Public Carnage

ATEEZ
Слэш
Перевод
Завершён
R
Public Carnage
Jenna__Leto5428
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
I) - Я хотел бы пострадать за твою любовь, - сказал Сан. Уён с удовольствием принял бы его вызов. *** II) Что болезнь отнимает у человека, а что восстанавливает поклонение.
Примечания
https://www.youtube.com/watch?v=e9-qLNwwkmE&t=4063s - очень рекомендую к прослушиванию во время прочтения. Помогает проникнуться к атмосфере работы. Работа сама по себе довольно рваная в повествовании. Сложна для понимания. Я сама если честно, не очень разобралась в ней...
Посвящение
stbirth15
Поделиться
Содержание

II) a wave, an awesome wave [волна, потрясающая волна]

Что болезнь отнимает у человека, а что восстанавливает поклонение.

***

"Горе заставляет людей совершать самые странные поступки", - сказала мать Сана после того, как он нашел своего прадеда посреди рисовых полей на рассвете, с пиявками, свисающими с его голеней, с потрескавшимися и посиневшими губами, насвистывающего старую песню.. Сан привел его домой. Свист не прекращался. Это противоречило идее траура в голове Сана. Что мучило его прадеда на протяжении всей жизни, он не знал. Позже он догадался, что это, должно быть, просто была старость. - Когда он открывает глаза и видит лезвие ржавого охотничьего ножа в нескольких дюймах от своего носа, Сан смотрит на Уена и говорит: - Это я. Это Сан. Уён покачивается, балансируя между сном и бодрствованием, слезает с Сана и снова засыпает. Позже, разогревая остатки обеда, Сан удивляется, почему нож никогда не беспокоил его. Он списывает это на ржавчину. - - Скажи мне, если почувствуешь что-то, - говорит Ёсан и щелкает иглой. Сан качает головой. Ёсан кивает. Тонкая игла блеснула перед глазами Сана, прежде чем Ёсан прикладывает ее куда-то к его лбу. Он снова щелкает ею. - Ничего, - докладывает Сан. Ёсан берет другую иглу. Он делает паузу. - Как давно у тебя эти головные боли? - Э-э, давно. Уже несколько лет. Игла. Щелчок. Нет. - Ты уже обращался к кому-нибудь по этому поводу? - Не совсем. Ёсан заканчивает вживлять последнюю иглу и пододвигает табурет. Тупая боль дает о себе знать в голове Сана, словно камни сна давят на нее, утяжеляют ее. Он подавляет зевок. - Однажды моя сестра, она..., - он снова зевает. - Извини. Она отвела меня на рисовые поля и прилепила мне на лоб пару пиявок. Ёсан смеется. - И ничего не вылечила, я полагаю? Сан улыбается, глядя в потолок. Они были тонкими, еще тоньше были вокруг рта, глазированные и темные, как продолговатая смородина в сиропе. У него тогда были рубцы в течение еще нескольких дней. - Думаю, на самом деле мне от этого стало только хуже, - признается он. - Когда Уён делает это во второй раз, Сан ничего не говорит. Он наблюдает, как Уён отстраняется и немного возится с изгибом бедра Сана. Сан слышит, как он снова погружается в сон. Он решает спать на спине. - Он хотел бы думать, что его не беспокоило то, что Уён вышел из-за решетки. Не так много людей, которых знает Сан, настолько склонны создавать место поклонения вокруг простого смертного, по крайней мере, пока он еще жив. Они встречаются за чашечкой кофе, и Сонхва бросает взгляд на его лицо, а потом возится с ручкой своей чашки. - Он в порядке, - говорит Сан. Сонхва фыркает. - О, я знаю, что он в порядке. Пенный медведь в латте Сонхва уродлив. Сан протягивает руку и высыпает на него пачку сахара. Сонхва поднимает глаза, но ничего не говорит. - Я не хотел быть тем, кто это скажет... - И все же мы здесь. Сонхва окидывает его пристальным взглядом. - Что я могу сказать? Самые сильные солдаты. Вообще-то, Сан хочет сказать, что с его стороны невежливо предполагать что-то. - Кстати, а где Хонджун? - спрашивает он вместо этого. На лице Сонхва ничего не меняется. Несколько мгновений он изучает Сана. Сан постукивает ногтями по ободку своей чашки и приветливо улыбается. Сонхва улыбается в ответ. - Твоя злобная жилка нуждается в небольшой доработке. - Он с размаху открывает меню десертов. - Торт? Возьми за мой счет. - В защиту Сана хочу сказать, что никогда не бывает подходящего момента, чтобы рассказать Уёну о том, что он сделал. Он не очень-то жалует удары, если только он сам их не наносит. Сан хочет спросить, приятно ли ему это, прилив крови, последующая пустая нота, еще больший всплеск, поглощающий остальное. Сан тоже иногда хочет произвести фурор. К несчастью для Уёна, иглы не умерили пыл, и пиявки не высосали из него этого. Уён обхватывает шею Сана, когда тот дает ему пощечину. Сан хочет поблагодарить его. Ожог от удара хлыстом калечит, и Уён, пожалуй, немного святой. - Если кто-нибудь когда-нибудь спросит его об этом, Сан объяснит свои причины: если Уён упадет или споткнется в темноте, Сан никогда не сможет простить себя. - Горе делает Уёна хтоническим и холодным. Возможно, Сан знает кое-что о кровопускании. - - Сан, - шепчет Уён. У него тяжелое дыхание. Он только что проснулся. Костлявый изгиб его тела вдавливается в спину Сана. Задыхаясь, он опускается на локти на мраморную столешницу. - Сан. Сан. Эй, это нормально? Рука Уёна скользит по его бедру и проникает в переднюю часть пижамных штанов Сана. Его ноготь задевает член Сана. Сан хмыкает и поднимает голову. Сонхва и Юнхо спят в гнезде на полу в гостиной, Хонджун отключился на диване над ними. Сан может видеть макушку головы Чонхо над одеялами с другой стороны от Сонхва, фигуру Минги, обернувшуюся вокруг Ёсана на кушетке, которая явно слишком мала для них обоих. Кулак Уёна крепко сжимается на его члене, а Сан прикусывает внутреннюю сторону щеки. - У нас гости... - И что? - отвечает Уён. Его язык лижет полоску за ухом Сана. - Я только позавтракаю. Что-то давит внизу на кожу Сана, покалывая, как акупунктурные иглы. Ему требуется секунда, чтобы отделить гнев от смущения. Уён твердый. Уён обхватывает его спину. Если Ёсан прямо сейчас проснется, то первое, что он увидит, будет Уён, прижимающий Сана к кухонной тумбе. Сан вздрагивает. Рука Уёна теплая, как раковина уха летом. Сан отпускает. Он слышит глубокий вздох Уёна, его пальцы впиваются в изгиб талии Сана. Он ворчит, фыркает и отстраняется. Сан прижимается лбом к столешнице, пытаясь унять дрожь в коленях. Он выпрямляется. Уён открывает холодильник. Он достает яйца и пакет молока. - Блинчики? - спрашивает он. - Было бы неплохо, - доносится из гостиной хриплый голос Хонджуна. - Экономика устроена следующим образом: система бартера, заимствованная из древней экономики даров. Проще говоря, бессмертие в обмен на поклонение, только вот кто на самом деле остается в живых? Что вы помните, Басё или форму, которую он принял? Уён здесь, в своей дурацкой широкополой шляпе и шортах с рисунком из крошечных зеленых редисок, и он пробирается через рисовые поля, и Сан знает, что это сон, по тому, как он не топчет ни одного растения. Посреди многовекового поля Уён оборачивается и что-то кричит. Позади него поднимается гигантская волна укиё-э. Уён снова кричит. Огромная волна ревет, в ее чреве трепещут перемены. Уён поднимает руки и ухмыляется. - - Чувствуешь? - Что-то паразитическое в Боге и его возлюбленном. Любой может сыграть на этой гитаре. Однако флейтист, странный, чудной, скажет тебе, что ты смотришь одним закрытым глазом, а также, что схема не двусторонняя. Боги маленькие, размером с ладонь. Раздавите одного и увидите, как из кулака высыплется рис. Как бы вы хотели, чтобы ваш был приготовлен? - Выбросил бы его вместе с остатками, - сообщает ему Уён. Это лишнее. Сан видит вчерашние креветки и почти испорченный зеленый лук. - Спасибо за еду, - бормочет Сан и произносит молитву. Он откусывает кусочек. Жует. Кусочек масла лежит у него на языке. Сан проглатывает его.