Уверен, что это хорошая идея?

Антон просто пытается вписаться, как умеет. Он рассчитывает впечатлить этих дурацких подростков дорогим бухлом. Они должны быть счастливы. И они даже как будто действительно радуются. Как дети. Все, кроме одного. Этот гребаный Фил, или как там его, даже в лице не меняется. Пьет вместе со всеми, но будто не пьянеет. Ещё и смотрит на Ковалёва то и дело. Так многозначительно что ли, свысока. Или Антону кажется?.. Может он сам просто все время цепляется за него взглядом. Слишком пухлые губы, да ещё этот взгляд из-под сведенных бровей. Красивый, сука. Новоявленный тренер никак не может выбросить это из головы, пока они бухают в актовом зале. А потом Фил закрывает его на крыше, блядь. Нахуй это всё!

***

Когда происходит вся эта хуйня с приложением для знакомств, Антон готов на стенку лезть. В какой-то момент ему кажется, что он уже не поднимется. Вся эта история с тюрьмой, множественными отказами и ощущением собственной никчемности утрамбовывается осознанием того, что его наебали подростки. Он пялится в экран своего телефона, и единственное, что его удерживает на краю — это последнее сообщение, которое пришло сильно позже, уже после того, как всем, вообще всем, стало всё известно. Там всего четыре слова: «я бы тебе отсосал». Ковалёв крутит в голове эти слова и вопреки здравому смыслу ощущает внутри себя какое-то щекочущее напряжение. Оно ему и нравится, и не нравится. Он никогда не трахается с детьми. Это гнусно. Он никогда бы до такого не опустился. Это с одной стороны. С другой — какие они нахуй дети?! Какой-нибудь условный Дрочер или та же Женька, да даже Макс — понятно, что они ещё совсем незрелые. Но тот же Платон или Ленка… Есть ощущение, что они понимают в своей жизни больше, чем некоторые взрослые. Или тот же Фил. Его явно ребенком не назовешь. Эта мысль почему-то цепляется в сознании крепче остальных. Антон не знает, кто написал это последнее сообщение, и был ли это очередной стёб, но… Да нахуй! Он сносит приложение из меню и откидывает свой телефон подальше. Нахуй это всё!

***

В следующий раз Ковалёв думает, что ему опять показалось. Взгляд, которым награждает его Фил в раздевалке. Прищуренные глаза должны говорить о злости или разочаровании от того, что его засекли, но это не те эмоции, которые считывает Антон. И вообще во всем поведении парня совершенно нет раскаяния. Или так всегда с малолетними уголовниками? Ни любви, ни тоски, ни жалости?! Антон гоняет эти мысли в голове перед сном и начинает даже думать о том, что Фил всё это подстроил только ради него. Но ведь Белову и правда нужны были деньги, значит это просто банальное воровство. Но как же взгляд?.. А ещё эта ухмылка. И эта уверенность, которую Антон давно не чувствует в самом себе… И которой явно не должно быть больше у семнадцатилетнего парня, блядь. Зачем он вообще дал ему деньги?! Это ведь Фил подставил его с этим чертовым Тиндером. Можно было бы проучить его на раз. Но Ковалёв без колебаний отдает ему деньги, прикрываясь липовым шантажом про стукачество. Хуй там, Белов не станет стучать — Антоха бы первым разочаровался, если бы стал. И нахуя тогда спрашивается?.. Заканчиваются эти потрахушки с собственным мозгом тем, что он встает с кровати, на которой прокрутился уже добрых пару часов, сбив ебучую простынь, и идет на кухню, чтобы покурить и плеснуть себе коньяка. Похуй. Взгляд и взгляд. Ухмылка и ухмылка. Почему он вообще должен об этом думать?!

***

У Антона руки трясутся, когда он выходит в длинный коридор с эпилептической лампочкой. Голову жмёт, плечи стонут от напряжения, негнущимися пальцами никак не удается выжечь искру из кремня. Когда дым заполняет легкие, он наконец может поднять глаза и подойти нетвердым шагом к сгорбившейся фигуре в черной толстовке. — Ты что-нибудь принимал? — горло предательски давит, но Ковалёв пытается говорить твердо, чтобы не выдать тот липкий страх, который затопил всё его сознание, когда он увидел Дрочера на полу ванной. — Нет, — отвечает Фил и впервые не смотрит Антону в глаза. Не потому, что врет, а потому что ему по-настоящему стыдно. И тренеру бы радоваться — охуеть какие успехи на воспитательном поприще — но ему сейчас вообще не до радости. Разве что где-то внутри чуть-чуть подступает облегчение: Филу ничего не грозит. Но это мысль тут же смывается следующей фразой. — Прости, надо было всё-таки сказать… — Филипп поднимает взгляд, и Антон понимает, что пиздец как злится на него. Но не потому, что обманул, а потому что Ковалёв теперь точно будет бояться за него! Осознание взрывает мозг какой-то неконтролируемой яростью. До боли в костяшках хочется взять парня за горло и хорошенько встряхнуть, чтобы он никогда больше не лез в такое дерьмо. Никогда, сука! — Это в последний раз, — цедит сквозь зубы и уходит, отшвыривая по пути с таким трудом прикуренную сигарету.

***

Утро на природе кажется потрясающим. Антон в детстве часто мечтал о том, что у него есть бабушка, к которой он каждое лето ездит в деревню или на дачу. Одноклассники вечно ворчали, что предки увозят их чуть ли не силой, а Ковалёв втихаря завидовал возможности купаться в озере, гулять в лесу, хавать ягоды без ограничений. Наверное поэтому он решил отвезти ребят на сборы в лес. Это должно было стать чем-то запоминающимся. После вчерашней долгой дороги тренер, как, собственно, и все остальные, рано завалился спать, поэтому раннее пробуждение дается легко. Антон натягивает плавки, поверх них — шорты, берёт в руки полотенце и, осторожно ступая по лесной тропинке, идёт в сторону озёра. Зеркальная гладь воды кажется безупречной. У Антохи даже перехватывает дыхание от этого потрясающего вида, как вдруг на горизонте появляется чья-то черная макушка, вынырнувшая будто из ниоткуда. Ковалёв ставит руку козырьком, пытаясь разглядеть лицо за приближающимися взмахами рук, но тут замечает у самой кромки воды знакомые кеды. Филипп. На одно мгновение в груди у Антона что-то перехватывает, и он даже думает, не вернутся ли в лагерь. Всё-таки Фил — его подопечный. Но в следующую секунду шлепки о воду замолкают, утренний воздух снова наполняется тишиной. Парень встает в полный рост, и Ковалёв даже с берега видит его самодовольную улыбку и то, как массивные капли воды скатываются с плеч прямиком к черным плавкам. Блядь. — Ты искупаться? Или так, воздухом подышать? — поддевает Фил, и ухмылка в его голосе отдает Ковалёву в самый пах. — Да вот, думал отдохну от вас, дармоедов. Спокойно поплаваю перед завтраком, — отвечает будто бы лениво, стаскивая шорты и кидая на них полотенце. Ступает по прохладному песку к воде, старательно не замечая, как нагло его пожирают взглядом. — Не тут-то было, — улыбка Фила расплывается ещё шире. — Блядь, холодная, — Ковалёв подчеркнуто серьезно бурчит, ступая по щиколотку в воду, чувствуя максимально глупой свою накатившую неловкость. — Иди, не бойся, тут не глубоко, — подначивает его парень. — Охуел?! — Антоха даже мерзнуть перестает, и взгляд поднимает, полный возмущения, как ему хочется думать. — Блядь, ты когда таким борзым стал? — пытается не улыбнуться, глядя на рожу, которая буквально светится в какой-то паре метров от него. — Бессмертный что ли? — и проебывается, усмехается в ответ. — Дурак просто, — не прекращая улыбаться, отвечает Фил, а потом вдруг с силой лупит распахнутой ладонью по кругу в сторону Ковалёва. — С-с-сука, — шипит только что облитый холодной водой тренер, не переставая улыбаться. Они гоняются друг за другом как дети. Фил дразнит его, заставляя брызгаться и хватать себя за руки. Парень дает себя догнать пару раз, и Антоха даже окунает его голову под воду, после чего правда сам отплевывается несколько десятков секунд. То и дело они оказываются совсем рядом, и Антон чувствует под пальцами холодную кожу. Ему нравятся эти прикосновения. Он хочет их максимально продлить, как вдруг с берега раздается взволнованный голос. — Антон Вадимыч! — Никита выглядит потерянным. — Антон Вадимыч! — нетерпеливо кричит снова, пока Ковалёв перестает отфыркиваться и потихоньку приходит в себя. — Макс пропал! Его в лагере нет… — Бля… — не сдерживается Фил. Антон видит, как он смурнеет на глазах. И это явное разочарование на чужом лице немного компенсирует собственное. — Пойдем, — Ковалёв силой прячет улыбку, машет Филу в сторону берега. — Идём! — отзывается Никите, который мнется на берегу, взволнованный явно как будто больше, чем следовало. Хуйня какая-то… Куда он мог деться?..

***

Когда Антон открывает глаза, он думает, что развязаться было откровенное хреновой идеей. Даже отдаленная мысль о вчерашнем бухле подталкивает комок к самому горлу. Блядь, какого хуя он так надрался?.. Нет, неправильный вопрос. Какого хуя эту сраную звезду сделали не в его честь?! От этого вопроса, заданного в тысячный раз самому себе, он опять начинает злиться, на что голова реагирует вполне ожидаемой тупой болью. Антон ведет глазами по стенам собственной спальни, пытаясь сосредоточиться на чём-то другом, и вдруг понимает, что в его квартире как-то не так пахнет. Он с трудом встает с кровати, наступая на кушак махрового халата, матерясь себе под нос, тяжелыми шагами движется в сторону кухни и обнаруживает там того, кого меньше всего ожидал увидеть. — Что ты здесь делаешь? — бурчит он совсем уж не гостеприимно, но адовое похмелье, которое только усилилось в вертикальном положении, должно его оправдать. — И тебе привет, спящая красавица, — отзывается Фил с привычной усмешкой, но у Ковалёва так болит голова, что он не реагирует, пропуская даже обращение мимо ушей, и лишь тяжело приземляется на барный стул, опираясь лбом в скрещенные руки. — Вызвался тебя караулить, чтобы ты больше ничего не натворил. Ковалёв мысленно цепляется за это слово «больше», но ему чисто физически больно пытаться восстанавливать сейчас события вчерашнего (сегодняшнего?) дня, поэтому он просто молчит и поднимает голову лишь на глухой стук об столешницу. — Это что? — спрашивает он хрипло, первым делом залпом выпивая материализовавшийся перед ним стакан воды. — Куриный бульон, — Фил невозмутимо роется в выдвижном ящике, находит там большую ложку и опускает её в тарелку перед Антоном. — Помогает от похмелья, — Ковалёв всё еще ничего не понимает, глядя в улыбающееся лицо. — А-а-а… — тянет на автомате. — Блядь… — он переводит взгляд на плиту, где стоит не только кастрюля, но и сковородка. — А это? — А это макароны с курицей и фасолью, — Фил пожимает плечами и запихивает руки в передние карманы спортивных штанов. — Я пиздец как проголодался, пока тебя караулил. У тебя в холодильнике — шаром покати. Вот грудку в морозилке нашел, в шкафу — консервы и макароны были, — выглядит, как будто он оправдывается и сам же злится из-за этого. — Тебе че, телки не готовят никогда? — Ты вроде не телка?.. — похмельный Ковалёв всё еще не до конца въезжает в происходящее. — Ценное замечание, — Фил скрещивает руки на груди и смотрит на тренера с вызовом. — Есть будешь? — Угу… — Антон кивает и берет в руки ложку. — На самом деле, не готовили… — говорит он задумчиво. — Домработница только иногда… Но это не считается, наверное… Я обычно заказываю… — он жмет плечами и отправляет первую ложку в рот. Бульон оказывается приятно горячим и в меру соленым. — Слушай, а вкусно!.. — у Ковалёва даже глаза как будто открываются шире. — Охуеть! Правда, вкусно, — он улыбается, глядя на по-настоящему смущенного Фила. — Не помню, когда я последний раз ел… Сколько вообще сейчас времени? — Часов восемь, — хмыкает в ответ Филипп. — Это сколько же я спал? — жмурится Ковалёв, от чего боль в голове отзывает новыми красками. — Нормально, — флегматично замечают в ответ. — Чё ты вообще так накидался? — Да блядь… Не знаю… Вынесло меня с этой новости… — Антохе самому стыдно из-за вчерашнего. — Про аллею звезд этих ебаных… Обидно стало, что они не посчитали меня достойным что ли… — Зато мы считаем… — говорит вдруг Фил, и по его взгляду Антон понимает, что он тоже от себя такого не ожидал. — Спасибо… — растерянно отвечает тренер, и парень отмирает, подхватывает свой рюкзак и пихает телефон в карман, явно собираясь линять. — А че там с этим проверяющим? — спохватывается Ковалёв, которому очень почему-то не хочется отпускать парня из своей квартиры. — Блядь, надо Герману позвонить, извиниться… — Не ссы. Нормально всё будет, — Фил всё равно пятится в сторону двери, но уже не так сконфуженно. — У нас типа план есть, — он усмехается, и Антон вот сейчас даже не уверен, что хочет знать подробности. Есть шанс, что его похмельная черепушка не выдержит. — Но извиниться всё равно придется. Только лучше уже завтра. Ладно, я погнал. Давай, не болей, тренер, — Фил договаривает это быстрее, чем соображает Антонов многострадальный мозг. Только он слышит хлопок входной двери, как где-то за ребрами начинает что-то неприятно тянуть.

***

Ковалёв крутит телефон в руках, пока ждёт Лену из клиники, и никак не может решиться. Рациональная половинка мозга буквально верещит о том, что всё это неправильно и что так нельзя. Но та часть, что отвечает за эмоции, да и вообще всё остальное тело придерживаются другой позиции. Антон знает, что он этого хочет. Он может и дальше делать вид, что нет, не хочет, что ему это всё кажется, что он не думает об этом постоянно, но от этого будет только хуже. Чем дальше, тем хуже. А Антону не нравится, когда ему плохо. Ему нравится, когда ему хорошо. Поэтому он прикуривает очередную сигарету, снимает блок с экрана и пишет «У тебя сегодня последний платеж?». После короткого «да» отправляет: «За деньгами приходи. Буду дома через час» — как будто снова прыгает с моста в холодную воду. Только сейчас ему не больно и не страшно, ему хочется улыбнуться, снова представив парня в своей квартире.

***

Ковалёв убеждает себя, что злится на Фила только потому, что тот не явился на олимпиаду и теперь не берет трубу. Он не хочет думать о том, как позорно вчера прождал его с заставленным заказанной едой столом. Хорошо хоть не поддался порыву и не стал всю эту хуету раскладывать из контейнеров по салатникам и тарелкам, можно было со злости легким движением руки отправить всё в мусорное ведро. Так бы пришлось потом ещё и новую посуду покупать. Ещё Антону хочется думать, что он даже рад, что ничего не случилось. Так бы он мог натворить очередных глупостей и заработать себе на новую статью. Да, так лучше. Он почти убеждает в этом себя, но потом в поле зрения снова попадает Фил. Блядь. — Ты вчера не пришел, — Ковалёв надеется только, что вслух это звучит не так же жалко, как в его голове. — А ты мне предлагаешь, чтобы я к вам вчера третьим присоединился? — Фил вальяжно огрызается, прячась за притворной улыбкой. — Не понял, — искренне удивляется Антон. — Да ладно, че ты гонишь! — легонько ударяет тренера кулаком в грудь, и в этом месте у Антона теперь как будто пятно, которое печет. — Ленка мне сама всё рассказала, можешь расслабиться, — бросает и отходит. — А-а-а, а Ленка у нас всегда правду говорит, да? — бесится Ковалёв, на что парень хмурится. — Фил, я тебя когда-нибудь использовал? Да! Мстил? Конечно! Но я же всё это делал в открытую. Ты пойми, если бы мне захотелось секса с малолеткой, я бы выбрал не Лену… Блядь, звучит очень хуево… — Не парься, я тебя услышал, — говорит Фил и улыбается. Антон слышит эту улыбку, и убирает руки от лица. И тоже едва заметно улыбается. Внутри он пиздец как рад. И это пугает.

***

Когда после олимпиады ребята расходятся кто куда, на пустеющем стадионе остаются только Антон и Фил. Они сидят вплотную друг к другу и курят одну сигарету на двоих. Ковалёв ловит себя на мысли, что благодаря этому он даже всерьез не расстраивается из-за проебанного шанса. Лишь бы чувствовать это тепло рядом с собой. — Приглашение к тебе всё ещё в силе? — роняет с ухмылкой Фил, нарушая вечернюю тишину пустого поля. — Уверен, что это хорошая идея?.. — серьезно спрашивает Антон, потому что ему действительно важно знать. Вместо ответа он слышит из-за спины: — Извините, это не ваш кабриолет там припаркован? Блядь.

***

— Ты в курсе, что всё ещё торчишь мне ужин? — с привычной ухмылкой спрашивает Фил, когда они вместе выходят из отделения несколько дней, допросов и кучу нервов спустя. Хорошо, хоть не на сутки закрывали, а вызывали повестками. — Хуя себе предъява?! — усмехается Антон, прикуриваясь. — Ничего, что мои адвокаты тебя от реального, между прочем, срока отмазали? — шутливо предъявляет в ответ. — Ладно, не барагозь… — легко отмахивается парень. — Будет тебе ужин, даже с видом, поехали! — Блядь, тыщу лет эту дрянь не ел… Вкусная зараза, — Антон отправляет в рот последний кусок бургера и комкает упаковку. — Хотя суп и макароны мне больше понравились, — добавляет невзначай. — Пиздец, я объелся! — он сыто откидывается на сиденье, но почти сразу не выдерживает и тянется за сигаретами. — Ты доедай, я встану разомнусь, покурю заодно. Антон выходит из машины, пару раз бьет по кремню и жадно втягивает дым полной грудью. Покурить после сытного приема пищи — особое удовольствие для заядлого курильщика. Он делает пару шагов вдоль машины и облокачивается о капот, наслаждаясь видом заброшенного карьера, на который его затащил Фил. Место действительно впечатляющее: изрытые ковшами песчаные склоны, на верхушках которых сиротливо качаются высоченные тонкие ели, а внизу затянувшиеся травой колеи от большегрузов. На фоне такого вида любые твои мысли и переживания кажутся мелкими, как и ты сам. Торги с собственной совестью, бесконечные споры с моралью и пиздастраданья утекают как развеянный ветром песок. Антону наконец спокойно. И это кажется сейчас таким естественно приятным. — О чём задумался? — Фил подходит неслышно и встает совсем рядом, снова притираясь вплотную теплым плечом, скрытым толстовкой. Он тянет через трубочку остатки пепси из большого стакана — Антон слышит, как на дне чуть слышно стукается подтаявший лед, а взгляд сам собой стекает на губы парня. Замечая это, Фил усмехается. — Если планируешь себе в коллекцию после хулиганства, тяжких телесных и хранения оружия, еще статью по педофилии, то тебе стоит поторопиться — мне через пару часов восемнадцать… — Да ладно?.. — Антон испытывает что-то вроде внезапного приступа охуевшей эйфории. Ведь единственное, что его, по сути, угнетало, так это формальность несовершеннолетнего возраста. Со всем остальным он уже давно смирился. И на тебе, такой подарок! — Шоколадно… Сюда иди!.. — говорит Фил, отставляя стакан на капоте, и сам же первым притягивает Антона к себе за шею. Ковалёв успевает не глядя отбросить недокуренную сигарету и сам обнимает парня за талию. Сейчас это кажется единственным правильным сценарием. Губы Фила немного сладкие от только что выпитой колы, а его, наверняка, горькие от курева, но кому сейчас не похуй. — Ты будешь очень против, если я первым тебя трахну? — Фил почти размазывает звуки по его шее, и до Антона не сразу доходит смысл слов. Но когда рука соскальзывает под резинку спортивных штанов, мозгу становится вообще фиолетово, что он там не расслышал. — Хотел это сделать ещё тогда, в актовом зале, когда ты нас бухлом решил угостить, — он тихо усмехается на последнем слове Антону в самое ухо, рассыпая мурашки по плечам, вместе с тем начиная быстро двигать рукой. — Блядь, — Ковалёв в ответ только откидывает голову и зажмуривает глаза. Под веками будто зеркалятся укусы-поцелую, которыми Фил покрывает его шею. Запястье в штанах двигается непрерывно, и Антон натурально стонет от того, как это охуенно и правильно. И все сомнения, которые тренер успел себе накрутить, растворяются в тяжелом дыхании Фила. Он вжимает Антона в капот, крепче притискивая к себе свободной рукой. Ковалёв чувствует бедром его стояк и запоздало соображает, что тоже должен что-то сделать. Чуть онемевшими пальцами он едва справляется со слишком длинной сейчас чужой толстовкой, и, когда ныряет сразу под белье, Фил почти рычит ему в шею. От этого сознание едва не взрывается, пульсирует на грани, но Антон же не может позорно кончить раньше малолетнего парня. Это же лютый зашквар. Хотя на самом деле, яйца уже буквально звенят. А ещё Фил так низко мычит, прикусывая мочку его уха. Так сладко, что внутренности почти скручивает. Антон ускоряет темп и сам кончает на чужое выдохнутое «блядь».

***

— Я не понял, почему это ты первым будешь меня трахать? — деланно возмущаясь, говорит Ковалёв, когда они уже едут в тачке обратно в условную цивилизацию. — Ты против? — Антон в этот момент на него не смотрит, но слышит по голосу знакомые улыбчивые нотки. Он поворачивает голову и буквально залипает на этой ухмылке. Лишь крупицы здравого смысла, которые он не успел пробухать, заставляют его снова посмотреть на дорогу. Он коротко втягивает носом воздух и пытается задать голосу максимальную невозмутимость. — Я тебе там ужин должен был — не против махнуться на завтрак? — продолжает пялиться вперед, в ожидании ответа. — Ну, даже не знаю, вдруг это не хорошая идея… — лениво отзывается Фил и, прежде чем Антон успеет возмутиться очередной волне вполне оправданного, на секундочку, сарказма, уверенно скользит рукой по Ковалевскому бедру, едва не задевая пах. — Блядь, — Ковалёв рефлекторно вздрагивает, но тут же радуется, что это единственная реакция и что он не крутанул от неожиданности руль куда-нибудь в ближайший столб. И он правда готов начать возникать, как Фил чуть сжимает пальцы и отвечает коротко, без выебонов. — Я за, — Антон на секунду переводит на него взгляд, чтобы увидеть наконец-то открытую улыбку и влюбленный огонёк в чужих глазах. И от этого зрелища уголки губ мгновенно разъезжаются. Он решает, что наругаться можно будет и потом — Фил наверняка даст ему ещё ни один повод.