все триста шестьдесят пять дней и температура выше нуля не поднимается. Он ненавидит зиму, но иррационально любит холод, намеренно не одеваясь по погоде. Потому что какой смысл прятаться от того, что и так внутри обосновалось перманентно?       Сегодня канун Рождества. И это могло бы быть волшебное время, но нет. Не в случае, когда в восемь вечера тебя просят быть где-то через сорок минут и приходится бросить всё и делать, что сказали.       Жан выходит из машины, оказываясь на подземной парковке очередного бизнес-центра и пару секунд смотрит на своё отражение в тонированном стекле. Он чертовски устал и это видно, как минимум, по неестественно бледному лицу.       Он в этой системе почти ничего не решает, действуя всё ещё по чётким указаниям, но почему-то оказываться на такого рода… собраниях он обязан. Обязан сидеть и старательно делать вид, что от него что-то зависит, что он внимательно слушает, что говорит лорд Морияма, хотя его речь он всегда уже знает наизусть, и какие-то другие не менее важные люди, лица и имена которых ему тоже когда-то пришлось запомнить.       Но в этот раз всё совсем иначе. Это становится понятно ещё в тот момент, когда Жан, заходя в нужное помещение, попадает в совсем иную атмосферу. И сильнее его только напрягают четыре кресла, стоящие друг напротив друга. У него складывается ощущение того, что обстановка должна быть неформальной, но дело в том, что Ичиро в костюме тёмно-алого цвета, сосредоточенно изучающий какие-то документы, своим видом и намёка не даёт на лёгкую атмосферу.       Если это была попытка отвода глаз, то сработала она ужасно.       Моро так и стоит в дверях, почему-то не решаясь пройти дальше. Ичиро замечает его, а после подзывает рукой, кивая и указывая на кресло рядом с собой. — Я не хотел беспокоить тебя сегодня, но наши планы меняются слишком быстро, — лорд Морияма отходит куда-то в дальний конец помещения, чтобы отложить бумаги, а потом возвращается на своё прежнее место, — Ничего не хочешь рассказать? Есть ли какие-то вопросы под твоей ответственностью, которые надо срочно решать? — Ничего такого, всё идёт очень гладко, — Жан расслаблен, пока их здесь только двое он может не тратить силы на попытки не показывать свою усталость. — И каждый раз я убеждаюсь, что ты хорош в этом, Жан Моро. Главная ветвь никогда не была так спокойна за сохранность информации. И за пять лет тобой не было допущено ни одной ошибки… — звучит слишком задумчиво. — Сфера деятельности не позволяет, — Жан жмёт плечами. — Я доволен тем, что ты осознаёшь это, — Ичиро бросает взгляд на смарт часы на своём запястье и добавляет, — Сегодня ты и впрямь можешь чувствовать себя спокойно. Для тебя не прозвучит ничего важного. Твоё присутствие здесь скорее простая формальность и моя уверенность.       Жан кивает в ответ. При таких обстоятельствах ему даже легче. Сколько всё это будет длиться? Час? Максимум полтора. А потом он уйдёт отсюда и ещё двое суток просто… будет изолироваться от жизни. Забываться, читая книги на родном языке и скуривая свои вишнёвые сигареты одну за одной, оставляя в лёгких меньше воздуха, чем дыма.       Но мысли об отдыхе, который, в его случае, весьма редкое удовольствие, пропадают слишком резко. На пороге показываются Нил Джостен, который, кажется совсем не изменился за всё это время, только, может, стал ещё чуть больше походить на своего отца, и Кевин Дэй.       Жан всё ещё не хочет не то что его видеть — даже слышать о нём.       Он заметно напрягается и замечает, что Ичиро всё-таки бросает на него заинтересованный взгляд. Значит и от него резкая смена в настроении Жана не ускользнула, а это уже совсем не наилучший исход, хотя о каком наилучшем исходе может иди речь, когда судьба буквально сталкивает с тем, с кем предпочёл бы не видеться всю жизнь.       И как назло они сидят друг напротив друга.       Это всё напоминает сюжет какого-то дешевого романа, герои которого то сходятся, то снова расходятся через вот такие вот встречи, но каким бы абсурдом это не казалось, это всё-таки чёртова жизнь.       Жан, погруженный в свои мысли и переживания, не слушает о чём говорят эти трое. Он уловил только общую суть, которую можно было описать вопросом: «что будете делать дальше?». И это, чёрт возьми, логично, потому что профессиональный спорт это ведь далеко не финал, а своеобразный трамплин к чему-то ещё. Ведь в большом спорте долго не задерживаются.       Он чувствует взгляд Кевина на себе. Тот, кажется, отвечает Ичиро практически на автомате. И тоже как будто не здесь. Француз его слишком хорошо знал когда-то, чтобы не бояться ошибиться сейчас, делая такое заявление.       Когда это всё заканчивается, Жан расслабляется, но чувствует, что температура поднялась выше нуля, а снег начал мерзко таять. Боже, как же давно такого не было (ни разу с того момента, как выпал снег), и как же он это чувство ненавидит.       Ему хочется курить особенно сильно. Он нервничает и отлично осознаёт причину такого своего состояния. На прощание Ичиро практически приказывает привести себя в порядок. Жан понимает, что по нему и впрямь видно, что не всё в порядке, а ещё эти его эмоции правда что-то несвойственное ему настоящему, но очень и очень свойственное ему прошлому, пока он ещё был восприимчив, пока температура не опустилась ниже нуля.       Моро буквально вылетает из здания, сразу же закуривая. — Жан? — он вздрагивает от знакомого голоса, поднимает глаза и выдыхает дым практически в лицо Кевину, который оказывается в двух шагах от него. — Если ты хочешь поговорить, то ты не по адресу, — окурок щелчком отправляется в мусорку и Жан, отвернувшись, быстрым шагом двигается в сторону парковки.       До дома он доезжает слишком быстро, либо ему просто кажется. Он закрывает дверь на оба замка на три оборота каждый, хотя обычно ограничивается только двумя оборотами нижнего.       Жан испытывает необъяснимое чувство тревоги. Ему хочется вырезать этот день из памяти, сжечь к чёрту это ещё свежее воспоминание, а пепел развеять на холодном ветру.       Он думал, что всё прошло, что жгучая обида и разочарование потопили всё остальное, но как оказалось это работает совсем не так. Возможно это был какой-то очередной самообман в попытках поиска ложной надежды и «якорей».       Их у Жана всего три: небольшой круг людей, знакомство с которыми было жутко странным, да и ситуация в тот момент была объективно так себе, зато сейчас их общение двигается очень легко; квартира недалеко от центра города, находящаяся на пятнадцатом этаже и являющаяся неким безопасным местом для него, и простое серебряное кольцо, которое принадлежало Кевину. Жан помнит, что он снимал его только перед выходом на поле, а потом сразу же надевал обратно.       И когда Джереми Нокс — игрок стартового состава национальной сборной и один из тех немногих людей, с кем Жан тесно общается — отдавал ему то самое кольцо по просьбе Кевина, как выяснилось из его слов, то Моро был сильно шокирован таким раскладом. Чуть позже он разозлился, клялся вернуть это кольцо любым способом, но в конечном итоге купил цепочку и стал носить аксессуар на шее, не снимая.       В чём был смысл делать именно так он не понял до сих пор. Что-то в нём было такого, что абсолютно не поддавалось логике. И Жан даже в потоках постоянной рефлексии пришёл к такой же пустоте и неопределённости, но каждый раз, когда пальцы тянулись к застёжке цепочки, он отдёргивал пальцы, стоило им коснуться металла.       Сейчас он сидит прямо на полу, прислонившись спиной к светло-серой стене, и смотрит на дверь такого же цвета напротив.       Кевин, чтоб его, Дэй.       Имя, звучащее плавно, но со стальным отзвуком. Под стать человеку. Жан так не хотел о нём слышать, не хотел видеть его и уж тем более не хотел, чтобы Кевин пытался завести с ним диалог. Он всегда был уверен, что время и расстояние убивают все эмоции и все чувства, при этом заглушая воспоминания, но нет, нет, нет, это работает совершенно не так.       Температура ниже нуля. Успела упасть за эти часа… два? Или три? Сколько вообще времени прошло с того момента, как они пересеклись взглядами? Но привычный холод как будто бы стал более жгучим.       Он не привык давать вторые шансы — его не так учили. Но может быть в этот раз стоит? Он ведь как никто другой знает ситуацию во всех мелочах…       Не стоит.       Слова оказались лишь словами, которых как будто и не было вовсе, а обещание пустым звуком. Чувства стёрлись, оставляя руины на месте того, что было когда-то выстроено с особым трепетом.       Жан срывает кольцо вместе с тонкой цепочкой и откидывает куда-то в сторону.       Он не для того положил на кон абсолютно всё.       Вдох-выдох. Повторить алгоритм. Через какое-то время Жан заставляет себя встать. Вдох-выдох. Хватает из кармана пальто пачку сигарет и зажигалку, выходит на балкон, чтобы вдохнуть сначала ледяной воздух, немного вздрогнуть от контраста температуры на улице и в квартире, и затянуться наконец.       Иногда француз думает о том, что ему важен не никотин. И не дурацкий вишнёвый привкус после. Он не курит, когда нервничает (или делает именно это, но снова не хочет признавать). Для него это своего рода ритуал. Залог хорошего или, по крайней мере, не плохого настроения. Назвать можно как угодно, но суть останется одна: на плаву он держится благодаря этому.       Возможно потому что как только он бросил экси, то сразу же начал курить и это было что-то новое, не имеющее эмоциональной привязки ни к чему другому… и ни к кому. Просто что-то своё, возводимое в ранг невероятно важного.       Сегодня вечером он отнимает у себя не три минуты жизни, а все шесть, потому что не успевает структурировать в своей голове абсолютно всё, пока скуривает первую сигарету и ему жизненно необходима вторая.       А дальше начинается процесс возвращения себя в реальность и попытки не провалиться под лёд там, где он теперь некрепкий. Температура ведь поднималась выше нуля. Ему нельзя поддаваться эмоциям, иначе его сердце просто не выдержит такого перепада температур.       Но усталость перекрывает абсолютно всё. Жан с трудом затаскивает себя под душ, а после буквально падает на прохладные простыни.       Чтобы проснуться в тёмное время суток.       В его квартире нет часов — по ряду причин он решил, что они ему не так уж и нужны. Телефона на привычном месте тоже не оказывается. Тогда картинка в голове начинает складываться и Моро понимает, что скорее всего просто не достал устройство из кармана пальто.       Но это всё детали.       В итоге Жану вообще требуется спуститься на парковку, ведь телефон он забыл в машине, когда буквально швырнул его на заднее сиденье, чтобы не отвлекал лишний раз. Устройство оказывается почти полностью разряженным. Время на экране говорит о том, что сейчас почти полночь, на строчку уведомлений он не смотрит.       Моро понимает, что проспал около суток. Значит, как только дата сменится, у него останется всего 24 часа на то, чтобы нормально отдохнуть и разрешить себе побыть собой. Позволить температуре подобраться к отметке нуля близко-близко, но не достигать её.       Уже сидя на диване и грея руки об кружку ароматного кофе Жан начинает просматривать всё, что успело прийти ему за это время. Там нет ничего важного: пара вопросов рабочего характера, которые не требуют срочного решения, иначе это были бы настойчивые звонки, поздравления с рождеством от тех самых близких друзей и сообщение с неизвестного номера.       «Привет, Жан, если ты это читаешь, что я очень этому рад, но если нет, то мне не удалось. После разговора с Ичиро ты был очень холоден, и я понимаю причину, но, пожалуйста, не держи на меня зла. Я был не властен над обстоятельствами, да и ты сам не хуже меня знаешь какова наша реальность.       Я бы очень хотел поговорить, но не уверен, что ты захочешь меня слушать. И читать всё это тоже. Так что… могу я надеяться на встречу в любое удобное для тебя время? Ты можешь даже не отвечать на это всё — я пойму. Просто прости меня и, умоляю, дай второй шанс. С рождеством, Жан, я был счастлив видеть тебя…»       Заслужил ли этот человек тот шанс, о котором просит? Жану нынешнему кажется, что нет, но какой-то отголосок прошлого шепчет: «вспомни». И он подчиняется этому чувству, вспоминая тихие разговоры на французском после отбоя, искренний смех, который в Гнезде был ужасной редкостью, нежные поцелуи, прикосновения, которые не влекли за собой невыносимую боль, поддерживающее молчание, когда оно требовалось и надежду на какое-то призрачное прекрасное будущее в чужих глазах.       От этого дыхание перехватывает и наворачиваются слёзы, потому что все эти мгновения прервались чужим криком, бледным лицом, планом, придуманным в крайней степени отчаяния и на пике истерики, и обещанием, которое оказалось пустыми словами.       Жан практически на автомате тянет руку к тому месту, где обычно висело кольцо и не обнаруживает его там, а потом вспоминает, что сорвал его, порвав тонкую цепочку и откинув куда-то сюда…       Он его находит только после того, как обшаривает каждый угол комнаты и облегчённо выдыхает, когда кладёт вещицу на небольшой столик перед диваном.       За время поисков он всё же задумался, может быть, они двое и впрямь были не властны над обстоятельствами? Их ситуации же с самого начала были разными…       Какая-то рациональная часть сознания говорит о том, что стоит узнать, что было на самом деле с другой стороны. Эмоциональная же часть требует продолжения замкнутого круга непонимания и отрицательных эмоций.       «В 13 часов здесь /геолокация прикреплена/. И тебя с Рождеством.»       Возможно это решение из разряда неверных, но от него по крайней мере намного легче на душе, да и лорд Морияма отдавал приказ привести себя в порядок. Разве можно в таком случае после двух дней отдыха быть в нестабильном состоянии?

***

      Как назло в назначенный день и время начинается снегопад, но белые хлопья тают слишком быстро, постепенно создавая неприятную слякоть под ногами. Жана уже начинает раздражать эта затея, потому что всегда пунктуальный Кевин Дэй в этот раз опаздывает и даже не на пять минут.       Через небольшой промежуток времени тот показывается на другой стороне перехода и выглядит потерянным. Как будто не спал последнюю ночь точно. — Привет, прости… — начинает Дэй. — Все хорошо, — Жан его перебивает и кивает в сторону кофейни, около дверей которой он стоял всё это время. — Почему ты не подождал внутри? — Не хотел оставлять тебе шанса сбежать в последний момент, — и возможно руки Кевина холодеют в тепле уютного помещения. Он искренне старается не показывать своих переживаний просто по привычке, но сдержанный, саркастичный и строгий Кевин Дэй становится полной своей противоположностью рядом с Жаном Моро.       Но он так давно не испытывал этого чувства…       Они берут по чашке кофе. Кевин заказывает латте с привкусом имбирных пряников, а Жан просто капучино, и они какое-то время просто молча смотрят друг на друга, не осмеливаясь заглянуть в глаза. — Ты хотел поговорить и просил дать последний шанс, — Жан не выдерживает первым, — начинай. Я выслушаю тебя от начала до конца.       И Кевин выдерживает небольшую паузу, а потом начинает говорить. Его речь и правда… длинная. И весьма… весьма эмоциональная. Жан слушает когда-то любовь всей своей жизни очень и очень внимательно, но по ходу понимает, что… когда-то любовь. Когда-то привязанность и смысл. Сейчас… ничего.       Где-то на третьей четверти рассказа он просит счёт и расплачивается за двоих. Потому что Моро уже понимает каковым будет итог этой встречи. — Я верил в твоё обещание, — Кевин сжимает одну руку под столом, впиваясь ногтями в ладонь со всей силы, — Я ждал тебя, но ты даже не выходил на связь, — внутри что-то рушится.       Кевин теряет надежду с каждой секундой, с каждым сказанным словом. — И я устал ждать. И верить тоже устал, — он слышит оглушающий грохот. Так звучат разрушенные надежды, — Забери его, оно мне совсем не нужно, — Жан выкладывает кольцо, а потом встаёт из-за стола, забирает пальто с вешалки рядом и выходит из помещения.       Кевин ошарашен. На него несколько секунд назад как будто свалилась вся тяжесть этого мира. Он понимает, что это конец. Он как будто чувствует обжигающий холод изнутри. Температура опускается ниже нуля, и от этого по-своему больно.       В этот раз зима разрушила всё без возможности восстановления, но уже не для того, кто впустил ледяной ветер на задворки своей души.