След горечи в плаче богов

В гробовой тишине под дождём мальчик лет девяти, совсем ещё кроха, стоял пред могилой. Медленно опускался на колени, сжимался, почти все пришедшие уж давно разошлись. Сидя уже на мокрой земле, что пропитана слезами богов, мальчик «взглянул» на плиту идеальную сквозь повязку глазом одним. Чёлка небрежно обрамляла лицо, да только не мешала от слова совсем. Оба глаза прикрыты повязкой: мальчик был слеп. Уже вокруг мрачного мира крутилось множество фраз, колких, жестоких, — Ах, это тот беспричудный, не так ли? Бедняжка, совсем один на свете остался, — тихие шёпоты за спиной продолжались. — Да вот только матери его не повезло: толком пожить не успела, намучалась с ним, беспричудным, слепым, и толку-то от него? Теперь уж ничего не изменишь особо, ведь она покоится с миром, — женщина в ответ лишь пожала плечами. Слегка поклонившись могиле они отошли. «Лицемеры! Жалкое подобие людей!» — такие мысли бились в маленькой черепушке, но на деле лишь пустота. С тех пор дата дня его рождения стала новым позорным клеймом, словно синоним слову проклятие. Для Изуку же, оно означило лишь одно: соулмейты. Вся его жизнь пошла наперекосяк из-за них! Его ненависть к ним стала реальностью, а розовые сказки с счастливым концом остались за границами его совсем неправильной сепарации. Ментальная связь лишь крепчала с годами, цвета мира он видеть не мог, за то чувствовать продолжал. Боль двоих помимо него самого человек была невыносима, хотелось рвать волосы на голове, бросаться в угол и стянуть с себя кожу, только бы не чувствовать. Была у него идея одна, совсем глупая, неуместная вовсе: убить. При этой мысли мальчик с двухцветными волосами и красноглазый вздрогнули. Да только вот он слишком добр для этого, хоть и не верил, но лишь бог им судья, таково правило жизни. А ежели бог его помучить решил, то в прошлой жизни он, кажется, был идиотом.