Быть храбрым

      — Эдди, ты уверен? — настороженно бормочет Макс, глядя в ту же сторону, куда и парень. Тот облизывает губы, дёргает ногой, но молчит. Он уже сам ни в чем не уверен.       Типичный деревянный домик, перекрашенный в жёлтую краску напоминает идеальный домик с рекламных журналов. Ровный газон без единой лишней травинки. Заборчик из идеально белых реек. Видимо, мистер Перси совсем недавно занимался ежегодным облагораживанием своего участка.       — У нас нет на это времени, Мансон! — психует Стив где-то позади. — Это опасно! И нам пора!       — Десять минут ничего не решат, — возражает Дастин, поглядывая на друга исподтишка. — Вряд ли Эдди решил увидеться с тем, кто может его сдать.       Дастин всё понимает лучше любого, но Эдди уже ни в чем не уверен. Последние дни заставили его усомниться буквально во всем. Мысленно он соглашается со Стивом, и чувствует от этого ни с чем не сравнимую досаду.       Он уже собирается уйти, как вдруг в окне на втором этаже что-то мелькает, а внутри у Эдди всё ухает вниз. Забыв обо всем, он дёргает вниз маску Майкла Майерса и несётся навстречу дороге, полностью игнорируя шиканья своих приятелей.       Когда-то Эдди делал это тысячу раз, но как же давно это было! Когда он останавливается у окна второго этажа, то без труда находит нужный выступ. Отсутствие засохшей грязи на нём почему-то придает ему уверенности, и он крепко хватается за железные прутья над ними, после чего лезет вверх. Тело двигается само, без труда вспоминая все сопутствующие движения. Каждая клеточка Эдди рвалась вверх.       Уже у окна он неожиданно спасовал: соседский пёс залаял так оглушительно, что тот чуть было не сорвался вниз. Чёртова маска сместилась в сторону, когда он резко дёрнул головой. Эдди наощупь схватился за ставни и потянул вверх — как и раньше она поднялась без особых проблем, и он кучей ввалился в комнату.       Эдди сорвал маску и, облегчённо выдыхая, понял, что в комнате был один. В тот же момент он вскочил, отряхивая руки о задницу и с интересом наблюдая за окружением.       Он мгновенно ощутил острую ностальгию в изменившимся антураже. Здесь легко угадывалась комната типичной пай-девочки, которую он знал когда-то: вот тебе знакомая детская кровать с дурацким изголовьем, вот эти бежевые обои в мелкий цветочек, шкаф, стол, по алфавиту разложенные книги. Даже скрипка, которую раньше хозяйка не выпускала из рук, была на месте.       И несмотря на это здесь появились и вещи, которые вообще он не ожидал увидеть. Ни один десяток плакатов с Motörhead, The Rolling Stones, Manowar, Bon Jovi, Дэвидом Боуи закрывал дурацкие обои, а самый огромный плакат Зигги Стардаста висел при изголовье кровати и был усеян сердечками. Это заставило Эдди ухмыльнуться. Похоже, музыкальные вкусы хозяйки за последний год претерпели существенные изменения.       На кровати были разбросаны нотные записи, и Эдди не удержался от того, чтобы не заглянуть в них.       Кто бы мог подумать. Она пытается наиграть мотив «Master of Puppets» на скрипке. Внутри что-то екнуло, и он разжал пальцы, выпуская листок.       Эдди выпрямился и вздохнул полной грудью, погружаясь в дыхание комнаты с новой волной ностальгии. Он чувствовал аромат дерева, чего-то цветочного и душистого, и запах человека, который обитал в этой комнате. Если бы Эдди пытался описать ощущение уюта, то оно непременно было синонимичным с этим запахом.       Он слишком поздно услышал приближающие шаги и успел только обернуться вместе с открытой дверью. В комнату вошла девушка с озабоченным выражением лица и тюрбаном влажного полотенца на голове. Как только она переступила порог комнаты, её взгляд сразу же зацепился за гостя.       Ей не понадобилось и секунды, чтобы издать истошный вопль.       Похолодев в один миг, Эдди подскочил к ней на чистом инстинкте и захлопнул её рот ладонью. Широко распахнутые чёрные глаза смотрели на него с ужасом.       — Альма! — с отчаянием рыкнул он, втащив её в комнату. — Не ори! Я тебе ничего не сделаю, мать твою!       Она вырвалась и тут же оттолкнула его, но больше не кричала. Полотенце с её волос сползло в их короткую борьбу, и копна влажных кудрей раскинулась по плечам. От осознания, что Альма только что из душа, Эдди накрыл едва ощутимый трепет, но глядя на суровый взгляд девушки, сразу же задавил это чувство.       — Прости меня, ладно? — заговорил он, выставив ладони в примирительном жесте. — Я не хотел тебя пугать. Если бы я знал, как это сделать иначе, но я не...       — Что ты здесь забыл?! — то, что Альма старалась говорить тише, казалось Эдди хорошим знаком, однако её настрой был таким враждебным, что это выбивало из колеи. Он полностью осознавал, что заслуживает такое отношение, но всё же не мог это игнорировать.       — Альма, я... — как только он заговорил, все доводы резко стали смехотворными. Что он мог ей сказать? Что стал свидетелем убийства Крисси какой-то потусторонней хренью, а теперь собирается в Изнанку с людьми, большую часть из которых знает от силы сутки? Или что банда безмозглых качков открыла на него сезон охоты? Даже если бы он и рассказал всё это, Альма дурой не была — ни за что бы не поверила в эту дичь.       Стив был прав — приход сюда был ошибкой.       Эдди накрыла волна удушливого отчаяния, и он не смог сдержать нервного смеха. Он сделал шаг назад, накрыв ладонями лоб.       — Эд, — голос Альмы оставался настороженным, однако стал спокойнее. — Во что ты вляпался на этот раз?       Эдди вскинул мохнатую голову, чувствуя, что нервы сдали окончательно.       — О че-ем ты, детка? — посмеиваясь, заговорил он. — Ни во что я не вляпывался. Всё в порядке.       — Все ведь думают, что это ты Крисси убил, — почти шёпотом сказала Альма.       — О, правда? — с толикой сарказма пробормотал он. — А ты настолько уверена, что я этого не делал?       Настороженность Альмы резко сменилась какой-то злостью, и она отвела взгляд.       — Я знаю это, потому что ты не тот человек, что доводит начатое до конца, — тихо сказала она.       Эдди вздрогнул от услышанного и выпрямился, но Альма отвернулась и направилась к двери.       — Я слышала, ты возглавил клуб Адского пламени после ухода Дирка, — она подняла слетевшее полотенце и встряхнула его. — Вот уж тогда удивил — ты взял на себя какую-то ответственность. И чему, интересно, ты учишь этих парней помимо ваших игр, Эд? Прятать башку в песок при первом же запахе опасности?       Эдди молчал, потому что прекрасно понимал, что слова Альмы более чем заслуженны. Но он не подозревал, что за весь этот год в ней накопилось столько злости.       — Я не поверила в то, что ты убийца, только потому, что хорошо тебя знаю, — Альма обернулась, пронзив парня взглядом своих чёрных глаз. — Гораздо больше мне верится в то, что ты в очередной раз дал деру.       Между ними нависло напряженное молчание. Эдди и Альма смотрели друг другу в глаза, и он пытался представить, осознает ли она, насколько глубоко она его сейчас уколола. То, что он пытался заглушить в себе травкой и выпивкой с момента своего изгнания, вылезло наружу с ещё большей силой. Он сомкнул веки, сведя пальцы на переносице, и вдруг почувствовал адскую усталость. Эдди шёл сюда со страхом и мыслью, что с ним может что-то случится, и его единственным стремлением было поговорить с Альмой о том, что его тяготило уже очень долгое время. Ему казалось важным заполнить эту брешь, поскольку он с полной серьезностью осознавал, что другого шанса может и не быть.       — Хорошо, я понимаю, — Эдди чувствовал себя как никогда беспомощным и меньше всего ему хотелось ссориться с ней. — Ты меня ненавидишь, и у тебя есть право считать так. Я просто должен был сказать тебе, что сожалею обо всем, ладно? Правда сожалею.       Он выдохнул и сделал шаг назад. Это было сложнее, чем он думал, но он поднял взгляд на Альму, которая всё это время неотрывно смотрела на него.       — Я не должен был бросать тебя там, — сказал Эдди. — Я просто идиот. Я знаю.       Он думал, что сейчас она его просто пошлёт, но по лицу Альмы было неясно, о чём она думает. Эдди потоптался на месте, потупив взгляд, после чего вспомнил, что ему пора уходить.       — Думаю, мне пора, — неуверенно сказал он и в самом деле направился обратно к окну.       — И это всё?       Эдди замер, почувствовав, как внутри всё переворачивается дважды за день.       — Это всё, что ты хотел сказать?       Его ладонь уже опустилась на оконную раму, и свет уходящего солнца отразился на его массивных кольцах. Это привлекло его внимание, и он задержал взгляд на кольце посередине. Внутри что-то отозвалось полузабытым эхом смеха и смазанных прикосновений. Он помнил, как эти кольца цепляли пряди волос каждый раз, когда он запускал пятерню в шевелюру Альмы. А она всё равно подарила ему кольцо, которое он до сих пор носил на безымянном пальце.       Это воспоминание придало ему храбрости.       — Знаешь… тот вечер я впервые в жизни напялил на себя идиотский фрак и зачесал волосы так, что дядя, наверное, был бы на седьмом небе от счастья, — заговорил Эдди, упираясь лбом в стекло. — Я смотрел на себя в зеркало и думал только о том, что совершаю какую-то идиотскую ошибку. Это был не я, Альма. Всё это было неправильным. И вдруг я испугался, что если пойду с тобой на Снежный бал, то в конце концов превращусь в таких же заурядных и закостенелых мудаков, которых так сильно презираю. Как никогда в жизни я был близок к этому.       Он вздохнул и помедлил.       — Мне казалось тогда, что эта жертва со временем забудется, и я не буду ни о чём жалеть, но это не так. На самом деле я жалею, потому что, глядя на тебя даже спустя год разлуки, я чувствую себя помешанным.       Эдди стиснул кулак, собираясь идти до конца, и обернулся. Альма смотрела на него, не отрываясь.       — Но даже при всём этом мои сожаления не имеют никакого значения, Ал. Мы с самого начала были слишком разными, и что-то подобное должно было произойти. Но не так... тупо. Именно поэтому я виноват перед тобой. Я должен был сказать тебе правду, а не сбегать как трус перед вечером, который ты так ждала.       Альма вздохнула, и Эдди видел, как много мыслей мечется у неё в голове, отражаясь на лице. Он не сомневался, что она и сама думала об этом хотя бы раз — иначе уже нашла бы нужные слова, чтобы возразить ему. Но Альма молчала, и Эдди молчал вместе с ней. Она наморщила свой веснушчатый нос и отвернулась к шкафу, словно нашла там что-то очень интересное. Эдди смотрел на неё в ожидании вердикта, и больше всего боялся, что сейчас она заплачет.       — Если бы ты нашел в себе силы сказать об этом сразу, я бы смогла тебя переубедить, — сказала она, водя пальцем по вырезанному узору на шкафу.       — Этого я тоже боялся.       Альма хмыкнула и повернулась к нему, скрывая руки за спиной. Её кудри смешно дернулись и закрыли половину лица, но она всё равно не смотрела в сторону Эдди. Одно его успокаивало — слез у неё не было, но глаза её всё же блестели сильнее обычного.       — Я так и подумала.       — Ты сможешь меня простить? — спросил Эдди, чувствуя нарастающее сердцебиение. Альма скрестила руки и неопределенно повела плечом.       — Я не могу сказать, что ты меня чем-то удивил, но... это было больно. Тогда. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя.       Она обожгла его гарью черных глаз, и неожиданно сказала:       — В конце концов смогу, Эд.       Альма, конечно, немного лукавила. Она не говорила бы ему всех тех слов раньше, если бы была и в половину такой спокойной, как сейчас пыталась казаться. Обычно она всегда говорила меньше, чем думала на самом деле, и Эдди казалось, что этот момент не стал исключением. Однако он понимал, что больше ничего сделать не может.       — Что ты собираешься делать? — спросила она. Голос у неё был странным.       — Мне, наверное… придется залечь на дно, — неопределенно ответил Эдди, радуясь резкой смене диалога. — На какое-то время. А там посмотрим.       Альма кивнула.       — Хорошо.       Она медленно подошла к своей кровати и, смахнув ворох нотных страниц с тумбочки, нашла ключ. Эдди с интересом смотрел на то, как она роется на полках, после чего выуживает баночку «Dr. Pepper».       Несмотря на всю паршивость ситуации, он подавил желание расхохотаться.       — Похоже, ты всё так же сходишь с ума по этой малышке, — Эдди принял жестянку от Альмы со слабой улыбкой. — Никогда не понимал, как ты можешь любить эту вишневую жижу.       — Как и много всего другого, — неопределенно ответила Альма, заставив Эдди посмотреть на неё. — Но у тебя небольшой выбор, Мансон. Ты примешь это.       — Конечно, — легко ответил он, потряхивая жестянку в руках, чтобы как-то успокоить нервы. Казалось бы, всё было хорошо, но он не мог так просто оставить произошедшее.       Она была слишком близко, и от этого было не по себе.       — Я буду в порядке, — тихо сказала она и осторожно подняла на него взгляд. — Спасибо, что честно во всем признался.       — Всегда пожалуйста.       Они смотрели друг другу в глаза, и Эдди понимал, что больше его здесь ничего не держит. Он и так провел здесь в три раза больше положенного времени, и ребята снизу, должно быть, или распереживались, или заслуженного его ненавидят. Но Альма смотрела на него так, что он и сам чувствовал бурю эмоций, которую она с трудом могла скрыть. Год спустя она ощущает себя не менее чокнутой из-за какого-то случайного фрика, перевернувшего её жизнь. Эдди было паршиво от этого, но в то же время он не мог отрицать собственного эгоистичного удовлетворения.       Альма не забывала о нём. И это было одновременно ужасно и невероятно.       Она не спрашивала разрешение, когда подалась вперед и обняла его. Эдди крепко стиснул её в ответ, погружаясь в запах её влажных волос и собственное отчаяние. Он знал, что это в последний раз, чтобы там не произошло в Изнанке, и она это тоже понимала.       Эдди нашел в себе храбрость, после чего нашел её губы и мгновенно почувствовал приятную и болезненную негу. Он ожидал, что она захочет его оттолкнуть, но Альма ни на секунду не замешкалась. Она зарылась пальцами в его волосы и приподнялась на носочки — всё это было таким знакомым, словно не было никакого года разлуки. Лучше бы он этого не делал.       В первый раз они учились целоваться по приколу — непрестанно хохотали от неловких попыток, боялись касаться друг друга руками, а ещё от Альмы пахло химозной вишней, и это очень отвлекало. Зато их публичный поцелуй после концерта его группы «Corroded Coffin» на шоу талантов стал почти историческим. Эдди тогда грохнул свою старенькую гитару о сцену и, прыгнув в самую гущу толпы, буквально засосал Альму. Та и тогда ответила ему с не меньшей горячностью.       Скандал был немалый — Эдди до сих пор вспоминал, как оглушительно визжала мать Альмы, но гораздо больше ему нравилось вспоминать, что в ту же ночь его пай-девочка впервые спустилась с окна своей комнаты, чтобы гулять с ним ночь напролет и встречать первый в своей жизни закат.       Эдди никогда этого не забудет, и от этого их последний поцелуй был горше, чем он представлял.       Их внимание отвлек странный стрекот о стекло. Не желая выпускать Альму из объятий, Эдди обернулся и увидел у окна Дастина. Тот кидался маленькими камешками в окно, и заметив Эдди, раскинул руки в жесте «какого черта?». Это мгновенно вернуло его с небес на землю.       — Я должен идти, — он ослабил объятия и коротко взглянул на Альму. Та со смущением сделала шаг назад. Она смотрела куда-то в сторону, снова обхватив локти, и не пыталась его останавливать.       Эдди открыл окно, перекинул ногу, и половина его тела оказалась на свободе. Он чувствовал себя гораздо лучше впервые за несколько дней. В голове трещал один из воинственных кличей «Manowar», под который он, наверное, мог бы и Векну на куски порвать.       — Эй, Эд.       Эдди обернулся. Альма по-прежнему на него не смотрела.       — Пообещай, что когда все это закончится, ты сыграешь со мной, — сказала она, скрестив руки.       Это заставило его ухмыльнуться.       — Что-то из Металлики? — лукаво поинтересовался он, с удовольствием отмечая, как девушка начинает краснеть.       — Что-то из Металлики.       — Поживем, увидим, — неопределенно сказал Эдди и рывком спустился вниз. Альма выглянула из окна, чтобы бросить ему забытую баночку вишневой колы, и он ловко поймал её.       Когда он перебегает через дорогу в дурацкой маске, он чувствует на себе пронзительный взгляд. И как бы тяжело Эдди не было сюда идти и говорить с ней, он знает, что всё это было не зря. Сейчас ему было гораздо легче.       — Эй, чувак! — Дастин истерит, и это порядком надоедает. — Почему так долго?!       — Прости, — легко говорит он, уже завидев в кустах своих приятелей. — Можешь открыть? Я в палец занозу загнал.       Ничего не подозревающий Дастин что-то ворчит, щелкая колпачком жестяной бутылочки, и в следующий миг его окатывает розовой пеной. Эдди посмеивается и отбирает банку, после чего с чувством глотает нелюбимый напиток, пока Дастин возмущается подлости друга. Пена сочится по липким пальцам, из кустов ему кто-то шипит, чтобы он вернул маску Майкла Майерса на лицо, но Эдди наслаждается этим мигом.       Альма наверняка всё ещё смотрит на него. Эдди надеется, что она смеется, а не плачет. Ему не хочется, чтобы она расстраивалась, вспоминая о нём.       Со всеми этими мыслями он чувствует, что ему и в битву отправиться теперь не жалко.       Эдди убежал однажды (и не раз), но теперь вернулся и всё исправил. Больше он не убежит. Это определенно был его год.