Я помогу

      — Ссыкло. — эти слова будто бы разносились по всему помещению, оглушая своей громкостью, что аж в ушах звенит, а не на самом деле были произнесены так, что только я мог это услышать. Отдавалось эхом в моем сознании, заполняя его ненужными, ужасными и неправильными мыслями.        Я стоял и смотрел вслед за ней, что силком схватила Оди за предплечьем и срочно уводила отсюда. Быстро шагали по паркету, звонко раздавался этот звук от каблуков обуви. Кто-то рядом успел разлить свой коктейль и ругался себе под нос. Все наблюдали за тем, что происходит с той девчонкой. Ее разбитому лбу не позавидуешь, но… Я думал о том, что могло бы произойти в худшем исходе.        Весёлую молодежную музыку словно приглушили, либо же совсем выключили. Она больше не била из шумных колонок, не давила и не раздражала. Я забыл о том, что должен идти за ними, как-нибудь помочь. Собственная слабость не позволяла сдвинуться с места и рвануть за ними. Я продолжал всё видеть, но перед глазами все равно была чёрная пелена, окутывающая не только то, что видно перед собой, но и мысли, позволяя себе то, чего я так не хочу чувствовать и забыть. Те ощущения, что, кажется, преследуют меня всю сознательную жизнь, ещё с раннего детства и по самые секунды.        Ссыкло. Тряпка. Плакса. Неженка. Никому не нужный. Одинокий. Неинтересный. Забытый. Я не достоин быть с ними. Даже она считает меня таким. Нет. Нет. Заткнитесь. Я не хочу это слышать. Не хочу. Молчите. Затухните. Исчезните.        Тихие стоны этой стервозной девушки и ажиотаж вокруг неё малость привели в себя, и я не стал задерживаться здесь. Нас действительно будут ждать серьёзные последствия. Полиция? Однозначно. Мы крупно влипли.        Я рванул за ними, пытаясь сконцентрироваться на чем-то другом. Новая картина. Не хватает красноты на маке. Кровь, стекающая по лбу. Цветок на подоконнике в своей комнате. Давно высох. Умер. Цирк? Страшные клоуны. Коты. Дерущиеся коты. Пчёлки. Жалят. Больно. Очень. Я не знаю на что ещё можно отвлечься. Чем больше я хочу это сделать, тем больше я, наоборот, начинаю думать. По коже пробежали мурашки, будто что-то ползёт под ней. Странное ощущение, которое появляется когда я волнуюсь.        Одновременно с щелчком захлопывающейся двери я моргнул, и всё мигом перевернулось. Появилось легкое головокружение, но я продолжил подходить ближе к ребятам. Майк истерит. Оди сидела на краю непонятной железной и прямоугольной махины. Напротив неё стояла Офелия и что-то строго твердила той в лицо, в тот же момент утирая рукавом своей кофты слёзы с ее щёк.        Чуть не дойдя до них, я резко снизил темп, делая безумно медленные шаги. Просто появилась мысль, что сейчас так надо. Лучше сделать именно так. Если что-то резко станет двигаться медленно во время нервозной ситуации, им это поможет как и мне? У всех есть такие мысли? Я один?…        Нужен ли я ей? Сейчас? Вообще? Что мне делать? Я боюсь.        Маленький мальчик, который всего боится. Ничтожен для этого мира.        Вспомнил, что мне говорили. Закрыть одну ноздрю и дышать. Дышать. Я сделал это, прикрыв глаза пытался разобрать, о чем они говорят. — Не знаешь как… — Поговорим обо всём. — Я тебе расскажу. — Не делай… — Всё узнаёшь. — …как все.        Я слышал всё обрывками, у меня не получалось вникнуть. Фел говорила быстро и, вроде как всегда, спокойно, но иногда в ее голосе проходили нотки нервозности. — А ты, — я открыл глаза, когда услышал эти слова прямо перед своим носом, — с тобой мы дома побеседуем.        Девушка подошла ближе ко мне и встала напротив, чуть озлобленно посмотрев в мои глаза. Мне лишь осталось скукожиться и попытаться стать невидимым для этого мера, в частности для неё. Хотелось провалиться, либо же исчезнуть. Тучи заслонили яркое солнце, поэтому я перестал жмуриться.        Фел на моё молчание, — я действительно не знал что мне говорить. Правда, —наверняка вновь подумала о том, какой же я трус, и, как мне показалось, с отвращением отошла к Уиллеру с Одиннадцать, по пути доставая из нагрудного кармана большой клетчатой рубашки сигареты с зажигалкой. Уже по-заученному она вытянула зубами из пачки одну штуку и прикурила, прикрыв кончик от ветра, которого и не было. Резко сделала первую затяжку и долго стояла, не выпуская дым из лёгки. Она давно так себя успокаивает как они?        Я поджал губы и продолжил стоять вдали от них, ожидая что будет дальше. Майк присел рядом с Оди и взял ту за руку, нежно поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Интересно. Какого это? Он что-то прошептал ей на ухо, что даже сквозь слезы кареглазая улыбнулась со смешком. Мой друг успокаивает ее? Какого это, когда тебе помогают и успокаивают? Это ведь можно почувствовать? Друзья ведь так делают. Но сегодня этого я не узнаю. ***        Мы встали посреди комнаты Джонатана — Фел снова закурила: это место уже не так жалко, потому что оно давно уже пропахло запахом сигарет и травы. Мне только остаётся продолжать удивляться, как же мама до сих пор всего этого не заметила. Возможно, она сама привыкла к запаху никотина и табака, поэтому и не обращает внимание.        Девушка устало присела на край кровати и прикрыла свои глаза. Зеленоглазая была сегодня огромным молодцом — почти всё время с полицией общалась именно она, — всё же, как бы это не звучало, у неё уже был опыт до того, как их отношения с Хоппером не стали такими хорошими, — и всех успокаивала. В участке с моим братом они на пару также провозились. Теперь же нас ждал какой-то разговор, из-за которого я насторожился. Лёгкие бабочки полетели где-то у диафрагмы, — черт, Уилл, это не бабочки, а паника, — а в носу по-странному защипало. Оставалось лишь ждать, пока Офелия соберется с силами, докурит очередную сигарету и станет говорить мне обо всем, что хочет выразить. — Я не хочу, чтобы ты думал, что я ругаю тебе, но именно это сейчас выйдет, потому что вина весит в особенности на тебе. Конечно, не только на тебе, но и на Джонатане, на Джойс. — стала говорить девушка, потушив сигарету об специально выделенный угол на краюшке тумбы, уже успешно прожжённую моим дорогим соседом-торчком.        Тут же закрутились мысли в моей голове, разбирая планы того, о чем же она говорит. Ее первые слова никак не успокоили меня, а лишь наоборот усугубили страх, с новой силой распространяющийся внутри.        Я понял. — У тебя ни разу не промелькивала мысль о том, что Оди нужно помочь? Узнавать мир, объяснять его конструкцию, как люди себя ведут и что вообще такое общество с социумом, — очень тихо, но серьезно говорила она, медленно моргая.        Я вновь встал как вкопанный, уже скукожившись внутри себя. Опять это ощущение. Это чувство, когда хочется попасть в чёрную, такую бездонную жару посреди бесконечной черноты космоса. Кстати, это идея.        Эти эмоции пожирали всё. Раздумья, всё с головы до самых пят, окружающие вещи. Этот поток снова прильнул к голове и не собирался уходить обратно. Это неприятно. Я бы даже сказал, что очень. Вообще-то больно. Из-за этого закололо где-то в груди, как множество игл, вонзившихся прямо в сердце. Нет-нет, в душу. Ты ведь понимаешь? Уилл. Понимаешь? Пойми. Пойми уже!        Появилось желание бежать. Как можно быстрее и дальше. Из этой комнаты. От этого разговора. От Фел. От всего мира. Гавнюк, да ты только и ждёшь, когда на тебя обратят внимание, а ты его получил — и что? Как мне понять других, если я не могу понять себя? Я будто снова не принадлежал самому себе. Своим мыслям, которые для меня совсем чужие, уж точно не свои, но они… свои. — Да даже если ты понимал, что ты не сможешь или тебе просто лень, можно было и дать ей книжки. Книги, понимаешь? Это один из легчайших для неё способов приспособиться.        Конечно я всё понимал. Всё по новой.        Трус. Ни на что не годный. Боящийся выйти хоть на шаг из своего комфорта.        Точно. *** — Он долго плакал, — прошептал Майкл, поставив кружку с кофе на скатерть шатающегося стола. — Это нормально, — ответила Офелия, выпрямившись на стуле, — если он действительно захочет справиться со своими проблемами, то это первый этап — принять то, что что-то не так и с этим надо что-то делать. Он всё понял. Я ему помогу.