О бедной заучке или...

      В результате многих экспериментов Ровены оказалось, что лучше всего в отношении видения картин будущего стимулирует плеть. Причем ее достаточно было просто показать, чтобы испуганная дочь сразу принялась вспоминать все виденное по телевизору и прочитанное в книгах. Но Райвенкло не была бы ученым, если бы не поставила эксперимент по углублению и расширению зоны видимости. К сожалению, эксперимент обернулся большой неудачей — очнувшись, Гермиона мудро решила, что с пророчествами надо завязывать, и «видеть» перестала. Впрочем, ее здешняя мама была настоящим ученым, поэтому девушка была высечена еще раз, для проверки тезиса об отмене предыдущего воздействия.       Ровена была зла, поэтому добилась только лихорадки у Гермионы, после чего та некоторое время вообще ничего не говорила, а при виде мамы у девушки начиналось непроизвольное мочеиспускание. Такой результат эксперимента был нежелательным, кроме того, друзья поглядывали на Ровену укоризненно — подобный расход наследников они считали неправильным, поэтому в дальнейшем женщина обходилась уже привычными Гермионе розгами. При этом, если девушка сама приходила и признавалась, до доклада домовиков, могло и пронести.       Гермиона становилась все зануднее, тоскуя по двадцатому веку, потому что канализацию в замке еще только проектировали, а попадать под таким ворохом одежды в ночную вазу было сложно. А еще хотелось, чтобы был телевизор и не болела попа. Когда болела попа, девушке не нравилось, поэтому она старалась заговорить маму так, чтобы та забыла, что ей не понравилось, погружаясь в здоровый сон. Знание гэльского, как и латыни девушка получила при переносе, поэтому с этим проблем не возникало. Проблемы возникали с некромантией, вечной трансфигурацией и анимагией. То есть три раза в неделю кушать приходилось стоя.       — В кого только ты такая тупая! — сокрушалась Ровена, в десятый раз показывая правильный жест прямо розгой, но рот Гермионы был закрыт и логичный ответ из него так и не вылился, на радость сосредоточия девичьей интуиции.       — А почему мы трансфигурацию делаем палочкой, а боевую магию нет? — поинтересовалась девушка.       — Потому что, дитя мое, в бою эту палочку тебе просто перерубят, — объяснила женщина.       — Значит, в бою прицел не нужен… — сделала Гермиона свой вывод, изучая площадные чары.       Иногда Ровена хвалила свою дочь, особенно когда забывала, за что хотела выпороть. Эти моменты Гермиону радовали, потому что кушать сидя было удобно. С менталистикой проблем у девушки не было. Блоки выстраивались сами, образуя причудливые защитные построения. Вид любимой маминой плети, лежавшей перед Гермионой, очень ее стимулировал. Гермиону, а не плеть. Так проходили дни, сливались в месяцы, а там и годы…       Ровена к старости все чаще начала впадать в ярость, а страдала от этого, разумеется, Гермиона. Однажды женщина показала дочери страшное даже на вид пыточное приспособление, рассказав о своем новом эксперименте. Испуганная девушка прихватила весь сундук с деньгами, даже не ведая, что там находится и диадема матери, чтобы убежать далеко-далеко. Убежала Гермиона, подняла кладбище, с помощью которого соорудила себе жилище, и отбивалась от посланцев матушки.       Занудность Гермионы прогрессировала так, что не сумевший от нее чего-то добиться очередной посланец, принесший обещание Ровены не снимать всю кожу девушки, а только ту, что прикрывает позвоночник, дважды засыпал, но мужественно пытался убедить, пока наконец не взбеленился, зарезав уныло нудящую Гермиону. Ожидавшая возвращения «домой» девушка внезапно стала призраком, оказавшись в Хогвартсе. Узнав, что сделал барон, Ровена приказала казнить того каким-то особенно изощренным способом. В результате призраков стало двое, а Кровавый Барон теперь был обречен слушать Серую Даму вечность. Он честно пытался развеяться, но у него не вышло.       Ровена, любившая дочь, заболела, а выздороветь ей не дал призрак Гермионы, занудивший маму до смерти. Но легенда говорила, разумеется, о другом. Девушке и самой не нравилось быть призраком, но один большой плюс в этом состоянии был — попа не болела. Поэтому девушка подглядывала и подслушивала, мучаясь от невозможности что-либо сделать. Пролетели века…

***

      За тысячу лет Гермиона узнала очень многое, со скуки прочитав все то, что не могла или не хотела при жизни. Быть призраком ей очень надоело, поэтому остро необходимо было в кого-то вселиться, но адекватных женских особей в замке сроду не водилось. Поэтому, когда недонаследник Салли под руководством Дамблдора принялся таскать голодного питомца Салазара по коридорам, девушка насторожилась. Вселяться в Лавгуд было жалко, а в Уизли просто противно. За давностью лет Гермиона не вспомнила, с чего начался ее путь, поэтому просто рыскала по замку в поисках жертвы, пока не нашла кудрявую девочку. Напрягая память, девушка вспомнила себя, узнав в этой нечесаной заучке то, чем она была. Посмотрев на девочку, которая как раз отлетала в свое путешествие, Гермиона моментально вселилась в девочку.       Гермиона Джин Грейнджер открыла глаза, радуясь тому, что она опять живая. Вокруг был двадцатый век и школа Хогвартс, мгновенно признавшая наследницу Основательницы. Когда мадам Помфри увидела, как двое домовиков помогают магглокровке одеться, женщина подумала, что это у нее от усталости. Еще будучи призраком, Гермиона проследила за «золотым Трио», которыми играл директор, как хотел, и решила, что при случае Героя возьмет себе, он ей понравился, хотя и был совсем сопляком. Но Ровена хорошо показала, что воспитать можно кого угодно, поэтому… Первое, что сделала Гермиона, не желавшая кушать стоя — причесалась и привела себя в порядок по строгим нормам десятого века. Ну почти, потому что кинжал не нашла. Тяжело вздохнув в надежде на то, что пронесет, девочка, а Гермиона снова была девочкой, отправилась в Большой зал, где обнаружила своего Героя, сразу же протянувшего ей руку. Несколько секунд Гермиона боролась с собой, стараясь сдержаться и не прикрывать попу рукой, после чего подала свою руку, скрепляя декларацию о намерениях, сразу же подтвержденную Хогвартсом, за столько лет отрастившим себе инстинкт самосохранения.       — Я очень рада тебя видеть, — улыбнулась девочка, усаживаясь за стол факультета когда-то боевых магов, а теперь… «Видел бы это сэр Гриффиндор», — вздохнула девочка, стараясь не смотреть на свинство за столом. Но тут все сидевшие за столом рыжие синхронно вскрикнули, сразу же прекратив изображать свиней. Гермиона удовлетворенно улыбнулась, точный прицел действительно был не нужен, мама оказалась, как всегда, права.       — Я так рад, что ты жива, — прошептал Гарри Поттер, совсем недавно нанизавший салазарова василиска на меч, которым пользоваться не умел, после чего неловко погладил девочку по руке, предлагая тем самым нечто вроде помолвки.       — Ты действительно хочешь стать близким мне? — так же тихо произнесла Гермиона, пораженная таким быстрым развитием романа. В глазах мальчика засияла такая надежда, что девочка убедилась, что это именно так. — Тогда… после завтрака не сразу на поезд, а сначала поговорим?       — Как скажешь, Гермиона, — глядя на нее доверчивыми глазами, ответил Гарри. «Мое, никому не дам!» — агрессивно подумала девочка, заканчивая завтрак. Внезапно она почувствовала какое-то давление, а в следующее мгновение профессора Снейпа какая-то сила выкинула из-за стола в коридор. «Не поняла, он что, не защищался? А чего тогда нападал?» — задумалось жующее дитя. Так прошел завтрак.       Затащив мальчишку в пустующий класс, девочка рассказала Гарри о помолвке и о том, что она несет. Ну, по ее мнению. Услышав, что между мальчиком и девочкой это дело обычное, мальчик немедленно согласился и послушно повторил за Гермионой слова магических клятв, замок заверил, яркая вспышка и некоторые специальные эффекты слегка очистили класс.       К поезду Гарри и Гермиона шли за руку, потому что помолвленным можно и попа за это болеть не будет. Пытаясь вспомнить, какие методы вразумления и поучения существуют в двадцатом веке, девочка так ничего и не вспомнила, поинтересовавшись этим вопросом у жениха. Гарри, считавший, что от друзей скрывать ничего нельзя, честно рассказал про ремень, розги и паддл, что Гермиону не впечатлило. После Ровены ее вообще мало что могло впечатлить.       — Твои опекуны к тебе как относятся? — о том, что мальчик сирота, девочка помнила.       — Ну как… — тяжело вздохнул Гарри, уводя взгляд. — Я же нахлебник…       — Так дело не пойдет, — сообщила ему Гермиона, продолжив: — Если ходить смогу, то завтра, а если нет — то послезавтра я заеду к тебе, на опекунов посмотреть. А то родители меня давно не видели, могут и не рассчитать с воспитанием.       — Может… Может, лучше меня… Ну вместо тебя? — девочка, только что рассуждавшая о естественных для нее вещах, замерла. Такое предложение она получала впервые, поэтому даже не знала, как на него реагировать.       — Так неправильно, — наконец отмерла Гермиона. — Родители так проявляют свою любовь и заботу, хотя, конечно, хочется есть сидя, но ничего не поделаешь…       Сурово воспитуемый Гарри с жалостью посмотрел на близкую подругу, готовую даже на порку ради того, чтобы родители любили. Подумав, мальчик подумал, что за то, чтобы любили, а не ненавидели, и он на порку согласен, даже если не сможет потом ходить… Но решил все-таки поговорить с родителями девочки, чтобы… Ну, может быть, можно будет хотя бы сделать так, чтобы ей меньше досталось?       Не подозревавшая о таких мыслях мальчика Гермиона раздумывала, как бы все-таки избежать порки. Ей было уже тринадцать, а это могло значить что угодно, вплоть до маминой плети, которую девочка совсем не хотела. Она и розги, положа руку на сердце, не хотела, но понимала, что родители не видели ее полгода, поэтому им просто нужно… поучать… Гермиона едва слышно всхлипнула, Гарри, удивляясь своей смелости, обнял девочку. Оказалось, что это приятно. Гермиона сама не ожидала узнать, что объятия жениха — это настолько приятно. А мальчик просто солнечно улыбался.