Вопль

                  Мы, как часы, живём на своём циферблате. Спешим, бежим куда-то. А когда кончается энергия в батарейке, мы меняем её. Заставляем часы заново работать день за днём. Также и в этой грязной реальности, люди устают, но заставляют себя работать. Насильно.       Я скоро рехнусь… обсуждаю сам с собой рамки жизни. Докатился.

***

                                     — Фил, всё нормально? Голос какой-то напуганный, — тревожно спрашивал мой в прошлом живой друг. Он любил меня, как родного и унёс свою любовь в могилу.       — Всё просто прекрасно! — нахально врал я, шипя, отводя лицо в сторону, чтобы моё болезненное скуление не было слышно, — прости меня… — извинился я перед приятелем, прежде чем тот рвано закричал. Раздался громкий выстрел, явно из пистолета. Из груди рвался рьяный крик, который сдерживала невыносимая боль. Так не должно было быть…       Я лежу на сырой земле, седая трава щекотно поглаживает мои скулы, а по щеке катится слеза, которая падает куда-то в почву, незначительно насыщая её влагой.             Прикрываю рукой больной бок, из которого торчит лезвие. Жестокие мои ребята, расточительные. Спасибо Богу, что меня в живых оставили, но уверен, вернутся, будут грязные бабки искать, которых нет. Сердечко моё царапают и лезвие вгоняют до упора, близких и родных одного за другим убивают, чтобы денег дал, а нет их у меня, нет!       Какая я дрянь, тряпка, которая своих перебить даёт и за себя постоять не может. Ползком я добрался до ближайшего села, украшенный синяками под глазами и порезами на щеках. Весь грязный, измазанный в крови… чёрт с ним. Что за бред… сумасшедший. Вытащите меня из этого ада! Силы покидают… глаза самовольно закрылись. Нет сил бороться. Добрые прохожие отвезли меня в городскую больницу. Мельком видел операционную, чувствовал прикосновения врачей холодными инструментами, но… боли нет.       Очнулся, ничего не чувствуя, вроде и не хорошо, а вроде и не плохо. Нейтрально. На руке красовался жёлтенький катетер, который бежал трубочкой к баночке с непонятной жидкостью. Я даже не знаю, что в меня вливают и какая у этого доза. Глаза болели, будто их вдавили в череп, но это не мешало осмотреть обычную палату бесплатной больницы: апартаменты рассчитаны на шестерых, но я один «везунчик», который радуется одиночеству. Койки металлические, белая краска облупилась и покрылась ржавчиной, обнажённый металлический каркас. На нём лежал пролёжанный синий матрац, который явно давно не меняли. Его застелили белой в цветочки простынёй, на которой красовались две небольшие дырочки и печать с номером больницы. Ещё на печати была дата получения белья, и она была уже за пять лет. Многое эта простынь пережила. Под головой одна маленькая подушка, которую одели в слишком большую для неё наволочку, она была с какими-то выцветшими лягушками, что весело сидели на кувшинке и квакали. Накрыли меня белым тёплым одеялом и положили под ноги резиновую грелку, что создавала тепло.       По потолку молнией шли трещины, которые создавали причудливые рисунки. Эти трещины за время, проведённое в больнице, я успел досконально изучить и разглядеть в них различных зверюшек, даже картины. А в углу стоял капающий кран и умывальник, над которым висело мутное зеркало и мыльница с каким-то белым маленьким обмылком.       Рассматривая палату, я и не заметил, как капельница кончилась. Я перекрыл подачу, покрутив синее колёсико на трубочке, и еле дотянулся до красной кнопки «вызова персонала», которая располагалась сбоку от кровати. Быстрым шагом к двери подошла милая медсестра и, посмотрев через прозрачную дверь на меня больного, зашла.       — Добрый день! Наконец-то Вы очнулись… — растерянно сказала девушка, садясь на мою кровать, — как Вы себя чувствуете? — жалостно взглянув, спросила она. А я уже забыл про своё ранение, оно даже не давало о себе знать. Я стянул одеяло, которое упало на пол из-за моей неаккуратности, и увидел свой забинтованный торс: только с правого бока были маленькие пятнышки просочившейся крови.       — Не так страшно… — тихо промолвил я.       — Куда тут не страшно… Вам лезвие из живота вытаскивали, старались не задеть ничего, о Вас только и спрашивают все репортёры и корреспонденты, а мы не пускаем их в больницу, Вас потревожить не даём… — как по сценарию на одном дыхание рассказала девушка. — Ах, да! Я Алина, просто Алина… — немного смутившись продолжила она.       — Приятно, Филипп, чересчур официально… просто Фил, — я мягко улыбнулся, беглым взглядом рассматривая её униформу: светло-голубой халат, через который просвечивала белая футболка с котиками, которых будто нарисовали дети черным фломастером, и обыкновенные белые брюки, которые носила почти каждая медсестра отделения травматологии.

***

      Девушка подняла взгляд на баночку с лекарством, которая давно опустела, и, извинившись, выбежала из палаты. Я пролежал пять минут, пока она не вернулась с металлическим подносом. Алина присела на мою кровать и одела перчатки, затем перешла на другую сторону кровати, подняла одеяло и отбросила на соседнюю койку. Она аккуратно взяла мою руку в свою маленькую ладошку и отсоединила от катетера трубочку, взяла небольшой шприц на десять миллилитров и ввела промывку.       — Рука не болит? — трепетно спросила девушка.       — Нет, всё в порядке, Романовна, — прочёл я на её бейджике.       — Отлично, я волновалась, так как Вы не присутствовали, когда его вводили… — усмехнувшись, сказала Алина.       Девушка осторожно перемотала руку бинтом, положив ватку к катетеру, чтобы он не натирал. Она сложила всё в поднос, поставила его на столик и взяла одеяло, которым накрыла меня. Я не стал говорить, что грелка давно остыла, я просто не хотел, чтобы она уходила.       — Фил, я вынуждена уйти, но скоро вернусь, — девушка мило ухмыльнулась и вышла из палаты, захватив с собой металлическую тару. Напоследок она помахала мне рукой через прозрачную дверь.       Я снова остался в одиночестве. Под одеялом бродит холодок, а руку немного тянет, один бок доволен. Хотелось подняться, пройтись, хоть в окно посмотреть, которое мне сейчас не доступно!                                      Звенящая тишина… Спустя полчаса всех позвали на обед, а я всё ждал свою медсестру… В дверь постучалась уже знакомая мне девушка, она держала в руке белый пластмассовый поднос, на котором стояло три тарелки и кружка с чаем. Она зашла в палату, улыбнувшись, поставила еду на стол и разложила прикроватный столик, ручку которого я воспринимал как подлокотник. Она поставила поднос на разобранный столик и присела на кровать.       — Ешьте, Вам силы пригодятся, — мило сказала Алина, помогая мне приподняться, чтобы можно было по-человечески поесть. Я потянулся к тарелке с супом, но резко съежился от колющей боли в боку.       — Чёрт… — жалобно проскулил я.       — Я Вам помогу, — Алина взяла в руку ложку, в которую набрала суп, и подула, — вот… — она протянула мне столовый прибор, намекая на то, что мне стоит поесть. Я послушно проглотил овощной суп, который был в разы вкуснее собственной крови. Ел не своим ртом, отвык от такого внимания и толковой пищи. Недели шли одна за другой, и я уже свыкся со своим нахождением в больнице.       Алина снова пришла меня кормить, и мы, как всегда, общались, будто знали друг друга вечность…       — Когда ко мне придёт врач? — отнекиваясь от последней ложки, спросил я.       — Врач сказал, что зайдёт к Вам сегодня, но точного времени не указал, — собирая посуду, ответила девушка.       — Ясно, — стараясь как можно аккуратнее лечь, недовольно буркнул я, прошипев от боли в боку.       — Тише-тише! — Романовна подбежала ко мне и, придерживая, уложила, сама, кинув посуду на стол, убежала из палаты. Я зажмурил глаза настолько сильно, что в этой кромешной темноте замерцали какие-то разноцветные пятнышки. Рукой схватился за пострадавшее место — бок.       Пятна слились в одно белое колечко, которое медленно потухло. Звон в голове. Боль стихла, и я не чувствовал ничего, абсолютно ничего.

***

      Разлепив глаза, я увидел свою медсестру, которая напряжённо сидела на моей койке и качала ногой. Меня снова капают. Девушка смотрела в пол, о чём-то задумалась… Она подняла взгляд на меня — тяжело дышавшего парнишку, который явно к ней неравнодушен. Алина заметно повеселела в лице, заметив моё пробуждение. Взяв в свою горячую ладонь мою прохладную, девушка отвела в сторону взгляд, залившись алым румянцем.       — Филипп, я так перепугалась… — всхлипывая, сказала Жатетская.       — Иди сюда, — еле слышно из-за кислородной маски сказал я, раскинув руки для объятий. Девушка положила свою голову на мою грудь. Сердцебиение предательски участилось, и мониторы отображали моё волнение. Её длинные светлые волосы пахли лавандой, а маленькие ладошки сжимали мою футболку под одеялом. Мы лежали так долго-долго пока не объявили ужин. Алина неохотно подняла голову и пальцем убрала потёкшую тушь. Она коснулась большим пальцем моей почти зажившей царапины на скуле, мягко поглаживая.       — Я вернусь с ужином, — усмехнувшись, сказала девушка, заплетая волосы в высокий хвост. Я не хотел, чтобы она уходила от меня, тем более, пока я в реанимации… я не знаю, люблю её или это просто мальчишеское «она мне нравится». Запутался. Запутался в себе. Однозначно.       Когда Алина вышла, в палату зашёл мой врач — Григорий Андреевич, суровый мужчина, но толковый. Он, поздоровавшись, присел на кровать и аккуратно снял кислородную маску, которая мешала мне нормально говорить.       — Авдеев, как Вы? — нахмурив брови, спросил врач.       — Лучше, чем ранее, — ответил я, пересекаясь с его взглядом, который бегал из стороны в сторону.       В палату реанимации постучали, это была Алина.       — Я пациента покормить, — немного удивившись присутствию врача, сказала девушка.       — Да, я уже ухожу, — поправив очки, доктор вышел из палаты.       — Вот, ешь, — Алина разложила столик и предложила мне самому попробовать поесть. Не с первой попытки получилось, но всё же я накормил себя сам.       — Спасибо, — поблагодарил я медсестру.       — За что? — Алина поправила прядь волос, которая выпала из хвостика, и вопросительно посмотрела на меня.       — За то, что всегда была рядом. За время, проведённое здесь, я ждал с нетерпением твою смену, чтобы именно ты побыла со мной, никто другой… — признался я ей и, не ожидая реакции, отвернул голову в сторону.       — А я упрашивала назначить мне смену с тобой… чтобы я присматривала за тобой, — прошептала девушка.               Она нежно взяла меня за подбородок и заставила посмотреть в свою сторону, я бегло посмотрел на её прекрасные черты лица и расслабился, давая ей власть над собой. Алина нежно коснулась моих губ. Я так ждал, ждал, когда её такие желанные губы коснутся меня. Она сжала мою нижнюю губу своими, а я не мог понять, нравится мне этот контроль или нет. Я погладил ее по затылку и снял серую резинку, которой она завязала себе хвостик. Алина так гуманна, давит, но не перебарщивает. Аккуратно, чтобы не спугнуть, я запускаю руку под её халат с футболкой и ласково глажу обнажённое плечо.       Девушка отстранилась и перевела дыхание.       — Фил… пока не стоит, — она забрала посуду с подносом и вышла, забыв резинку у меня в постели.       В этот момент я почувствовал себя опустошённым. Будто оторвали кусок от сердца. Может, я сделал что-то не так? Моя вина… а может я себя накручиваю… а если она жената?! Боже, столько вопросов и так мало ответов.                                                                                                  Похоже, она больше не вернётся…       Сердце бешено стучит, хочет, чтобы его услышали…       Я уснул, думая, какой я урод. Ведь наверняка что-то было не так в моих действиях. Я виновен. Она больше не вернётся.       Лёжа, как солдатик, я видел своё жестокое воспоминание… как они издевательски пытали меня, чтобы сказал, сказал, где эти чёртовы деньги! А я их не брал, не грабил я это казино… не грабил.       Восемь лет назад, всего восемь, меня жестоко подставили собственные друзья. Я верил им, был готов доверить собственную жизнь. Они убили охранника, ограбили казино и подставили меня… видно, я им был не дорог. Разбогатели, а я должен был провести пятнадцать лет в тюрьме, но мне повезло выйти раньше… Я жил, жил как нормальный человек, пока не явились они… Каждый день они приходили и всячески пытались выбить из меня информацию — где я спрятал деньги.       Я сам ещё толком не разобрался, кто они, и не разобрался, как у моих «друзей» получилось подставить меня… как они могли. Проснулся в холодном поту, со сбитым дыханием. Монитор часто запищал, отчего в палату забежала Алина.       — Что случилось? — спросила она и подошла к прибору, внимательно смотря за зелёной полоской, которая поднималась настолько высоко, что казалось, что она выйдет за его приделы.       — Ничего, — равнодушно ответил я. Девушка расстроенно посмотрела на меня и присела на край кровати сдвинув брови.       — Мне сказали перебинтовать твой бок, — она, встав с кровати, подошла к пластмассовой подставке, на которой лежали бинты, стояло пару бутылочек с перекисью, ножницы и вата. Романовна взяла моток бинтов и металлические ножницы. Она положила всё на прикроватную тумбу и осторожно помогла мне сесть. Девушка развязала небольшой бантик на моей спине и раскрутила бинт. Кожа рядом с раной была перемазана кровью, на самой ране были швы. С другого бока — гематома и пару синяков.       — Как тебя так угораздило? Впервые вижу твоё… Ваше ранение, — запнувшись, спросила Алина.       — Очень «хорошие» люди… — я недовольно шикнул, когда она аккуратно начала удалять пятна крови ваткой вокруг раны и случайно задела шов.       — Извините, — девушка резко отдёрнула руку, будто от огня.       — Можно на ты, — я еле заметно улыбнулся и продолжил наблюдать, как она профессионально орудовала бинтом и ножницами.       — Всё, — сказала Алина, собираясь уйти. Её лицо было очень грустным, не мог понять, почему. Я ухватил её за руку, а она испуганно на меня посмотрела.       — Фил?.. — девушка тревожно забегала глазами из стороны в сторону. Я ничего не ответил, потянул её на себя, а она послушно села на кровать.       — Останься… — шёпотом попросил я.       — Филипп… я, я, — продолжила Алина. Она напряглась, но не ушла. Я чувствовал её непонятный страх. Чего она боится? Меня?..       — Ты меня боишься? — я отпустил её руку и разочарованно опустил взгляд.       — Фил…ты, ты неправильно понял, — Алина взяла мою руку обратно, подбирая её, будто осколки вазы, — я боюсь повторения истории… Несколько лет назад я любила, безумно любила человека. Мы жили душа в душу, подпустила его к себе, а он оказался последним кобелем. Бросил, как узнал, что беременна, а я очень была рада, думала, будет семья. От стресса я родила мертвого ребёнка… — девушка расплакалась и упала мне на грудь, я прижал её к себе, прикрыв глаза.       — Тише-тише… — шептал я.

***

      Перекрыв подачу колёсиком, я хотел попросить Алину сделать все необходимые манипуляции, но заметил, что она уснула… уснула рядом со мной. Грудную клетку распирало во все стороны. Я тихонько гладил её по голове, перебирая прядки волос в руке.       Я и сам прикрыл глаза ненадолго. Проснулся я от лёгкой тряски кровати — Алина встала и заплетала волосы забытой резинкой. Капельница снята.       — Я уже ухожу, — предупредила девушка, поднимаясь с постели. Она подошла ко мне и поцеловала в щёку, погладив по шее рукой.       — Беги, — улыбнувшись, сказал я, укладываясь поудобнее. — Но, может, зайду, — улыбнувшись, она вышла из палаты.       Я ждал её, не давая себе заснуть, хотя глаза уже слипались. Аппаратура громко попискивала, отчего я просыпался. Как люди умудряются спать в реанимации? Моё состояние не дало долго бороться с сонливостью, и я уснул.       Меня разбудила Алина, она принесла градусник. Всё в глазах так плывёт…       — Фил? — тянула она, щелкая пальцами по сторонам, — Фил! Чёрт!.. — она подскочила с кровати, как бешеная, только тогда я понял, что в своей палате. Больно знакомые трещины на потолке, — врача в двадцатую!       Глаза закатились. Снова, только не от боли, отчего-то другого. Я без сознания от приятного чувства, которое разливалось внутри. Такого тёплого. Какие-то чересчур радостные чувства поднимались вверх, что это?       Очнулся от сильных шлепков по лицу. Чувствовал себя как последняя пьяница, которая падает от количества выпитого.       — Фил? Всё хорошо? — Алина перепугано смотрела на меня и сжимала в своей ладошке мою.       — Не так плохо… — еле слышно ответил я.       — Врач сказал, что это от нервной перегрузки… я виновата… — обвиняла себя в проблеме девушка.       — Не думай так… ты не виновна, я сам того хотел, — старался успокоить её я. Врач всегда у меня доверия не вызывал, странный тип. Находит, конечно, различные «болячки». Я не говорю, что он плохой, просто мне кажется странным.       Алина приподняла уголки губ, она пару раз переводила взгляд с моих глаз на губы. Я не сдержался, через боль потянулся вперёд и поцеловал.       — Не стоит стесняться, — оторвавшись от девушки, я улегся, придерживая рукой больной бок.       — Я пойду, скажу, что ты очнулся, — широкая улыбка не сходила с её лица. Алина нехотя вышла из палаты, забрав лежащий на тумбе градусник.

3 часа ночи…

      Проснулся от того, что кто-то присел на соседнюю скрипучую койку. Открыв глаза, я увидел Алину, которая испугалась шума, который создала не нарочно. Она как можно аккуратнее улеглась на постель, уронив белые тапочки.       — Что случилось? — еле слышно спросил я её. Девушка резко развернулась в мою сторону, её голубые глаза пристально смотрели на меня.       — Все постели на станции заняты, мне сказали, что я могу прилечь на свободную койку. Конечно же, я не могла не прийти к тебе, — она усмехнулась и закрыла глаза. Очень мило, что она решила прийти ко мне. Со спокойной душой я провалился обратно в сон.       Три месяца прошли как один день. Я каждый раз радовался, что вижу самого близкого человека для себя. С врачом я нашёл общий язык, понял, что он не такой, каким казался мне. Каждый раз, как приходит, начинаем общаться, и не всегда про мою рану. Как раз-таки она начала заживать, потому на завтра у меня запланировано удаление швов. Чему я, конечно, рад, ведь смогу ходить без режущей боли в боку и не боятся, что швы разойдутся.       — Готов к удалению? — Алина весело улыбнулась, протягивая мне вилку, на которой был кусочек куриной котлеты.       — М-да, одновременно страшно, вдруг что-то пойдёт не так… — буркнул я.       — Ладно, полежи, я позову, как всё начнётся, — девушка собрала посуду и вышла из палаты.       Прошло всего два часа, и Алина забежала в палату, попутно говоря, что сейчас мы поедем снимать швы. Девушка привезла с собой инвалидное кресло, она кое-как помогла мне на него пересесть. Мы катались по стерильным коридорам, пока не приехали в какое-то помещение: в нём стояла кровать, а над ней огромная лампа. Знакомые аппараты, подставка под капельницу и металлический столик, на котором уже лежали необходимые инструменты. Алина помогла мне лечь на койку. Она посидела со мной пару минут, мило держа за руку, и ушла, когда в операционную зашли медсёстры и врач.       — Авдеев, Вы готовы? — спросил врач, надевая перчатки.       — Да, — одна из медсестёр подошла ко мне, одела кислородную маску и через новый, уже голубенький катетер ввела какой-то раствор. Она попросила посчитать до десяти.       …один       …два       …три       …четыре       …пять       …шесть       Я уснул под пищание аппарата, который цитировал моё сердцебиение.              Проснулся в своей палате, перемотанный бинтами. Как всегда, меня капали. Бутылочка уже почти опустела, потому я с радостью нажал на кнопку. В палату медленной походкой зашла Алина и, заметив, что я проснулся, подбежала и сжала в объятьях.       — Всё прошло просто прекрасно! Через пару дней, может неделю, ты сможешь нормально передвигаться. Не придётся возить тебя везде на коляске, будешь сам потихоньку ходить под присмотром, — радостно сказала девушка, держа меня за руку.       — Отлично, — я улыбнулся в ответ.       — Так! Я кое-что сделала, и отказ не принимается!.. В общем, я решила оплатить две койки в семейнике. Заведующий не был против, так как где-то же мне дремать нужно, а если я ещё и вношу плату, так вообще счастье, — Алина улыбнулась, ожидая ответа.       — Раз отказы не принимаются, то ладно. Когда мы туда переселяемся?       — Прямо сейчас! — Жатетская быстро пересадила меня на коляску и повезла по коридору в семейную палату. Я слышал, что там двуспальные кровати. Буду спать, как царь — звёздочкой.       Так и есть, огромная плата с двумя двуспальными кроватями. В палате даже телевизор есть и чайник с личным холодильником. Красивенько и уютно. Меня расположили на одну из кроватей, рядом с которой был шкафчик, как в школе, деревянный. Алина ушла за моими вещами, вернувшись всего через десять минут. Вспоминаю, как она помогала мне переодеться… возила в душ, мне даже стыдно поначалу было.       — Спасибо… положи, пожалуйста, в шкаф, — попросил я.       — Хорошо, — девушка послушно открыла створку и аккуратно сложила мои вещи в шкафчик, — готово, — она присела на мою кровать. — Слушай, Фил… я задалась вопросом… к тебе за все эти три месяца никто не приехал…       — Нет у меня тех, кто мог приехать. Родные отказались от меня, поверили в то, что я ограбил казино, но я этого не делал! Ты мне веришь?.. — я взял в свою руку её маленькую ладошку.       — Я верю тебе, — Алина устало улыбнулась и встала с кровати, — Я пойду прилягу, — она опустила голову ко мне, а я поднялся на локти, чтобы поцеловать её. Романовна ушла на свою койку и, улегшись, уснула.       Пощёлкав пальцами, я пораскинул мыслями и решил, решил попробовать встать. Глубоко вдохнув, я оперся на руки и встал на ноги. Было страшно пошевелиться, сказали же… через неделю. Раз шаг, два, три, и я дошёл до двери, неуклюже, конечно, но это первые шаги за три месяца. На четвёртом я почувствовал неприятную боль в бедре, от чего свалился на колени, недовольно прошипев.       — Фил? — не поворачивая головы в мою сторону, тихо спросила Алина.       — Ничего-ничего, я сам, — пытаясь подняться, сказал я. Тогда девушка повернула голову и испуганно подскочила с кровати.       — Фил! — она подняла меня под руки и посадила на кровать, — что тебе в голову взбрело?       — Прости… я просто хотел пройтись, — тихонько оправдывался я.       — Чудик, — серьёзно сказала она, а потом засмеялась. Я впервые услышал её прекрасный, щекочущий уши смех…