Путь бунтаря (The Rebel Path)

Первые три радиостанции, которые она переключила, играли треки Евродина, и Ви могла ощущать веселое раздражение от Джонни где-то внутри нее, пока она мчалась на своем мотоцикле через Хейвуд и обратно к Уотсону. Третий трек на самом деле ее любимый, поэтому она оставила его включенным ненадолго, и почувствовала как настроение Джонни… что бы он ни думал по поводу сольных хитов своего бывшего напарника по группе, смягчилось до чего-то почти похожего на... завистливое восхищение? Трек качал, это уж точно. Она снова переключила радио, и в ушах взвыли Us Cracks. Она ухмыльнулась и нажала на газ, лавируя между стоящими в пробке машинами в час пик, когда они проезжали площадь Корпоратов. Она ожидала от Джонни еще больше раздражения, но вместо этого ему было любопытно, и даже, похоже, он был немного заинтригован, но по-прежнему помалкивал. Она заметила, что он обычно оставлял ее одну, когда она едет на мотоцикле, и с учетом как она водит, она не может полностью винить его, ведь он убьется как и она, если они попадают в аварию. Она вздохнула и снова переключила станцию, решив вывести его из себя. И на этот раз это песня «Самурая», которую она знала достаточно хорошо, чтобы едва не набить текст на спине пока была подростком. «Слава богу, что я этого не сделала», – подумала она, отбросив эту мысль, прежде чем Джонни успел бы ее уловить. Во всяком случае, она надеется на это. Вместо этого она начала громко петь, сочиняя свои собственные бессмысленные тексты вместо настоящих. Они пересекли мост в Уотсон, пока солнце садилось слева от них. – Трах бах бах, путем бунтаря! Клац-щелк, бац-бац, иду я! – подпевала Ви радио, заводя байк на стоянку в гараж с волчьей, дразнящей ухмылкой на лице. – Да заткнись уже нахер Ви, прекрати делать вид, будто не знаешь слов! Джонни наконец заглотил наживку, появляясь перед ее мотоциклом и прислонившись к рулю. Они подначивали друг друга весь день, но это превратилось в игривое подшучивание, и она знает, что в какой-то мере им обоим нравится перекидываться оскорблениями с кем-то, кто может их раздавать так же хорошо, как и другой. Злобная усмешка Джонни даже сейчас чуть дернулась и приподнялась, что только сделало ее ухмылку шире, когда она одним быстрым движением спрыгнула с байка и прогулочным шагом направилась к лифту, продолжая напевать на ходу выдуманные куплеты к песне Джонни, один нелепее другого. Она со смехом привалилась к стенке лифта, и Джонни отпикселировался перед ней. Их глаза встретились, и он тоже рассмеялся, но потом это внезапно стало чересчур интимным, и он отвел взгляд, снова надел солнцезащитные очки, и через миг исчез. Она понимала почему. Эти легкие моменты между ними, когда их подшучивание внезапно переходило в непринужденный ритм, вот что действительно пугало ее больше всего. Потому что в эти моменты она ощущала, как стирается грань между ними двумя, и как края его сознания касаются ее, обволакивают ее, и это казалось таким... знакомым и безопасным, как что-то, что всегда было частью ее, что-то, что она всегда знала и просто подзабыла. Его воспоминания, его побуждения, его предпочтения, его желания разворачивались внутри нее, как потерянная конечность, которая медленно обретает чувствительность. Как будто она не могла вспомнить, где заканчивается она и начинается он. Это не было романтично, это чертовски ужасающая реальность того, что твой мозг медленно перестраивается в чей-то другой. Она чувствовала, как ее личность исчезает, поглощаемая его личностью. Это просто факты. Так что лучше держать стены поднятыми. Очертить и цепляться за то малое пространство, которое они имеют, чтобы скрыть друг от друга то немногое, что они еще могут. Чтобы изо всех сил держаться за эти последние бастионы уединения в своих собственных умах – или, скорее, в едином разуме и теле, которое они вынуждены делить. «Мое тело», – подумала Ви. – «Все еще мое». Это была громкая и резкая мысль, и она ощутила, как Джонни среагировал на нее, но не смогла точно сказать, что он чувствует. Он возвел свои стены и снова спрятался в ее сознании, и теплое, безопасное, но пугающе опасное чувство отступило вместе с ним. Ви вздрогнула, внезапно ощутив озноб, пока лифт с грохотом ехал на этаж ее квартиры. Сегодня на улице было почти 100 градусов, поэтому она не взяла с собой пальто, только перекинутую через спину маленькую сумку и кобуру с пистолетом. Ранее она попала под внезапный ливень в пустошах, преследуя на байке одного из взбунтовавшихся Деламейнов, а затем на обратном пути ее обдало пылью. К тому времени, как они нагнали последнее из своенравных такси в подземном переходе в Пасифике, Джонни подкалывал ее тем, что она замечательно вписывается в толпу местных бродяг, пока она зачищала высканенное неподалеку место преступления, которое она перехватила на своем сканере полдепа Найт-сити (НСПД). – Если ты закончила избивать каждого гопника в Пасифике как пиньяту, в надежде если один из них каким-то волшебным образом приведет тебя к «вудуистам», давай-ка нафиг поехали домой, чтобы ты могла принять гребаный душ, надеть свой лучший наряд в стиле «я горячая сучка», и притащить свою задницу в «Посмертие» просить Бестию помочь тебе найти Хеллмана. – Думаешь, она вообще будет со мной говорить после того, что случилось с Дексом? – Бестия отлично разбирается в людях, – заверил он ее. – Просто позволь ей прощупать тебя, посмотреть, в чем твоя сделка. – Охуенный план, Джонни. Я что, просто так ворвусь в ее маленькую VIP-кабинку и попрошу ее о помощи? – Ну, как бы да, – ответил он. – Она фиксер, это буквально ее гребаная работа. Она решила, что он прав. Она сама не знала, что за херню она творит. Не похоже, что блуждание по набережной, отвечая на случайные звонки НСПД расположит ее к местным бандам или позволит ей нащупать след каким-либо значимым образом. Ей лучше будет расспросить Бестию о Хеллмане и пока оставить ниточку «вудуистов» – насколько она знала, у Бестии, вероятно, есть контакты в даже Пасифике. Джонни был прав – она должна отправиться в «Посмертие». И вот она – они оба – зашли в квартиру, где она сбросила грязные ботинки, сняла через голову сумку, расстегнула кобуру с пистолетом, сняла шапочку и встряхнула густыми, растрепанными волосами. Она старалась не смотреть в зеркало, когда разделась и зашла в душ, позволив воде каскадом стекать по ее телу, медленно, но верно освобождая от дневных забот. Где-то внутри себя она чувствовала, что Джонни тоже это нравится. Это все еще было очень странно – ощущать постоянное чужое присутствие каждую минуту ее дня. Никогда не оставаясь по-настоящему наедине ни со своим телом, ни со своим разумом. Кого-то, кто постоянно наблюдал – даже осуждая – за каждым ее рассеянным беспокойством, за ее болями, за ее странными мелкими причудами, за всеми ее загонами. Всего несколько коротких недель назад Джонни был совершенно незнакомым человеком, которого она знала только по его рычащим, наполненным яростью текстам и по маргинальным теориям заговора. И все же вынужденная близость их ситуации очень быстро забросила их на совершенно неизведанную территорию. Закончив принимать душ, она принялась сушить волосы, не потрудившись прикрыться. Когда она смотрела на себя в зеркало, она чувствовала, что Джонни тоже наблюдает за ней, ее собственными глазами. Она никогда даже не пыталась вести себя скромно рядом с ним, поскольку ей казалось, что это только привлекло бы больше внимания к ее полному отсутствию способности устанавливать какие-либо реальные, значимые границы между ними, когда дело доходило до драки. И она была не из тех, кто притворяется, просто чтобы почувствовать себя лучше. Именно поэтому она не принимала блокаторы, которые ей дал Вик. Поначалу присутствие незнакомца в ее голове было пугающим – ужасающее ощущение того, что ее разум и тело вскрыты и показаны нараспашку перед кем-то другим, было насилующим в самом фундаментальном смысле, и они с Джонни оба все еще пытались переварить это. Но в тот момент, когда она поняла, что его энграмма действительно была личностью, с мыслями, воспоминаниями, чувствами и личной историей, такой же сложной, как ее собственная, она не могла заставить себя продолжать думать о нем как о вирусе, который нужно удалить, или о проблеме, которую нужно стереть. Она до сих пор понятия не имеет, как, черт возьми, все это работает, или как все это закончится для каждого из них, даже в самом лучшем случае. Но в то же время она не собиралась сажать его обратно в какую-то маленькую тюрьму в своей собственной голове. Она могла видеть некоторые из его воспоминаний о времени, проведенном в Микоши, особенно в своих снах. Это было ужасно, холодно и пусто до такой степени, что потрясло ее до глубины души - бесконечная, вибрирующая монотонность не-совсем-небытия. Ей не нравилось убивать людей только потому, что они оказались не в том месте не в то время, и она делала все возможное, чтобы избежать этого. Конечно, Джонни действительно бросился прямо в башню Арасака с ядерной бомбой наперевес, так что он не был совсем невинным свидетелем всего этого, но- Она встретилась взглядом со своим собственным отражением в зеркале, но вместо себя видит его, стоящего там полностью одетым и смотрящего на нее в ответ. – Какого хера? – воскликнула она, отпрянув назад. Это происходило уже не в первый раз, но это всегда пугало ее до чертиков. Она почувствовала, как неисправность биочипа затуманивает ее зрение, после чего с кашлем наклонилась и блеванула в раковину. Сегодня она почти ничего не ела, так что почти ничего вышло наружу. Она сполоснула лицо, и когда взглянула вверх, ее собственные знакомые «кироши» пристально смотрели на нее в ответ. Ее взгляд упал на банку с блокаторами на стойке. Помимо любого чувства милосердия, которое она, возможно, начала испытывать к Джонни, ей нужно чтобы он был с ней сегодня вечером. Если она собирается поговорить с Бестией, она хочет, чтобы там был кто-то, кто знает или, по крайней мере, знал легендарного фиксера лично. По правде говоря, что Бестия пугала ее до чертиков. Хотя и не в плохом смысле. Бестия – это все, чем она желала быть. Могущественная, пугающая, недосягаемая. И почему-то все еще чертовски сексуальная в свои 80 с хвостиком. Помимо воспоминаний Джонни, Ви видела ее только издалека в реальной жизни, единственный раз, когда она была в «Посмертии» до сегодняшнего вечера, когда она была с Джеки. В ту ночь, которая превратилась в худшую во всей ее жизни. Она представила себе Бестию такой, какой она выглядела в ту ночь, выходя из своей кабинки и оглядывая комнату, как лев, осматривающий свой прайд. Ви не могла оторвать глаз от седовласой женщины. Невозмутимая, но бдительная. Уверенная, но осторожная. Харизматичная и пугающая. Больше, чем немного похожа на Джонни, теперь Ви понимала это. Само собой, что они были корешами. Она ощутила, что Джонни среагировал на эту мысль, но он спрятал ее слишком быстро, чтобы она успела разобрать. Со вздохом взбив свои теперь уже сухие волосы, она вышла из ванной и начала рыться в своем шкафу. – Если ты хочешь, чтобы Бестия восприняла тебя всерьез, не одевайся как какая-нибудь дура, которая хочет стать соло, – фыркнул Джонни, пикселизировавшись у стенки в своих авиаторах. – Не твоя барби-кукла, Джонни, – Ви закатила глаза и натянула свои кожаные штаны и армейские ботинки, затем, передумав, потянулась за другой парой с небольшим каблуком. Джонни одобрительно кивнул. Ви, игнорируя его, взяла свою любимую рубашку. – Только не ее, – сказал Джонни. – Пошел ты, – нахмурилась Ви. – Мне она нравится. – Ничего не имею против твоей стремной маленькой рубашки, Ви. Я просто говорю, что если ты хочешь, чтобы Бестия уделила тебе пять минут, ты должна подняться на ступеньку выше. Ви сделала паузу, разглядывая свой шкаф. – Как насчет этого? – сказала она, доставая черный виниловый корсетный топ. Джонни молча наблюдал, как она набрасывает его на плечи и застегивает молнию спереди. – Хм, – одобрительно произнес он. Ви задумалась еще на миг, затем взяла черный кожаный чокер. Джонни открыто заулыбался, когда она застегнула его на шее. Она намеренно проигнорировала его и прошла через комнату к зеркалу. Джонни возник сзади, прислонившись к стене и внимательно осмотрел ее. – Должен сказать, Ви, четко выглядишь. Она закатила на него глаза и принялась наносить макияж. Джонни снял свои авиаторы и скрестил руки на груди, все еще наблюдая за ней. – Никогда раньше не видел, чтобы ты красилась. – Никогда не было причин для этого. Джонни приподнял бровь в ответ и продолжил молча наблюдать за ней, пока она заканчивала наносить темно-красную помаду. – Посмотрите-ка на мою маленькую наемницу, – сказал он с теплым одобрением. Это самая откровенная нежность, которую он когда-либо говорил ей, и от этого она замерла как вкопанная. Их глаза на миг встретились, затем она опомнилась и одарила его дерзкой ухмылкой, после чего схватила пальто и направилась к двери. Стены подняты, подумала она.