ведь главное — взаимность?

наверное, он действительно монстр из числа таких, которых ещё поискать надо. однако, выбирал ли он быть им? или те дети, что имели неосторожность нагадить в душу маленькому гаро, решили всё за него? кто знает. он здесь на правах что-то вроде мясной коровы или свиньи. — отойди, — говорит гаро, — отойди, иначе я убью тебя. — ты не сможешь и пальцем пошевелить без боли, не неси хуйни, — просто отвечает бэд, волоча через всю комнату окровавленную биту и поджимая губы в тонкую линию. да, пожалуй, на правах свиньи, что каждой ночью засыпает в страхе, а просыпается от собственного немого крика, хватаясь за глотку, отросшими ногтями раздирает кожу, полосами воспалëнными её измождает. засыпает, пристальным взглядом прежде проводив биту в соседнюю комнату, и думает, что пробуждение от плотного удара сталью в нос — меньшее из того, чему гаро может удивиться. свинье, быть может, легче от отсутствия разума: ест, пьёт, пьёт, ест, а после гулко визжит напоследок, перед тем, как заботливый хозяин отточенным годами движением расправится с горлом ножом, но гаро не свинья, увы. хотя, в какой-то степени, отрицать будет трудно. он обременён вечными муками мысли, мысли, которая убивает его изнутри, и сидящий внутри монстр, кровожадный, свирепый, требующий мести, справедливости, представляется теперь жалкой фигуркой из пластилина под жарким солнцем: наступи ботинком — проблемы нет. и бита наступает. методично, медленно из зверя вынимает, вроде как, человека, даже ребёнка. вынимает слово за словом, когда гаро соплями давится, так и не позволяя подойти к себе ближе, чем на три метра. он боится, он понимает, что ни одна из всех известных ему техник не сработает, пока тело не восстановится, а бэд — худший противник, слабый, нет, не слабый, всего лишь чуть слабее гаро, но такой, что с каждой минутой свою бешеную мощь наращивающий, дикий, наобузданный, молодой и терпкий, отдаёт горечью, точно плохое вино, после которого непременно будет плохо и мерзко. гаро понимает, но при любом случае, вроде как, по привычке, бросает едкое: «убью». у него волосы даже длинные, когда не торчат в разные стороны, почти серебряные, из области фантастики, как и сам монстр гаро. по ним бэд ведёт ладонью, пока тот спит, и окончательно решает, что всё происходящее было ошибкой, а бита — еблан, потому что ассоциация непременно узнает о том, где гаро. у кого он оказался. бита тащит его с разбитых улиц, — «чёртов ублюдок, ты будешь должен мне до конца своих ебучих дней», — смотрит на сестру взглядом очень сложным, — «зачем ты притащил его, братик? он может убить тебя», — кивает и волочит фарш, вместо тела, в комнату, хрюкнув кровью в носу что-то про аптечку и «быстрее, блять». там он долго зализывает чужие раны, пока зенко недовольно пыхтит в дверном проёме, а после ложится рядом на полу. или падает в обморок. с ходу и не скажешь, ощущения одинаковые. он ведёт по волосам пальцами, а после гаро неизменно просыпается, но бэда в комнате уже нет, даже флëр его отвратительного одеколона не доносится до монстра. вот только всë равно гаро трясёт — он видел монстра страшнее над собой, он чувствовал его запах, ощущал холод пальцев в волосах, который полз к глотке. бита не дышит, слыша за тонкой стеной жалкие сиплые хрипы. — какого хуя я всё ещё жив? ты сволочь, тебе нравится издеваться, да? нравится ощущать себя королём ситуации? я восстановлюсь и убью тебя, я задушу тебя ночью, урод! — давится воздухом гаро, опрокинув тарелку с едой. тошнота подкатывает с двойной силой, когда он видит глаза биты. — не ори, сестра должна придти из школы, — бита же свой взгляд на полумëртвом трепыхающемся теле напротив не задерживает, отвлекаясь на ошмëтки обеда на полу, лишь спокойно просит. — мне похуй на твою сестру! мне похуй на тебя! я задушу тебя! ненавижу-ненавижу-ненавижу, я убью тебя, сукин сын, — гаро почти лезет на стену и чувствует, как щёки горят, а глаза жжёт с невероятной силой. голова вмиг наливается тяжестью, и он хочет удариться ею об шероховатую поверхность, потерять сознание, вырвать себе ногти по одному — всё лишь бы сраный бэд отсюда пропал, как страшный сон. — не ори. гаро рвёт на пол желчью, а со стороны биты раздаётся долгий вздох. — братик, я дома! всё хорошо? — маячит звонкий голосок зенко у двери, а бэда передëргивает, когда она уже приоткрывает дверь, — снова плохо?.. — принеси тряпку и стакан воды. не заходи, — терпение биты, кажется, бесконечно. гаро дышит загнанно, опять в бессознательном состоянии царапает бицепс и даже не сопротивляется, ощущая, как бэд отнимает его пальцы от повреждённой кожи, — ты человек, гаро, а не зверь. ты жалок, слаб, но настолько же умён и хитëр. так почему ты всё ещё здесь? почему я всё ещё жив? смирись. чужие слёзы, пожалуй, его смущают. зенко плачет, к примеру, о том, что подружки ушли раньше неё, о двойке по истории, привычные девчачьи слёзы. бита плакал, когда хоронили родителей. а гаро плачет сейчас. от бессилия, жалости к себе, ненависти плачет, хотя, это даже таким громким словом назвать нельзя — воет, скорее, проронив пару слезинок от огромного напряжения, воет, потому что бэд в очередной раз его спасает зачем-то. урод. пидорас. ненавижу. — отойди, — хрипит, точно монстр внутри скребëт по стенам души, гаро, — отойди, я ненавижу тебя. — это взаимно. ведь главное — взаимность? этой ночью вместо биты приходит зенко. она по щекам гладит зверя и тот подскакивает, напугав девочку. — дурак! — шипит зенко и отвешивает пару крепких тумаков в плечо гаро, вызывая непонимающий рокот, — зачем так пугать?! — она, видно, силой заставляет себя не голосить, ведь брат спит, а сон его — святое. — зачем ты здесь? — монстр напуган. сейчас девочка вложит в широкую ладонь нож и скажет: «помоги себе сам». — не обижай брата. он из-за тебя много страдает. ведь ты не плохой. иначе не был бы тут, — она серьёзна не по годам, смотрит пронзительно, точь-в-точь, как бэд, и так же скрещивает руки на груди. а гаро снова хочется наблевать на пол. укор совести преследует его весь следующий день. он не отказывается от завтрака. перед обедом смотрит в стену, пока бита обрабатывает его раны, во время ужина просто отодвигает тарелку вместо того, чтобы отправить её в бэда. а, когда на днях ощущает силы встать, убегает через открытое окно. бита переживает. гаро уверен, что в последнюю ночь чувствовал тепло чужих губ отметиной во лбу.